пишу это письмо.
Девочку  звали  Андзу, а мальчика зовут Эидзи, и его имя пишется не так, как
это  обычно принято (два иероглифа: "умный" и "два", или "править"), а очень
редкими иероглифами, означающими "волшебный" и "мир". Как в вашем случае.
     Я  буду  краток,  так  как  "свидетельства" иероглифов недостаточно для
полной  уверенности.  Я  думаю,  что  личная  встреча  поможет прояснить эту
неопределенность:  если  мы  связаны  кровными узами, уверен, что между нами
будет  и  физическое  сходство.  Я  буду  в чайном зале "Амадеус" на девятом
этаже  отеля  "Ригха  Ройял"  (напротив вокзала Харадзюку) в понедельник, 25
сентября,  за столиком, который будет заказан на мое имя. Прошу вас прийти к
десяти  утра с любым достоверным доказательством своего происхождения, какое
у вас есть.
     Я  надеюсь,  вы  понимаете  всю  щекотливость этого дела и простите мне
нежелание  предоставить  вам  какие-либо  личные  сведения  в этот раз. Если
окажется,  что вы - другой Эидзи Миякэ, чье имя пишется теми же иероглифами,
пожалуйста,  примите мои самые искренние извинения за то, что пробудил в вас
беспочвенные  надежды.  Если  же вы тот самый Эидзи Миякэ, на что я искренне
надеюсь, нам нужно будет многое обсудить.
     С почтением,
                                                             Такара Цукияма.

 Впервые  с  момента  своего  приезда  в  Токио  я  чувствую  себя абсолютно
счастливым  человеком.  Мне  написал  письмо  мой  дед.  Подумать  только, я
встречусь  и  со  своим отцом, и с дедом. "Нам нужно будет многое обсудить!"
Вот,  я  падал  духом оттого, что это невозможно, а на самом деле установить
связь  с  отцом  оказалось  проще  простого, как я и мечтал. До понедельника
всего  два  дня!  Судя  по письму, мой дед - человек с хорошим образованием,
наверняка в семье он имеет больший вес, чем моя страдающая паранойей мачеха.
Завариваю  зеленый  чай  и  иду  в сад, чтобы выкурить сигарету - на сей раз
Бунтаро привез "Кент", а мои "Мальборо" закончились. Цукияма - классное имя!
-  пишется  иероглифами  "луна"  и  "гора".  Сад  кипит красотой, гармонией,
жизнью.  Я  хочу,  чтобы  понедельник  наступил  через  пятнадцать  минут. А
который  теперь  час?  Возвращаюсь  в  дом и смотрю на часы, которые госпожа
Сасаки принесла мне на этой неделе. До приезда Бунтаро по-прежнему три часа.
Отсутствующая хозяйка ловит мой взгляд из своей ракушечной рамки.
     -  Вот  наконец  и  тебе  улыбнулась  удача.  Позвони  Аи. Это ведь она
придумала  послать  объявление, помнишь? Давай. Поначалу застенчивость может
быть притягательна, но, сидя в этой скорлупе, добра не наживешь себе.
     - Рифма была задумана или это вышло случайно?
     -  Не переводи разговор на другую тему! Выйди на улицу, найди телефон и
позвони.

 Улица  с  супермаркетом  ничуть  не изменилась с тех пор, как я был здесь в
последний  раз,  но  я  изменился.  Посмотрите на все эти машины - проезжают
себе  мимо и никогда не сталкиваются. Порядок трудно разглядеть, но он есть,
скрывается  под видимым хаосом. Итак, я провел двенадцать часов в аду - ну и
что?  Некоторые  живут  в  аду  по двенадцать лет, а потом всю жизнь про это
рассказывают.  Жизнь  продолжается.  К  счастью  для  нас. Нахожу телефонную
будку  под  пожарной  лестницей в магазинчике "Юникло". Как только мобильные
телефоны  захватят  весь  мир,  эти  штуки  станут  такой  же редкостью, как
газовые  фонари.  Снимаю  трубку  и замираю. Трус! Сначала надо подстричься,
решаю  я,  -  ты  бесхребетный червяк, Миякэ, - и поднимаюсь по ступенькам в
заведение  с  вывеской "Гендзи. Парикмахерские услуги". Перед ней стоит шест
с  красными,  белыми  и  синими  полосками  -  в  свое время Андзу отчаялась
втолковать  мне, откуда полоски начинаются и где кончаются. Для нее это было
яснее    ясного.    "Гендзи"  -  убогое  место  с  навевающим  зимнюю  стужу
кондиционером  -  я  здесь  единственный  клиент,  -  и  в последний раз его
красили,  когда  Япония  капитулировала.  Немой телевизор показывает скачки.
Воздух  так  насыщен  парами  лака  для волос и других фиксаторов, что, если
зажечь  спичку,  все здание взлетит на воздух. Сам Гендзи, пожилой человек с
торчащими  из  носа  волосками,  держит в трясущихся руках щетку и подметает
пол.
     - Заходи, сынок, заходи.
     Он  указывает  на  пустое  кресло.  Я  сажусь, и он драпирует мне плечи
скатертью.  В  зеркале  моя  голова  выглядит отделенной от остального тела.
Вспоминаю кегельбан в "Валгалле" и вздрагиваю.
     -  Почему  такой  постный  вид,  сынок?  -  спрашивает  Гендзи и роняет
ножницы  на  пол.  - Что бы у тебя ни случилось, твоя жизнь никогда не будет
такой  неудачной,  как  у  моего  последнего клиента. Предприниматель, дела,
судя  по  костюму,  идут  неплохо,  но такого несчастного парня я в жизни не
встречал!  - Гендзи роняет расческу. - Я ему говорю: "Простите, если я не ко
времени,  господин,  но,  кажется,  вас что-то беспокоит?" Клиент вздыхает и
наконец изрекает: "На прошлой неделе умерла Чинтзиву". "А кто это, Чинтзиву.
-  ваш  пудель?"  -  Гендзи  щелкает ножницами. - "Нет, - отвечает клиент. -
Моя  жена". - Гендзи прерывает свой рассказ и открывает бутылку сакэ. Залпом
выпивает  полбутылки  и  пристраивает  ее  на  полочку  под зеркалом. - "Как
печально,  господин, - говорю я. - Надеюсь, вы найдете утешение в работе". "
Меня  вчера уволили", - говорит клиент. "Какой ужас, господин, - говорю я. -
Вас  уволили,  э-э, из-за уныния, в которое вас ввергла тяжелая утрата?" - "
Не совсем, - вздыхает он. - Меня уволили из-за моей шпионской деятельности".
-  Гендзи  останавливается,  чтобы  допить  сакэ.  Не глядя, он берет флакон
фиксатора  для волос и выпивает его почти весь, не заметив ошибки. - Вот это
уж  точно  застало  меня  врасплох, доложу я вам! "Шпионаж? Я еще никогда не
стриг шпионов. На кого вы работаете? Китай? Россия? Северная Корея?" - "Нет,
-    признается   он  с  некоторой  гордостью.  -  На  самое  могущественное
государство  на  карте  мира.  Королевство Тонга". - Гендзи включает машинку
для  стрижки,  но  ничего не Происходит; он крутит шнур и с силой бьет ею по
стону.  Машинка оживает. - Я говорю: "Королевство Тонга? Я и не думал, что у
них  есть,  ну,  знаете,  секретные  службы".  -  "Никто об этом и не знает.
Здорово,  правда?"  - "Ну, господин, я полагаю, вы у них вроде национального
героя.  Почему  вы  не  переселитесь  туда?  Они примут вас с распростертыми
объятиями".  -  Гендзи  бреет  у  меня за ушами. - Клиент хмурится. "Три дня
назад  там  случился дворцовый переворот. Власть захватили милитаристы, меня
объявили   двойным  агентом,  и  вчера  я  был  приговорен  к  смерти  через
повешение".  -  "Что  ж,  господин,  по  крайней  мере,  вы все еще в добром
здравии".  - Гендзи вешает бритву на крючок и снова берет ножницы. - И вот в
эту  самую  минуту  мой  клиент заходится надрывным кашлем, и мне приходится
стирать  с  зеркала кровь. "Гм. Может быть, вам стоит вернуться туда, где вы
работали до того, как стали шпионом, знаете". Тут он в первый раз улыбается.
"Я  был  пилотом",  - говорит он. "Вот и хорошо, почему бы вам не устроиться
в  авиакомпанию",  -  предлагаю  я.  Он  чихает,  и,  клянусь, сынок, у него
вываливается  правый  глаз! И катится через всю комнату, правду говорю! "Вот
наказание!  -  говорит он. - Это был самый лучший из всех, что у меня есть!"
Я  в  полном  отчаянии,  можешь  себе  представить.  "Как насчет того, чтобы
написать  свою  автобиографию,  сэр?  Ваша  жизнь заслуживает "Оскара", и не
одного".  -  Гендзи  щелкает ножницами раз, другой третий. - "Фильм, который
про  меня  сняли,  завоевал три "Оскара". "Как чудесно, сэр! Я знал, что вас
ждет  свет  в конце тоннеля!" - "Он завоевал три "Оскара" через полтора года
после  того,  как  мой агент сбежал, прихватив с собой мой сценарий. Из него
вышел  хит  на  миллионы долларов, а я не получил ни иены. И что хуже всего,
кого,  как  вы  думаете,  они  наняли  меня играть? С Джонни Деппом я бы еще
смирился, но Брюс Уиллис?" Тебе покороче, сынок?


x x x


 А  тем  временем в замшелом лесу госпожа Хохлатка с Питекантропом оказались
в  ловушке  между  скалой,  полоской  твердого  грунта  и  стеной из листвы.
Питекантроп  поскреб  в  затылке  и  замычал.  Следы  Козла-Сочинителя давно
перепутались  со  следами  священных  коров  и  белых слонов, но Питекантроп
ничего  не  сказал  из  страха  лишить  госпожу  Хохлатку  надежды.  Госпожа
Хохлатка уселась на заросший грибами пень.
     -  Сейчас Господину как раз пора бы съесть второй завтрак... Предупреди
он    меня,   что  собирается  пойти  побродить,  я  бы  заранее  что-нибудь
приготовила...
     Какой-то  человек  с  треском  вывалился  из  непроходимых  зарослей  и
растянулся  перед  ними.  От  неожиданности  госпожа  Хохлатка  пронзительно
вскрикнула  и  отлетела  на несколько шагов вверх по тропинке, а Питекантроп
прыжком  оказался  между  ней  и лежащим на земле незнакомцем. С виду тот не
представлял  угрозы;  он поднялся на ноги, смахнул гнилые листья с твидового
пиджака  с  кожаными  накладками  на  локтях  и  поправил на носу обмотанные
пластырем  роговые  очки.  Он ничуть не удивился тому, что повстречал в этом
девственном  лесу  курицу  с  высокоразвитым  интеллектом  и давно вымершего
предка Homo sapiens.
     - Вы их видели?
     Его бесцеремонное обращение слегка покоробило госпожу Хохлатку.
     - Видели кого?
     - Словесных церберов.
     -  Это  не  те  жестокие истекающие слюной говорящие собаки, которых мы
видели на полях?
     -  Должно  быть, они. - Он в страхе прижал палец к губам и посмотрел на
Питекантропа. - Вы что-нибудь слышите?
     Потолок  тишины  спустился так низко, что о его балки можно было биться
головой.  Питекантроп  промычал:  "Нет".  Писатель  вытащил  из своего венка
длинный шип.
     - Много лет назад я написал удачный роман. Я никогда не думал, что кто-
нибудь захочет его напечатать, понимаете, но захотели; его украли у меня, и,
чем  больше  я  желал,  чтобы  каждый  его  экземпляр  взорвался,  как гриб-
дождевик, тем лучше эта гнусность продавалась. С ее ошибками, ее позерством,
ее  самонадеянностью! О, я бы продал душу, чтобы кинуть в костер весь тираж.
Но,  увы,  Мефистофель  так и не вернул мне мою рукопись, и слова, которые я
выпустил на свободу, преследуют меня с тех самых пор.
     Госпожа Хохлатка со своего пня выразила мнение публики:
     -  Почему  бы  вам  не уйти на покой? Писатель отдыхал, прислонившись к
скале.
     -  Если  бы  все  было так просто. Я прятался в школах мысли, в сложных
метафорах,  в  аэропортах  неизвестных  стран,  но, рано или поздно, я слышу
далекие  крики и знаю, что мои слова идут по моему следу... - Страдальческое
выражение  его  лица  сменилось  подозрительным.  - Но вас-то что завело так
далеко в этот замшелый лес?
     -  Где-то  здесь  бродит  наш  друг  -  вы его не видали? Рога, борода,
копыта?
     - Если это не сам Дьявол, то он наверняка писатель или сумасшедший.
     - Писатель. Как вы догадались?
     - Чтобы забрести так далеко в этот лес, нужно быть кем-то из трех.
     -  Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш!  - Глаза писателя расширились от ужаса. - Лай! Вы
слышите лай?
     Питекантроп негромко замычал и покачал головой.
     -  Лжецы!  -  зашипел  писатель. - Лжецы! Вы заодно с этими собаками! Я
знаю, какую игру вы ведете! Они за деревьями! Они бегут сюда!
     Он  сорвался  с места и понесся, с шумом ломая молодую поросль. Госпожа
Хохлатка и Питекантроп посмотрели друг на друга. Питекантроп замычал.
     -  Придурок, - согласилась с ним госпожа Хохлатка, - как пробковый шлем
с помпонами!
     Питекантроп  осмотрел  дыру в густой листве и снова замычал. За листвой
скрывался беззвучный поток.
     - Поторопись, болван!
     Госпожа  Хохлатка  перепархивала  с камня на камень, а Питекантроп брел
против  окрашенного  в  чайный  цвет  течения  по звенящим тарелкам. Поэтому
госпожа  Хохлатка  первой  добралась  до  священного  озера.  В следующую же
секунду  она  заметила почтенные очки Козла-Сочинителя, лежащие на мраморной
скале.  Еще  секундой  позже она увидела тело самого дорогого и любимого для
нее существа, плавающее в воде.
     - Мой господин! Мой господин! Что же делать!
     Она  полетела  вперед  через  озеро,  не  замечая ни стремящегося вверх
водопада,  ни  воцарившейся вдруг глухой тишины. С пятым взмахом крыльев она
достигла  головы  Козла-Сочинителя. Шестое чувство Питекантропа подсказывало
ему,  что  священное  озеро  - это смерть, и он предостерегающе зарычал - но
звука  не последовало, и ему только и оставалось, что с отчаянием наблюдать,
как  его  возлюбленная  скользнула  вниз,  коснулась  воды концами крыльев и
безжизненно    шлепнулась    рядом  с  Козлом-Сочинителем.  В  семь  прыжков
Питекантроп  достиг  мраморной  скалы  и,  охваченный горем, испустил восемь
душераздирающих   немых  стонов.  Он  колотил  скалу,  пока  на  кулаках  не
выступила  кровь.  Внезапно наш дальний предок успокоился. Он выбрал кусочки
липкой  смолы  у  себя  из волос и стал карабкаться по скале, пока не достиг
кромки  уступа.  Он  сосчитал до девяти, это было все, чему Козел-Сочинитель
смог  его  научить,  и  бросился  вниз,  туда,  где плавали тела его друзей.
Красивый  нырок,  твердая  "десятка".  Никакая мысль не тревожила его, когда
Питекантроп  погрузился в священное озеро. Он не знал слова "безмятежность",
но именно безмятежностью было то, что он чувствовал.


x x x


 - Добрый день. Кафе "Юпитер". Нагамини у телефона.
     Ослица. По-моему.
     - Э-э, алло. Могу я поговорить с госпожой Имадзо?
     - Извините, но, видите ли, она сегодня не работает.
     - Понятно. А не могли бы вы сказать, когда ее следующая смена?
     - Извините, не могла бы.
     - Понятно. Из-за правил безопасности? Ослица громко хохочет.
     -  Нет,  не  поэтому.  Видите  ли,  последняя  смена мисс Имадзо была в
воскресенье.
     - Понятно...
     -  Она  студентка,  учится  музыке;  в  колледже  начинается семестр, и
поэтому  она  больше не будет здесь подрабатывать, понимаете, чтобы вплотную
заняться учебой.
     - Понятно. Я надеялся поговорить с ней. Я просто друг...
     - Да, я вас понимаю, если вы ее друг...
       -  Может  быть,  у  вас  есть  ее  домашний  номер?  На  какой-нибудь
регистрационной карточке или в списке?
     -  Мы не держим здесь ни карточек, ни списков. К тому же госпожа Имадзо
работала  у  нас  всего  один  месяц.  -  Ослица  что-то  мурлычет про себя,
размышляя.  -  Мы  не держим здесь личные дела и все такое, понимаете, из-за
нехватки  места.  Даже  наша  раздевалка  - она меньше, чем ящики, в которые
фокусники  втыкают  свои  мечи. Это несправедливо. В нашем филиале в Йойоги,
понимаете, раздевалка достаточно большая, чтобы...
     - Спасибо, госпожа Нагамини, но...
     -  Стойте! Стойте! Госпожа Имадзо оставила мне свой номер, но только на
тот случай, если позвонит некто по имени Эидзи Миякэ.
     Убейте меня.
     - Это я. Меня зовут Эидзи Миякэ.
     - Правда? - Ослица заливается громким смехом.
     - Правда.
     - Вот это да! Ну, не смешное ли совпадение?
     - Вы полагаете?
     -  Госпожа  Имадзо  просила меня дать номер, только если позвонит Эидзи
Миякэ.  И  вот  звоните  вы,  и  вас зовут Эидзи Миякэ! Я всегда так говорю,
понимаете.  "Правда удивительней действительности". Я видела, как вы ударили
головой того негодяя. Должно быть, больно было!
     - Госпожа Нагамини, пожалуйста, дайте мне номер госпожи Имадзо.
     - Хорошо, подождите минутку, интересно, куда же я его задевала?
     Номер  Аи Имадзо из десяти цифр. Я добираюсь до девятой и чувствую, что
рука  костенеет  от  страха.  А  вдруг  мой  звонок  смутит  ее? А вдруг она
подумает,  что  я - просто козел, который не хочет оставить ее в покое? Что,
если  трубку  снимет ее друг? Ее отец? Что, если она сама снимет трубку? Что
я  скажу?  Оглядываюсь.  Покупатели,  свитера,  пустое пространство. Нажимаю
последнюю  цифру. В квартире где-то далеко отсюда раздается звонок телефона.
Кто-то  встает,  может  быть, останавливая видео, может - откладывая палочки
для еды, проклиная эту помеху...
     - Алло!
     Она.
     -  Э-э... - Я пытаюсь заговорить, но мое горло сжимает спазм, и из него
вылетают только какие-то невнятные звуки.
     - Алло!
     Нужно было лучше подготовиться.
     - Алло! Я могу узнать, кто звонит?
     Ко мне возвращается дар речи.
     - Алло, это Аи Имадзо?
     Глупый вопрос. Я знаю, что это Аи Имадзо.
     - Я, э-э, мой, э...
     Судя по всему, она рада.
     - Мой рыцарь в сверкающих доспехах.
     - Как вы поняли?
     - Я узнала ваш голос. Откуда у вас мой номер?
     -  Мне  его  дала госпожа Нагамини из кафе "Юпитер". Случайно. Если вам
сейчас неудобно говорить, то я могу, э-э...
     -  Вот  и  нет,  сейчас  как  раз  удобно.  Я пыталась найти вас в бюро
находок  на  вокзале  Уэно,  вы говорили, что там работаете, но мне сказали,
что вы неожиданно уехали.
     - Да, э-э, госпожа Сасаки мне говорила.
     - Это из-за вашего родственника?
     - Отчасти. То есть нет. В каком-то смысле, да.
     -  Ну,  по крайней мере, теперь все прояснилось. Куда вы исчезли тогда,
в "Ксанаду"?
     -  Я подумал, что к вам захотят подойти многие, э-э, из организаторов и
музыкантов.
     -  Точно!  И  мне  так  хотелось,  чтобы  вы  угостили  некоторых своим
фирменным ударом. Кстати, как ваша голова? Не случилось мозговой травмы?
     - Нет, мозг в порядке, спасибо. В каком-то смысле.
     Аи Имадзо это кажется смешным.
     Мы начинаем говорить одновременно.
     - После вас, - говорю я.
     - Нет, после вас, - говорит она.
     -  Я,  э-э, - электрический стул, должно быть, приятней, чем это, - тут
размышлял,  если, то есть это совершенно ничего, если нет, знаете, - никогда
не бросайся в бой без четкого плана отступления, - но можно ли, э-э, мне, э-
э, позвонить вам?
     Пауза.
     -  Итак,  Миякэ,  вы звоните мне, чтобы спросить меня, можете ли вы мне
позвонить, верно?
     Мне и в самом деле нужно было лучше подготовиться.


x x x


 C  тех  пор  как  Козел-Сочинитель  оставил свое страдающее артритом тело в
священном    озере,    ходьба   доставляла  ему  одно  удовольствие.  Бамбук
расступался  перед ним, козодои выводили велеречивые грели. Он поднял голову
и  увидел  на холме дом. Странно было наткнуться на подобное здание на плато
Лапсанг  Сючанг. Со своим затянутым ряской прудом со стрекозами оно бы лучше
смотрелось  в  каком-нибудь  сонном пригороде. На островке светился каменный
фонарь.  Пестрый  кролик  исчез  в ромбовидных ростках ревеня. Под фронтоном
виднелось  открытое  треугольное  окно.  Воздух  полнился  шепотами.  Козел-
Сочинитель  пошел  по  тропинке  к  парадной  двери.  Ее  ручка со сломанным
язычком  закрутилась вхолостую, дверь распахнулась, и Козел-Сочинитель полез
по натертым до блеска ступенькам на чердак.
     - Добрый день, - поздоровалось старинное бюро.
     - Приветствую, - сказала ручка Сей Сенагон.
     -  Но  я  ведь  оставил  вас в почтенном дилижансе! - воскликнул Козел-
Сочинитель.
     - Мы идем туда, куда идешь ты, - объяснило старинное бюро.
     - А когда вы научились говорить?
     -  Когда  ты  научился  открывать  свои  уши,  - ответила ручка госпожи
Сенагон, отточившая кончик
     своего пера на точильном камне остроумия своей первой хозяйки.
     -  Мы  можем  начинать? - спросило старинное бюро. - Госпожа Хохлатка с
Питекантропом с минуты на минуту тоже будут здесь.
         Козел-Сочинитель    взял  чистый  лист  бумаги.  На  возвышенности,
низменности,  тропические  леса, трущобы, поместья, острова, равнины, на все
девять  углов  компаса  с  подернутого  туманом  неба капля за каплей падало
умиротворение. Страница - действительность. Слово - жизнь.

============================================================================

                                    Шес