"Ксанаду" - открытие сегодня! Земной рай
для  семейного  отдыха! Девятиэкранный киномультиплекс! Олимпийский бассейн!
Танцевальный  зал  с криптоновым освещением! Караоке-центр! Кухня всех стран
мира!    Калифорнийский   пляж!  Аквапарк  "Нептун"!  Патинко[93]  "Плутон"!
Автостоянка  на  10  000  -  да,  на  10 000! - автомобилей". Полицейский на
мотоцикле машет нам рукой, указывая на отдельную подъездную дорогу.
     - На "кадиллаке" всюду проедешь. - Ящерица выбивает из пачки еще одну "
Хоуп".
     -  Один  из  наших,  - говорит Франкенштейн, пока стекло ползет вниз. -
Возвращаются  старые  добрые  времена.  Когда-то каждый хренов полицейский в
этом хреновом городе относился к нам с уважением.
     "Кадиллак"  поворачивает  и  едет  вверх  по  склону  прямо  на солнце,
которое   сквозь  тонированное  ветровое  стекло  кажется  тусклой  звездой.
Перевалив  через  насыпь,  мы  въезжаем  на стройплощадку, отгороженную от "
Ксанаду"   огромным  экраном  из  листового  железа.  Кучи  гравия,  штабеля
бетонных блоков, бетономешалки, непосаженые деревья с корнями в мешках.
     - А где работнички? - спрашивает Ящерица.
     - Выходной по случаю торжественного открытия, - отвечает Франкенштейн.
         Из-за   штабелей  строительных  блоков  выплывает  "Валгалла".  Это
ослепительная  пирамида  из  треугольников  черного  стекла  на основании из
каменной  кладки.  "Кадиллак"  спускается по пандусу в тень и замирает перед
шлагбаумом.  Сторож  опускает  окно своей будки. На вид ему лет девяносто, и
он  либо  пьян,  либо  страдает  болезнью  Паркинсона.  Франкенштейн сердито
выглядывает из окна машины. Сторож продолжает кланяться и отдавать честь.
     - Открывай, - рычит Франкенштейн. - Сезам, черт возьми.
     Перекладина поднимается, и кланяющийся сторож исчезает из виду.
     -  Где  его  откопали?  -  спрашивает  Ящерица.  - На кладбище домашних
животных?
     "Кадиллак" стремительно въезжает в темноту, разворачивается и замирает.
Меня  охватывает  возбуждение.  Неужели  я действительно под одной крышей со
своим отцом?
     - Выходи, - говорит Ящерица.
     Мы  в  подземном  гараже,  вокруг  пахнет  маслом,  бензином и пылью от
строительных  блоков.  Рядом с нашим припаркованы еще два "кадиллака". Здесь
так  темно, что не видно даже стен, не говоря еще о чем-нибудь. Франкенштейн
толкает меня в поясницу:
     - Шагай, молокосос.
     Я  иду за ним - кружок тусклого света то появляется, то снова исчезает.
Это  круглое окошко в двустворчатой двери, за которой - полутемный служебный
коридор, где пахнет свежей краской и гулким эхом отдаются наши шаги.
     -  Еще  толком  не  построили,  а  освещение уже ни к черту, - замечает
Ящерица.
     От  этого  коридора  ответвляются  другие. Мне приходит в голову, что я
должен  бы испугаться. Никто не знает, где я нахожусь. Нет, не так: мой отец
знает.  Я  пытаюсь  удержать  в  памяти  хоть  какие-то  ориентиры:  у этого
пожарного  шланга  -  направо,  дальше  -  прямо, мимо доски для объявлений.
Франкенштейн останавливается у мужского туалета. Ящерица отпирает дверь:
     - Входи.
     - Мне не нужно в туалет.
     - А тебя, черт возьми, никто не спрашивает.
     - Когда я увижусь с отцом? Ящерица ухмыляется:
     -  Я  сообщу  ему  о  твоем  нетерпении. Франкенштейн ногой распахивает
дверь,  Ящерица  хватает  меня  за  нос  и зашвыривает внутрь - не успеваю я
вновь обрести равновесие, как дверь уже заперта.
     Я в туалете. Плитки на полу, на стенах, потолок, светильники, раковины,
писсуары,  двери  кабинок  - все сверкает ослепительной снежной белизной. Ни
окон,  ни  дверей.  Та  дверь,  через которую я вошел, сделана из металла, и
выбить ее совершенно невозможно. Я стучу по ней пару раз:
     -  Эй! Долго вы собираетесь меня здесь держать? Слышится шум спускаемой
воды.
     - Кто здесь?
     Щелкает замок, и дверь одной кабинки распахивается.
     -  Кажется, я узнаю этот голос, - говорит Юзу Дэймон, застегивая ремень
на  брюках.  -  Какое  совпадение.  Ты  застал  меня  врасплох. Так как тебя
угораздило попасть в этот дурной сон?

 Юзу Дэймон моет руки, глядя на меня в зеркало.
     -  Ты ответишь на мой вопрос или будешь играть в молчанку, пока за мной
не придет наш тюремщик?
     - Мне бы твою наглость.
     Он  машет  руками  под сушилкой, но ничего не происходит, и он вытирает
их  о  свою футболку. На ней изображена школьница из мультфильма, опускающая
дымящийся  пистолет;  рядом - слова: "Так вот что такое - убивать... Мне это
нравится".
     - Понятно. Ты все дуешься из-за отеля любви.
     - Ты станешь выдающимся адвокатом.
     -  Спасибо  за некомплимент. - Он отворачивается от зеркала. - Мы будем
продолжать скорбеть или ты все же расскажешь, как ты сюда попал?
     - Меня привез отец.
     - А твой отец кто?
     - Еще не знаю.
     - Это довольно неосмотрительно с твоей стороны.
     - А ты здесь зачем?
     - Чтобы из меня вытрясли все дерьмо. Возможно, тебе удастся посмотреть.
     - Зачем? Ты тоже удрал из отеля любви?
     - Как смешно, Миякэ. Это долгая история.
     Я бросаю взгляд на дверь.
     - Ладно, - Дэймон залезает на раковину. - Выбирай себе стул по вкусу.
     Стульев нет.
     - Я постою.
     Бачок унитаза наполнился - воцаряется тишина.
     -  Это старинное предание о войне за наследство. Жил да был преклонного
возраста  деспот  по  имени Коносуке Цуру. Его империя уходила корнями в дни
оккупации,  с  рынками  под  открытым небом и выпотрошенными сигаретами. Ты,
случайно, не...?
     Я отрицательно мотаю головой.
     -  Полвека  спустя Коносуке Цуру настолько продвинулся вперед, что стал
завтракать  с  членами  кабинета  министров.  Его  интересы  простирались от
преступного  мира  Токио  до  правительственных  кругов,  от  наркотиков  до
строительства  -  удобный  портфель  в  стране, у правительства которой есть
всего  лишь  одно  средство  борьбы с экономическим кризисом: лить цемент на
горные  склоны  и  соединять  висячими  мостами  необитаемые  острова.  Но я
отклонился  от темы. Правой рукой Коносуке был человек по имени Юн Нагасаки.
Его  левой  рукой  был  Риютаро  Морино.  Император Цуру, адмирал Нагасаки и
генерал Морино. Следишь за моей мыслью?
     Я отвечаю этому заносчивому фигляру кивком головы.
     -  На  свой  девяностый с чем-то день рождения Цуру получает сильнейший
сердечный  приступ  и поездку в карете "скорой помощи" в больницу Сиба-коен.
Это  случилось  в  феврале  сего  года.  Щекотливое  время - Цуру стравливал
Морино  с  Нагасаки,  проверяя  своих  подчиненных.  По традиции Цуру должен
выбрать  преемника,  но  он  стреляный  волк  и обещает выкарабкаться. Через
неделю  Нагасаки решил заявить о себе и устроил свой Перл Харбор[94] - но не
против  сил  Морино,  которые  держатся начеку, а против людей Цуру, которые
считали  себя неприкосновенными. Более ста ключевых фигур Цуру ликвидированы
за  одну  ночь,  на  каждого  ушло не более десяти минут. Ни переговоров, ни
пощады,  ни милосердия. - Дэймон поднимает указательные пальцы, притворяясь,
что  стреляет  в  меня.  -  Самого  Цуру  удалось вывезти из больницы - одни
говорят,  что  его забили до смерти его же собственными клюшками для гольфа,
другие  - что он перебрался аж в Сингапур, где его накрыл повторный приступ.
Его время вышло. К рассвету трон перешел к Нагасаки. Вопросы из зала?
     - Откуда ты все это знаешь?
     -  Нет  ничего  проще. Мой отец - полицейский на содержании у Нагасаки.
Дальше.
     Слишком прямой ответ для такого скользкого типа.
     - Что ты здесь делаешь?
     -  Дай  закончить.  Если  бы  это был фильм про Якудзу, уцелевшие члены
группировки  Цуру должны были бы объединиться с Морино и начать войну чести.
Нагасаки  нарушил закон и должен был быть наказан, верно? В действительности
все  не так интересно. Морино колеблется, теряя драгоценное время. Уцелевшие
люди  Цуру выясняют, с какой стороны дует ветер, и сдаются Нагасаки, поверив
обещанию  их  помиловать.  Их  быстренько  убивают,  но  это  неважно. К маю
Нагасаки  не  только  прибрал  к  рукам  операции Цуру в Токио, но и получил
контроль  над  Корейскими  группировками  и  Триадой[95]. К июню он помогает
выбирать  крестного  отца  для  внука  токийского  губернатора. Когда Морино
отправляет  к  Нагасаки  посланца  с предложением поделить империю, Нагасаки
отправляет  посланца  обратно,  за  вычетом  рук  и  ног.  К  июлю  Нагасаки
заграбастал  все,  а  Морино  опустился  до выколачивания страховых денег из
владельцев  борделей. Нагасаки доставляет больше удовольствия наблюдать, как
влияние Морино сходит на нет, чем пачкать себе ноги, наступая на него.
     - Почему ни о чем таком не писали в газетах?
     -  Вы,  честные японские граждане, живете на съемочной площадке, Миякэ.
Вы  бесплатные  статисты.  Наши  политиканы - актеры. Но истинных режиссеров
фильма,  таких, как Нагасаки и Цуру, вам не видно. Постановкой руководят из-
за кулис, а не с авансцены.
     - Так ты мне скажешь, почему очутился здесь?
     - Нас с Морино угораздило влюбиться в одну ту же девушку.
     - Мириам.
     Маска  соскальзывает  с  Дэймона,  и я впервые вижу его настоящее лицо.
Дверь со стуком открывается, и входит Ящерица.
     - Леди удобно устроились?
     Он  щелчком  открывает  свой  нож,  подбрасывает  его в воздух, ловит и
указывает им на Дэймона:
     - Ты первый.
     Дэймон  сползает  со  стойки  с  раковинами, продолжая смотреть на меня
недоуменным взглядом. Ящерица причмокивает губами:
     - Пришло время попрощаться с твоим оч-чаровательным личиком, Дэймон.
     Дэймон улыбается в ответ:
     -  Ты  прикупил  это  тряпье  на  благотворительной распродаже или тебе
действительно кажется, что ты круто выглядишь?
     Ящерица возвращает ему улыбку:
     - Умно сказано.
     Когда  Дэймон  проходит  мимо,  Ящерица  с  силой  бьет  его по кадыку,
хватает за затылок и швыряет лицом в металлическую дверь.
     -  У  меня  просто  встает  от случайного насилия, - говорит Ящерица. -
Скажи еще что-нибудь умное.
     С  разбитым  в  кровь носом Дэймон поднимается и, спотыкаясь, выходит в
коридор. Дверь снова закрывается.
     Или  я  схожу  с  ума,  или стены туалета искажаются, выгибаясь внутрь.
Время  тоже  искажается. Часы встали, я не имею ни малейшего представления о
том,  как долго уже здесь нахожусь. По полу бредет таракан. Набираю в ладони
воду  и  пью.  Потом  начинаю  играть  в  игру,  которая  часто помогает мне
успокоиться:  ищу  Андзу в своем отражении. Я часто ловлю ее черты в верхней
части  своего  лица.  Пробую  поиграть  по-другому: сосредоточиваюсь на лице
своей  матери;  отделяю ее лицо от своего; остаток должен принадлежать моему
отцу.  Может  ли  быть,  что  мой отец - это Риютаро Морино или Юн Нагасаки?
Дэймон  намекнул, что именно по распоряжению Морино нас привезли сюда. Но он
также  намекнул, что Морино потерял свою власть. Потерял настолько, что не в
состоянии  содержать  парк "кадиллаков". Я сосу бомбочку с шампанским. Болит
горло.  Госпожа  Сасаки решит, что Аояма был прав на мой счет: я - ни на что
не  годный  тип  без  чувства  ответственности.  Снова  появляется  таракан.
Рассасываю  свою последнюю бомбочку. Ящерица наблюдает за мной в зеркало - я
вздрагиваю.
     -  А  вот  и  минута, которой ты так долго ждал, Миякэ. Отец хочет тебя
видеть.

 "Валгалла"  - это курортный отель невероятных размеров. Когда его достроят,
он  будет самым шикарным в Токио. Сахарные люстры, молочные ковры, сливочные
стены,  серебряные  светильники.  Кондиционеры  еще  не установлены, поэтому
коридоры  отданы  на  милость  солнцу,  и  под всем этим стеклом я уже через
полминуты  начинаю  обливаться  потом.  Густой  запах  коврового  покрытия и
свежей    краски.  Над  дальним  углом  заграждения,  идущего  по  периметру
строительства,  я вижу громадный купол "Ксанаду", внизу - внутренние дворики
и  даже  искусственную  реку  и  искусственные пещеры. Окна полностью лишают
внешний  мир  цвета.  Все окрашено в тона военной кинохроники. Воздух сухой,
как в пустыне. Ящерица стучит в дверь с номером "333"
     - Отец, я привел Миякэ.
     Я  понимаю,  как ужасно ошибся. "Отец" - значит не "мой отец"; "отец" -
значит  "крестный отец Якудзы". Я бы рассмеялся, если бы сегодняшние события
не  приняли  такой  опасный  оборот.  В  следующую секунду раздается хриплый
голос:
     - Входи!
     Дверь  открывается  изнутри.  В  идеально  чистом зале для совещаний за
столом  сидят  восемь  человек.  Во  главе  стола - мужчина лет пятидесяти с
небольшим.
     - Дайте малышу стул.
     Его  голос  дерет  слух, как наждачная бумага. Впалые глазницы, толстые
губы,  покрытая  пятнами  шелушащаяся  кожа  -  так обычно гримируют молодых
актеров,  исполняющих  роли  стариков,  -  и  бородавка  в углу глаза, будто
огромный    сосок,   выросший  не  в  том  месте.  Мои  запоздалые  опасения
оправдались:  если  этот тролль - мой отец, то я - Кролик Миффи. Я сажусь на
место  подсудимого.  Меня собирается судить сборище опасных незнакомцев, а я
даже не знаю, в чем обвиняюсь.
     - Итак, - говорит этот человек, - вот он, Эидзи Миякэ.
     - Да. А кто вы?


x x x


 Смерть  предоставила  мне выбор. Выстрел в упор, который вышибет мне мозги,
или  падение  с  тридцати  метров. Франкенштейн с помощником режиссера этого
черного  фарса  заключают  пари  - какой способ я предпочту. Когда кончается
надежда,  уже  не  теряешь  от  страха  голову. Вот и Монгол, идет ко мне по
недостроенному мосту. Мой правый глаз так распух, что ночь перед ним плывет.
Да,    конечно  же,  я  напуган  и  расстроен  тем,  что  моя  глупая  жизнь
заканчивается  гак  быстро.  Но  больше  всего  на  меня  давит кошмар, груз
которого  не  дает  идти. Я - как скотина на бойне, ждущая, что ей размозжат
череп.  Зачем  говорить  что-то? Зачем умолять? Зачем пытаться бежать, когда
единственный  выход - падение в темноту? Если голова и уцелеет, то остальное
тело  -  нет.  Монгол  сплевывает  и  кладет  в рот свежую пластинку жвачки.
Вынимает  пистолет. После того что случилось с Андзу, мне по нескольку раз в
неделю  снилось,  что  я тону, пока у меня не появилась гитара. В тех снах я
справлялся  со  страхом,  прекращая  борьбу, и сейчас я делаю то же самое. У
меня   осталось  меньше  сорока  секунд.  В  последний  раз  я  разворачиваю
фотографию своего отца. Его лица сгиб не коснулся. Да, мы действительно
     похожи.  Хоть  в  этом  мои  мечты сбылись. Он грузнее, чем я думал, но
выглядит  отлично. Касаюсь его щеки в надежде, что, где бы он ни был, он это
почувствует.  Далеко  внизу, на отвоеванной у моря земле, слышны восклицания
Ящерицы:
     - Додергался! Бах!
     Добивать раненых ему интересней, чем смотреть, как умру я.
     - На тебя тоже икота напала, а? Бах!
     - Пушка! Вот самая клевая видеоигра!
     Бах!  Один  из "кадиллаков", оживая, шуршит колесами. На фотографии мой
отец  сидит  за  рулем,  улыбаясь  тому, что говорит ему Акико Като, которая
садится  в  машину. Далекий черно-белый день. Ближе друг к другу нам быть не
дано. Звезды.


x x x


 -  Кто  я?  - Глава Якудзы повторяет мой вопрос. Его губы едва шевелятся, а
голос  звучит  совершенно  безжизненно.  -  Мой  бухгалтер  называет  меня "
господин  Морино".  Мои  люди  называют  меня  "Отец". Мои налогоплательщики
называют  меня  "Бог".  Моя  жена  называет  меня  "Деньги".  Мои  любовницы
называет  меня  "Потрясающий".  -  Всплеск  юмора. - Мои враги называют меня
именами  своих кошмаров. Ты будешь называть меня "Сэр". - Он вынимает сигару
из пепельницы и зажигает ее снова. - Сядь. Мы и так выбились из графика.
     Делаю,  что  приказано,  и  обвожу  взглядом  присяжных.  Франкенштейн,
чавкающий  бигмаком.  Одетый в кожу человек с обветренным лицом, который, по
всей  видимости, медитирует, едва заметно раскачиваясь из стороны в сторону.
Женщина,  которая  набирает  что-то  на  портативном компьютере со скоростью
пианистки.  Она  напоминает Маму-сан из "Пиковой Дамы", и тут я понимаю, что
она  и  есть  Мама-сан  из "Пиковой Дамы". Она не обращает на меня внимания.
Слева  -  три  фоторобота  из  списка  бандитов  Якудзы.  Отделение духового
оркестра  на  отдыхе.  Сквозь щель приоткрытой двери уголком глаза я замечаю
одетую в свободную юкату девушку, которая лижет фруктовый шербет на палочке.
Когда  я  пытаюсь  поймать  ее  взгляд,  она отступает и скрывается из виду.
Ящерица  садится  на  стул  рядом  со  мной.  Риютаро Морино смотрит на меня
поверх  наваленной  перед  ним  кучи пенопленовых коробок с закусками. Звуки
дыхания,  скрип  стула,  на  котором  сидит  Кожаный пиджак, теппети-теп-теп
компьютерной клавиатуры. Чего мы ждем? Морино прочищает горло:
     - Эидзи Миякэ, что ты скажешь в свое оправдание?
     - В чем меня обвиняют?
         Нож    Ящерицы  оставляет  глубокую  царапину  по  краю  стола.  Он
останавливается в дюйме от моего большого пальца.
     - В чем меня обвиняют, сэр? Я сглатываю.
     - В чем меня обвиняют, сэр?
     - Если ты виновен, то знаешь, в чем тебя обвиняют.
     - Значит, я невиновен, сэр.
     Девушка с мороженым хихикает в соседней комнате.
     -  Невиновен.  -  Морино  с  серьезным  видом  качает  головой. - Тогда
объясни, зачем ты был в "Пиковой Даме" в субботу девятого сентября?
     - Юзу Дэймон здесь?
     Морино  кивает  головой,  мое  лицо  прижимается  к  крышке стола, рука
заламывается  за  голову;  еще градус поворота - и перелом. Ящерица бормочет
мне в ухо:
     - Как ты думаешь, что ты только что сделал не так?
     - Не - ответил - на - вопрос.
     Моя рука на свободе.
     -  Умный  мальчик.  - Морино прищуривается. - Объясни, зачем ты был в "
Пиковой Даме" в субботу девятого сентября.
     - Меня привел Юзу Дэймон.
     - Сэр. - Сэр.
     - Однако ты сказал Маме-сан, что не знаком с Дэймоном.
     Мама-сан бросает взгляд на меня.
     -  Я тебя предупреждала - терпеть не могу хнычущих малолеток. Может мне
кто-нибудь  сказать,  как будет "пятнадцать миллиардов" по-русски? - Кожаный
пиджак  отвечает. Мама-сан продолжает стучать по клавишам. Морино ждет моего
ответа.
     -  Я  не  был  знаком  с Дэймоном. Я до сих пор ничего о нем не знаю. Я
забыл  свою  бейсболку  в  игровом центре, вернулся обратно, она оказалась у
него, он вернул ее мне, мы заговорили...
     -  ...а  остальное,  как  говорится,  уже история. Но "Пиковая Дама" не
обычный  клуб.  Юзу  Дэймон  внес  тебя  в список гостей как своего сводного
брата. Ты утверждаешь, что это ложь?
     Я прикидываю, каковы могут быть последствия.
     - Ты слышал мой вопрос, Эидзи Миякэ?
     - Да, это ложь. Сэр.
     - А я утверждаю, что ты шпион Юна Нагасаки.
     - Это неправда.
     - Так тебе известно имя Юна Нагасаки?
     - Да, я узнал его час назад. Одно только имя.
     -  Вы  с  Юзу  Дэймоном пошли в "Пиковую Даму", чтобы досадить одной из
хостесс - тебе она известна как Мириам.
     Я мотаю головой:
     - Нет, сэр.
     -  Вы  с  Юзу Дэймоном пошли в "Пиковую Даму", чтобы убедить ее предать
меня и стать агентом Юна Нагасаки.
     Я мотаю головой:
     - Нет, сэр.
      Неподвижное  лицо  Морино  принимает  жестокое  выражение.  Его  голос
совершенно бесцветен:
     - Ты трахаешь Мириам. Ты трахаешь мою малышку. Вот он, решающий момент.
Я мотаю головой.
     - Нет, сэр.
     Франкенштейн шуршит ломтиками жареной картошки в своей коробке.
     Морино открывает серую папку для документов.
     -  Вот  тебе повод еще раз солгать - объясни-ка, что изображено на этой
фотографии?
     Трубачи  передают  ее  мне.  Это черно-белая фотография формата А-4, на
которой  изображен  ветхий  жилой дом. В фокусе зум-объектива - третий этаж,
где  какой-то  парень моего возраста просовывает что-то в приоткрытую дверь.
Собака  с  абажуром  на  голове  поливает  цветочный  ящик. Я узнаю квартиру
Мириам  и  себя  тоже.  Так  вот почему я сегодня здесь. Плохо дело. Никакая
ложь