и куплетов. Ящерица
поет  песню  "Электродный  инцест"  группы  с тем же названием. В ней нет ни
куплетов,  ни  припевов,  ни  смены  аккордов. Трубачи громко хлопают, когда
Ящерица  исполняет  на столе танец индейки и тискает микрофон. Наконец песня
заканчивается, и Морино жестом приказывает мне встать.
     -  Нет, - решительно заявляю я. - Я не пою. Комки суси градом летят мне
в лицо. Трубачи мычат, выражая неодобрение.
     - Я не люблю музыку.
     -  Чушь,  -  говорит  Морино.  -  Мой  друг детектив сказал, что у тебя
двадцать  компакт-дисков с записями того застреленного битла, папка с нотами
и гитара.
     - Откуда ему это известно?
     - Ночные кошмары хорошо поработали. Я смахиваю с лица рис.
     -  Вы  приказали  взломать  дверь  в мою комнату? Морино поднимает свой
стакан, чтобы официантка его наполнила.
     - Если бы я считал, что ты хоть пальцем прикоснулся к моей малышке, ты,
полусирота  невоспитанная,  я  бы  приказал  взломать тебя, а не твою дверь.
Так что будь благодарен.
     - Ненавижу караоке и петь не буду. Ящерица отрывисто передразнивает:
     - Ненавижу караоке и петь не буду.
     Потом впечатывает кулак мне в глаз, и стол превращается в потолок.
     Потихоньку прихожу в себя. Глаз почти поет, наливаясь кровью.
     -  Весь  день  мечтал.  -  Ящерица осматривает костяшки пальцев. - Отец
приказал тебе петь.
     Я бы должен испугаться, но мотаю головой. Крови нет.
     Франкенштейн  кладет  палочку  для  еды  на  указательный  и безымянный
пальцы, рыгает и с хрустом ломает ее средним пальцем.
     -  Я  бы  сказал,  что  Миякэ  нарушает договор, Отец. Морино поднимает
палец.
     -  Вы  должны проявить снисхождение. Он так изменился, когда его сестра
утонула.  У них была своя маленькая страна. Черт, у них был свой собственный
язык.  Как  жаль,  что  этот  тщеславный козел в тот день, когда она умерла,
смылся  в  Кагосиму  Эй!  -  Он щелкает пальцами, подзывая официантку. - Еще
эдамамэ[103]!
     Отравленный  простудными  микробами,  я  не могу понять, то ли у Морино
есть  дар ясновидения, то ли универсальный ключ к глубинам сознания. Так или
иначе,   я  испытываю  желание  вонзить  ему  в  глаз  палочку  для  еды.  Я
представляю   себе,  как  это  проделываю.  Струя  жидкости.  Его  бородавка
подрагивает. Готов поклясться - эта штука за мной следит.

 Если  верить  часам в "кадиллаке", мы выехали на дорогу, идущую по внешнему
краю  отвоеванной  земли,  в  23:04. Мы все еще едем по ней, хотя прошло уже
полчаса.  Машину  сотрясает  музыка  военного  оркестра,  а  меня  сотрясает
лихорадка  или,  может быть, это машину лихорадит, а во мне звучит музыка. Я
был  в  нескольких  миллиметрах  от  того, чтобы стать убийцей. Я и сейчас в
нескольких  миллиметрах  от  этого.  Может  ли  случайное изменение скорости
вращения и угла удара действительно меня оправдать? Я бросил. Меня вынудили.
Но    я  бросил.  Еще  час,  и  папка  с  документами  будет  у  меня.  Плюс
великолепный  фингал. Я ожидал, что претендента на трон Якудзы в Токио будет
сопровождать   многочисленная  вооруженная  армия,  но  нет.  Только  два  "
кадиллака".  Из  носа  непрерывно течет, а шея онемела, словно на нее надели
нечто  вроде  корсета.  Может,  какой-нибудь  кодекс чести обязывает эти два
клана избегать насильственных действий. А может - пожалуйста, только не это,
-  их  цель  -  совершить показательное самоубийство. Убеждаю себя, что если
бы  Морино принадлежал к типу камикадзе, он бы не дожил до своего возраста и
уж,  во  всяком  случае,  не  набрал бы своего веса, но я уже не знаю, что и
думать.  Никто не разговаривает. Морино звонит Маме-сан, в "Пиковую Даму", я
полагаю.
     -  Мириам  еще  на  работе?  Я  звонил  ей  домой.  Скажите  ей,  пусть
перезвонит мне на мобильный, как только вернется.
     Ящерица  с  Франкенштейном  курят  свой  "Кэмел",  Морино  -  сигару. Я
слишком  болен, курить не хочется. Шербетка хнычет в наркотическом сне. Море
такое  спокойное,  что по нему можно ходить, а небо усыпано звездами. Полная
луна  висит  всего  в  нескольких  дюймах,  ни  дать  ни  взять - лампочка в
тридцать ватт. Морино делает еще один звонок, но никто не отвечает.
     -  Какая-то медсестра говорила мне, что самоубийцы предпочитают умирать
в полнолуние. Самоубийцы и почему-то лошади.
     Наконец  мы  замедляем  ход  и  паркуемся  перпендикулярно  "кадиллаку"
трубачей  -  таков  стратегический  замысел,  я  думаю.  Вылезаю  из машины.
Затекшие  мышцы ноют. Ну вот, опять строительная площадка. Окрестности Токио
-  это либо руины, либо строительные площадки. Гигантское здание аэропорта -
пока  только  гигантский  фундамент. Плоская, как стол для пула, отвоеванная
земля  тянется  до  самых  гор.  Справа  и  слева  от  места,  где мы стоим,
возвышается  мост  без  центральной секции. Слышно, как море лениво плещется
рядом с дамбой.
     -  Послушай,  Миякэ,  -  огонек  его  зажигалки  пляшет в темноте, - ты
можешь забраться на этот мост.
     Гадаю, в чем здесь подвох.
     -  Нагасаки  -  наш противник, а ты не вписываешься в образ. Я не хочу,
чтобы думали, будто я набираю людей в детском саду.
     Ящерица хихикает.
     - Вы отдадите мне папку с документами?
     - Как ты мне надоел! Не раньше полуночи, черт побери! Пошел!
     Не  успел  я  сделать  нескольких шагов, как Кожаный пиджак, стоящий на
куче валунов, свистит.
     - Наши друзья едут. Девять машин.
     -  Девять.  -  Франкенштейн  пожимает  плечами. - Я надеялся, что будет
больше, но девять тоже неплохо.
     Бегу  вверх  по  склону.  Сейчас  этот  мост  будет  мне самым надежным
укрытием.  С  другой  стороны, это прекрасная камера, из которой я никуда не
денусь.  По  моим  подсчетам,  я  в  тридцати  метрах над землей, достаточно
высоко,  чтобы  голова  закружилась и яйца съежились. Из-за парапета смотрю,
как  подъезжают  машины  Нагасаки.  Они  останавливаются полукругом вокруг "
кадиллаков"  Морино и на полную мощность включают клаксоны. Они посадят себе
двигатели.  Из  каждой  машины выходят по четыре человека в военных куртках,
шлемах  и  с  автоматическими винтовками. Занимают огневые позиции. Уже не в
первый  раз за сегодняшний день я чувствую себя персонажем боевика. Морино и
его  люди надевают солнечные очки. Никакого оружия, никаких приборов ночного
видения.  В  одной  руке  Морино  держит  мегафон,  другую опустил в карман.
Тридцать  шесть  вооруженных до зубов мужчин против семи. Из машины не спеша
вылезает  человек  в  белом костюме, его прикрывают два телохранителя. Я жду
приказа  открыть  огонь.  Никакой папки не будет. Все напрасно. Голос Морино
эхом  разносится  над отвоеванной землей, как будто сама ночь говорит из его
мегафона:
     - Юн Нагасаки. Есть у тебя последнее желание?
       -  Ты  меня  просто  поражаешь,  Морино.  Как  низко  ты  пал!  Слухи
преуменьшают  степень  твоего падения. Пять усталых головорезов, один бывший
торговец  оружием  - я сам тебя убью, Сахбатаар, и это будет так мучительно,
что  даже  тебя  проймет,  -  и  безоружный  мальчишка для удовольствий, что
прячется на мосту.
     Вот тебе и надежное укрытие.
     -  Это  и  есть  твой  отряд  возмездия? Или, может, у тебя авианосец в
гавани? Или ты рассчитываешь, что я умру от глубокого разочарования?
     - Я вызвал тебя, чтобы объявить свой вердикт.
     - У тебя что, третичный сифилис? Или ты превратился в супермена?
     - Я позволю тебе извиниться с честью. Ты можешь убить себя сам.
     -  Это  более  чем  глупо,  Морино,  это  грубо.  Давай  разберемся. Ты
серьезно  подпортил  мне  открытие  "Ксанаду".  Я  чуть грыжу себе не нажил,
упражняясь  в  логике,  дабы  убедить  газетчиков,  что  Озаки выпал из окна
случайно.  Ты  швырял  шары  для  боулинга  в  трех моих менеджеров, пока не
расквасил  им  черепа  всмятку  -  оригинально,  не  могу отрицать, но такие
крайности  меня  раздражают,  - потом ты старомодным способом убил двух ни в
чем  не  повинных  охранников  и  пристрелил  мою лучшую собаку. Мою собаку,
Морино,  вот  что  действительно меня достает. Ты же любитель. Ни один делец
высокого стиля никогда, никогда не тронет животное.
     -  Стиль?  Импортировать  из  Штатов  непроверенное  дерьмо  под  видом
говяжьих  отбивных  и  травить школьников в Вакаяме химикатом O-157, а потом
заставить  своих  пуделей  из  министерства  сельского хозяйства обвинить во
всем  фермеров,  что  выращивают  редиску,  это  что, "стиль"? Шантажировать
банкиров  отчетами,  которые  ты  сам  заставил  их  состряпать, отказавшись
возвращать  займы, что набрал в эпоху экономики мыльного пузыря, - "стиль"'?
Ты  считаешь,  что  махинации  вроде "Платите сполна, господин Производитель
Продуктов  Питания,  или  вам  придется  заплатить  за  бритвенное  лезвие в
детских консервах", - "стиль"?
     -  Твоя  неспособность  усвоить  ту  простую  вещь, что с 1970 года мир
шагнул  далеко  вперед,  и  есть  причина,  почему  именно  я  унаследовал и
расширил  интересы Цуру, а ты выжимаешь свой доход из владельцев заведений в
Синдзюку,  принуждая  их отдавать тебе лишнюю мелочь. Неужели, о, неужели ты
думаешь, что через пять минут еще будешь жив?
     - Ты забыл, что у меня есть два секретных оружия.
     - Да? Сгораю от любопытства.
     -  Твое  пламенное любопытство и есть мое первое оружие, Нагасаки. Даже
в старые времена ты сначала говорил, а потом стрелял.
     - И второе твое оружие такое же страшное, как первое?
     -  Позвольте  представить  вам,  леди,  -  мне трудно уловить следующее
слово - ...NimQ6.
     - Nim - Q - 6? Волшебный писающий гоблин? Открывалка для пива?
     - Пластиковая взрывчатка, разработанная израильскими спецслужбами.
     - Никогда не слышал.
     -  Конечно,  ты  никогда  о  ней не слышал. Израиль не дает рекламу в "
Тайм".  Но микрочастицы NimQ6 нанесены на спусковой механизм пистолетов, что
в  руках  у  твоих  немых  горилл.  Таким же составом присыпаны изнутри ваши
шикарные  кевларовые  [104]шлемы. Мой присутствующий здесь коллега, господин
Сахбатаар,  лично  наблюдал  за  комплектованием  вашего  снаряжения,  когда
переправлял его от своего русского поставщика.
     Кое-кто из людей Нагасаки оборачивается и смотрит на своего босса.
     Нагасаки складывает руки на груди.
     -  В  этой  жалкой истории про жалких тупых блефующих козлов, у которых
на  руках  нет  ни  одной  верной  карты,  Морино, самый жалкий, самый тупой
блефующий  козел  -  это  ты.  Как ты думаешь, каким оружием я замочил людей
Цуру,  черт  возьми?  Если  бы в этой херне был хоть грамм правды, мы бы уже
знали об этом.
     -  Вы  не узнали об этом, потому что ты был мне нужен, чтобы похоронить
группировку Цуру. За что я тебе благодарен...
     -  Поблагодари  меня,  когда  твои  лживые кишки выпадут через дырки от
пуль.  А  сейчас  -  город  ждет меня. Держитесь подальше от машин, щенки. Я
заказывал их сам через нашего общего монгола и не хочу повредить краску.
     Морино гасит свою сигару о блестящий кузов "кадиллака".
     - Заткнись и слушай. Ты сказал: "Хоть грамм правды". Микрочастицы NimQ6
весят   одну  двадцатую  грамма.  Как  точка  на  странице.  Эта  взрывчатка
обладает   превосходной  устойчивостью,  даже  в  условиях  продолжительного
огневого  воздействия,  пока  -  вот  в чем прелесть, - пока не подвергнется
колебаниям  особой,  очень  высокой частоты. Тогда микрочастица взрывается с
силой,  достаточной,  чтобы разорвать тело на части. Единственное излучающее
устройство к востоку от Сирии встроено в мой мобильный телефон.
     Для  меня,  дрожащего  в  холодном  поту  на  высоте  тридцати  метров,
возможно,  со  снайпером,  прицелившимся  мне  в голову, это звучит не очень
убедительно.
     Нагасаки изображает скуку.
     - Довольно этой псевдонаучной чепухи, Морино, я...
     -  Повесели меня еще десять секунд. NimQ6 - это штука будущего. Вводишь
код  -  из  предосторожности  я  проделал  это  заранее - и просто нажимаешь
кнопку набора номера. Вот так...
     Гром и грохот; цветы взрывов.
     Падаю.
     Ударные волны сносят пласты воздуха.
     Грохот эхом отдается в горах.
     Наконец  я  выглядываю  из-за парапета. Люди Нагасаки валяются там, где
стояли.  Те,  на кого не падает яркий свет фар, лежат темными кучами, те же,
кто  в  пятне  света,  красны  от  крови,  как пол скотобойни. У большинства
туловищ  ноги  на  месте,  но  руки  с  автоматами унесло прочь. Головы же -
взорванные  армейскими  шлемами  -  просто  нигде.  Я не знаю слов, которыми
можно  такое  описывать.  Такое бывает только в фильмах про войну, в фильмах
ужасов   -  в  кошмарах.  Дверца  "кадиллака"  открывается,  и  вываливается
Шербетка. Она визжит, как будто увидела паука у себя в ванной.
     - Йа-а-а-а!
     Ящерица развязно вторит:
     - Йа-а-а-а-а-а-а-а-а! Пошли вы йа-а-а-а-а-а-а-а-а-ха-ха-а-а-а-а-а-а-й!
     Нагасаки  еще  жив  -  на  нем  не  было шлема, череп ему не снесло - и
пытается  встать  на  ноги.  Обе  его  руки  по  самый локоть превратились в
раздробленные  обрубки.  Морино медленно подходит и приставляет к уху своего
врага мегафон:
     - Разве наука не прекрасна? Бах!
     Мегафон поворачивается ко мне.
     -  Сезонный  фейерверк, Миякэ. Теперь слушай. Полночь миновала. Так что
папка  с  документами,  что  лежит  в "кадиллаке", вся твоя. Да. Отец держит
свое  слово.  К сожалению, ты не сможешь воспользоваться заработанной в поте
лица информацией, потому что исчезнешь с лица земли, как последний дронт[105
].  Я  взял тебя с собой на случай, если бы Нагасаки призвал к оружию твоего
отца.  Я  считал  этого  кретина намного хитрее, чем он оказался, так что мы
получили  лишнего  свидетеля  вместо  возможного  козыря. Господин Сахбатаар
предложил  свои  услуги,  чтобы  пустить  тебе  пулю  в  лоб,  и, так как он
является  главным  архитектором  моего  гениального  плана,  разве мог я ему
отказать?  Прощай. Если это облегчит твои страдания, скажу, что тебя забудут
без  следа:  ты  прожил скучную, беззвучную и бесцветную жизнь. Кстати, твой
отец - такое же ничтожество, как и ты. Сладких снов.


x x x


К чему это? Покойнику все равно.
     - Пригнись - ради собственной же безопасности, - настаивает мой убийца.
     Страх сводит мой ответ к выражению тупого негодования.
     - Нет? - Кожаный пиджак заряжает пистолет. - Что ж, я тебя предупредил.
     У  него  в  руке  не  пистолет, а мобильный телефон. Он набирает номер,
перегибается    через    парапет,  направляет  мобильник  на  "кадиллаки"  и
пригибается к земле.
     Ночь  разрывается,  обнажая потроха, меня сбивает с ног сплошной стеной
грохота,  мост вздрагивает, с неба градом сыплются осколки камней и металла,
я  успеваю  увидеть,  как  пылающий кусок машины параболой взмывает вверх, и
папка  с моим отцом превращается в тлеющие угольки. Ночь застегивает молнию.
Эхо  с  грохотом  откатывается от гор. Мне в скулу врезается гравий. Пытаюсь
приподняться  -  к  моему удивлению, тело еще способно двигаться. Из воронок
на месте "кадиллаков" поднимаются столбы дыма.
     Кожаный  пиджак  опять  набирает  номер. Прижимаюсь к земле, гадая, что
здесь  еще  можно  взорвать,  -  может,  он ходячая бомба и взрывает главную
улику,  то есть самого себя? - но на сей раз мобильный телефон и есть просто
мобильный телефон.
     -  Господин  Цуру?  Говорит  Сахбатаар. Ваши пожелания насчет господина
Нагасаки  и господина Морино выполнены. В самом деле, господин Цуру. Что они
посеяли, то и пожали.
     Он убирает мобильник и смотрит на меня.
     Все вокруг горит и трещит.
     У меня течет кровь из прокушенной губы.
     - Будете меня убивать?
     - Вот думаю. А ты боишься?
     - Очень боюсь.
     -  Страх  -  не  обязательно  признак слабости. Я презираю слабость, но
также  презираю  тех,  кто любит убивать впустую. Чтобы остаться в живых, ты
должен  убедить  себя, что сегодняшняя ночь - это чужой кошмар, в который ты
забрел  совершенно  случайно. К рассвету найди место, чтобы спрятаться, и не
высовывайся  много  дней. Если обратишься в полицию, будешь немедленно убит.
Ясно?
     Киваю и чихаю. Ночь тонет в клубах дыма.

============================================================================

                                   Пять
                               ОБИТЕЛЬ СКАЗОК

============================================================================


x x x


НА ПОЛЯХ

 Козел-Сочинитель  вглядывался в беззвездную ночь. Его дыхание легкой дымкой
ложилось  на  ветровое  стекло.  Первые  заморозки  пустили  в бокал вина из
эдельвейсов    вафельку    льда.    Козел-Сочинитель    насчитал  три  шума.
Потрескивание  свечи  на  старинном  бюро;  воинственное  бормотание  во сне
госпожи  Хохлатки:  "Безразличие  - обратная сторона заботливости, Амариллис
Брумхед!"  -  и  храп  Питекантропа в гамаке под днищем дилижанса. Четвертый
шум  -  шепоты,  которых  ждал  Козел-Сочинитель, был пока далеко, и он стал
искать  свои  почтенные  очки,  желая  пролистать книгу стихов, сочиненных в
девятом   веке  принцессой  Нукадой.  Козел-Сочинитель  откопал  этот  томик
однажды  в  Дели,  в  четверг, в грозу. С середины лета все ночи были похожи
друг    на  друга.  Почтенный  дилижанс  останавливался  на  ночлег,  Козел-
Сочинитель  просыпался,  и  ничто не могло заставить его снова уснуть. Один,
два,    три   часа  спустя  приходили  шепоты.  Козел-Сочинитель  никому  не
рассказывал,  что  у  него  бессонница,  даже Питекантропу и, уж конечно, не
госпоже   Хохлатке,  которая,  несомненно,  прописала  бы  ему  какое-нибудь
противное "целебное средство", в сто раз хуже, чем сам недуг. Сначала Козел-
Сочинитель  думал,  что  шепоты  -  это шум Абердинских водопадов[106], близ
которых  они тогда стояли, но отверг эту теорию, когда шепоты последовали за
ним  и  в  другие  места. По второй своей теории, он сошел с ума. Но во всем
остальном  его  умственные  способности  оказались  не  затронуты,  и Козел-
Сочинитель  пришел  к  мысли,  что  шепоты исходят из авторучки - той самой,
которой  госпожа  Сенагон  писала  свои записки у изголовья более тринадцати
тысяч  полумесяцев  тому  назад. Тут Козел-Сочинитель услышал тихое шипение,
потом  шелест,  и  сердце его забилось быстрее. Он сунул принцессу Нукаду на
полку  и прижался ухом к ручке, лежащей на столе. "Да, - подумал он. - Вот и
они".  В этот вечер слова звучали, как никогда, отчетливо - только слушай! "
Ересь"  -  здесь,  "там-там"  - там, "вороная кобыла в узде" - везде. Козел-
Сочинитель  взял  авторучку  и  стал  писать,  вначале  медленно, пока слова
падали  по  капле,  но постепенно из-под его пера потекли целые предложения,
полные слов, льющихся через край.

 -  Ах,  мой  господин,  это  ни в какие ворота не лезет! - Госпожа Хохлатка
раздвинула  плотные  шторы.  - Если вам хочется побродить, когда выходите по
малой  нужде,  закутайтесь,  как положено! Если у вас разыграется ревматизм,
Простаку опять придется таскать вас на себе, попомните мое слово.
     Козел-Сочинитель с трудом разлепил веки.
     -  Даже во сне нет покоя, госпожа Хохлатка: мне снилось, что я искал м-
металлоискателем  норвежские  девятиугольники  в  какой-то дельте, где время
навеки замерло в среду утром.
     Госпожа Хохлатка потуже затянула завязки фартука.
     -  Я  девяносто  девять раз вам говорила, мой господин: "Сливки и мед -
сладкий сон не придет". Но вы все равно ужинаете по-девонширски[107]. Ну-ка,
поднимайтесь.  Завтрак  на  столе.  Граф  Грей[108]  с занзибарской копченой
селедкой.  Поджаренной  на  гриле, как вы любите. - Госпожа Хохлатка бросила
взгляд на пейзаж за окном. - И впрямь уныло, что и говорить.
     Козел-Сочинитель  нашел  свое  пенсне  и  выглянул  в  окно.  Почтенный
дилижанс  стоял  у  холодной  обочины, за которой стихийно раскинулись тихие
вересковые пустоши.
     -  Чернильный  ландшафт,  небеса  цвета бумажной массы. У меня почти не
осталось сомнений, госпожа Хохлатка: