м  меня. Накатани и
Накамура,  наши  звезды,  получают  по желтой карточке за то, что сбили друг
друга с ног. Я поворачиваюсь - и мяч отскакивает от моего лица. Угловой.
     - Кретины! - вопит Икеда.
     Элбоу  борется  с мальчишкой-мутантом ростом вдвое выше меня, с глазами
головореза.  Зуб,  который  просто  шатался,  вдруг  начинает шататься очень
сильно.  Мицуи  нырком отбивает мяч. Один из болельщиков противника кидает в
Накату,  нашего  нападающего,  рисовый  шарик, и тот с лета наносит ответный
удар.  Накаяма принимает мяч, посылает его вверх - мяч подхватывает ветер, и
мы все с криками "Банзай!" бросаемся за ним
     - По местам! - вопит Икеда.
     Зуб  болтается  на ниточке. Противник отступает. Мы бросаемся вперед. Я
уже  слышу  звуки  военных  оркестров.  Но  тут нападающие противника стеной
понеслись к нашим воротам - мяч у них. Ловушка? Ловушка!
     - Задницы! - вопит Икеда.
     У  меня  уже  не осталось дыхания, но я бегу назад, надеясь урвать хоть
крупицу  удачи  после  того,  как  нам  забьют  гол.  Мицуи  с ревом, почище
истребителя  "Зеро",  выбегает  из  ворот,  чтобы сократить угол. В отместку
нападающий  противника  бьет  по  мячу  за  секунду  до столкновения - хруст
костей - не в силах затормозить, я налетаю прямо на них - бутсой попав кому-
то  по  голове, падаю, по инерции лечу дальше, скольжу по посыпанной гравием
вратарской площадке и рукой останавливаю мяч прямо перед линией ворот.
     Напряженное молчание.
     Свисток  судьи  врывается  мне  в  уши. Мицуи - красная карточка, мне -
желтая,  нападающему  -  поездка  в больницу, нам всем - выволочка от Икеды,
противнику    -  штрафной  удар.  А  у  нашей  команды  нет  вратаря.  Икеда
разражается потоком брани, выпуская пар.
     - Ты неплохо поработал руками, Миякэ. Ты пойдешь в ворота.
     Мои  товарищи  по  команде подхватывают это предложение на лету. Что ж,
жертвенные  агнцы  должны  молчать.  Плетусь  к вратарской площадке. Кожа на
ногах  от  колен  и выше у меня ободрана. Противник выстраивается в штрафной
зоне.  Справа  и  слева от меня - пустота. Подающий противника злорадствует,
наматывая  собранные  в  крысиный  хвостик  волосы  себе  на мизинец. Каждое
мгновение    барабанным   боем  отдается  у  меня  в  ушах.  Барабанный  бой
замедляется.  Свисток.  Мир вокруг застывает. А вот и он. Бог грома. Помнишь
меня? У нас уговор.


x x x


 Суга  грузит  содержимое  своего  ящика  в  сумку. Слышится вой полицейских
сирен.  Когда это было? Всего лишь вчера. Длинный коридор, в который выходит
бюро  находок,  соединяет  оба  крыла  вокзала  Уэно,  поэтому  в нем всегда
довольно  много  народу,  но  на  этот  раз там царит особое оживление, и мы
перегибаемся  через стойку посмотреть, в чем дело. Мимо стремительно несется
команда    телевизионщиков    -   ведущий,  оператор  Эн-эйч-кей,  увешанный
объективами,  ассистент  с  насаженным  на шест микрофоном и молодой парень,
толкающий  нечто  вроде  тележки.  Это  не компания уровня "снимем-махровую-
утку",  что  частенько здесь появляется. Чувство высокой миссии, которое они
излучают, расчищает им путь сквозь встречный поток пассажиров.
     -  Об  этом  стоит разузнать побольше, - говорит Суга. - Держи оборону,
Миякэ. Пахнет скандалом.
     Он пулей вылетает из кабинета, и тут же звонит телефон:
     -  Бюро находок? Я звоню узнать насчет парика одного моего друга... - Я
испускаю стон. У нас сотни париков.

 К  счастью,  это  парик  в  стиле глэм-рок, усыпанный блестками, так что за
пять минут отсутствия Суги мне удается его опознать.
     -  Аояма  свихнулся!  -  Суга  возбужденно  выкладывает  новости. - Все
микросхемы в башке погорели! И это в мой последний день!
     - Аояма? - вспоминаю телефонный звонок.
     -  Вчера  вышел  приказ.  Высшее  руководство  токийского отделения ЯЖД
решило  убрать  его  с  глаз  долой.  По распоряжению нового губернатора все
крупные    токийские    вокзалы   перетряхиваются,  а  Аояма  -  это  символ
неприкасаемых[51].  Советник  -  парень  десять лет преподавал в гарвардской
бизнес-школе  -  сообщил  ему  эту  новость  в  присутствии  группы  младших
менеджеров:  получилось  что-то  вроде  семинара "как понизить кого-нибудь в
должности".
     - Кошмар.
     - Кошмар начался потом. Аояма вытаскивает арбалет, вот...
     - Арбалет?
         -   Арбалет.  И  целится  советнику  в  грудь,  вот.  Должно  быть,
предчувствовал,  что  это  случится.  Он  приказывает всем помощникам, кроме
одного,  выйти,  если  только  они не желают понаблюдать, как стрела пронзит
человеческое  сердце. Полная шиза. Потом Аояма бросает оставшемуся менеджеру
моток  альпинистской  веревки  и приказывает привязать советника к креслу. И
приказывает  менеджеру  выйти.  Потом  запирает дверь изнутри - до того, как
прибежала служба охраны.
     - И чего он требует?
     -  Еще  никто  не  знает.  Вызвали полицию, поэтому телевизионщики тоже
приехали.  Подошел  директор  и  попытался разогнать журналистов, но нас все
равно  покажут  в  вечерних новостях! Настоящая бомба. Думаю, скоро подъедут
отряды    спецназа  и  переговорщики  в  пуленепробиваемых  жилетах.  Ничего
подобного в Уэно еще не было. Событие всенародного масштаба!


x x x


 Я  ныряю  влево  и  понимаю,  что  мяч ушел вправо. От удара о землю у меня
перехватывает  дыхание  и  хрустят кости. Противник ревет. Я выплевываю зуб.
Он  лежит на земле, он больше не часть меня. Белый, со сгустком крови. Зачем
вставать?  Из-за  меня  матч  проигран,  я  потерял  друзей,  футбол, славу,
надежду  найти  отца  -  все,  кроме Андзу. Не нужно было уезжать с Якусимы.
Местные  жители  навсегда  запомнят  мой  позор. Как я теперь вернусь домой?
Лежу  в  грязи  посреди вратарской площадки - если я разрыдаюсь прямо здесь,
как...
     - Вставай, Миякэ! - Накамори, капитан команды.
     Поднимаю  глаза.  Мальчишка  с  крысиным хвостиком схватился за голову.
Противник  трусит  прочь.  Судья  указывает  на одиннадцатиметровую отметку.
Смотрю  в  наши  ворота.  Пусто. Где же мяч? И тут я понимаю, что произошло.
Мяч  пролетел  мимо.  Бог  грома треплет меня по волосам. Благодарю тебя. О,
благодарю!  Сможешь  ли ты, мой сверхъестественный покровитель, продлить мою
удачу  на  оставшиеся  двадцать пять минут? Пожалуйста! Я кладу мяч на землю
для удара от ворот.
     - Хорошо отбил, - презрительно усмехается болельщик противника.
     - По местам! - вопит Икеда. - Пошли, пошли, пошли!
     Я  пытаюсь  поймать  взгляд  кого-нибудь  из  нашей  команды, но каждый
отводит глаза, боясь, что я передам ему пас. Что делать? Ветер усиливается.
     -  Послушай,  -  молю  я  бога  грома,  -  сделай меня таким же великим
вратарем,  как Мацуи, хотя бы на эту игру, и мое будущее принадлежит тебе. Я
знаю,  ты  спас  меня  только  что.  Не отворачивайся же теперь. Пожалуйста.
Пожалуйста.
     Отбегаю  на несколько шагов назад, делаю три глубоких вдоха, бросаюсь к
мячу  и...  прекрасный,  ловкий,  сильный, быстрый, как ракета, божественный
удар.  Бог  грома  перехватывает мяч, когда тот взлетает на высоту дома, и с
лета  посылает  через  все  поле.  Мяч  парит  над  нападающими  противника.
Защитники  медленно  бегут  на  свою  половину поля, не зная, что бьют по их
воротам.  Зрители  не  верят  своим глазам. Игроки оглядываются, не понимая,
куда  мог  деться  мяч. Вратарь противника фотографируется с девочкой, и мяч
падает  на землю раньше, чем он понимает, что требуются его услуги. В панике
он  бросается за линию ворот. Мяч перескакивает через вратаря, и южный ветер
направляет его вниз, прямо в сетку.


x x x


 Прогулка  пешком  от  станции  Кита  Сендзю  до  "Падающей  звезды"  обычно
проветривает  мне  мозги,  но  сейчас  я не могу не думать об Аояме, который
заперся  в  своем  кабинете,  целясь арбалетной стрелой в голову чиновнику в
красных подтяжках и костюме в тонкую полоску. Суга остался там после работы,
но  мне  хотелось  побыстрее  убраться.  Я  даже  не попрощался с Сугой. В "
Падающей  звезде" Бунтаро приклеился к телевизору, черпая ложкой мороженое с
австралийским орехом.
     - Ну, ты даешь, Миякэ. Ты у нас просто посланник рока.
     - Что вы имеете в виду?
     -  Взгляни  на  экран! В Уэно не случалось ничего подобного, пока ты не
начал там работать.
        Обмахиваясь  бейсболкой,  смотрю  на  экран.  Камера  с  увеличением
показывает  кабинет Аоямы снаружи, снимая, как я думаю, из отеля "Терминус".
Жалюзи закрыты. "Вокзал Уэно в осаде".
     - Не может быть и речи о том, - убеждает полицейский толпу журналистов,
- чтобы в настоящий момент проводить захват с применением силы.
     -  Внушают ему ложное чувство безопасности, - говорит Бунтаро. - Что за
тип  этот  Аояма?  Он  что,  на  грани тяжелого помешательства? Или любитель
работать на публику?
     - Не знаю... Он просто несчастен.
     А я плюнул ему в чайник. Устало поднимаюсь по лестнице.
     - Ты не будешь смотреть? - Нет.
     - О, кстати. Насчет этой твоей кошки. Я выглядываю вниз:
     - Вы нашли ее хозяина?
     Одним глазом Бунтаро продолжает смотреть телевизор:
     -  Нет,  дружище,  но,  похоже,  она  отправилась  к прародителям. Если
только у нее не было близнеца.
     Сходство  поразительное.  Утром  еду  я  на своем скутере и что, как ты
думаешь,  вижу  у сточной канавы напротив "Лоусонз"[52]? Дохлую кошку, а над
ней  жужжат мухи. Черная, белые лапы и хвост, клетчатый ошейник с серебряной
пряжкой,  в  точности, как ты описал. Когда я приехал сюда, то исполнил свой
гражданский  долг  и  позвонил в муниципалитет, но кто-то уже сообщил о ней.
Нельзя,  чтобы  подобные  вещи валялись на улице в такую жару. Это мой самый
плохой день.
     -  Извини,  что  принес  дурные вести, и вообще... То есть второй самый
плохой.
     - Это всего лишь кошка, - бормочу я.
     Захожу  в свою капсулу, сажусь и понимаю, что не хочу ничего, кроме как
докурить  пачку  "Данхилла".  Телевизор смотреть не хочется. По пути я купил
лапшу  в  стаканчике и упаковку мятой клубники, но аппетита нет. Слушаю, как
улицу заполняет вечер.


x x x


 Когда  на  следующее  утро  паром везет нас обратно, Якусима никак не может
обрести  свою  полную величину. День сияет солнечным светом, но впечатление,
что  этот  бесконечный  остров  -  всего  лишь  ее уменьшенная копия, только
усиливается.  Я  высматриваю  Андзу  на  волноломе  -  и,  когда  не нахожу,
признаюсь себе, что мое приподнятое настроение подпорчено.
     Андзу  - мастер дуться, но тридцать шесть часов - это слишком, даже для
моей  сестры.  Расстегиваю  молнию  спортивной  сумки  - приз лучшему игроку
матча  вспыхивает  на  солнце.  Ищу взглядом храм бога грома - и на этот раз
нахожу.  Пассажиры  потоком  устремляются  вниз по деревянным сходням, и мои
товарищи  по  команде  исчезают  в приехавших за ними автомобилях. Я машу им
рукой.  Господин  Икеда  хлопает  меня  по  плечу и, как это ни удивительно,
улыбается.
     - Хочешь, подвезу?
     - Нет, спасибо, меня будет встречать сестра.
     -  Хорошо.  Завтра  первым делом тренировка. И скажу еще раз, ты хорошо
поработал,  Миякэ.  Повернул всю игру. Три - ноль! Три - ноль! - Икеда сияет
при  мысли  об  одержанной  победе.  -  Тренер-то  их,  кретин, жирная рожа,
перестал ухмыляться! Он был в отчаянии, я поймал это в камеру!
     Направляясь  из  порта  вверх  по центральной улице, через старый мост,
всю  дорогу до горла лощины я пинаю камешек. Камешек повинуется любому моему
желанию.  В рисовых полях отражается солнце. Показались первые стрекозы. Это
начало  долгого пути, в конце которого Кубок мира. Заброшенный дом глядит на
меня  пустыми глазницами окон. Я прохожу мимо ворот-тори, и у меня возникает
желание  сейчас же побежать наверх и поблагодарить бога грома - но сначала я
хочу  увидеться  с  Андзу. Висячий мост вздрагивает под моими шагами. В воде
виден   косяк  крошечных  рыбок.  Андзу  наверняка  дома,  помогает  бабушке
готовить обед. Беспокоиться не о чем. Я открываю входную дверь:
     - Я вернулся!
     Топот Андзу...
     Нет  никакого  топота.  По  обуви  у  стены вижу, что бабушки тоже нет.
Должно  быть,  они  отправились  навестить  дядю  Асфальта,  и  мы  случайно
разминулись у нового здания порта, пока господин Икеда со мной разговаривал.
Я  залпом  выпиваю  стакан  молока  и  ныряю  на  диван.  Закрывая глаза, на
внутренней  стороне своих век вижу, как футбольный мяч выписывает правильную
параболу,   выгибающуюся  над  вулканом  и  прогибающуюся  под  перекладиной
стоящих вдалеке ворот.


x x x


 - Миякэ!
     Бунтаро, кто же еще.
     Я  слишком  резко  поднимаю  голову, и шею сводит. Громкий стук в дверь
моей капсулы.
     - Иди быстрее сюда! Быстрее!
         Кубарем  скатываюсь  вниз.  Вокруг  телевизора  Бунтаро  сгрудились
посетители.  "Прямой  репортаж  из  центра  событий,  связанных  с  захватом
заложника  на  вокзале  Уэно".  Снимают  камерой ночного видения: освещенные
детали  оранжевые,  а  темные  -  коричневые.  Мне  не нужно спрашивать, что
происходит, потому что об этом рассказывает комментатор:
     -  Жалюзи  подняты!  Окно открывается, и... какая-то фигура... господин
Аояма...  да, это он, я могу утверждать, что фигура, вылезающая из окна, это
господин Аояма... он на карнизе... свет падает на него сзади... подождите...
я    получаю...  -  Трещат  помехи.  -  Советник...  не  пострадал!  Полиция
захватила  кабинет! Или выбили дверь, или... итак, Аояма, по всей видимости,
сдержал  свое обещание не... но теперь вопрос в том... О, он, конечно же, не
спрыгнет...  Лицо в окне, я могу утверждать, что это один из полицейских, он
пытается  отговорить  Аояму от... сейчас он имеет дело с крайне возбужденным
человеком... он будет говорить, что...
     Аояма прыгает с карниза.
     Аояма уже не жив, но еще не умер.
     Тело переворачивается в воздухе и падает, долго-долго.


x x x


 Меня  будят  шаги  в  коридоре.  Открываю  глаза.  Приз сверкает на столе -
доказательство, что весь этот замечательный вчерашний день мне не приснился.
В  обитую  ветхими  деревянными  панелями  комнату,  где  мои дядюшки и мама
провели  детство,  льется  вечерний  свет.  Передо мной - бабушка и господин
Кирин, один из четырех полицейских Якусимы.
     - Я вернулся, - говорю я встревожено. - Мы выиграли.
     Бабушка не обращает внимания на мои слова:
     - Андзу не говорила, что собирается куда-нибудь пойти?
     - Нет. Где она?
     - Если ты врешь, я, я, я...
     Господин  Кирин  осторожно  усаживает  бабушку на диван и обращается ко
мне:
     - Эидзи...
     Мне становится нехорошо.
     - Что с Андзу?
     - Похоже, Андзу сбежала...
     Он недоговаривает.
     - Не может быть, она бы мне сказала. Не может быть.
     Бабушкин голос надломлен:
     -  Так  что  же  она  тебе сказала? Вчера вечером она говорила мне, что
собирается  к дяде Асфальту. А сегодня в обед он позвонил узнать, почему она
передумала. Если это игра, которую вы вдвоем затеяли, мало вам не покажется!
     Господин Кирин садится на другой конец дивана.
     -  Подумай,  Эидзи. У вас есть какое-нибудь тайное место, где она могла
бы спрятаться?
     В  первую очередь я думаю о деревьях. Потом с тошнотворной уверенностью
вспоминаю  про  камень-кит.  Чтобы  сравняться со мной. Ее купальник... Бегу
наверх. Выдвигаю ящик. Я прав - его нет. Вспоминаю свое обещание богу грома.
Все,  что  я  в  силах  дать  тебе,  ты можешь взять. Возьми. Господин Кирин
возникает в дверях спальни.
     - В чем дело, Эидзи-кан?
     - Ищите в море, - вырвалось у меня.
     И мир рухнул.


x x x


 "Фудзифильм"  извещает,  что  почти  пять.  Встаю, иду отлить. Из зеркала в
туалетной  кабинке  на  меня  с  легким  удивлением смотрит трутень. Хочется
курить.  Пачка  "Данхилла"  пуста,  но  одна  сигарета  все  же  осталась  -
закатилась  под  гладильную  доску. Прикуриваю от газовой плитки и выхожу на
балкон.  Рассвет  чертит  контуры  и заполняет их красками. Токио шумит, как
прибой,  звук  накатывает  издалека и разбивается совсем близко. Итак, конец
господину  Аояме.  Его  время  истекло,  вот  он и прыгнул. Отмываю чашку от
плесени  и  готовлю себе растворимый кофе. Выношу фотографию Андзу на балкон
и  пью  кофе  в  ее  компании.  Думаю о письме, что прислала мама, и расклад
становится  ясным.  Сегодня обязательно нужно вымыть посуду. Кидаю взгляд на
тараканий  мотель  -  и  снова  смотрю  на  него.  Таракан  сбежал. Остались
оторванная  лапка  и  микроскопическая  кучка  тараканьего  дерьма. Я достаю
белье  для  стирки  и  складываю  в  аккуратную  стопку. Настраиваю гитару и
прохожусь  по  аккордам  босса  новы,  но эти знойные переборы не подходят к
моему  настроению.  Отлично,  мама.  Ты  -  мой план "Б". Проси чего хочешь,
скажи  только,  как  найти  нашего  отца.  Почти  шесть. Рано, конечно, но в
больницах рано встают. Я набираю номер, пока не передумал.
     - Доброе утро. Горная клиника Миязаки слушает.
     - Здравствуйте. Пожалуйста, соедините меня с комнатой Марико Миякэ.
     - Боюсь, это невозможно.
     - Еще рано?
     - Уже поздно. Госпожа Миякэ выписалась вчера вечером.
     О, нет.
     - Вы уверены?
     - Вполне. И даже прихватила в качестве сувенира наши полотенца.
     - Это ее сын. Мне нужно связаться с ней. Срочно.
     -  Я  уверена, что так оно и есть, но если наши гости принимают решение
нас покинуть, они уже не бродят поблизости.
     - Она оставила адрес, по которому с ней можно было бы связаться?
     Она даже не дает себе труда притвориться, что проверяет. - Нет.
     - Как она себя чувствовала?
     - Поговорите с ее лечащим врачом.
     - Во сколько он начинает работу?
     -  Она.  Но  доктор Судзуки не станет обсуждать свою пациентку с кем бы
то ни было. Даже с ее сыном.
     Если бы только я позвонил вчера, если бы, если бы.
     - Вы с ней знакомы?
     - С госпожой Миякэ? Конечно. Я штатная медсестра.
     - Скажите, она была... в порядке?
     - Это зависит от того, что вы имеете в виду под "в порядке".
     - Что ж, вы мне очень помогли. Огромное спасибо.
     Она парирует, не отвечая на мою иронию:
     - Пожалуйста.
     Щелк, треньк, щелк, ууууууууу............
     План  "Б"  накрылся.  Подводные лодки пустились в плавание, я полностью
проснулся,  но  ехать на работу все равно еще слишком рано. Вот так ночка. Я
чувствую  себя  так,  словно меня пропустили через мясорубку. В час затишья,
между  одиннадцатью  и  двенадцатью,  Бунтаро  позвал  меня вниз выкурить по
сигарете.  Мы  немного  поговорили.  Я  почти  забыл  о  том,  что  он - мой
домовладелец-кровопийца.  Я  вставляю  в  "Дискмен" "Plastic Ono Band"[53] и
укладываюсь на футон, всего на минутку. Рев бездны и барабанный бой.
     "Plastic  Ono  Band" давно закончился, когда в мои сны проникает мягкий
шлепающий звук. Сначала мне кажется, что это капает кран, но тут я чувствую,
как она устраивается внутри калачика, которым я свернулся. Открываю глаза.
     - Эй, считается, что ты умерла.
     Она  зевает,  демонстрируя  равнодушие  к  тому, что я думаю или думал.
Просто  рассматривает  меня  своими  глазами  Клеопатры,  в  которых  пляшут
бронзовые искорки.


x x x


 Древесные  волокна  в  шее бога грома рвутся с визгом и скрежетом. Я крепко
обхватил    ее   ногами  -  не  думал,  что  перепилю  ее  так  быстро.  Шея
переламывается,  ножовка  с  лязгом  падает,  я теряю равновесие и лечу вниз
между  спиной бога и стеной храма. Мне кажется, что я лечу бесконечно долго.
От  удара об пол перехватывает дыхание. Позвоночник цел, но через час я буду
просто  ходячий  синяк.  Голова  моего  врага  катится  прочь, деревянная по
деревянному  полу, потом останавливается и смотрит прямо на меня. Ненависть,
мстительность,  зависть,  гнев  - все туго скручено в одну гримасу. На одной
ноздре  капля  моей крови. В лесу чересчур тихо. Ни взрослых, ни полицейской
машины,  ни  бабушки.  Черный дрозд замолчал. Лиш