вопросе блюла свои принципы, правда, без особого риска: на благора-
зумие ‚лы в самом деле можно было положиться.
   Проводив ma tante, ‚ла остановилась на миг перед зеркалом, посмотрела
себе в лицо и, рассмеявшись вместе и своим и  тетушкиным  мыслям,  пошла
дослеживать еще не вынутый из духовки пирог - главное  угощение,  приго-
товленное ею для вечера.
   Гости в этот раз запаздывали. Пирог успел простыть на столе, когда  у
дверей, наконец, позвонили. Появился Тристан, неся в одной руке  коробку
покупного торта, в другой магнитофон (как он и обещал) и благодушно  ос-
ведомляясь, все ли уже на местах. Он был внутренне  смущен,  узнав,  что
прибыл первым, однако виду не подал.
   - Ох, господи, неужели никого нет?! - говорил он, смеясь.  -  А  ведь
поэт-то наш где-то там маячил, и Гаспаров вроде бы крался...
   - А! так он будет? - спросила ‚ла,  освобождая  место  на  столе  для
тристанова магнитофона.
   - Если не испугается. - Тристан со вздохом облегчения водрузил магни-
тофон на стол, отставил торт  к  пирогу  и  вернулся  в  прихожую  снять
пальто. - Думаешь, тебя ждет много радости? - прибавил он оттуда.
   - Нет?
   - Не-ет, ой не-ет! - он вдруг сморщился словно от кислого  яблочка  и
захохотал так натурально, что ‚ла сама тоже засмеялась.
   Между тем он был недалек от истины в отношении Гаспарова и Киса.  Кис
в это время, как вскоре же стало ясно, торговал у проворного, улыбчивого
и говорливого на своем языке грузинца гвоздики для ‚лы и Маши.  Грузинец
норовил подсунуть ему одну подмороженную, но Кис, сжимаясь  от  смущения
за себя и больше за грузинца, а также от мысли о тех, кто мог их  видеть
(вокруг сновал постоянно народ, шедший мимо и подходивший тоже взглянуть
на цветы), с такою низостью не мирился и требовал, теряясь и  нервничая,
замены. Происходило это в слякотном, скупо освещенном сейчас  стеклянном
переходе между ТЦ (Торговым центром Городка) и Гастрономом,  то  есть  в
общем месте цветочного черного рынка, и, очевидно, по дороге туда, когда
Кис пробирался сквозь изрядно уже густую предпраздничную толпу, высыпав-
шую с первой темнотой вдоль бульвара, Тристан его и приметил.
   Что же касается Гаспарова, то как раз в ту минуту, когда ‚ла  наверху
отворяла Тристану дверь, Гаспаров в сопровождении Пата,  вернее,  следуя
за ним, нерешительно переступил порог ее подъезда. Он и в самом деле был
взволнован, если и не напуган, и даже слегка подрагивал как бы с  мороз-
ца: это был его первый добровольный выход в свет  после  одной  истории,
никому, впрочем, кроме него не известной. Произошла она так.
   Сергей Гаспаров не был, конечно, анахоретом, как говорил о нем  Трис-
тан, и также не имел ничего против ‚лы, чего та  слегка  опасалась.  Но,
привыкнув с самого детства, еще с первых классов, держаться  в  стороне,
особняком, он с годами довел эту привычку чуть не до страсти, самому ему
не совсем понятной, от которой отделаться, однако, он не умел. Возможно,
что он и не стал бы слишком стараться, если бы  вдруг  не  обнаружилось,
что жить так, как он жил прежде, он уже больше не может. Всему виной бы-
ло нечаянное фиаско, которое как-то, с месяц назад, он потерпел внезапно
на улице, в пустой и, собственно, безобидной стычке с  двумя  верзилами,
покусившимися от делать нечего на его карман. Итогом краткой, но  бурной
потасовки (на нее он все же отважился) был расквашенный нос, утеря  пер-
чаток и шапки и позорное бегство, -  и  вот  именно  с  ним-то,  с  этим
бегством и страхом он как раз и  не  способен  был  помириться  в  душе.
Действительно: это было не то, чего он ждал от себя. История эта обыкно-
венная и незаслуживающая упоминания, когда бы не те важные для Гаспарова
последствия, которые он сам с отвращением должен был признать про  себя.
Внутренний его мир, мир спокойствия и  уравновешенности,  в  котором  он
привык жить (и концу которого на один краткий миг, но лишь на миг - тог-
да, на улице, - даже был рад), действительно погиб  безвозвратно,  вовсе
изменив его собственный взгляд на вещи. Он, впрочем, и сам не знал пока-
мест, в чем теперь заключался этот его взгляд.
   Правда, со стороны вряд ли кто-либо отыскал бы в  его  внешности  ка-
кие-нибудь важные изменения по сравнению с прежним. Он  не  выглядел  ни
усталым, ни осунувшимся, в глазах его не видно  было  никакой  особенной
задумчивости или подавленности, новая вязаная шапка  вместо  забытой  на
снегу и одетая теперь по случаю оттепели, была ему к лицу, и когда они с
Патом вошли с улицы в подъезд, он приостановился у первой ступени, чтобы
снять с рук новые же замшевые перчатки, удобные на руке. И все же внутри
у него дело обстояло совсем не так ладно, как снаружи. Он это чувствовал
сам и как бы не слишком еще себе доверял:  последний  месяц  -  особенно
несколько дней после стычки на улице -  были  тяжким  временем  в  жизни
столь благополучного на вид Гаспарова.
   На свою беду, он принадлежал к числу людей, не способных долго  оста-
ваться в разладе с собою. Он к этому просто не привык. Вернувшись  бегом
домой и остаток ночи проведя в кошмарах, он сейчас же на следующее утро,
едва проснувшись, стал деятельно изгонять из души болезнетворный осадок,
оставленный гадким происшествием в подворотне. Обычно  для  людей  этого
сорта, как хорошо известно из психологии, бывает необходимо тотчас после
открытия у себя какого-либо недостатка, порока или слабости, этот  порок
немедленно исправить, даже не за час и не за день - о годах речи нету, -
а прямо тут же, на месте. И  если  возможности  такой  почему-нибудь  не
представляется (а ее не представляется никогда), то в этом случае  внут-
ренняя работа состоит вся в утешении и убеждении  себя,  будто  открытая
черта на самом деле не то что бы порок, а так себе,  просто  особенность
характера; что истинные причины ее так глубоки и сложны,  а  последствия
так незначительны, что прежде еще нужно десять раз  подумать,  ст(ит  ли
что-нибудь менять, а если да, то как и что именно и т.д., и  т.  п.,  до
полного в конце концов успокоения. Однако на этот раз судьба  в  обличии
собственного его, Гаспарова, воображения неожиданно сыграла  с  ним  еще
одну недобрую шутку, закрыв для него, по крайней  мере  на  время,  этот
привычный путь.
   Проснувшись от лязга скребера под окном, соскребавшего по улице  лед,
Гаспаров несколько секунд лежал, закрыв глаза, и в эти несколько  первых
секунд припомнил все, бывшее накануне. Сам не зная зачем, вдруг он  стал
представлять себе, как бы все могло повернуться иначе, если бы он не ис-
пугался тогда и не побежал. Он внимательно, хотя и полусонно исследовал,
какие открылись бы перед ним возможности, если бы он не только вступил в
неравный и невыгодный для него бой, но вдобавок вышел бы из него победи-
телем (в мыслях это получилось совсем легко). Однако возникшая вслед  за
тем картина была до того гнусна - хотя он сам  не  мог  бы  как  следует
объяснить, в чем тут, собственно, была гнусность, - а  вместе  с  тем  и
привлекательна, и в то же время на  фоне  ее  до  того  безнадежно-грубо
встала реальность, что Гаспаров буквально подскочил на постели и замотал
головой. С внезапной ясностью он понял, что никогда до сих пор он не хо-
тел ни в чем быть победителем.
   Это открытие потрясло его. Как всякий человек, неравнодушный к  изме-
нениям своего внутреннего мира, он, конечно, хорошо знал о существовании
тех тайных и очень нежных рычажков, умело давя на которые можно чуть  ли
не в любом случае стяжать себе душевный покой. Но тут, спросонок, он яв-
но надавил не туда, и теперь уже сам точно не знал, чего же он хочет. Он
огляделся. Набор готовален на столе (он любил черчение),  скрипка,  шкаф
книг - особенно он, - вообще все то, чем он привык наполнять свой досуг,
в котором прежде не было недостатка, а  теперь  необходимости,  внезапно
представилось ему полным скрытого и зловещего смысла, незаметного ему до
сих пор. Но теперь он вдруг постиг тайный заговор  вещей.  Четыре  стены
его комнаты с привычным узором обоев и с пятнами  чернил  у  стола  были
враги, лишившие его всех других мест, тех мест, которые он уступал  дру-
гим, которых он сторонился - и это было как раз то, что он еще мог изме-
нить. Он только пока не знал, как. Но главное в нем свершилось: он прос-
нулся.
   С легким и едва ли не веселым чувством удачно выздоровевшего человека
он из одной только осторожности еще удерживал себя недели две на  диете:
ему тут представлялось правильным слегка повременить. Но  вот,  внезапно
решившись, он вначале, еще утром, подал голос в классе (чего  прежде  не
делал по собственной воле никогда), а теперь, воодушевленный  и  волную-
щийся, с тайным чувством неизбежной удачи - все равно, в чем, это  вовсе
не интересовало его - шел праздновать вместе с  Патом  восьмое  марта  в
гости к ‚ле Орловской. Как бы там ни было, для него это был важный шаг.
   Пату он, впрочем, успел надоесть своими страхами, будет ли он  кстати
в гостях. Он в самом деле этого не знал: ему как-то  казалось  вс„,  что
все удивятся. Мужеподобный, широкоплечий Пат, рядом с  которым  Гаспаров
выглядел мальчиком, косо на него смотря, но добродушно ухмыляясь,  отве-
чал ободрительно. Как раз стемнело, когда они  подошли  к  дому  ‚лы.  В
подъезде лампочка горела только во втором этаже, и Гаспаров,  остановясь
в полутьме у начальной ступени, замешкался было, стягивая с рук  перчат-
ки. Впрочем, он тут же забыл о них и поспешил вслед  за  Патом,  который
стал подыматься по лестнице вверх, не обратив внимания на заминку.  Гас-
паров же сам не знал, чего боится больше - идти теперь к ‚ле или отстать
от Пата, и, во всяком случае, был начеку.
   Вопреки впечатлению, они с Патом были ровесники с  разницей  всего  в
месяц. Но, из неблагополучной семьи, быв свидетелем развода, Пат  (фами-
лия его была Патраков), как  часто  это  случается,  чувствовал  себя  и
действительно казался старше своих соклассников. То, что  не  дается  ни
чтением книг, ни воспитанием, а происходит только  от  прямого  действия
жизни, произошло с ним рано и теперь составляло в нем главную, к тому же
обаятельную при общем его характере черту. Хотя в классе он стоял в сто-
роне от всех, близко лишь к двум-трем таким же, как сам, но это его  от-
щепенство не было, как у Гаспарова, невольным или трагическим. Он и  по-
нимал себя и был во всем, что касалось действительности, выше, а не хуже
прочих. Такие, как Гаспаров или Кис, его забавляли. Он охотно прощал  им
их заумь и неоперенность и к ним относился снисходительно, что им, по их
слабости, даже нравилось. Легко было видеть, почему из всех  поклонников
‚ла выбрала себе именно его.
   Когда, миновав площадку первого темного этажа, они с Гаспаровым пово-
ротили на второй, за спиной их стукнула квартирная дверь  и  их  нагнала
Света.
   - Привет, - сказала она. - Пропустите-ка. Вы так плететесь, что я тут
околею.
   На лестнице в самом деле было холодно. Света же, пользуясь соседством
‚лы и - заодно - отсутствием родителей, выбрала себе на вечер легкое,  с
вызовом открытое повсюду платье, которое прекрасно шло ей, но в  котором
даже и под шубой стало бы зябко на улице.
   - Ты только скажи, за тобой мы и  бегом,  -  улыбаясь  ей  и  с  удо-
вольствием ее оглядывая, отвечал Пат. Он посторонился, давая ей  дорогу,
и она побежала вверх, перестукивая ступени каблуками узких вечерних  ту-
фель на ремешках и покачивая полными, затянутыми в  скользкую  подвижную
ткань бедрами. Пат, сощурившись, проводил ее взглядом,  затем  подмигнул
Гаспарову, и Гаспаров тоже стесненно улыбнулся. У него вдруг как-то сра-
зу закружилась голова, словно в тепле после хмельного: совсем почти  го-
лая Света была хороша.
   Они наконец поднялись к пятому этажу.
   Должно быть, Света сказала ‚ле, что они идут следом: дверь на площад-
ку стояла открытой, и когда они вошли в прихожую, ‚ла  явилась  сама  им
навстречу. Очень возможно, что в отношении Гаспарова у нее  был  заранее
приготовлен и обдуман кое-какой свой план - тем более, что она,  помнит-
ся, сердилась за что-то на Пата. Во всяком случае, теперь Пату она  лишь
кивнула мельком, зато Гаспарова приветствовала очень радушно и, со  сме-
хом глядя ему в глаза, тут же с порога заявила, что  она  его  должница:
пусть решает сам, чем ей платить за удовольствие его у себя видеть.
   Румяная улыбающаяся ‚ла в тугих джинсах, открытой  блузке  с  рукава-
ми-крылышками и с двумя легкомысленными хвостиками,  перевитыми  ленточ-
кой, сделала на Гаспарова новое сильное впечатление. Он сам порозовел  и
отвечал светски-развязно, она же, дождавшись, когда он  снимет  шапку  и
пальто, взяла его без церемоний за руку и, взглянув быстро краем глаз  в
сторону Пата, увела в studio.
   Однако знавший цену женщинам Пат, как видно, не был нимало тронут та-
ким поворотом дела. Улыбаясь по-своему, вместе широко и задумчиво,  а  в
общем сердечно, он пошарил носком ноги под обувной  стойкой,  нашел  там
"шлепанцы мужа", как они звались между ним и ‚лой (и отчасти  еще  между
ma tante) и, натянув их, отправился тоже следом за ‚лой в studio.
   ‚ла, завладев Гаспаровым, оставила всех прочих гостей, то есть  Трис-
тана и Свету, развлекаться, как им угодно, Гаспарова же отвела в "келью"
- угол, отгороженный от остальной части studio тем самым шифоньером, чей
нафталиновый дух по утрам давал ‚ле возможность судить о местопребывании
тети Наты. Тут, за шкафом, помещалась с трудом втиснутая сюда  спартанс-
кая узкая тахта, укрытая пестрым ковриком, исполнявшая  временами,  как,
например, и теперь, роль второго дивана, а в остальное  время  служившая
‚ле кроватью. На тумбочке подле нее стояла в железном свечнике зажженная
свеча, и еще вторая свеча горела у комода ровным белым языком: по приня-
тому давно обычаю, studio в праздники, кроме огня, озарялась лишь  каби-
нетной лампой в пунцовом абажуре. Лампа к тому же обыкновенно  ставилась
под стол, отчего по всем стенам и потолку ложились  багровые  тени.  Так
это было и теперь, и Гаспаров, который видел studio в первый раз, нелов-
ко огляделся в красном полумраке, различил кое-как Тристана на корточках
около лампы и кивнул ему. После того он ушел с ‚лой за шкаф, а из перед-
ней послышалось чирканье мужних шлепанцев. Явился Пат.
   С Патом Тристан, не имевший тайных планов, поздоровался обстоятельнее
и теплей, чем с Гаспаровым. Он оторвался от магнитофона (он как раз при-
кидывал, как бы без тройника воткнуть его в ту же розетку, где уже  тор-
чала лампа) и пожал широкую патову ладонь, не упустив при этом  даже  во
тьме ухватить цепкими глазками из-под очков выражение физиономии Пата.
   - Знаешь новость? - спросил его Пат, безмятежно улыбаясь.
   - Это вон ту, что ли? - Тристан кивнул на шкаф.
   - А? - Улыбка удивленно сбежала было с уст Пата,  он  поглядел  через
плечо, но тотчас и сообразил, и усмехнулся еще шире. - А,  нет!  Л„нчика
вчера менты загребли.
   - Вот как? - сказал Тристан, не слишком, впрочем, изумляясь и отчасти
брезгливо. Он вернулся к занятию. - Почему?
   - Хрен его знает, - проговорил Пат в раздумии. - Я его еще не видел с
тех пор.
   - Туда ему и дорога, - заметила негромко Света, которая сидела,  рас-
кинувшись, на диване в дальнем углу, где углом же падала тень, и следила
за ухищреньями Тристана.
   - Ха! а я думал, ты его любишь, - простодушно удивился Пат,  подмиги-
вая ей. В классе была сплетня, что Света влюблена в Л„нчика.
   - Да, конечно, - Света фыркнула. - Придурок, такой же, как и ты.
   Она, впрочем, не соврала: Л„нчик как раз принадлежал к  тем  немногим
одиночкам, из которых был Пат, и дружил с ним; его главная жизнь  проте-
кала вне класса. Пат осклабился.
   - Ну, извини, извини, - сказал он, кивая ей согласно. - Мало  ли  что
почудится! Ведь не всякий же дурак хуже умника... Да вот, кстати:  легок
на помине! - отнесся он к двери, из которой вдруг всунулся в studio, пе-
регибаясь через порог, Кис. - Привет, дружище.
   - Всем привет! а где ‚ла? - выпалил с порога Кис, раздергивая  молнию
на куртке и вглядываясь в пунцовую тьму. Под курткою, как  стало  видно,
на Кисе одет был новый холеный костюм с светлым галстухом,  а  сам  Кис,
аккуратно причесанный и ради того всю дорогу шедший без шапки, был  даже
побрызган духами.
   Не ожидая ответа, он сейчас же опять исчез в прихожей, повозился  там
и вышел уже неспешно, ровным шагом, сняв куртку, с школьным своим  порт-
фелем в руках, в котором, правда, теперь вместо пива лежали два заботли-
во свернутых гвоздичных букета, выторгованные им у грузинца.  Цветы  на-
полняли сердце Киса волнением и гордостью, распуская к тому же ему язык:
он чувствовал, что был в ударе и лишь сдерживал себя. Несмотря на  тьму,
он тотчас оценил ситуацию - он приметил свечу  за  шкафом  -  и,  готовя
улыбку и расстегивая на ходу портфель, вступил за шкаф.
   - Ба! ба! да тут и Гаспаров! - раздались сейчас же вслед за этим  его
восклицания и болтовня: - ‚лочка, детка, вот  это  тебе  цветочки,  поз-
воль... м-м! (он звучно чмокнул ‚лу куда-то.) С восьмым. Ну,  мой  доро-
гой, рад  тебя  видеть.  -  Кис  пожал  Гаспарову  руку.  -  Comment  la
trouves-tu cette chambre infernale?* - при этих словах он повел головой,
имея в виду багровое свечение.
   - Affrexe en effet** , - отвечал Гаспаров, который знал претензию Ки-
са говорить по-французски, хотя на деле у того никогда не доставало тер-
пения выучить язык: на уроках он плавал.
   - M. Gasparoff est tres aimable*** , - заметила, усмехаясь, ‚ла. - Он
уже сожалел, что раньше ему не случалось бывать тут.
   - Ну да, да, ведь ты тут впервые, - заговорил Кис с чувством и  видом
человека, знающего жизнь. - Это, впрочем, неважно. И все,  конечно,  это
пустяки - лампа и так далее. Проказы. Но, во-первых, -  Кис  значительно
вздернул бровь, - тут есть магнит и по-притягательней... -  Он  поглядел
на ‚лу, сам в тайне обрадовавшись цитате, которая только что пришла  ему
в голову. ‚ла вежливо потупилась, ожидая, чт( дальше. - А потом, во-вто-
рых, - заключил Кис, - свобода: без гегельянства, вот видишь  ли,  нату-
ральная. Гм... - Тут он удостоверился еще, что Гаспаров понял  сказанное
и, по своему обыкновению довольный собою и им, смолк.
   - Mersi, - сказала ‚ла светски, подымая  взгляд  от  букета,  который
держала пока на коленях. - Ты забыл о ma tante.
   Кис тотчас смутился. Он в самом деле упустил из  виду,  когда  строил
планы, что нужно будет поздравлять Наталью Поликарповну, и,  собственно,
вовсе не ждал, что застанет ее. Правда, в словах ‚лы заключен был  двой-
ной смысл, а с другой стороны, у Киса был и второй букет; но он предназ-
начался Маше, и Кис как раз раздумывал, удастся ли ему так  же  беспечно
поздравить Машу и болтать с нею - по крайней мере, при ней с другими,  -
как он это делал теперь.
   - Ох, ну разумеется! - воскликнул он поспешно, пряча смущение. -  Где
же ma tante?
   - Ее теперь нет, - ответила ‚ла с невинным видом. - Что ж: она в  са-
мом деле нужна тебе? - Вместо "в самом деле" ‚ла слегка выделила  "она",
насмешливо сощурясь.
   - Позволь, позволь, - запротестовал  Кис,  который,  конечно,  хорошо
очень понял намек, и у которого вместе с тем отлегло от сердца. - Я, мо-
жет быть, еще не решил, за кем приударить - за тетушкой или племянницей.
   ‚ла и Гаспаров рассмеялись. Кис между тем, болтая, действительно ста-
рался прикинуть в уме, когда именно может явиться Маша. Пока что  его  и
печалило и вместе радовало ее отсутствие: по примеру многих в его  поло-
жении, Кис в сердце своем боялся своего кумира.
   - Эй, Кисонька! - позвала Света с дивана. - Поди сюда:  они  тут  все
обнаглели.
   - Вот н(! Это с чего бы? - важно спросил Кис, прежде отвесив  извини-
тельный поклон ‚ле и кивнув Гаспарову и затем выходя из "кельи" в  общую
часть studio. Портфель со вторым букетом он оставил за шкафом, прислонив
его неприметно к тумбочке и рассудив про себя, что тут он едва ли  попа-
дется кому-нибудь некстати под руку, а между тем глупо было  бы