делал Форш?
   Ф р а у Ш у л ь ц. Держал хоругвь.
   Г о ф м а н. Воображаю.
   Ф р а у Ш у л ь ц. Все было очень торжественно. Их высочества  горячо
молились.
   Г о ф м а н (кивнув). Да, жаль. Но ничего: я отыграюсь сегодня на ба-
ле. (Ест.)
   Ф р а у Ш у л ь ц (отойдя от стола, после небольшой паузы). Скажу вам
правду, господин Гофман, - ведь вы же знаете, как мы вас все любим.  Мне
даже грустно подумать, что вы уедете и дети будут обходиться  без  ваших
сказок. Но эта затея с балом мне не по душе.
   Г о ф м а н (отложив ложку). Вот так новость! Вы же сами мне  помогли
с костюмами, фрау Шульц!
   Ф р а у Ш у л ь ц. Да, а теперь жалею. (Подходит к маске Щелкунчика).
Этот наряд просто ужасен. (Дергает раз-другой за  рычаг,  маска  клацает
зубами.) Разве это Щелкунчик? Мне чудится в нем что-то жуткое.  Все  это
не кончится добром. Да вы, мне кажется, добра и не хотите... Вы,  верно,
обижены на принца, господин Гофман?
   Г о ф м а н. Что вы, фрау Шульц! Ведь он мой  меценат!  Взгляните  на
мой гардероб: такому бы позавидовал любой князь или  граф.  А  коллекция
трубок? Жаль, что я не могу сейчас курить! Мне  тепло,  сытно,  покойно.
Если бы не принц, не знаю, как бы я тут жил со своим тощим карманом.
   Ф р а у Ш у л ь ц. Нет, я вижу, что вы расстроены, господин Гофман! Я
понимаю, вам вряд ли нужна вся та роскошь, которой вас окружили во двор-
це и которая все же не спасет вас от нужды. Но ведь принц  ваш  друг,  а
значит, рано или поздно все обернется к вашему благу.
   Г о ф м а н (задумчиво). Едва ли. Едва ли, милейшая фрау Шульц. (Про-
должает есть.) И вы напрасно говорите, что я расстроен. Или,  тем  паче,
зол. Я никогда не желал никому зла. Но однажды мой родственник  -  дядя,
которого я любил, - умер, я даже видел его привидение. Меж  тем  другой,
его брат, остался жить. Я был молод и, помню, тогда рассуждал так: поче-
му же тот, в расцвете сил, всем нужный и почитаемый всеми человек,  дол-
жен был умереть. А этот, одинокий, покинутый  миром  холостяк,  до  чьей
жизни нет никому дела, который не трудится ни на  каком  поприще  и  так
скучает с утра до той минуты, когда снова может лечь спать,-  почему  он
жив? А ведь если бы он вдруг умер - что было бы только гуманно по  отно-
шению к его скуке, - я бы получил наследство и уже тогда, тогда, понима-
ете ли? мог осуществить мою мечту о деятельной, свободной жизни человека
искусства! Так я думал тогда, но я был молод. Что же теперь? Я нуждаюсь,
как и всегда нуждался, когда закладывал свой сюртук, чтобы поесть... Я и
теперь ем редко так хорошо, как у вас в доме. Этот бульон отменный, фрау
Шульц!.. Словом, если бы даже принц был решительней в своих  благодеяни-
ях, то теперь это уже все равно: поздно.  Конечно,  мне  кажется,  я  бы
больше достиг, дай он мне денег - о, я достиг бы рая, чего-то  несбыточ-
ного, небывалого! Но - я либо достигну это и так, с пустым желудком, ли-
бо... (Замолкает, нахмурившись.)
   Ф р а у Ш у л ь ц (смягчась). Ну, может быть, мне и зря кое-что пока-
залось. (Обернувшись к Щелкунчику.) Все-таки он очень  страшный.  И  мой
младшенький его боится... Однако как же вы поедете на бал, господин Гоф-
ман? Ведь вы больны.
   Г о ф м а н. Что делать! Я назначен распорядителем увеселений.  Принц
сам просил меня. Стало быть, будем веселиться.
   Ф р а у Ш у л ь ц (подойдя к креслу). Кстати, платье  готово.  (Берет
его за плечики и вешает справа от зеркала. Любуясь  им.)  Боюсь  только,
принцесса Лотта найдет его слишком пестрым.
   Г о ф м а н. Ну, принцессу-то я уговорю. (Как бы про себя.)  Лишь  бы
Лемке согласился: у него наряд и роль не такие выгодные.
   Ф р а у Ш у л ь ц. Смотрите, какие пряжки, какие  кружева,  перевитые
галуном, какая чудная живая материя! Она как огонь под рукой.
   Г о ф м а н. Принцесса в нем будет и правда принцессой, а не скромной
крестницей сумасшедшего Дроссельмейера. Которого, к слову,  играть  буду
я.
   Ф р а у Ш у л ь ц. А, вы решились?
   Г о ф м а н. Ну да. Форш для этого слишком умен. Пусть  лучше  держит
свои хоругви. Мне же главное - не раскашляться.  А  дирижерская  палочка
всегда сойдет за волшебный жезл, разве не так?

Входит, шатаясь, Ш у л ь ц.

   Ф р а у Ш у л ь ц (испуганно). Господи! что случилось?
   Ш у л ь ц (упав в кресло и закрыв ладонью лицо).  Жена,  мы  погибли!
Принц лишил меня места!

Сцена вторая

   Ф р а у Ш у л ь ц. Что ты натворил, Карл?
   Ш у л ь ц. Я перепутал печати.
   Г о ф м а н. Какие еще печати?
   Ш у л ь ц. На двух указах. Один был праздничным воззванием к народу.
   Г о ф м а н. И что же? Этого нельзя исправить?
   Ш у л ь ц. Да нет, можно. Но принц накричал на меня. Он сказал, что я
не ценю свою службу и делаю все кое-как.
   Г о ф м а н. Гм. Мне он тоже говорил это.
   Ш у л ь ц (подняв голову). Обо мне?
   Г о ф м а н. Да.
   Ш у л ь ц. Впрочем, раньше он уже меня предупреждал. Ему  никогда  не
нравилось, как я работаю. А я сказал, что не  потерплю,  чтобы  на  меня
кричали.
   Ф р а у Ш у л ь ц. Нашел, с кем задираться!
   Г о ф м а н (с любопытством). А он?
   Ш у л ь ц. Он сказал, что с Нового года я могу искать себе новое мес-
то.
   Ф р а у Ш у л ь ц. Хороший подарок к Рождеству.
   Ш у л ь ц. Да.
   Г о ф м а н. С Нового года! А до тех пор все остается в силе?
   Ш у л ь ц. Вероятно. Я не знаю. Ведь у него нет другого  секретаря...
(В отчаянии.) Что же делать? Нам не на что будет жить!
   Ф р а у Ш у л ь ц. Я тоже получаю оклад.
   Ш у л ь ц. Разве мы впятером можем на это прокормиться? Я и  так  все
время занимаю. Если бы не отец Вальдемар и господин Теодор... (Вдруг,  с
отчаянной решимостью.) Что ж, вернусь в театр. В конце концов я  еще  на
что-то годен. (Вскакивает, достает из-за пазухи короткий нож.) Вот, гос-
подин Гофман, то, что вы просили.
   Г о ф м а н (оживившись). А! Театральный кинжал!
   Ш у л ь ц. Он самый. Лезвие уходит в ручку. Вот, глядите.  (Показыва-
ет. Потом с горькой улыбкой приставляет нож себе к горлу.)
   Г о ф м а н. Полно, Шульц. Я уверен, что вас никто не уволит.
   Ш у л ь ц. Но принц сказал...
   Г о ф м а н. Мало ли что сказал принц!
   Ф р а у Ш у л ь ц. Как вы смело рассуждаете!
   Г о ф м а н. Я рассуждаю здраво. Другого секретаря у принца  действи-
тельно нет. Нет и кандидата на эту должность. Кроме, пожалуй, меня, но я
откажусь, он это знает.
   Ш у л ь ц (с надеждой). А вы откажетесь?
   Ф р а у Ш у л ь ц. Не  задавай  глупых  вопросов.  Господину  Теодору
больше делать нечего, как только писать под диктовку его высочества.
   Г о ф м а н. Именно. Во-вторых, так не увольняют. Прогони он вас сра-
зу, с шумом, я бы в это поверил. А сейчас  впереди  бал.  Потом  именины
принца. Потом Новый год. Настроение его высочества переменится еще много
раз. И, наконец, в-третьих: не забывайте, сегодня  у  вас  особая  роль.
Ведь вы же не откажетесь участвовать в моем...
   Ш у л ь ц. ...в вашем заговоре?
   Г о ф м а н (раздельно). В моем р о з ы г р ы ш е.
   Ш у л ь ц. Разумеется, нет.
   Г о ф м а н. Ну вот. А это тоже, вероятно, многое  изменит.  Так  что
нынешний случай, дорогой мой Шульц, следует расценивать лишь как  воспи-
тательный трюк со стороны его высочества.
   Ш у л ь ц (воспрянув духом). Да, на него это похоже.
   Г о ф м а н. А раз так, вы сами понимаете, вам просто не из чего вол-
новаться.
   Ш у л ь ц. Теперь, когда вы это говорите, я вижу, что я и впрямь  из-
лишне близко принял это к сердцу.
   Г о ф м а н. Беда в том, что вы вообще очень мрачно глядите на мир. И
принимаете всерьез и торжественно то, что часто есть не более как усмеш-
ка судьбы. А ведь вы актер.
   Ш у л ь ц. Да, господин Теодор, вы правы. Моя трагедия в моей бездар-
ности. Но я бездарен не на сцене, нет, я бездарен в жизни. А принц, нап-
ротив, возможно смутился бы, выйдя на подмостки. Но в жизни,  в  повсед-
невной игре он непревзойденный мастер.
   Г о ф м а н. Это глубокая мысль, господин Шульц.
   Ш у л ь ц. Главное, так оно и есть в самом деле. Я  иногда  мечтаю  о
том, чтобы переиграть его. Но всякий раз ловлю себя после на простом по-
дыгрывании ему: это роль статиста. Я жалкий безвольный человек. И  порой
мне кажется - странно сказать, господин Теодор,  -  кажется,  что  принц
мстит мне за это. За мое ничтожество. Мстит, а в то же время меня любит.
Ведь вы знаете, господин Гофман? он меня искренно любит. И любит за  это
же самое: за мое ничтожество. Не знаю, как это все может ужиться в одной
душе. Но я чувствую, что вырвись я из-под его гнета - он  будет  доволен
мной, хотя, конечно, тотчас растопчет, расколет, как орех. (Подбегает  к
Щелкунчику и дергает ручку. Кукла клацает зубами.) Вот так.
   Г о ф м а н. Другими словами, дорогой Шульц, вы были бы непротив сра-
зиться с принцем?
   Ш у л ь ц. Сразиться? Но как? Он неуязвим.
   Г о ф м а н. Что ж, об этом можно было бы помечтать на досуге.
   Ш у л ь ц. Что вы, господин Теодор? Вы всерьез? Ведь он ваш друг.
   Г о ф м а н. Он и вам не враг.
   Ф р а у Ш у л ь ц. Карл, господин Гофман просто шутит.  (В  сторону.)
Правда, опасно шутит.
   Ш у л ь ц (возбужден). Сказать ли? (Склонившись к Гофману.) Эта месть
принца и эта любовь... Иногда мне кажется, господин Теодор, что  Господь
Бог любит и казнит нас так же!
   Г о ф м а н (изумленно). Эге-ге, милейший господин Шульц!  Далеко  же
вы хватили! Да ведь это ересь; отец Вальдемар вас живо  отправил  бы  на
костер.
   Ш у л ь ц. Отец Вальдемар! Он сам болтун, каких мало, уж он-то насто-
ящий еретик.

Входит Ф о р ш. В руках у него собачий хвост.

   Ф о р ш. Мир дому сему!
   Г о ф м а н. А, святой отец! Вы как раз вовремя.

Сцена третья

   Ф р а у Ш у л ь ц. Хотите бульону, ваше преподобие? Он  еще  горячий.
(Шульцу, тихо.) Тебе тоже не повредит поесть, Карл.
   Ф о р ш. Э... бульон?... э... нет. Я сыт. (Широко улыбаясь.) Благода-
рю вас, любезнейшая госпожа советница.
   Ш у л ь ц (садится к столу, наливает себе, ест). Вы  слыхали,  святой
отец? Его высочество отказал мне от места.
   Ф о р ш. Кто же у него будет секретарем?
   Г о ф м а н. Я вот тоже полюбопытствовал.
   Ф о р ш (рассеянно). Не думаю, чтобы это было возможно. Я только  что
видел принца...

   Подходит к Щелкунчику, потом к платью, рассматривает  их,  вертя  при
этом в руках собачий хвост.

   Г о ф м а н. Это часть вашего карнавального костюма?
   Ф о р ш (обернувшись). Да, господин Амадей.
   Г о ф м а н. Кого же вы намерены изображать?
   Ф о р ш. Пса Дон Кихота.
   Ш у л ь ц (удивлен). Разве у Дон Кихота был пес?
   Г о ф м а н. Я всегда считал, что эту роль исполнял Санчо.
   Ф о р ш. А как же собака Берганца? Вы, господин Амадей, похитили ее у
Испании. И я бы хотел этим нарядом им ее вернуть... А так  как  действи-
тельным автором Берганцы был не кто иной, как божественный Сервантес, то
слишком ли смело предположить, что  говорящий  пес  некогда  сопровождал
хитроумного идальго? Кроме того, хвост подходит к рясе. (Демонстрирует.)
   Г о ф м а н (смеясь). Кот Мурр и Мышиный Король у нас уже есть, а те-
перь будет и Берганца.
   Ф о р ш. А кто играет кота и короля?
   Г о ф м а н. Шульц и Лемке.
   Ф о р ш. Господин первый министр согласен участвовать в маскараде?
   Г о ф м а н. Предстоит его уговорить.
   Ф о р ш. Ведь он стар.
   Ф р а у Ш у л ь ц (ворчит). Он достаточно бодр, когда  дело  касается
количества факелов или блюд на столе...
   Г о ф м а н. Может быть, ему будет приятно побыть в короне, хоть и  с
мышиным хвостом.
   Ф о р ш. Большинство людей неравнодушно к костюмам.
   Г о ф м а н. Я слыхал, святой отец, что вы предлагали принцу нарядить
всех его подданных поголовно в мундиры. Это правда?
   Ф о р ш. Смотря  по  тому,  что  считать  правдой,  господин  Амадей.
Большинство и так ходит в мундирах всю жизнь, хотя этого не подозревает.
Я только мечтал навести порядок в их платье.
   Г о ф м а н. Занятные мечты.
   Ф о р ш. Но только мечты, герр капельмейстер, никак не больше. Я даже
не стремлюсь придать им видимость реальных фигур, как  это,  опять-таки,
делают многие. (Обводит кругом рукой.)
   Г о ф м а н. А кстати, святой отец, я все хотел спросить вас: почему?
Ведь вы тоже писатель, сочинитель. Так о вас мне, по крайней мере, гово-
рили. Откуда же такое смирение?
   Ф о р ш. Этого требует мой сан. Вы знаете, господин Амадей,  я  верю,
искренне верю, что у Господа есть такой большой молоток (разводит  рука-
ми, показывая.) Им Он усмиряет упорное, упрямое животное - заносчивость.
Он делает это, чтобы разбитый на куски человек отчаялся в  своих  силах,
своей справедливости и своих делах. Тогда у него  еще  есть  шанс.  Этот
покров (указывает на рясу) - знак полученного удара. Он пришелся впору и
вовремя.
   Г о ф м а н. Вот как! А что же делать человеку со своими кусками?  Он
может прийти в отчаяние.
   Ф о р ш. Он не должен приходить в отчаяние. Он должен  не  давать  им
воли. Мудро править ими - как сюзерен своими вассалами. А для удобства -
что ж, хорошо бы обрядить их в мундиры, чтобы знать, где кто. Я это  уже
говорил.
   Г о ф м а н. Так-так. Но принц, мне кажется, отнесся  к  этим  мечтам
иначе.
   Ф о р ш. Принц - другое дело. Он прежде всего августейшее лицо.
   Г о ф м а н. Надо думать, святой отец, вы не  включаете  коронованных
особ в круг человечества, не так ли?
   Ф о р ш (мягко). Нет. Я лишь отрицаю их принадлежность как граждан  к
тому государству, во главе которого они стоят.
   Г о ф м а н. Боюсь, этот разговор может нас далеко завести, и все же:
может быть, вы не откажетесь, ваше  преподобие,  изложить  мне  основные
пункты ваших воззрений?
   Ф р а у Ш у л ь ц. Вы полагаете, господин Гофман, что это сейчас  бу-
дет кстати? Уже половина седьмого.
   Г о ф м а н. Мы все равно должны дождаться Лемке.
   Ф о р ш. Что ж, если кратко, то... э... э... мою теорию можно назвать
философией трона.
   Г о ф м а н. Вот как?
   Ф о р ш. Ибо трон есть вершина возможностей смертного и  одновременно
символ власти иной, высшей. (Одушевившись.) Монархия оттого  и  истинная
система, что сопряжена с абсолютным центром - человеком, который хотя  и
принадлежит человечеству, но стоит по праву крови над ним. Каждый  хочет
управлять судьбой, такова суть человека. Он  никогда  не  согласится  на
меньшее. Это - поэма его души, самых темных и тайных ее  глубин.  Потому
всем суждено стать достойными трона. Такова цель, и  король  -  средство
воспитания людей для нее.
   Г о ф м а н. Иными словами, наша жизнь - только лишь подготовка?  Так
сказать, репетиция перед главной ролью?
   Ф о р ш. Если вам угодно выражаться так.
   Г о ф м а н. Но из чего вы заключили, святой отец,  что  трон  -  это
удел всех?
   Ф о р ш. Человек - отпрыск изначального рода королей. Но мало еще но-
сящих на себе печать своего  происхождения,  равно  как  и  след  образа
Божьего, который тоже ведь запечатлен в каждой душе.
   Г о ф м а н. Я, напротив, полагал всегда, что природа, мать всего жи-
вого, не селит своих избранников во дворцах.

Ш у л ь ц согласно кивает.

   Ф о р ш. Мы не так уж расходимся в мыслях, господин  Амадей.  Трон  -
шанс достичь высшей ступени, но многие упускают этот шанс, не видят  ис-
тинного его назначения.
   Г о ф м а н. Ах вот как! А что же есть высшая ступень?
   Ф о р ш. Высшая ступень? (Тихо, словно сообщает секрет, и  без  того,
впрочем, очевидный.) Ну как же: создать свой мир. Стать Творцом.  Это  и
есть цель поэмы. В конце будет Бог.
   Ш у л ь ц (в сторону). Я ж говорил, что он еретик!
   Г о ф м а н (вскочив). Браво! Я этого от вас  и  ждал,  дорогой  отец
Вальдемар! Что за удивительная страна! Тут  даже  батюшки  говорят,  как
профессора философии!
   Ф о р ш. Я даже полагаю, господин Гофман, что это-то и есть рай.  Бог
- тот Бог, которому мы молимся здесь, - только лишь первый среди равных.
   Г о ф м а н (хохоча). Изумительно! Но вот я - поэт и склонен  думать,
что давно уже заслужил преизрядную мызу в том  мире  фантазии,  которого
стану в конце концов творцом. Однако ж я не на троне. Король, вы говори-
те, не гражданин. А гражданин ли поэт?
   Ф о р ш. На это я отвечать не стану. Но  намекну.  Ступень  завершает
лестницу. Лестница уходит в тьму. Эта тьма - время, тьма веков. И вот вы
у верха. Остается одна ступень. Кто-то - возможно ваш  друг  -  опередил
вас. На шаг. А возможно отстал. Кто знает? Вокруг темно.  Не  подать  ли
ему руку?
   Г о ф м а н. Вы говорите загадками, святой отец.
   Ф о р ш. И еще. Кеплер считал не без оснований небесные тела  способ-
ными к доброй воле - ведь они не бросают  своих  орбит.  Но,  писал  он,
вблизи двойных звезд планеты сходят с ума.
   М и н и с т р (входя). А мне кажется, я сойду с ума от этого  мороза!
(Скидывает с плеч плащ и трет уши.) Господа, почему вы все еще здесь?  В
замке суета, ждут гостей. Через час начнется праздник. Принц в волнении,
господа!

Сцена четвертая

   Ф о р ш (хлопает себя по лбу). Ведь я за этим и шел! Да увлекся бесе-
дой.
   М и н и с т р (неодобрительно). А между тем о вас тоже справлялись.
   Ф о р ш. Иду! Бегу!
   Направляется к двери.

   Ф р а у Ш у л ь ц (ему вслед). Не забудьте свой хвост!
   Ф о р ш. Да... Да...

Сует хвост под мышку, скрывается.

   М и н и с т р (брюзгливо). Хвост!! Это плохо вяжется с его саном.
   Г о ф м а н. Нет, он ему очень идет.
   М и н и с т р. Так он что ж: тоже замешан в этой затее?
   Г о ф м а н. Ни в коем случае, ваша милость. Он неподходящий для это-
го человек.
   М и н и с т р (ворчит). Положим, я тоже неподходящий для этого  чело-
век. Я старый человек... (Видит костюм Щелкунчика.) А! это  и  есть  ваш
автомат, герр Гофман?
   Г о ф м а н (подхватывает). ...который я решился создать на пользу  и
радость всем толковым людям, которые будут нынче на балу.
   М и н и с т р. Ну, пользы особенной я тут покамест не вижу.  (Дергает
рычаг. Маска клацает.) Уф! Как паралитик. И вы желаете, чтобы я  в  него
влез? Внутрь?
   Г о ф м а н. Точно так, ваша милость.
   М и н и с т р. Нет, увольте. Мне даже странно, как вы это  могли  мне
предложить - в мои-то лета! Вы и сами уже не молодой человек,  разрешите
вам это заметить, герр Гофман. Откуда же такое легкомыслие?
   Г о ф м а н (невинно). Просто я сказочник, герр Лемке.
   М и н и с т р. Ну да. Сказочник. Для детишек. (Обернувшись.) Ваши де-
ти в восторге, герр Шульц?
   Ш у л ь ц. Да, господин министр. Жить с господином Гофманом под одной
крышей большая радость.
   М и н и с т р. Вот видите! А вы не хотели. Что  я  вам  говорил!  Мы,
старики, вс„, вс„ знаем...
   Ф р а у Ш у л ь ц. Я одного не пойму: зачем герру Лемке лезть в маску
Щелкунчика? Ведь это костюм принца?

Г о ф м а н и Ш у л ь ц значительно переглядываются.

   Г о ф м а н. В этом и состоит заговор, милейшая фрау Шульц.
   Ф р а у Ш у л ь ц. Заговор?
   Г о ф м а н. Я хотел сказать - розыгрыш.
   Ф р а у Ш у л ь ц. А принц будет кто же: Мышиный Король?
   Ш у л ь ц. Нет, Мышиный Король буду я.
   Ф р а у Ш у л ь ц. Но вы же говорили Форшу...
   Г о ф м а н. Мы это нарочно ему сказали. Он не должен  ничего  знать.
Принц будет Кот Мурр.
   Ф р а у Ш у л ь ц (недовольно). Он не похож на кота. И разве он  сог-
ласится?
   Г о ф м а н. Положитесь на меня.
   Ф р а у Ш у л ь ц (так же). В чем смысл всех этих переодеваний?

Г о ф м а н и Ш у л ь ц вновь переглядываются.

   М и н и с т р. А ни в чем. Я не согласен оживлять это чудище.
   Г о ф м а н. Я знал, что вы станете торговаться.  И  вот,  чтобы  вас
смягчить... (Снимает со стены маску  Щелкунчика  и  поворачивает  другой
стороной.) ... мы вс„ изнутри выложили нежнейшей ватой.  Примерьте:  она
вам будет как раз впору.
   М и н и с т р (действительно смягчен). Но почему именно я?
   Г о ф м а н (вкрадчиво). А кто же? Шульц слишком худ. Форш  высок,  я
дирижирую за пультом. Остаетесь вы.
   М и н и с т р. Неужели меня не узн(ют? Ведь я  прихрамываю.  И  потом
голос...
   Г о ф м а н. Вам почти не придется ходить. И в