лу, забыв про отчет.) Вот они! (Извлекает из пачки бумаг. Сму-
щенно.) Только... только я не успел еще переписать их. А почерк его  вы-
сочества...
   П р и н ц (Гофману). Ты читаешь мой почерк?
   Г о ф м а н. Случалось.
   П р и н ц. Так разберешь.

   Ш у л ь ц отдает лист Г о ф м а н у, п р и н ц передает отчет Ш у л ь
ц у, Ш у л ь ц садится на свое место, все вновь погружены в работу. Пау-
за.

   Г о ф м а н. Гм-м...
   П р и н ц. В чем дело, Эрнст?
   Г о ф м а н. Вот тут одно место...
   П р и н ц. Оно тебе не нравится?
   Г о ф м а н. Вот это. (Читает.) "Упиться и еще раз упиться! Это,  ко-
нечно, не цель, но тот способ, которым мы приблизим себя хотя бы к пони-
манию истинной цели".
   Ш у л ь ц. Глубокая мысль.
   П р и н ц (Шульцу, с ненавистью). К а к а я мысль?
   Ш у л ь ц (смешавшись). Ну - ведь это новогодние тезисы...
   П р и н ц (Гофману, холодно). Тут написано "учиться". А не "упиться".
"Учиться".
   Г о ф м а н (невозмутимо). Ах вот как! Прости. У  тебя  действительно
плохой почерк.
   П р и н ц. Так перепиши сам. Да не малюй моих рож на полях -  это  не
способствует ведению дел.
   Г о ф м а н (глядя в тезисы). А причем здесь учеба?
   П р и н ц. Это сочинил Форш.
   Г о ф м а н. А ты писал под его диктовку? да?

П р и н ц не отвечает. Пауза.

   П р и н ц. Шульц!
   Ш у л ь ц. Да, ваше высочество.
   П р и н ц. Сходи, проверь, готов ли кофе.

Ш у л ь ц выходит.

Последнее время я все как-то хочу спать перед обедом. (Зевает, потягивается.) К чему бы это?

Г о ф м а н молчит.

(Сменив тон, внезапно.) Итак, Эрнст, лезвие застряло случайно.
   Г о ф м а н (устало, подняв взгляд). Я тебе объяснял  это  уже  много
раз, Вильгельм.
   П р и н ц. Но ведь я же должен быть уверен, что ты получил свой  пост
зря!
   Г о ф м а н. Ты можешь быть уверен. Я получил его зря.
   П р и н ц (покладисто). Хорошо, Эрнст. Однако  тебе  нравится  самому
распоряжаться моими деньгами?
   Г о ф м а н (осторожно). Пожалуй. Я чувствую себя свободней.
   П р и н ц. Вот видишь! На что ты, кстати, их тратишь?
   Г о ф м а н. Хочешь, я представлю отчет?
   П р и н ц (замахав руками). Ни боже мой! Ты меня не  так  понял.  Мне
все равно. Не вводи только Шульца в расходы. Это было бы несправедливо.
   Г о ф м а н. С чего ты взял, что я ввожу его в расход?
   П р и н ц. Ну, ты рассеян, а он тактичен, между тем ты у него живешь.
Ему не должно быть это обременительно: справедливость прежде всего.
   Г о ф м а н. Ты бы повысил ему оклад, чем толковать о справедливости.
   П р и н ц. Ни в коем случае. Если ты помнишь, мы уже как-то обсуждали
с тобой суть добра.
   Г о ф м а н. Я помню. Лемке это едва не стоило жизни.
   П р и н ц. А почему? Все потому,  что  ты  пустился  в  романтические
бредни, хотел меня разжалобить... Кажется, так?
   Г о ф м а н (вздохнув). Хорошо, если бы это понимала принцесса.
   П р и н ц. Да, она тебя теперь не любит... (Задумчиво.) Это опасно  -
попасть в немилость к моей жене.
   Г о ф м а н. У тебя замечательная жена. И потому это особенно  сквер-
но.
   П р и н ц. Наоборот. Ведь справедливость - заметь себе, это  уже  мои
мысли, не Форша,- справедливость есть лучшее  качество  дураков.  Добро,
когда оно логично, как раз и приводит к справедливости. Тебе как  юристу
это хорошо должно быть известно.
   Г о ф м а н. К чему ты клонишь?
   П р и н ц. Вот к чему: я должен быть справедлив со своим народом. Это
то, что они от меня требуют в силу присущей им от рождения  дураковатос-
ти. (Вскакивает, ходит по кабинету.) Все остальное они мне простят:  на-
логи - лишь бы поровну со всех; обманы - лишь бы  все  обманулись;  даже
подлость - лишь бы все могли почувствовать себя морально выше меня. Лем-
ке был моим министром; он здорово нажился на  мой  счет.  Справедливость
требовала, чтобы я его наказал. Но тут вмешался ты. Разумеется, ты  сде-
лал ставку на совесть: лучший Лемке это мертвый Лемке, но ведь Лемке то-
же человек, ну и вся эта чушь. И, конечно, выиграл я. Если бы я был мис-
тик, я бы сказал, что мир держится на справедливости.  Клинок  заело.  Я
тебе верю. Но суди сам: ведь это был перст судьбы. И мне  осталось  лишь
чуть-чуть ей помочь: ну там чтобы он пролежал в кровати месяц, а не  не-
делю - он столько и пролежит; и чтобы ты сел в его кресло.  Последнее  -
тоже справедливо. Вот так. А несправедливо то, что ты разонравился  Лот-
хен. Ведь ты действовал, как романтик, как рыцарь, - просто не  сработал
кинжал! Да, это несправедливо - тебя осуждать. И это хорошо. Ни  ты,  ни
Лотта не можете пожаловаться на недостаток мозгов. Между  тем  логика  -
наука недоумков, как и мораль - прибежище ничтожеств. А тут пахнет  нас-
тоящей жизнью - что ж, мои поздравления, Эрнст!
   Г о ф м а н. Обидная тирада.
   П р и н ц. Может быть. Но необходимая. Сейчас придет Шульц, и ты пой-
мешь почему.

   Входит Ш у л ь ц с кофейным подносом. Ставит чашки перед п р и н ц  е
м и Г о ф м а н о м. Потом садится за стол.

(продолжает.) Как раз перед твоим приездом я ввел оплату за доносы. Не помню, говорил ли я тебе это или нет.
   Г о ф м а н. Нет.
   П р и н ц. Как бы там ни было, я платил аккуратно. И не зря.  (Подхо-
дит к столу, достает пакет, вынимает оттуда  вчетверо  сложенный  лист.)
Читайте. (Дает Шульцу.)
   Ш у л ь ц (читает, покрываясь попутно потом). "Сим довожу  до  Вашего
сведения, что Ваш статс-секретарь при поддержке своей супруги, советницы
фрау Шульц, замышляет лишить Вас имущественных прав путем учреждения над
Вами опеки." Подпись: "Благонамеренный"...
   П р и н ц (Шульцу). Ты не знаешь, кто это?
   Ш у л ь ц (дрогнувшим голосом). Н-нет... нет.
   П р и н ц (Гофману). Ну вот! Что ты на это скажешь?
   Г о ф м а н (пожимает плечами). Обычная ябеда. А что?
   П р и н ц. Все не так просто. "Благонамеренный", гм.  Я,  признаться,
давно слежу за этим человеком - разумеется, не за ним самим, а  за  тем,
что он пишет. Он очень чуток к ситуации, к перемене политических сил.  У
него острый ум. Он понимает, когда и чем можно меня тронуть...  или  за-
деть. Мы, немцы, очень ранимый народ - по крайней мере, в ряде  случаев.
Вот и теперь: какой же заговор, когда при дворе Гофман? (Шульцу.)  Вооб-
рази: ведь это останется в вечности. Будут судачить: "т о т с а  м  ы  й
Шульц"; или еще того хуже: "И ты, Шульц!.."
   Ш у л ь ц. Я не пойму, о чем вы, ваше высочество!...
   П р и н ц. Я о справедливости. Ведь это будет несправедливо - как  ты
считаешь? - если после всего, чем мы друг другу обязаны, ты  замахнешься
на меня? Справедливый человек так поступить не может.
   Ш у л ь ц (запинаясь). Но... ваше высочество... У  меня  и  в  мыслях
нет... чего-либо такого...
   П р и н ц (вдруг угас). Хорошо. (Смотрит на чашку.) Что-то и кофе  не
хочется... Ладно. Время обедать. До вечера, господа!

Встает, быстро выходит
Сцена вторая

   Г о ф м а н (как бы про себя). Ну да. А я-то, конечно, человек  несп-
раведливый.
   Ш у л ь ц (зло). Интересно, какая сволочь написала вот это? (Указыва-
ет на донос.)
   Г о ф м а н (рассеянно). Одно могу сказать, Шульц: не я.
   Ш у л ь ц. Я понимаю, господин Теодор, что не вы. (Рассматривает  до-
нос.) Почерк какой-то знакомый...
   Г о ф м а н (тоже взглянув на лист).  Почерк,  конечно,  изменен.  Он
подражал прописям.
   Ш у л ь ц. Не приложил ли тут руку наш милый святоша?
   Г о ф м а н. Нет, на него это не похоже никак. Да он и не вмешивается
всерьез в мирские дела: целибат, Шульц, есть целибат.
   Ш у л ь ц. Ну, может быть, и не он. Как бы там ни было, принц  теперь
настороже. Нам надо действовать быстрее, иначе...
   Г о ф м а н (со скукой). А какая разница, Шульц? Ведь все равно принц
должен сам подписать свое отречение. И учредить опекунский совет. Пускай
себе приготовляется к мысли...
   Ш у л ь ц (горько). Разве вы не знаете принца, господин Теодор?  Неу-
жели вы думаете, что он будет сидеть сложа руки? Я удивляюсь, как это мы
еще на свободе.
   Г о ф м а н. Вы хотите сказать: как это мы еще не уволены, Шульц?
   Ш у л ь ц. Ну да, я это и имел в виду.
   Г о ф м а н (вздохнув). А я бы не отказался  быть  уволенным,  говоря
откровенно.
   Ш у л ь ц (испуганно). То есть как? Вы отказываетесь?
   Г о ф м а н (со смехом). Да от чего отказываться-то? Ведь  ничего  же
не происходит.
   Ш у л ь ц. Как это не происходит? (Вдруг становится на цыпочки,  нес-
лышно подбегает к кулисе, шепотом.) Жена!

   С заговорщическим видом входит ф р а у Ш у л ь ц. В руках у нее  кор-
зинка с кастрюльками.

   Ф р а у Ш у л ь ц (быстро оглядываясь). Он ушел?
   Щ у л ь ц. Да. Что это у тебя?
   Ф р а у Ш у л ь ц. Обед.
   Ш у л ь ц. Зачем?
   Ф р а у Ш у л ь ц. Не можете же вы сидеть голодными! А в гостиной вам
лучше не появляться.
   Г о ф м а н. Что за вздор! Почему?
   Ф р а у Ш у л ь ц. Как будто вы не понимаете, господин Гофман! (Начи-
нает расставлять кастрюльки на столе.) У нас же здесь сейчас будет засе-
дание комитета.
   Г о ф м а н (закатив глаза). Боже правый! Какого еще комитета? Что вы
напридумывали?
   Ш у л ь ц. Комитета оппозиции.
   Г о ф м а н. И кто в него входит?
   Ш у л ь ц. Вы. И мы.
   Г о ф м а н. Тьфу! Для чего такая конспирация? Мы могли бы все  обсу-
дить дома.
   Ш у л ь ц. Сейчас поймете. (Открывает портфель, достает  свернутый  в
трубку лист.) Вот.
   Г о ф м а н. Что это?
   Ш у л ь ц. "Отречение".
   Г о ф м а н. Это вы писали?
   Ш у л ь ц. Да. Чистовик. Не хватает только подписи принца  и  печати.
Прочтите, господин Теодор: может быть, нужно что-нибудь изменить.  Тогда
я перепишу все заново.

   Усаживается за стол п р и н ц а, придвигает к себе кастрюльку. Ест. Г
о ф - м а н читает.

   Г о ф м а н. И вы собираетесь предъявить это принцу?
   Ш у л ь ц. Да. Сегодня.
   Ф р а у Ш у л ь ц. Мы с Карлом думали, что предъявите вы.
   Ш у л ь ц (поспешно). Но если вы не хотите...
   Г о ф м а н. Нет, отчего ж. (Читает.) Да, тут все  ясно.  Получается,
что управлять страной буду я.
   Ф р а у Ш у л ь ц. Именно так и получается, господин Гофман.
   Ш у л ь ц. Мы, разумеется, вам поможем... А также и Лемке, когда  бу-
дет в состоянии... Я полагаю, он не откажется. Герцог Микаэль, а с ним и
фон Альтман прислушаются к его словам. Он был человек влиятельный.
   Г о ф м а н. Да, был. А что же Форш?
   Ш у л ь ц. Причем здесь Форш? Я ему многим обязан, но - в таком  деле
он лишний.
   Г о ф м а н. В таком деле было бы очень недурно заручиться поддержкой
церкви. И Форш...

Входит Ф о р ш.

   Ф р а у Ш  у  л  ь  ц  (в  сторону).  Ну  вот,  накликали.  (Громко.)
Здравствуйте, святой отец!
   Ф о р ш. Слава Иисусу Христу!

Сцена третья

   Ш у л ь ц. Вы, отец Вальдемар, как всегда  кстати.  (Прячет  "Отрече-
ние".)
   Г о ф м а н. Не откажетесь ли  присесть,  ваше  преподобие?  Я  хотел
спросить у вас совета.

Ш у л ь ц и ф р а у Ш у л ь ц испуганно переглядываются.

   Ф о р ш. Возможно... э... я для того и пришел. (Садится в кресло.)
   Г о ф м а н. Я не буду темнить, святой отец, а также начинать издали.
Мы здесь готовим дворцовый переворот.
   Ф о р ш. Я так и решил - по вашему виду.
   Ш у л ь ц. У нас разве какой-то особенный вид?
   Ф о р ш. Есть отчасти, господин Шульц. И потом эта походная  кухня...
(Указывает на кастрюльки.)
   Ф р а у Ш у л ь ц. У Карла больной желудок. Я всегда ношу ему обед...
   Ф о р ш. Гм. А мне казалось, принц частенько звал вас к своему столу.
Впрочем, в этом ли дело?
   Г о ф м а н. Да, святой отец. Дело не в этом.
   Ф о р ш. Но чем не угодил вам принц, позвольте спросить?
   Ш у л ь ц (криво усмехнувшись). Своим характером.
   Г о ф м а н. Вы же сами говорили, отец Вальдемар, что характер  чело-
века это его судьба. Помните? На празднике.
   Ф о р ш. Да, помню. Характер у него действительно скверный. И что же:
вы хотите его убить?
   Ш у л ь ц (сложив руки). Господи избави! Ведь мы не французы! Узурпа-
торов среди нас нет.
   Ф р а у Ш у л ь ц. И они нам не нужны.
   Ф о р ш. А тогда что?
   Г о ф м а н. Ну - речь об опекунском совете.
   Ф о р ш. А, понимаю: вы хотите опекать  принца.  Так  сказать,  забо-
титься о нем.
   Г о ф м а н. Вроде того. Чтобы ему было тепло, сытно,  уютно.  Он  же
всегда заботился о нас.
   Ш у л ь ц. Да уж.
   Ф о р ш. Это хорошо. Но согласится ли принц?
   Ш у л ь ц. А кто его будет спрашивать?
   Ф о р ш. Как же так? Ведь он-то вас спрашивал!
   Ш у л ь ц. О чем?
   Ф о р ш. О том, хотите вы его забот или нет.
   Ш у л ь ц. Конечно, спрашивал. Коли не нравится - убирайся. Вот у ме-
ня сейчас испытательный срок. Я испытываю: хочу ли я его ласк или  пред-
почту сдохнуть с голоду.
   Ф о р ш. Но ведь раньше вы как-то жили без него? Уж господин Амадей -
точно. Да и при нем не видно, чтоб вы голодали. А в своем театре  вы  бы
уже давно спились, господин Шульц, - извините за откровенность.
   Ш у л ь ц. Да, спился бы. Но сам.  А  тут  -  каждодневные  унижения.
Он-то, конечно, мне не даст спиться.
   Г о ф м а н. Шульц прав. Принц действительно благодетель.  Он  многим
сделал добро. И многих оскорбил. Это у него хорошо продумано.
   Ф о р ш. А каковы ваши претензии?
   Г о ф м а н (без большого азарта). Что ж, я присоединяюсь  к  Шульцу.
Принц жесток. Он расчетлив, скуп и циничен. Он беспринципен  -  извините
за дурной каламбур. Он подрывает основы человеческой жизни, смешивая вы-
сокое с грязью, опрокидывая веру в те вещи, без которых сама жизнь  ока-
зывается насмешкой. Он самодур. В истории бывают эпохи тишины - это, мо-
жет быть, лучшие часы человечества. Он и такие, как он, отравляют именно
их. Они гении будней - злые гении, надо сказать. Этого довольно?
   Ф о р ш. Довольно. Поговорим лучше о любви. Ведь  вы  любите  принца,
господин Амадей?
   Г о ф м а н. Да - вопреки.
   Ф о р ш (мягко). Не обманывайте себя, такой любви не  бывает.  Вы  на
ложном пути, сын мой.
   Г о ф м а н (улыбаясь). Хотя вы и  священник,  то  есть  отец,  но  я
все-таки старше вас, господин Форш.
   Ф о р ш. Ничуть. Старше тот, кто ближе к смерти. А ваша любовь, как и
любая любовь, исходит из тайных законов соответствия. Не так  уж  трудно
найти, что у вас общего с принцем. Недаром вы метите на его место. А он,
возможно, завидует вам. Но важно не это. Важно то, что он  действительно
ваш друг, и к тому же навсегда ваш друг. Этого изменить нельзя, вы знае-
те сами. Позвольте, я прочту вам один отрывок по памяти - ведь собствен-
но память, в более высоком смысле, заключается, я полагаю, в  очень  жи-
вой, подвижной фантазии, которая получив толчок, может словно  бы  силой
волшебства оживить целую картину прошлого со всеми присущими ей красками
и всеми ее случайными особенностями.
   Г о ф м а н (продолжая улыбаться). Какой отрывок, мой дорогой Форш?
   Ф о р ш. Отрывок вот какой. Он будет здесь к месту... (Вдруг  странно
изменив голос.) "Бра-тец, хи... хи!.. Ты меня узнал? Пойдем-ка со  мной,
со мной, да заберемся на крышу, под самый флюгер. Он  сейчас  наигрывает
веселую свадебную песнь. Ведь филин-то женится! Давай-ка поборемся там с
тобой, и тот, кто столкнет другого  вниз,  выйдет  в  короли  и  вдоволь
напьется крови".
   Г о ф м а н (опустив голову). Я был молод, когда это сочинил. Мне са-
мому очень нравился этот филин. И флюгер. А принц был совсем мальчишка и
из всех сил старался, чтобы я с ним дружил.
   Ф о р ш (обычным голосом). Вот видите, господин Амадей. Каждый из вас
был занят полезным делом. Но принц и сейчас не мешает вам  сочинять  все
так, как вам хочется, разве нет?
   Г о ф м а н. Пожалуй.
   Ф о р ш. Ну да. А во всех этих бунтах, переворотах, путчах кроется за
всей шумихой огромная скука. Разве вы сами не знаете?
   Ш у л ь ц (холодно). Не могу с вами согласиться,  святой  отец.  Тор-
жество справедливости не может быть скучным.
   Ф о р ш. Справедливости? да. Но ведь тут никакого торжества не будет.
Будет разве что игра в него, за которой прячется обычная... дележка.
   Ш у л ь ц. Дележка чего?
   Ф о р ш. Денег, конечно. И это скучно.
   Г о ф м а н. Беда в том, отец Вальдемар, что вам тоже нечего  предло-
жить. Становиться Творцом? Управлять мирами? Играть в  человечков?  Тоже
скука, когда представишь.
   Ф о р ш. Но ведь вы, господин Амадей, играли в свои фантазии? И люби-
ли их?
   Г о ф м а н. Любил. Играл - двадцать лет. Но даже уже теперь чувствую
усталость. А вы хотите продлить мне игру навсегда? Нет  уж.  Предпочитаю
забвенье.
   Ф р а у Ш у л ь ц (Шульцу, тихо). О чем это они?
   Ш у л ь ц (пожимает плечом). Не знаю.
   Ф о р ш. Мы о литературе. И раз уж об этом зашла речь, то я, господин
Амадей, позволю себе еще одну цитату - даром что уже отстегнул свой  со-
бачий хвост, а вы не бранитесь, как бывало, на  портвейн  и  не  хвалите
бифштекс по-даллахски.
   Г о ф м а н. У вас завидная память, святой отец!
   Ф о р ш. Ну, в этот раз я  буду  следовать  оригиналу  лишь  отчасти.
Итак, что же вам предложить, господин Амадей? Кровь, что течет у  вас  в
жилах, слишком горяча. Ваша фантазия из одного озорства часто рвет маги-
ческий круг жизни и бросает вас, неподготовленного, без оружия и защиты,
в некое царство волшебного принца, где  враждебные  духи  могут  однажды
уничтожить вас. Вы сами знаете это - так пейте меньше вина, а дабы  при-
мириться с большинством ваших знакомых, считающих вас по праву  дураком,
повесьте у себя над рабочим столом - или где бы вы  ни  были  -  золотое
правило отца-францисканца, то есть меня. Согласно ему, надо предоставить
вещам в мире идти так, как они идут, то есть своим ходом, а об отце-нас-
тоятеле не говорить ничего, кроме хорошего! (Встает, кланяется.) Мне по-
ра, господа. Вы не стесняйтесь, продолжайте ваши дела, я  же  хотел  еще
нанести визит старику Лемке: он, говорят, чувствует  себя  много  лучше.
Всего доброго, господин Амадей! Кстати, у  принца  сегодня  именины.  Вы
помните?

Выходит.

   Ш у л ь ц. Что ж, от церкви, как видно, проку мало.
   Ф р а у Ш у л ь ц. Не было бы вреда.

Сцена четвертая

   Ш у л ь ц. Ну, господин Теодор, что будем делать с "Отречением"?
   Г о ф м а н (стараясь сосредоточиться). Как вы себе это  представляе-
те?
   Ш у л ь ц. Я себе это представляю так. Сейчас... (Ищет глазами часы.)
...сейчас половина четвертого. К четырем придет принц. Мы вдвоем или  вы
один - как вы сами решите - вручим ему эту бумагу. После этого он...
   Г о ф м а н (перебивает). ... после этого он кликнет слуг и нас спус-
тят с лестницы.
   Ш у л ь ц (таинственно улыбаясь). Э, с слугами  не  все  так  просто.
(Обернувшись к фрау Шульц.) Клара!
   Ф р а у Ш у л ь ц. Сейчас, сейчас. (Идет к кулисе. Громким  шепотом.)
Девочки! Де-во-чки!

   Строем входят одетые в мундиры ф р е й л и н ы. Останавливаются, раз-
вернувшись в цепь.

   1-я ф р е й л и н а. Мы здесь, госпожа советница!
   Ф р а у Ш у л ь ц. Молодцы! (Гофману.) Как видите, двор с нами.
   Г о ф м а н. А слуги?
   Ф р а у Ш у л ь ц. На них тоже можно положиться.
   Ш у л ь ц (не без гордости). Мы предусмотрели все.
   2-я ф р е й л и н а. А что от нас нужно?
   Ф р а у Ш у л ь ц. Разве я вам не объясняла?
   1-я ф р е й л и н а. Объясняли, госпожа советница.
   Г о ф м а н. И что же вы?
   3-я ф р е й л и н а. Мы - за.
   Г о ф м а н. За что?
   1-я ф р е й л и н а. За принца.
   Ф р а у Ш у л ь ц. Как за принца?!
   3-я ф р е й л и н а (1-й фрейлине). Ты ничего не поняла. Мы за Гофма-
на.
   2-я ф р е й л и н а. Почему за Гофмана?
   4-я ф р е й л и н а. Он же старый.
   Г о ф м а н (улыбаясь). Разве я старый?
   3-я ф р е й л и н а (кокетничая). И ничуть не старый!
   1-я ф р е й л и н а. Хи-хи!
   2-я ф р е й л и н а. А что будет?
   Ф р а у Ш у л ь ц (фальшиво). А ничего не будет. Принц просто не ста-
нет больше никого обижать.
   1-я ф р е й л и н а. Как, совсем?
   Ф р а у Ш у л ь ц. Конечно, совсем.
   3-я ф р е й л и н а. Мы так не хотим.
   Ф р а у Ш у л ь ц. Чего вы не хотите?
   3-я ф р е й л и н а. Чтобы принц н