и не смеет спросить, угодно ли вам с дороги
взять горячую ванну?
   П р и н ц е с с а (иронически). И она послала вас выяснить это?
   М и н и с т р (с достоинством). Именно  так.  Ибо  если  ванна  жела-
тельна, то слуг надлежит отрядить немедленно носить и греть воду, факелы
же нужно тотчас задуть, тем более что при ста  свечах  (многозначительно
смотрит вверх) они, собственно, излишни.
   Г о ф м а н (разведя руками). Что ж, ванна...
   П р и н ц (явно соскучившись). Прошу меня простить, господа.  (Гофма-
ну.) Эрнст, располагайся, мойся, отдыхай, а позже вечером мы  встретимся
и поговорим. Я буду у себя в кабинете. (Идет к выходу. В  дверях,  гром-
ко.) Все могут быть свободны.

   Исчезает. Тотчас на сцене начинается общее движение. Ф р е й л и н  ы
упархивают за кулису, с л у г и, склонив факелы и гася их на ходу,  идут
за другую, м и н и с т р делает знак ф р а у Ш у л ь ц, и та устремляет-
ся следом, после чего из-за сцены слышатся плеск воды и бряцание  ведер.
Ш у л ь ц и Ф о р ш отходят средь суеты в сторону, но остаются на сцене,
тихо переговариваясь.

   М и н и с т р. Ну вот, все и устроилось. Жаль все-таки, герр  Гофман,
что вы приехали один. Впереди рождество, и ваша супруга была бы  украше-
нием наших зал, хотя, конечно (поклон принцессе), нам и самим  есть  чем
похвалиться.
   Г о ф м а н. Вы разве знакомы с моей супругой, господин Лемке?
   М и н и с т р. Мне кажется, я имел честь - еще с тех пор, как вы были
капельмейстером при покойном князе. Виноват: в каком году это было?
   Г о ф м а н (улыбаясь). Давно. И совсем недолго.
   М и н и с т р. А впрочем, может быть, я путаю. Возможно, это были  не
вы. Старый князь любил музыку.
   Г о ф м а н. Гм.
   П р и н ц е с с а. Вы тогда и познакомились с Вильгельмом?
   Г о ф м а н. Я знал принца в бытность его студенчества в Бамберге.
   П р и н ц е с с а. О, да? Он очень изменился?
   Г о ф м а н (смеясь). Разве что потолстел. Но  это  свойственно  всем
наследным принцам - включая Гамлета, а ведь он был славный малый и очень
сдержан в еде.
   Г о л о с ф р а у Ш у л ь ц (за  сценой).  Господин  Лемке!  Господин
Лемке! Мы снова не можем найти дров!
   М и н и с т р (ворчит). И вот так всегда. Без меня не  могут,  ничего
не могут. А ведь я уж стар... Простите, ваше высочество, извините,  герр
Гофман... (Кланяется, прихрамывая идет прочь).
   Г о ф м а н. Забавный старикан.
   П р и н ц е с с а (без большой приязни).  Он  любит  развести  суету.
Скажите, Гофман, неужто вы и впрямь не разбираетесь  в  людях,  как  это
только что заявили?
   Г о ф м а н. Все зависит от того, что значит "разбираться". Тут обыч-
но толкуют о душе. И вот ведь забавно: души никто никогда не видел, зато
зримая часть - тело - всегда на виду. Но о нем-то как раз все забывают.
   П р и н ц е с с а. Тело? Причем тут оно?
   Г о ф м а н. Видите ли, принцесса, в наш прагматический век мыслитель
отдает б(льшую дань доверия тому, чего можно так или иначе коснуться.  И
вот если бы вы спросили меня, что я думаю о френологии, о строении  рук,
о чертах лица, а также, между прочим, о значении причесок и платья...
   П р и н ц е с с а. О! Так вы хиромант!
   Г о ф м а н. И отчасти физиогномист.
   П р и н ц е с с а. Прекрасно! Что же вы видите на моей физиономии?
   Г о ф м а н. Любопытство, живость и желание сделать выгодное  впечат-
ление, что, впрочем, совсем нетрудно для такой  очаровательной  женщины,
как вы.
   П р и н ц е с с а (улыбаясь). Вы  говорите  комплименты,  Гофман.  Но
сейчас я вас поймаю. Что вы скажете об этих господах? (Указывает на Фор-
ша и Шульца.)
   Г о ф м а н (быстро, сквозь зубы). Одного из них точит тайный  недуг,
а другого - тайная скорбь.

   Ф о р ш и Ш у л ь ц, заметив, что на них  смотрят,  обрывают  беседу,
которую вели вполголоса до сих пор, и приближаются к Г о ф м а н у и п р
и н ц е с с е. Ф о р ш широко улыбается.

   П р и н ц е с с а (Шульцу). Господин Гофман только  что  сказал  мне,
что вы несчастны.
   Ш у л ь ц (с грустной улыбкой). Возможно, это не так, но я бы с  удо-
вольствием услышал, на чем строит свои заключения господин Теодор. (Низ-
ко ему кланяется).
   Г о ф м а н. Я лучше скажу о себе. (Указывает на свое лицо.) Взгляни-
те. (Начинает говорить, водя пальцами по щекам и подбородку, потом,  ув-
лекшись, размахивает руками, представляя жестами гротескные черты лица.)
Начнем с невинного. Бакенбарды - нечто туманное,  неясное,  нечто  вроде
мыслей лунатика, ищущего опоры под ногой. Вот выступ подбородка - откло-
ненные пьесы, ненапечатанные повести, несыгранные  сонаты.  И  в  тесной
связи с ним - рот: ироническая складка или сказочная  мышца.  Щелкунчик,
собака Берганца, кот Мурр - вс„ здесь. Подбородок поддерживает  его  как
может, но края все же клонятся вниз. Почему? А вот почему: на них  насе-
дают щеки. Вот эти мешочки, тяжкие, дряблые  мешки,  в  которых  повинен
портвейн, а также любимый бифштекс  по-даллахски,  благослови,  господь,
тот трактир, в котором... Впрочем, это неважно. Итак, кровавый бифштекс.
Его следы под глазами, а выше, между бровей  -  мефистофельский  мускул.
Это - моя страсть, моя мстительность и кровожадность, ушедшая,  впрочем,
как сок, в "Ночные рассказы" и в "Эликсиры сатаны". Изволили читать?
   Ш у л ь ц (потрясенный). Да... читали...
   Ф о р ш (перестав улыбаться). То, что вы говорите,  господин  Амадей,
поражает...
   Г о ф м а н. Нет-нет. Я никого не хотел  поразить.  Просто  принцесса
Лотта спросила меня о физиогномике, и я почел нужным ответить подробно.
   П р и н ц е с с а (словно очнувшись, дрогнувшим  голосом).  Гофман...
вам... Вам будет трудно здесь с такими мыслями...
   Г о ф м а н (беспечно). Что ж, я уеду.
   П р и н ц е с с а. Нет, боже мой, нет! Я не о  том.  Просто...  Одним
словом, я... я помогу вам.

Поворачивается и быстро идет прочь.

   Г о л о с ф р а у Ш у л ь ц (за сценой). Господин Гофман! Мыться!
   Г о ф м а н. Ну вот. Очень кстати.

Уходит.

   Ш у л ь ц (ему вслед, с восхищением ). Да, это великий артист!
   Ф о р ш. И достойный человек.
   Ш у л ь ц (вдруг спохватившись). Святой отец, я  тут  за  разговорами
совсем забыл спросить вас... Я уже говорил  вам  о  моей  проблеме...  А
принц между тем опять...
   Ф о р ш (понизив голос). Денег? Конечно, я дам вам денег. Десять  та-
леров вам хватит пока?
   Ш у л ь ц. Бог мой! Более чем!

Ф о р ш достает деньги.

(радостно.) И с ними я остаюсь вам должен всего... (Считает в уме.) Шестнадцать талеров, шестьдесят - нет, шестьдесят пять пфеннингов.
   Г о л о с ф р а у Ш у л ь ц (за сценой). Так не горячо, господин Гоф-
ман?
   Ф о р ш. Да, шестьдесят пять.

Скрываются за кулисами. Меркнет свет.

Сцена седьмая

   Кабинет п р и н ц а. Ш у л ь ц и п р и н ц -  за  своими  столами.  В
подсвечниках на столах горят свечи. П р и н ц как бы не замечает Ш у л ь
ц а. Он в спальном халате. То склоняется над  бумагами,  вороша  их,  то
вскакивает, ходит кругами,снова садится. Берет  перо,откладывает.Задумы-
вается. Входит Г о ф м а н. Он тоже в халате, в чалме  из  полотенец,  с
одеялом в руке.

   Г о ф м а н. Принц?
   П р и н ц. Эрнст? Проходи, садись. Хочешь курить?
   Г о ф м а н. С утра першит в горле. Обойдемся без табаку.

Садится в кресло, кладет одеяло на колени.

   П р и н ц. Пожалуй. (Шульцу.) Шульц! распорядись, чтоб подали пунш.

Ш у л ь ц выходит.

Что ж, рассказывай.
   Г о ф м а н. Что бы ты хотел знать?
   П р и н ц ( со скукой). Ну, как ты живешь...
   Г о ф м а н. Меня часто спрашивают, правда ли, что ты мой друг.
   П р и н ц (усмехнувшись). Ты, конечно, говоришь "нет"?
   Г о ф м а н. Конечно.

П р и н ц кивает. Пауза.

   П р и н ц (внезапно). Скажи, Вильгельм: зачем ты стал Амадеем?
   Г о ф м а н. Но ведь ты сам был раньше Пий.
   П р и н ц. Да, но Вильгельм - имя моего отца. Ты не  хотел  быть  его
тезкой?
   Г о ф м а н. Признаться, я не думал тогда о нем. У меня это  крестное
имя.
   П р и н ц (с легкой иронией). Теперь твой тезка Моцарт. Ну  да.  Ведь
для тебя музыка - святыня, не так ли?
   Г о ф м а н (пожав плечом). Может быть. Я себя  не  считаю  любителем
искусств.
   П р и н ц (решительно). Хорошо. Я буду звать тебя Эрнст.
   Г о ф м а н. Собственно, ты всегда меня так звал.

   Входит Ш у л ь ц с подносом. П р и н ц ставит  свой  стакан  рядом  с
подсвечником и придвигает к себе какое-то дело. Листает его. Г о ф м а н
пьет пунш. Ш у л ь ц стоит у двери.

   П р и н ц (держа перед глазами бумагу). Я просил Шульца навести о те-
бе справки. Посмотрим, все ли тут верно.
   Г о ф м а н. К чему это?
   П р и н ц (не отвечая). Ты получил чин асессора  и  сдал  экзамен  на
звание референдария еще... ого! В девяносто восьмом году.
   Г о ф м а н. Это был трудный экзамен.
   П р и н ц. Что ж, значит, ты хороший юрист.
   Г о ф м а н. В прошлом.
   П р и н ц (соглашаясь). В прошлом. В прошлом ты также был  следовате-
лем судебной палаты и этим же занимался в Берлине, где  служил  в  госу-
дарственном суде.
   Г о ф м а н. Не пойму, к чему ты клонишь. Эти новости  двадцатилетней
давности интересны только специалисту.
   П р и н ц ( невинно). Что ж, пожалуй, я твой первый биограф.  Или  ты
против?
   Г о ф м а н. Нет, отчего же.
   П р и н ц. Тогда продолжим. (Читает глазами.) Однако... однако в Вар-
шаве ты не ужился с начальством.
   Г о ф м а н. Это оно не ужилось со мной.
   П р и н ц (морщась). Ты всерьез так думаешь?.. (Не дожидаясь ответа.)
Впрочем, карикатура, даже обидная, это пустяк, если рисует мастер, а его
жертва - прусский чиновник. Тебя выслали в Плоцк. Там ты занимался музы-
кой.
   Г о ф м а н. Ею я занимался везде.
   П р и н ц (бормочет про себя). Ну, дальше  Бамберг,  так,  это  ясно,
так, снова Берлин, "Кавалер Глюк"... А вот мы уже и знаменитость.  (Отк-
ладывает дело, смотрит на Гофмана.) Ну? Что же дальше?
   Г о ф м а н. Что ты имеешь в виду?
   П р и н ц. Шульц! выйди.

Ш у л ь ц выходит.

(с расстановкой.) То, что ты нищ, велик, признан и неприкаян. Я думаю, что с тобой делать.
   Г о ф м а н (просто). Дай мне денег.
   П р и н ц. Сколько?
   Г о ф м а н ( смеясь). Не знаю! Назначь пенсию, или...
   П р и н ц. Или что?
   Г о ф м а н. Или оклад.
   П р и н ц. За что? Что ты будешь делать?
   Г о ф м а н. Разумеется, то, что хочу.
   П р и н ц. С какой стати?
   Г о ф м а н. Очень просто. Музыка не приносит пользу; ты  можешь  мне
поверить как старому капельмейстеру. Литература тоже не приносит пользу.
Карикатура приносит вред. Искусство в целом приносит вред - конечно,  не
лицам, а государству. Потому государство его боится и правильно  делает.
Оно должно платить за свой страх. Ведь вот ты даже не спросил меня,  что
именно я хочу предпринять на твои деньги. Ты это знаешь и так.  Ибо  ис-
кусство всегда - тайно или явно - есть подрыв основ.
   П р и н ц (улыбаясь). За что же тут платить?
   Г о ф м а н. За то, чтобы они подрывались любя. Иначе это делается  с
грязью и кровью.
   П р и н ц. Весомый довод.
   Г о ф м а н. У тебя есть возражения?
   П р и н ц. Только одно: у меня очень мало денег.

Г о ф м а н разводит руками с шутливым отчаянием.

Я не шучу. Раз уж речь зашла о государстве, заметь себе: государство - это мой кошелек. Его слишком просто выронить из кармана. Весь двор держится им. (Вскакивает, в волнении ходит по кабинету.) Суди сам, Эрнст. Никаких прав на землю у меня нет. Я такой же подданный герцога Микаэля, как и любой придворный. Они служат мне в силу привычки, из спеси и потому, что я плачу им. Разорись я завтра - Шульц, Форш, все - сбегут и даже кланяться не станут при встрече. Шарлотта...
   Г о ф м а н (быстро). Жена Цезаря вне подозрений.
   П р и н ц. Я это и хотел сказать. Она одна,  на  кого  я  могу  поло-
житься. (Успокоившись.) Одним словом, средств на подкуп злых сил у  меня
нет. Едва хватает на поддержку добрых.
   Г о ф м а н. Что ты называешь добром?
   П р и н ц. То же, что ты, но в другом смысле.
   Г о ф м а н. А все же.
   П р и н ц. Тебе ведь хватило ума понять, что  ты  хочешь  есть  чужой
хлеб.
   Г о ф м а н. Пожалуй.
   П р и н ц. Я тоже не лгу себе и знаю, что хочу подчинить  себе  чужие
воли.
   Г о ф м а н. Другими словами, ты тиран.
   П р и н ц. Да, как ты - паразит.
   Г о ф м а н. Впрочем, с чужим хлебом у меня что-то не ладится.
   П р и н ц. У меня тоже есть сложности. Как раз их я хотел с тобой об-
судить.
   Г о ф м а н. Ты думаешь, я могу быть тебе полезен?
   П р и н ц. Увидим. (В раздумье глядит на него.) Вообще-то меня беспо-
коит Шульц.
   Г о ф м а н (подняв брови). Шульц?
   П р и н ц. Да. Ты заметил, с какой  неохотой  он  выполняет  приказы?
(Повысив голос.) Шульц, войди!

Входит Ш у л ь ц.

Сними нагар с свечей.

Ш у л ь ц снимает.

(Гофману.) А ведь я столько сил и денег истратил... Шульц, выйди!

Ш у л ь ц выходит.

...истратил на то, чтобы сделать его покорным. Он мягкотел, безволен, он в сущности глуп, и, однако, мне не удается сломить его - вернее, его косность. Он, видите ли, привык к свободе - в том разъезжем балагане, где раньше играл.
   Г о ф м а н. Позволь. А ты уверен, что он не подслушивает?
   П р и н ц. Уверен. Я ему запретил... Так вот, Шульц - это мелочь, об-
щий случай. Куда хуже первый министр.
   Г о ф м а н (с любопытством). Герр Лемке? Чем тебе не угодил он?
   П р и н ц. Ты обратил на него внимание?
   Г о ф м а н (пожимает плечами). Похож на нитку, выпавшую из иглы. Се-
рый господин.
   П р и н ц (сквозь зубы). Он забрал себе в голову, что может  распоря-
жаться мной.
   Г о ф м а н. Как это - тобой?
   П р и н ц. Ну, моими деньгами.
   Г о ф м а н. Зачем же ты ему позволяешь это?
   П р и н ц. Он знает больше, чем я бы хотел. Я даже не могу его  прог-
нать. Он побежит к фон Альтману или к герцогу, и это будет еще хуже.
   Г о ф м а н (с участием). Что же ты намерен делать?
   П р и н ц (глухо). Я намерен его убить.
   Г о ф м а н. Убить?!
   П р и н ц. Тише, пожалуйста. А что еще мне остается? В былые  времена
я бы отправил его в крепость. Но теперь полиция подчинена герцогу, да  и
то лишь отчасти... (В раздумье.) Вот если бы состряпать против него  со-
лидное дело... Я потерял на нем столько денег... Да, Эрнст, ведь  ты  же
юрист. Что бы ты посоветовал?
   Г о ф м а н ( растерянно). Я, право, не знаю. Я  столько  времени  не
практиковал...
   П р и н ц. Ну вот, ты искал полезной работы. Спаси министра от смерти
- ибо, видит бог, мне не нужна его кровь, - и это будет прямая польза  и
выигрыш в человечности. Ведь ты гуманист?
   Г о ф м а н (ошеломленно). Ты хочешь, чтобы я его посадил?
   П р и н ц. Да, нечто вроде.
   Г о ф м а н. Я вряд ли гожусь на такую роль.
   П р и н ц. Ну, ты еще подумай. И кстати: ты знаешь, что будешь жить у
Шульцев?
   Г о ф м а н. Фрау Шульц мне сказала.
   П р и н ц. Так присмотри за ее мужем. Ему это не  повредит.  (Зевает,
потом быстро встает.) Ну все. Я иду спать. Шульц отвезет тебя к себе до-
мой... Шульц, войди!

Ш у л ь ц входит.

Карета готова?
   Ш у л ь ц. Сейчас будет готова, ваше высочество. Я распорядился.
   П р и н ц. И отлично. Спокойной ночи, Эрнст.
   Г о ф м а н. Спокойной ночи, Вильгельм.

П р и н ц уходит.

Сцена восьмая

   Ш у л ь ц (глядя в окно). Вот и снег. Какие большие пушинки.

Ф р а у Ш у л ь ц, неслышно войдя, начинает гасить медным колпачком свечи на столах. Сцена постепенно темнеет.

   Г о ф м а н (после паузы). Как в замке празднуют Рождество?
   Ф р а у Ш у л ь ц. О, господин Гофман! Пышно. В этом году будет  кос-
тюмированный бал.
   Г о ф м а н. Это очень хорошо. (Как бы про себя.) Это мне на руку...
   Ф р а у Ш у л ь ц. Вы примете в нем участие?
   Г о ф м а н. Вероятно. Мне сейчас в голову пришел один розыгрыш.
   Ф р а у Ш у л ь ц. Кого вы хотите разыграть?
   Г о ф м а н. Принца.
   Ш у л ь ц (обернувшись). Неужто, господин Теодор?
   Г о ф м а н. Да. И я надеюсь, что вы как старый артист и комик  помо-
жете мне в этом.
   Ш у л ь ц (смущен). А это... это безопасный розыгрыш?
   Г о ф м а н. О, совершенно безопасный.
   Ш у л ь ц (грустно). Потому что я очень люблю принца. И  любой  вред,
даже самый невинный...
   Г о ф м а н. Нет, ему это пойдет на пользу.
   Ф р а у Ш у л ь ц (мужу). Чего ты боишься?  Ведь  господин  Гофман  с
принцем старые друзья.
   Ш у л ь ц. Да... Да, конечно...
   Г о ф м а н (Фрау Шульц). Ваша помощь, возможно, будет тоже нужна.
   Ф р а у Ш у л ь ц. Можете смело на меня рассчитывать. А  в  чем  суть
придуманной вами шутки?
   Г о ф м а н. Так - нечто вроде заговора. Но я еще не все рассчитал. К
тому же нужно уговорить герра Лемке... а вот и он!

Входит м и н и с т р.

   М и н и с т р (торжественно, с порога).  Перед  сном  его  высочество
сделал устное распоряжение, которое я уполномочен передать  статс-секре-
тарю, господину Шульцу. Однако содержание этой реляции  таково,  что,  я
полагаю, герр Гофман тоже может ее услышать. Речь идет о назначении сум-
мы на содержание друга его высочества Эрнста Теодора Амадея Гофмана  при
дворе на время его пребывания в резиденции принца. Завтра утром господин
Шульц составит указ.
   Г о ф м а н (дрогнувшим голосом). И какова... какова же эта сумма?
   М и н и с т р (с полупоклоном). Пятьсот лаубталеров в месяц.
   Г о ф м а н. Пятьсот?! (Вскакивает, роняет одеяло с колен,  полотенце
на голове разматывается.) Вы говорите - пятьсот?!

Ф р а у Ш у л ь ц радостно хлопает в ладоши, Ш у л ь ц подходит с поздравлениями.

И когда же я смогу получить эти деньги?
   М и н и с т р (повторив поклон). Никогда. Деньги  будут  истрачены  в
вашу пользу. Однако согласно воле его высочества, он сам решит, как и на
что употребить их. (Улыбнувшись.) Всего доброго, герр Гофман! Карета уже
внизу!

З а н а в е с
































ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Сцена первая

   Гостиная Ш у л ь ц е в. Готическое зеркало аркой. Слева от него висит
на стене карнавальный костюм: черное мужское одеяние, перехваченное поя-
сом с небольшой шпагой. Выше воротника - маска, изображающая Щелкунчика.
К ней приделан рычаг, приводящий в движение челюсть. Левее, ближе к зри-
телю, обеденный стол с набором столовых  принадлежностей.  Среди  них  -
чернильница с воткнутым пером. За столом, в ночном колпаке, с шарфом  на
шее, сидит Г о ф - м а н. Справа, возле кулис - резное кресло с  высокой
спинкой. На нем ворохом брошено ярко-красное бархатное платье. Г о ф-м а
н один.

   Г о ф м а н. Я люблю зиму в Германии. В Париже сейчас  дождь  -  ску-
ка... А у нас мороз.
   Г о л о с Ф р а у Ш у л ь ц (за сценой). Вот от него-то вы и простыли
в дороге.
   Г о ф м а н. Может быть. Но все-таки это веселей,  чем  плескаться  в
лужах. А что за вид днем, фрау Шульц, из ваших окон! Особенно, если пой-
дет снег. Лес в инее, все в сугробах, зеленый лед на реке  блестит,  как
бутылочное стекло. Солнце прячется в тусклой мгле, как в перине. И  ост-
роверхие кровли монастыря Святых Угодников поднимают свои шпили у самого
леса... Бархатный Брейгель любил писать такой пейзаж. А Людвиг Тик гово-
рил, что в готических башнях истинный дух гнездится  не  реже,  чем  под
гордыми куполами старого Рима.

   При последних словах Ф р а у Ш у л ь ц в домашнем платье, в чепчике и
в кухонном фартуке входит, неся на вытянутых руках дымящуюся  кастрюльку
с бульоном. Ставит ее на стол перед Г о ф м а н о м, берет  поварешку  и
наливает бульон в стоящую рядом тарелку.

Благодарю вас, дражайшая госпожа советница!
   Ф р а у Ш у л ь ц. Кушайте на здоровье. Бульон  целебный.  Горлу  это
крайне полезно. А что до Рима, то ваш Тик прав, если только, конечно, он
имел в виду Святой Дух, который веет где хочет.
   Г о ф м а н. Возможно, он говорил о Нем.
   Ф р а у Ш у л ь ц. И очень жаль, господин Гофман, что вы  по  болезни
не были вчера на службе в монастыре. Служил сам епископ - как  всегда  в
Рождество.
   Г о ф м а н. А что