ще выглядишь, - удивленно сказал я.
   - Я и чувствую себя хорошо, Робби. Как будто проспала целую  ночь.  У
меня все быстро меняется.
   - Да, видит бог. Иногда так быстро, что и не уследить.
   Она прислонилась к моему плечу и посмотрела на меня:
   - Слишком быстро, Робби?
   - Нет. Просто я очень медлительный человек. Правда, я часто бываю  не
в меру медлительным. Пат?
   Она улыбнулась:
   - Что медленно - то прочно. А что прочно - хорошо.
   - Я прочен, как пробка на воде.
   Она покачала головой:
   - Ты гораздо прочнее, чем тебе кажется. Ты вообще  не  знаешь,  какой
ты. Я редко встречала людей, которые бы так сильно заблуждались  относи-
тельно себя, как ты.
   Я отпустил ее.
   - Да, любимый, - сказала она и кивнула головой, -  это  действительно
так. А теперь пойдем ужинать.
   - Куда же мы пойдем? - спросил я.
   - К Альфонсу. Я должна увидеть все это опять. Мне  кажется,  будто  я
уезжала на целую вечность.
   - Хорошо! - сказал я. - А аппетит у тебя соответствующий? К  Альфонсу
надо приходить очень голодными.
   Она рассмеялась:
   - У меня зверский аппетит.
   - Тогда пошли! Я вдруг очень обрадовался.
   Наше появление у Альфонса Сказалось сплошным триумфом. Он поздоровал-
ся с нами, тут же исчез и вскоре вернулся в белом воротничке и зеленом в
крапинку галстуке. Даже ради германского кайзера он бы так не вырядился.
Он и сам немного растерялся от этих неслыханных признаков декаданса.
   - Итак, Альфонс, что у вас сегодня хорошего? - спросила Пат и положи-
ла руки на стол.
   Альфонс осклабился, чуть открыл рот и прищурил глаза:
   - Вам повезло! Сегодня есть раки! Он отступил на шаг,  чтобы  посмот-
реть, какую это вызвало реакцию. Мы, разумеется, были потрясены.
   - И вдобавок найдется молодое мозельское вино, - восхищенно прошептал
он и отошел еще на шаг. В ответ раздались бурные аплодисменты, они  пос-
лышались и в дверях. Там стоял последний романтик с всклокоченной желтой
копной волос, с опаленным носом и, широко улыбаясь, тоже хлопал в  ладо-
ши.
   - Готтфрид! - вскричал Альфонс. - Ты? Лично? Какой день! Дай  прижать
тебя к груди!
   - Сейчас ты получишь удовольствие, - сказал я Пат.
   Они бросились друг другу в объятия. Альфонс  хлопал  Ленца  по  спине
так, что все вокруг звенело, как в кузне.
   - Ганс, - крикнул он затем кельнеру, - принеси нам "наполеон"!
   Он потащил Готтфрида к стойке. Кельнер принес большую запыленную  бу-
тылку. Альфонс налил две рюмки:
   - За тебя, Готтфрид, свинья ты жареная, черт бы тебя побрал!
   - За тебя. Альфонс, старый каторжник!
   Оба выпили залпом свои рюмки.
   - Первоклассно! - сказал Готтфрид. - Коньяк для мадонн!
   - Просто стыдно пить его так! - подтвердил Альфонс.
   - А как же пить его медленно, если так радуешься! Давай еще по одной!
   Альфонс налил еще и поднял рюмку.
   - Эх, ты! Все тебе мало.
   Ленц рассмеялся.
   - Дорогой ты мой старик.
   У Альфонса навернулись слезы на глаза.
   - Еще по одной, Готтфрид! - сказал он, сильно волнуясь.
   - Всегда готов! - Ленц подал ему рюмку. - От такого коньяка  я  отка-
жусь не раньше, чем буду валяться на полу и не смогу поднять головы!
   - Хорошо сказано! - Альфонс налил по третьей.
   Чуть задыхаясь, Ленц вернулся к столику. Он вынул часы:
   - Без десяти восемь "ситроен" подкатил к мастерской. Что  вы  на  это
скажете?
   - Рекорд, - ответила Пат. - Да здравствует Юпп! Я ему тоже подарю ко-
робку сигарет.
   - А ты за это получишь лишнюю порцию раков! - заявил Альфонс, не отс-
тупавший ни на шаг от Готтфрида. Потом он роздал нам какие-то  скатерки.
- Снимайте пиджаки и повяжите эти штуки вокруг шеи. Дама не будет возра-
жать, не так ли?
   - Считаю это даже необходимым, - сказала Пат.
   Альфонс обрадованно кивнул головой:
   - Вы разумная женщина, я знаю. Раков нужно есть  с  вдохновением,  не
боясь испачкаться. - Он широко улыбнулся. - Я вам,  конечно,  дам  нечто
поэлегантнее.
   Кельнер Ганс принес белоснежный кухонный халат. Альфонс развернул его
и помог Пат облачиться.
   - Очень вам идет! - сказал он одобрительно.
   - Крепко, крепко! - ответила она, смеясь.
   - Мне приятно, что вы это запомнили, - сказал Альфонс,  тая  от  удо-
вольствия. - Душу мне согреваете.
   - Альфонс! - Готтфрид завязал скатерку на затылке  так,  что  кончики
торчали далеко в стороны. - Пока что  все  здесь  напоминает  салон  для
бритья.
   - Сейчас все изменится. Но сперва немного искусства.
   Альфонс подошел к патефону. Вскоре загремел хор пилигримов  из  "Тан-
гейзера". Мы слушали и молчали.
   Едва умолк последний звук, как отворилась  дверь  из  кухни  и  вошел
кельнер Ганс, неся миску величиной с детскую ванну. Она была полна дымя-
щихся раков. Кряхтя от натуги, он поставил ее на стол.
   - Принеси салфетку и для меня, - сказал Альфонс.
   - Ты будешь есть с нами? Золотко ты мое! - воскликнул Ленц.  -  Какая
честь!
   - Если дама не возражает.
   - Напротив, Альфонс! Пат подвинулась, и он сел возле нее.
   - Хорошо, что я сижу рядом с вами, - сказал он чуть растерянно. - Де-
ло в том, что я расправляюсь с ними довольно  быстро,  а  для  дамы  это
весьма скучное занятие.
   Он выхватил из миски рака и с чудовищной быстротой  стал  разделывать
его для Пат. Он действовал своими огромными ручищами так ловко и изящно,
что Пат оставалось только брать аппетитные куски,  протягиваемые  ей  на
вилке, и съедать их.
   - Вкусно? - спросил он.
   - Роскошно! - Она подняла бокал. - За вас, Альфонс.
   Альфонс торжественно чокнулся с ней и медленно выпил  свой  бокал.  Я
посмотрел на нее. Мне не хотелось, чтобы она пила спиртное,  и  она  по-
чувствовала мой взгляд.
   - За тебя, Робби, - сказала она.
   Она сияла очарованием и радостью.
   - За тебя, Пат, - сказал я и выпил.
   - Ну, не чудесно ли здесь? - спросила она, все еще глядя на меня.
   - Изумительно! - Я снова налил себе. - Салют, Пат!
   Ее лицо просветлело:
   - Салют, Робби! Салют, Готтфрид! Мы выпили.
   - Доброе вино! - сказал Ленц.
   - Прошлогодний "граахский абтсберг", - объяснил Альфонс. -  Рад,  что
ты оценил его!
   Он взял другого рака и протянул Пат раскрытую клешню.
   Она отказалась:
   - Съешьте сами, Альфонс, а то вам ничего не достанется.
   - Потом. Я ем быстрее всех вас. Наверстаю.
   - Ну хорошо. - Она взяла клешню. Альфонс млел от удовольствия и  про-
должал угощать ее. Казалось, старая  огромная  сова  кормит  птенчика  в
гнезде.
   Перед уходом мы выпили еще по рюмке  "наполеона".  Потом  стали  про-
щаться с Альфонсом. Пат была счастлива.
   - Было чудесно! - сказала она, протягивая  Альфонсу  руку.  -  Я  вам
очень благодарна, Альфонс. Правда, все было чудесно!
   Альфонс что-то пробормотал и поцеловал ей руку.  Ленц  так  удивился,
что глаза у него полезли на лоб.
   - Приходите поскорее опять, - сказал Альфонс. - И ты тоже, Готтфрид.
   На улице под фонарем стоял наш маленький, всеми покинутый "ситроен".
   - О! - воскликнула Пат. Ее лицо исказила судорога.
   - После сегодняшнего пробега я окрестил его  Геркулесом!  -  Готтфрид
распахнул дверцу. - Отвезти вас домой?
   - Нет, - сказала Пат.
   - Я так и думал. Куда же нам поехать?
   - В бар. Или не стоит, Робби? - Она повернулась ко мне.
   - Конечно, - сказал я. - Конечно, мы еще поедем в бар.
   Мы не спеша проехали по улицам. Был теплый и ясный вечер. На  тротуа-
рах перед кафе сидели люди. Доносилась музыка. Пат  сидела  возле  меня.
Вдруг я подумал - но ведь она очень больна. От этой  мысли  меня  обдало
жаром. Какую-то минуту я считал ее совсем здоровой.
   В баре мы застали Фердинанда и Валентина. Фердинанд  был  в  отличном
настроении. Он встал и пошел навстречу Пат:
   - Диана, вернувшаяся из лесов под родную сень...
   Она улыбнулась. Он обнял ее за плечи:
   - Смуглая отважная охотница с серебряным луком! Что будем пить?
   Готтфрид отстранил руку Фердинанда.
   - Патетические люди всегда бестактны, - сказал он. - Даму сопровожда-
ют двое мужчин. Ты, кажется, не заметил этого, старый зубр!
   - Романтики - всего лишь свита. Они могут следовать, но не  сопровож-
дать, - невозмутимо возразил Грау.
   Ленц усмехнулся и обратился к Пат:
   - Сейчас я вам приготовлю  особую  смесь.  Коктейль  "колибри",  бра-
зильский рецепт.
   Он подошел к стойке, долго смешивал разные напитки и  наконец  принес
коктейль.
   - Нравится? - спросил он Пат.
   - Для Бразилии слабовато, - ответила Пат.
   Готтфрид рассмеялся:
   - Между тем очень крепкая штука. Замешано на роме и водке.
   Я сразу увидел, что там нет ни рома, ни водки.
   Готтфрид смешал фруктовый, лимонный и томатный соки  и,  может  быть,
добавил каплю  "ангостуры"  [8].  Безалкогольный  коктейль.  Но  Пат,  к
счастью, ничего не поняла.
   Ей подали три больших коктейля "колибри", и она радовалась, что с ней
не обращаются, как с больной. Через час мы вышли. В баре остался  только
Валентин. Об этом позаботился Ленц. Он посадил Фердинанда в "ситроен"  и
уехал. Таким образом. Пат не могла подумать, что мы уходим  раньше  дру-
гих. Все это было очень трогательно, но мне стало на минуту страшно  тя-
жело.
   Пат взяла меня под руку. Она шла рядом своей грациозной,  гибкой  по-
ходкой, я ощущал тепло ее  руки,  видел,  как  по  ее  оживленному  лицу
скользили отсветы фонарей, - нет, я не мог понять, что она больна, я по-
нимал это только днем, но не вечером, когда жизнь становилась  нежнее  и
теплее и так много обещала...
   - Зайдем еще ненадолго ко мне? - спросил я.
   Она кивнула.
   В коридоре нашего пансиона горел яркий свет.
   - Проклятье! - сказал я. - Что там случилось? Подожди минутку.
   Я открыл дверь и посмотрел. Пустынный  голый  коридор  напоминал  ма-
ленький переулок в предместье. Дверь комнаты  фрау  Бендер  была  широко
распахнута. По коридору протопал Хассе, согнувшись под тяжестью большого
торшера с абажуром из розового шелка. Маленький черный муравей. Он пере-
езжал.
   - Добрый вечер, - сказал я. - Так поздно, а вы все переезжаете?
   Он поднял бледное лицо с шелковистыми темными усиками:
   - Я только час назад вернулся из конторы. Для переселения у меня  ос-
тается только вечернее время.
   - А вашей жены разве нет? Он покачал головой:
   - Она у подруги. Слава богу, у нее теперь есть подруга, с которой она
проводит много времени.
   Он улыбнулся, беззлобно и удовлетворенно, и снова затопал.  Я  быстро
провел Пат через коридор.
   - Думаю, нам лучше не зажигать свет, правда? - спросил я.
   ...- Нет, зажги, дорогой. Совсем ненадолго, а потом можешь его  опять
выключить.
   - Ты ненасытный человек, - сказал я, на мгновение озарив ярким светом
красное плюшевое великолепие моей комнаты, и тут  же  повернул  выключа-
тель.
   От деревьев, как из леса, в открытые окна лился свежий ночной аромат.
   - Как хорошо! - сказала Пат, забираясь на подоконник.
   - Тебе здесь в самом деле нравится?
   - Да, Робби. Здесь как в большом парке летом. Чудесно.
   - Когда мы шли по коридору, ты не заглянула в соседнюю комнату слева?
- спросил я.
   - Нет. А зачем?
   - Из нее - можно выйти на этот роскошный большой балкон. Он полностью
перекрыт, и напротив нет дома. Если бы ты сейчас жила здесь, то могла бы
принимать солнечные ванны даже без купального костюма.
   - Да, если бы я жила здесь...
   - А это можно устроить, - сказал я небрежно. - Ты ведь заметила,  что
оттуда выезжают. Комната освободится через день-другой.
   - Она посмотрела на меня и улыбнулась:
   - А ты считаешь, что это будет правильно  для  нас?  Быть  все  время
вместе?
   - И вовсе мы не будем все время вместе, - возразил  я.  -  Днем  меня
здесь вообще нет. Вечерами тоже часто отсутствую. Но уж если мы  вместе,
то нам незачем будет ходить по ресторанам и вечно спешить  расставаться,
словно мы в гостях друг у друга.
   Пат уселась поудобнее:
   - Мой дорогой, ты говоришь так, словно уже обдумал все подробности.
   - И обдумал, - сказал я. - Целый вечер об этом думаю.
   Она выпрямилась:
   - Ты действительно говоришь об этом серьезно, Робби?
   - Да, черт возьми, - сказал я. - А ты разве до сих  пор  не  заметила
этого?
   Она немного помолчала.
   - Робби, - сказала она затем чуть более низким голосом. -  Почему  ты
именно сейчас заговорил об этом?
   - А вот заговорил, - сказал я резче, чем хотел. Внезапно я почувство-
вал, что теперь должно решиться многое более важное, чем комната. -  За-
говорил потому, что в последние недели понял, как чудесно быть все время
неразлучными. Осточертели мне все эти встречи на час!  Я  хочу  от  тебя
большего! Я хочу, чтобы ты всегда была со мной, не желаю продолжать  ум-
ную любовную игру в прятки, она мне противна и не нужна, я  просто  хочу
тебя и только тебя, и никогда мне этого не будет достаточно, и ни  одной
минуты я потерять не хочу.
   Я слышал ее дыхание. Она сидела на подоконнике, обняв колени  руками,
и молчала. Красные огни рекламы напротив, за деревьями, медленно  подни-
мались вверх и бросали матовый отблеск на ее светлые туфли, освещали юб-
ку и руки.
   - Пожалуйста, можешь смеяться надо мной, - сказал я.
   - Смеяться? - удивилась она.
   - Ну да, потому что я все время говорю: я хочу. Ведь в конце концов и
ты должна хотеть.
   Она подняла глаза:
   - Тебе известно, что ты изменился, Робби?
   - Нет.
   - Правда, изменился. Это видно из твоих же слов. Ты хочешь. Ты уже не
спрашиваешь. Ты просто хочешь.
   - Ну, это еще не такая большая перемена. Как бы сильно я ни желал че-
го-то, ты всегда можешь сказать "нет".
   Она вдруг наклонилась ко мне.
   - Почему же я должна сказать "нет", Робби? -  проговорила  она  очень
теплым и нежным голосом. - Ведь и я хочу того же...
   Растерявшись, я обнял ее за плечи. Ее волосы коснулись моего лица.
   - Это правда, Пат?
   - Ну конечно, дорогой.
   - Вот ведь как, - сказал я, - а я представлял себе  все  это  гораздо
сложнее.
   Она покачала головой.
   - Ведь все зависит только от тебя, Робби...
   - Я и сам почти так думаю, - удивленно сказал я.
   Она обняла мою голову.
   - Иногда бывает очень приятно, когда можно ни о чем не думать. Не де-
лать все самой. Когда можно опереться. Ах, дорогой мой, все, собственно,
довольно легко, - не надо только самим усложнять себе жизнь!
   На мгновение я стиснул зубы. Услышать от нее такое! Потом я сказал:
   - Правильно, Пат. Правильно!
   И совсем это не было правильно.
   Мы постояли еще немного у окна.
   - Все твои вещи перевезем сюда, - сказал я. - Чтобы у тебя здесь было
все. Даже заведем чайный столик на колесах. Фрида научится обращаться  с
ним.
   - Есть у нас такой столик, милый. Он мой.
   - Тем лучше. Тогда я завтра начну тренировать Фриду.
   Она прислонила голову к моему плечу. Я почувствовал, что она устала.
   - Проводить тебя домой? - спросил я.
   - Погоди. Полежу еще минутку.
   Она лежала спокойно на кровати, не разговаривая, будто спала.  Но  ее
глаза были открыты, и иногда я улавливал в них  отблеск  огней  рекламы,
бесшумно скользивших по стенам и потолку, как северное сияние. На  улице
все замерло. За стеной время от времени слышался шорох, -  Хассе  бродил
по комнате среди остатков своих надежд, своего брака и,  вероятно,  всей
своей жизни.
   - Ты бы осталась здесь, - сказал я.
   Она привстала:
   - Сегодня нет, милый...
   - Мне бы очень хотелось, чтобы ты осталась...
   - Завтра...
   Она встала и тихо прошлась по темной комнате.  Я  вспомнил,  как  Пат
впервые осталась у меня, как в сером свете занимающегося дня  она  точно
так же прошлась по комнате, чтобы одеться. Не знаю почему, но в этом бы-
ло что-то поразительно естественное и трогательное,  -  какой-то  отзвук
далекого прошлого, погребенного под обломками времени, молчаливое подчи-
нение закону, которого уже никто не помнит. Она вернулась из  темноты  и
прикоснулась ладонями к моему лицу:
   - Хорошо мне было у тебя, милый. Очень хорошо. Я  так  рада,  что  ты
есть.
   Я ничего не ответил. Да и что я мог бы ответить?
   Я проводил ее домой и снова пошел в бар. Там я застал Кестера.
   - Садись, - сказал он. - Как поживаешь?
   - Да не особенно, Отто.
   - Выпьешь чего-нибудь?
   - Если мне начать пить, придется выпить много. Этого я не хочу. Обой-
дется. Но я мог бы заняться чем-нибудь другим. Готтфрид сейчас  работает
на такси?
   - Нет.
   - Ладно. Тогда я поезжу несколько часов.
   - Я пойду с тобой в гараж, - сказал Кестер.
   Простившись с Отто, я сел в машину и направился  к  стоянке.  Впереди
меня уже были две машины. Потом подъехали Густав и актер Томми. Оба  пе-
редних такси ушли, вскоре нашелся пассажир и для меня.  Молодая  девушка
попросила отвезти ее в "Винету", модный дансинг с телефонами  на  столи-
ках, с пневматической почтой и тому подобными атрибутами,  рассчитанными
на провинциалов. "Винета" находилась в стороне от других ночных кафе,  в
темном переулке.
   Мы остановились. Девушка порылась в сумочке и протянула мне бумажку в
пятьдесят марок. Я пожал плечами:
   - К сожалению, не могу разменять.
   Подошел швейцар.
   - Сколько я вам должна? - спросила девушка.
   - Одну марку семьдесят пфеннигов.
   Она обратилась к швейцару:
   - Вы не можете заплатить за меня? Я рассчитаюсь с вами у кассы.
   Швейцар распахнул дверцу машины и проводил девушку к кассе. Потом  он
вернулся:
   - Вот...
   Я пересчитал деньги:
   - Здесь марка пятьдесят...
   - Не болтай попусту... зелен  еще...  Двадцать  пфеннигов  полагается
швейцару за то, что вернулся. Такая такса! Сматывайся!
   Были рестораны, где швейцару давали чаевые, но только если он  приво-
дил пассажира, а не когда ты сам привозил ему гостя.
   - Я еще недостаточно зелен для этого, - сказал я, -  мне  причитается
марка семьдесят.
   - А в морду не хочешь?.. Ну-ка, парень,  сматывайся  отсюда.  Здешние
порядки я знаю лучше тебя.
   Мне было наплевать на двадцать пфеннигов. Но я не хотел, чтобы он об-
дурил меня.
   - Брось трепаться и отдай остаток, - сказал я.
   Швейцар нанес удар мгновенно, уклониться, сидя за рулем, было  невоз-
можно, я даже не успел прикрыться рукой и стукнулся  головой  о  рулевое
колесо. Потом в оцепенении выпрямился. Голова гудела,  как  барабан,  из
носа текла кровь. Швейцар стоял передо мной:
   - Хочешь еще раз, жалкий труп утопленника? Я сразу оценил свои шансы.
Они были равны нулю! Этот тип был сильнее меня. Чтобы  ответить  ему,  я
должен был действовать неожиданно. Бить из машины я не  мог  -  удар  не
имел бы силы. А пока я выбрался бы на тротуар, он трижды успел бы  пова-
лить меня. Я посмотрел на него. Он дышал мне в лицо пивным перегаром:
   - Еще удар, и твоя баба - вдова.
   Я смотрел на него, не шевелясь, уставившись в это  широкое,  здоровое
лицо. Я пожирал его глазами, видел, куда надо  бить,  бешенство  сковало
меня, словно лед. Я сидел неподвижно, видел  его  лицо  слишком  близко,
слишком отчетливо, как сквозь увеличительное стекло, каждый волосок  ще-
тины, красную, обветренную, пористую кожу...
   Сверкнула каска полицейского.
   - Что случилось? Швейцар услужливо вытянулся:
   - Ничего, господин инспектор.
   Тот посмотрел на меня.
   - Ничего, - сказал я.
   Он переводил взгляд со швейцара на меня:
   - Но ведь вы в крови.
   - Ударился.
   Швейцар отступил на шаг назад. В его глазах была подленькая  усмешка.
Он решил, что я боюсь донести на него.
   - Проезжайте, - сказал полицейский.
   Я дал газ и поехал обратно на стоянку.
   - Ну и вид у тебя, - сказал Густав.
   - Только нос, - ответил я и рассказал о случившемся.
   - Ну-ка зайдем со мной в трактир, - сказал Густав. - Недаром  я  ког-
да-то был санитарным ефрейтором. Какое свинство бить сидячего! - Он  по-
вел меня на кухню, попросил льду и с полчаса обрабатывал меня. - И следа
не останется, - заявил он.
   Наконец он кончил.
   - Ну, а с черепком как дело? Все в порядке?  Тогда  не  будем  терять
времени.
   Вошел Томми.
   - Большой швейцар из дансинга "Винета"? Вечно дерется, тем  и