стало вдруг близким и теплым:
лестница, устоявшийся запах подъезда, холодный,  поблескивающий  резино-
во-серый асфальт, по которому стремительно подкатил "Карл".
   - Я захватил пару одеял, - сказал Кестер. - Будет  холодно.  Укутайся
как следует.
   - Будем вести по очереди, ладно? - спросил я.
   - Да. Но пока поведу я. Ведь я поспал после обеда.
   Через полчаса город остался позади, и нас поглотило безграничное мол-
чание ясной лунной ночи. Белое шоссе бежало перед нами, теряясь у  гори-
зонта. Было так светло, что можно было ехать без фар. Гул мотора походил
на низкий органный звук; он не разрывал тишину, но делал  ее  еще  более
ощутимой.
   - Поспал бы немного, - сказал Кестер.
   Я покачал головой:
   - Не могу, Отто.
   - Тогда хотя бы полежи, чтобы утром быть свежим. Ведь нам  еще  через
всю Германию ехать.
   - Я и так отдохну.
   Я сидел рядом с Кестером. Луна медленно скользила по небу. Поля блес-
тели, как перламутр. Время от времени  мимо  пролетали  деревни,  иногда
заспанный, пустынный город. Улицы, тянувшиеся между рядами  домов,  были
словно ущелья, залитые призрачным, бесплотным светом луны, преображавшим
эту ночь в какой-то фантастический фильм.
   Под утро стало холодно. На лугах заискрился иней, на фоне бледнеющего
неба высились деревья, точно отлитые из стали, в лесах поднялся ветер, и
кое-где над крышами уже вился дымок. Мы поменялись местами, и я вел  ма-
шину до десяти часов. Затем мы наскоро позавтракали в придорожном  трак-
тире и поехали дальше. В двенадцать Кестер снова сел за руль.  Отто  вел
машину быстрее меня, и я его больше не подменял.
   Уже смеркалось, когда мы прибыли к отрогам гор. У нас были  цепи  для
колес и лопата, и мы стали расспрашивать, как  далеко  можно  пробраться
своим ходом.
   - С цепями можете рискнуть, - сказал секретарь автомобильного  клуба.
- В этом году выпало очень мало снега. Только не скажу точно, каково по-
ложение на последних километрах. Возможно, что там вы застрянете.
   Мы намного обогнали поезд и решили попытаться доехать  на  машине  до
места. Было холодно, и поэтому тумана мы не опасались. "Карл" неудержимо
поднимался по спиральной дороге. Поднявшись до половины высоты, мы наде-
ли цепи. Шоссе было очищено от снега, но во многих местах оно  обледене-
ло. Машину частенько заносило и подбрасывало. Иногда  приходилось  выле-
зать и толкать ее. Дважды мы застревали и выгребали колеса из  снега.  В
последней деревне мы раздобыли ведро  песку.  Теперь  мы  находились  на
большой высоте и боялись обледеневших поворотов на спусках. Стало совсем
темно, голые, отвесные стены гор терялись в вечернем небе, дорога  сужи-
валась, мотор ревел на первой скорости. Мы спускались вниз, беря поворот
за поворотом. Вдруг свет фар сорвался с  каменной  стены,  провалился  в
пустоту, горы раскрылись, и внизу мы увидели огни деревушки.
   Машина прогрохотала между пестрыми  витринами  магазинов  на  главной
улице. Испуганные необычным зрелищем, пешеходы шарахались в стороны, ло-
шади становились на дыбы. Какие-то сани съехали в кювет.  Машина  быстро
поднялась по извилистой дороге к санаторию и остановилась у подъезда.  Я
выскочил. Как сквозь пелену промелькнули люди, любопытные взгляды,  кон-
тора, лифт, белый коридор... Я рванул дверь и увидел Пат. Именно такой я
видел ее сотни раз во сне и в мечтах, и теперь она шла мне навстречу,  и
я обхватил ее руками, как жизнь. Нет. Это было больше чем жизнь...
   - Слава богу, - сказал я, придя немного в себя, - я думал, ты в  пос-
тели.
   Она покачала головой, ее волосы коснулись моей щеки. Потом она выпря-
милась, сжала ладонями мое лицо и посмотрела на меня.
   - Ты приехал! - прошептала она. - Подумать только, ты приехал!
   Она поцеловала меня осторожно, серьезно  и  бережно,  словно  боялась
сломать. Почувствовав ее губы, я задрожал. Все произошло слишком быстро,
и я не мог осмыслить это до конца. Я еще не был здесь  по-настоящему;  я
был еще полон ревом мотора и видел убегающую ленту шоссе. Так  чувствует
себя человек, попадающий из холода и мрака в теплую комнату, - он ощуща-
ет тепло кожей, глазами, но еще не согрелся.
   - Мы быстро ехали, - сказал я.
   Пат не ответила и продолжала молча смотреть на меня в упор. Казалось,
она ищет и хочет снова найти что-то очень важное. Я был смущен, взял  ее
за плечи и опустил глаза.
   - Ты теперь останешься здесь? - спросила она.
   Я кивнул.
   - Скажи мне сразу. Скажи, уедешь ли ты... Чтобы я знала.
   Я хотел ответить, что еще не знаю этого и что  через  несколько  дней
мне, видимо, придется уехать, так как у меня нет денег, чтобы оставаться
в горах. Но я не мог. Я не мог сказать этого, когда она так смотрела  на
меня.
   - Да, - сказал я, - останусь здесь. До тех пор, пока мы не сможем уе-
хать вдвоем.
   Ее лицо оставалось неподвижным. Но внезапно оно  просветлело,  словно
озаренное изнутри.
   - О, иного я бы не вынесла, - пробормотала она.
   Я попробовал разглядеть через ее плечо температурный  лист,  висевший
над изголовьем постели. Она это заметила, быстро сорвала листок, скомка-
ла его и швырнула под кровать.
   - Теперь это уже ничего не стоит, - сказала она.
   Я заметил, куда закатился бумажный шарик, и решил  незаметно  поднять
его потом и спрятать в карман.
   - Ты была больна? - спросил я.
   - Немного. Все уже прошло.
   - А что говорит врач? Она рассмеялась:
   - Не спрашивай сейчас о врачах. Вообще ни о чем больше не  спрашивай.
Ты здесь, и этого достаточно!
   Вдруг мне показалось, что она уже не та. Может быть,  оттого,  что  я
так давно ее не видел, но она показалась мне совсем не такой, как  преж-
де. Ее движения стали более плавными, кожа теплее, и даже походка,  даже
то, как она пошла мне навстречу, - все было каким-то другим... Она  была
уже не просто красивой девушкой, которую нужно  оберегать,  было  в  ней
что-то новое, и если раньше я часто не знал, любит ли она меня,  то  те-
перь я это ясно чувствовал. Она ничего больше не скрывала; полная жизни,
близкая мне как никогда прежде, она была прекрасна, даря мне еще большее
счастье... Но все-таки в  ней  чувствовалось  какое-то  странное  беспо-
койство.
   - Пат, - сказал я. - Мне нужно поскорее спуститься вниз. Кестер  ждет
меня. Нам надо найти квартиру.
   - Кестер? А где Ленц?
   - Ленц... - сказал я. - Ленц остался дома.
   Она ни о чем не догадалась.
   - Ты можешь потом прийти вниз? - спросил я. - Или нам подняться к те-
бе?
   - Мне можно все. Теперь мне можно все. Мы спустимся и выпьем немного.
Я буду смотреть, как вы пьете.
   - Хорошо. Тогда мы подождем тебя внизу в холле.
   Она подошла к шкафу за платьем. Улучив минутку, я вытащил из-под кро-
вати бумажный шарик и сунул его в карман.
   - Значит, скоро придешь, Пат?
   - Робби! - Она подошла и обняла меня. - Ведь я так много хотела  тебе
сказать.
   - И я тебе. Пат. Теперь у нас времени будет вдоволь. Целый день будем
что-нибудь рассказывать друг другу. Завтра. Сразу как-то не получается.
   Она кивнула:
   - Да, мы все расскажем друг другу, и тогда время, что мы не виделись,
уже не будет для нас разлукой. Каждый узнает все о другом, и  получится,
будто мы и не расставались.
   - Да так оно и было, - сказал я.
   Пат улыбнулась:
   - Ко мне это не относится. У меня нет таких сил. Мне  тяжелее.  Я  не
умею утешаться мечтами, когда я одна. Я тогда просто одна,  и  все  тут.
Одиночество легче, когда не любишь.
   Она все еще улыбалась, но я видел, что это была вымученная улыбка.
   - Пат, - сказал я. - Дружище!
   - Давно я этого не слышала, - проговорила она, и ее глаза наполнились
слезами.
   Я спустился к Кестеру. Он уже выгрузил чемоданы. Нам отвели две смеж-
ные комнаты во флигиле.
   - Смотри, - сказал я, показывая ему температурную  кривую.  -  Так  и
скачет вверх и вниз.
   Мы пошли по лестнице к флигелю. Снег скрипел под ногами.
   - Сама по себе кривая еще ни о чем не говорит,  -  сказал  Кестер.  -
Спроси завтра врача.
   - И так понятно, - ответил я, скомкал листок и снова  положил  его  в
карман.
   Мы умылись. Потом Кестер пришел ко мне в комнату.  Он  выглядел  так,
будто только что встал после сна.
   - Одевайся, Робби.
   - Да. - Я очнулся от своих раздумий и распаковал чемодан.
   Мы пошли обратно в санаторий. "Карл" еще стоял перед подъездом.  Кес-
тер накрыл радиатор одеялом.
   - Когда мы поедем обратно, Отто? - спросил я.
   Он остановился:
   - По-моему, мне нужно выехать завтра вечером или послезавтра утром. А
ты ведь останешься...
   - Но как мне это сделать? - спросил я в отчаянии. - Моих денег хватит
не более чем на десять дней, а за Пат оплачено только до пятнадцатого. Я
должен вернуться, чтобы зарабатывать. Здесь им едва ли понадобится такой
плохой пианист.
   Кестер наклонился над радиатором "Карла" и поднял одеяло.
   - Я достану тебе денег, - сказал он и выпрямился. -  Так  что  можешь
спокойно оставаться здесь.
   - Отто, - сказал я, - ведь я знаю, сколько у тебя осталось от аукцио-
на. Меньше трехсот марок.
   - Не о них речь. Будут другие деньги. Не беспокойся. Через неделю  ты
их получишь.
   Я мрачно пошутил:
   - Ждешь наследства?
   - Нечто в этом роде. Положись на меня. Нельзя тебе сейчас уезжать.
   - Нет, - сказал я. - Даже не знаю, как ей сказать.
   Кестер снова накрыл радиатор одеялом и погладил капот. Потом мы пошли
в холл и уселись у камина.
   - Который час? - спросил я.
   Кестер посмотрел на часы:
   - Половина седьмого.
   - Странно, - сказал я. - А я думал, больше.
   По лестнице спустилась Пат в меховом жакете. Она быстро прошла  через
холл и поздоровалась с Кестером. Только теперь я заметил, как она  заго-
рела. По светлому красновато-бронзовому оттенку кожи ее можно было  при-
нять за молодую индианку. Но лицо похудело и глаза лихорадочно блестели.
   - У тебя температура? - спросил я.
   - Небольшая, - поспешно и уклончиво ответила она. - По вечерам  здесь
у всех поднимается температура. И вообще это из-за  вашего  приезда.  Вы
очень устали?
   - От чего?
   - Тогда пойдемте в бар, ладно? Ведь вы мои первые гости...
   - А разве тут есть бар?
   - Да, небольшой. Маленький уголок, напоминающий  бар.  Это  тоже  для
"лечебного процесса". Они избегают всего, что напоминало бы больницу.  А
если пациенту что-нибудь запрещено, ему этого все равно не дадут.
   Бар был переполнен. Пат поздоровалась с несколькими  посетителями.  Я
заметил среди них итальянца. Мы сели за освободившийся столик.
   - Что ты выпьешь?
   - Коктейль с ромом. Мы его всегда пили в баре. Ты знаешь рецепт?
   - Это очень просто, - сказал я девушке, обслуживавшей нас. - Портвейн
пополам с ямайским ромом.
   - Две порции, - попросила Пат. - И один коктейль "специаль".
   Девушка принесла два "порто-ронко" и розоватый напиток.
   - Это для меня, - сказала Пат и пододвинула нам рюмки. - Салют!
   Она поставила свой бокал, не отпив ни капли, затем оглянулась, быстро
схватила мою рюмку и выпила ее.
   - Как хорошо! - сказала она.
   - Что ты заказала? - спросил я и отведал подозрительную розовую  жид-
кость. Это был малиновый сок с лимоном без всякого алкоголя. -  Довольно
вкусно, - сказал я.
   Пат посмотрела на меня.
   - Утоляет жажду, - добавил я.
   Она рассмеялась:
   - Закажи-ка еще один "порто-ронко". Но для себя. Мне не подадут.
   Я подозвал девушку.
   - Один "порто-ронко" и один "специаль", - сказал я. Я заметил, что за
столиками пили довольно много коктейля "специаль".
   - Сегодня мне можно, Робби, правда? - сказала Пат. - Только  сегодня!
Как в старое время. Верно, Кестер?
   - "Специаль" неплох, - ответил я и выпил второй бокал.
   - Я ненавижу его! Бедный Робби, из-за меня пьешь всякую бурду!
   - Я свое наверстаю! Пат рассмеялась.
   - Потом за ужином выпью еще чего-нибудь. Красного вина.
   Мы заказали еще несколько "порто-ронко" и перешли в столовую. Пат бы-
ла великолепна. Ее лицо сияло. Мы сели за один  из  маленьких  столиков,
стоявших у окон. Было тепло. Внизу раскинулась деревня с улицами,  посе-
ребренными снегом.
   - Где Хельга Гутман? - спросил я.
   - Уехала, - сказала Пат после недолгого молчания.
   - Уехала? Так рано?
   - Да, - сказала Пат, и я понял, что она имела в виду.
   Девушка принесла темно-красное вино. Кестер налил полные бокалы.  Все
столики были уже заняты. Повсюду сидели люди и  болтали.  Пат  коснулась
моей руки.
   - Любимый, - сказала она очень тихо и нежно. -  Я  просто  больше  не
могла!
 
 
   XXVI
 
   Из кабинета главного врача я направился в холл, где меня ждал Кестер.
Мы вышли из санатория и сели на скамью против входа.
   - Все плохо, Отто, - сказал я. - Хуже, чем я опасался.
   Мимо прошла шумная группа лыжников. Среди них было несколько  больше-
ротых и белозубых женщин с загорелыми  лицами,  смазанными  кремом.  Они
кричали друг другу, что нагуляли волчий аппетит. Мы подождали, пока  они
не прошли.
   - И вот такие твари, те, конечно, живут, - сказал я. - Живут и здоро-
вы, как мало кто. Кровь с молоком! До чего же тошно!
   - Ты говорил с главным врачом? - спросил Кестер.
   - Да. Он мне все объяснил, но, знаешь, как-то очень заумно, со всяки-
ми оговорками. Но в итоге я понял, что ее состояние ухудшилось.  Правда,
он утверждает, будто дело пошло на лад.
   - То есть как это?
   - Говорит, что, останься она там, внизу, ее положение уже давным-дав-
но было бы совершенно безнадежно. Здесь же, мол, процесс замедлился. Это
он и называет улучшением.
   Кестер разгребал каблуками слежавшийся снег. Потом повернулся ко  мне
лицом.
   - Значит, он все-таки на что-то надеется?
   - Врач всегда должен надеяться - такая уж у него профессия. Но я  на-
деюсь куда меньше. Я спросил, сделал ли он пневмоторакс.  Нет,  говорит,
больше нельзя. Несколько лет назад ей уже делали  поддувание.  А  теперь
поражены оба легких. Все очень скверно, Отто.
   Перед нашей скамьей остановилась какая-то старая женщина в стоптанных
галошах. У нее было синюшное лицо с запавшими щеками и потухшие,  словно
слепые, глаза цвета грифельной доски. Вокруг шеи она обмотала  старомод-
ное боа из перьев. Медленно подняв лорнет,  она  с  минуту  разглядывала
нас. Потом зашаркала дальше.
   - Вот так уродина! Привидение, да и только!
   - Что он еще сказал? - спросил Кестер.
   - Объяснил вероятную историю ее болезни. Сказал, что пользовал  много
пациентов того же возраста. Считает все это последствием войны. Недоеда-
ние в решающие годы развития организма. А мне плевать на эти объяснения.
Пат должна выздороветь, и все! - Я посмотрел на Кестера. - Конечно, врач
сказал мне, что на своем веку видел немало чудесных исцелений.  Как  раз
при туберкулезе бывает так, что процесс вдруг останавливается,  происхо-
дит инкапсуляция и человек выздоравливает, иногда даже, казалось  бы,  в
совершенно безнадежных случаях. То же говорил мне и Жаффе. Но я в чудеса
не верю.
   Кестер ничего не ответил. Мы продолжали сидеть рядом и молчали. Да  и
о чем было говорить? Оба мы пережили слишком много тяжелого, и  утешения
нам и в самом деле были ни к чему.
   - Только бы она не догадалась, - сказал наконец Кестер.
   - Это, конечно, ни к чему, - ответил я.
   Так мы и сидели до прихода Пат. Я ни о чем не думал. Даже не  испыты-
вал чувства отчаяния, а просто отупел, стал каким-то неживым.
   - А вот и она, - сказал Кестер.
   - Да, она, - сказал я и встал.
   - Алло! - Пат подошла к нам, помахивая рукой.
   Она чуть пошатывалась. - Я немного пьяна. Наверно, от  солнца.  Стоит
мне полежать на солнце, и я давай качаться, как старый моряк.
   Я внимательно посмотрел на нее, и все сразу изменилось. Я  поверил  в
чудо - она была здесь, живая. Она стояла здесь и  смеялась,  и  рядом  с
этим все остальное было неважно.
   - Что это у вас за рожицы сегодня? - спросила Она.
   - Да городские у нас рожицы. Сюда они не вписываются, -  сказал  Кес-
тер. - Все никак не привыкнем к столицу.
   Она засмеялась.
   - Сегодня у меня отличный день. Бестемпературный. Мне разрешили  вый-
ти. Давайте пойдем в деревню и выпьем по аперитиву.
   - Конечно, пойдем.
   - Пошли!
   - А не прокатиться ли нам в санях? - спросил Кестер.
   - Я вполне смогу дойти пешком, - сказала Пат.
   - Это ясно, - сказал Кестер. - Только я никогда еще не садился в  та-
кую штуку. Хочется попробовать.
   Мы подозвали санного извозчика  и  по  спиральной  дороге  спустились
вниз, в деревню. Мы остановились перед кафе с небольшой террасой,  зали-
той солнечным светом. Здесь было полно народу. Некоторых  посетителей  я
узнал - они мне запомнились по санаторию. Был тут и Антонио -  итальянец
из бара. Он подошел к нашему столику и поклонился  Пат.  Рассказал,  что
прошлой ночью какие-то весельчаки выкатили кровать с лежавшим на ней па-
циентом из его комнаты и втолкнули в палату одной уже совсем ветхой ста-
рушки учительницы.
   - А зачем они это сделали? - спросил я.
   - Потому что он выздоровел и на днях должен уехать отсюда, - объяснил
Антонио. - В таких случаях здесь всегда устраивают что-нибудь в этом ро-
де.
   - Таков, дорогой мой, пресловутый юмор висельников, то есть остающих-
ся, - сказала Пат.
   - В горах взрослые дяди превращаются в малых ребят, - как бы  извиня-
ясь, сказал Антонио.
   "А ведь вылечился, - подумал я. - Кто-то вылечился и едет домой".
   - Хочешь выпить, Пат? - спросил я.
   - Хочу. Бокал мартини. Сухого мартини.
   Заиграло радио. Венские вальсы. Словно легкие светлые флаги, они рит-
мично развевались в прогретом солнцем воздухе. Кельнер принес очень  хо-
лодное мартини. Росинки на запотевших бокалах искрились на солнце.
   - А ведь как приятно посидеть вот так, правда? - сказала Пат.
   - Очень приятно, - ответил я.
   - Но иной раз это невыносимо, - сказала она.
   Пат пожелала пообедать в деревне. В последнее  время  она  непрерывно
находилась в санатории, и это был ее первый выезд. Она заявила, что если
пообедает в деревне, то почувствует себя вдвойне здоровой. Антонио  при-
соединился к нам. После обеда мы вернулись в санях наверх, и Пат ушла  к
себе: доктор предписал мне двухчасовой дневной отдых. Мы же  с  Кестером
выкатили "Карла" из гаража и осмотрели его. Два рессорных  моста  слома-
лись - надо было их заменить. Хозяин гаража дал  нам  инструмент,  и  мы
взялись за работу.
   Затем долили масло и смазали все точки шасси. Когда все было  готово,
мы  вытолкнули  "Карла"  на  улицу.  Замызганный  грязью,  с   обвисшими
крыльями, он стоял на снегу.
   - А не помыть ли его? - спросил я.
   - Нет, в дороге не надо, - сказал Кестер. - Ему это не нравится.
   Тут к нам подошла Пат, выспавшаяся и посветлевшая. Собачонка  прыгала
вокруг нее и бесновалась.
   - Билли! - прикрикнул я. Песик застыл на месте, но оскалился - он  не
узнал хозяина и явно смутился, когда Пат указала ему на меня.
   - Вот это другое дело, - сказал я. - Слава богу, что  людская  память
лучше собачьей. А где он был вчера?
   Пат засмеялась.
   - Вчера все время лежал под кроватью. Кто бы ко мне ни пришел -  рев-
нует. Обижается и прячется.
   - А ведь ты замечательно выглядишь, - сказал я.
   Она посмотрела на меня счастливым взглядом. Потом подошла к  "Карлу".
- Хотелось бы мне еще разок сесть в него и прокатиться.
   - Естественно, - сказал я. - А ты как, Отто?
   - Конечно, прокатимся. На вас теплое пальто, а в машине есть пледы  и
шерстяные платки.
   Пат уселась впереди, за ветровым стеклом, рядом  с  Кестером.  "Карл"
взревел. В холодном воздухе заклубились бело-голубые выхлопные газы. Мо-
тор еще не прогрелся. Цепи на колесах медленно и с лязгом начали перема-
лывать снег. С громким треском и гулом "Карл" сполз в деревню и,  словно
матерый волк, растерявшийся от топота конских копыт  и  звона  бубенцов,
резво побежал по главной улице.
   Мы выехали на природу. Уже смеркалось, и заснеженные  поля  перелива-
лись красноватыми отблесками заходящего солнца. Несколько  стогов  сена,
стоявших на уклоне, почти до верхушек