лки. Все кажется  совсем  неправдоподоб-
ным, когда так бесшумно скользишь по улицам. Все наяву, и в то же  время
- как во сне. Тогда по вечерам никто, пожалуй, и не нужен...
   Я достал пачку сигарет:
   - А ведь все-таки вечером хочется, чтобы ктонибудь был рядом, правда?
   Она кивнула:
   - Вечером, да... Когда наступает темнота... Странная это вещь.
   Я распечатал пачку:
   - Американские сигареты. Они вам нравятся?
   - Да, больше других.
   Я дал ей огня. Теплое и близкое пламя спички осветило на мгновение ее
лицо и мои руки, и мне вдруг пришла в голову безумная  мысль,  будто  мы
давно уже принадлежим друг другу.
   Я опустил стекло, чтоб вытянуло дым.
   - Хотите немного поводить? - спросил  я.  -  Это  вам  доставит  удо-
вольствие.
   Она повернулась ко мне:
   - Конечно, хочу; только я не умею.
   - Совсем не умеете?
   - Нет. Меня никогда не учили.
   В этом я усмотрел какой-то шанс для себя.
   - Биндинг мог бы давным-давно обучить вас, - сказал я.
   Она рассмеялась:
   - Биндинг слишком влюблен в свою машину. Никого к ней не подпускает.
   - Это просто глупо, - заявил я, радуясь случаю уколоть толстяка. - Вы
сразу же поедете сами. Давайте попробуем.
   Все предостережения Кестера развеялись в прах. Я распахнул  дверцу  и
вылез, чтобы пустить ее за руль. Она всполошилась:
   - Но ведь я действительно не умею водить.
   - Неправда, - возразил я. - Умеете, но не догадываетесь об этом.
   Я показал ей, как переключать скорости и выжимать сцепление.
   - Вот, - сказал я, закончив объяснения. - А теперь трогайте!
   - Минутку! - Она показала на одинокий автобус, медленно  кативший  по
улице. - Не пропустить ли его?
   - Ни в коем случае! Я быстро включил скорость и отпустил педаль сцеп-
ления. Патриция судорожно вцепилась в рулевое колесо, напряженно вгляды-
ваясь вперед:
   - Боже мой, мы едем слишком быстро!
   Я посмотрел на спидометр:
   - Прибор показывает ровно двадцать пять километров в  час.  На  самом
деле это только двадцать. Неплохой темп для стайера.
   - А мне кажется, целых восемьдесят.
   Через несколько минут первый страх был преодолен.
   Мы ехали вниз по широкой прямой улице. "Кадиллак"  слегка  петлял  из
стороны в сторону, будто его заправили не бензином, а  коньяком.  Иногда
колеса почти касались тротуара. Но постепенно  дело  наладилось,  и  все
стало так, как я и ожидал: в машине были инструктор и ученица.  Я  решил
воспользоваться своим преимуществом.
   - Внимание, - сказал я. - Вот полицейский!
   - Остановиться?
   - Уже слишком поздно.
   - А что, если я попадусь? Ведь у меня нет водительских прав.
   - Тогда нас обоих посадят в тюрьму.
   - Боже, какой ужас! - Испугавшись, она пыталась нащупать  ногой  тор-
моз.
   - Дайте газ! - приказал я. - Газ! Жмите крепче!
   Надо гордо и  быстро  промчаться  мимо  него.  -  Наглость  -  лучшее
средство в борьбе с законом.
   Полицейский не обратил на нас внимания. Девушка облегченно вздохнула.
   - До сих пор я не знала, что регулировщики выглядят  как  огнедышащие
драконы, - сказала она, когда мы проехали несколько сотен метров.
   - Так они выглядят, если наехать на них машиной. - Я медленно  подтя-
нул ручной тормоз. - Вот великолепная пустынная улица.  Свернем  в  нее.
Здесь можно хорошенько потренироваться. Сначала поучимся трогать с места
и останавливаться.
   Беря с места на первой скорости, Патриция несколько раз невольно заг-
лушала мотор. Она расстегнула жакет:
   - Что-то жарко мне стало! Но я должна научиться! Внимательная и  пол-
ная рвения, она следила за всем, что я ей показывал. Потом сделала  нес-
колько поворотов, издавая при этом взволнованные, короткие  восклицания.
Фары встречных машин вызывали в ней дьявольский страх и  такую  же  гор-
дость, когда они оказывались позади. Вскоре  в  маленьком  пространстве,
полуосвещенном  лампочками  приборов  на  контрольном  щитке,   возникло
чувство товарищества, какое быстро устанавливается в практических делах,
и, когда через полчаса я снова сел за руль и повез ее домой, мы чувство-
вали такую близость, будто рассказали друг другу историю всей своей жиз-
ни.
   Недалеко от Николаиштрассе я опять остановил машину. Над нами сверка-
ли красные огни кинорекламы. Асфальт мостовой переливался матовыми  отб-
лесками, как выцветшая пурпурная ткань. Около тротуара блестело  большое
черное пятно - у кого-то пролилось масло.
   - Так, - сказал я, - теперь мы имеем полное право опрокинуть  по  рю-
мочке. Где бы нам это сделать?
   Патриция Хольман задумалась на минутку.
   - Давайте поедем опять в этот милый бар с  парусными  корабликами,  -
предложила она.
   Меня мгновенно охватило сильнейшее беспокойство. Я мог дать голову на
отсечение, что там сейчас сидит последний романтик. Я заранее  представ-
лял себе его лицо.
   - Ах, - сказал я поспешно, - что там  особенного?  Есть  много  более
приятных мест...
   - Не знаю... Мне там очень понравилось.
   - Правда? - спросил я изумленно. - Вам понравилось там?
   - Да, - ответила она смеясь. - И даже очень...
   "Вот так раз! - подумал я. - А я-то ругал себя за это!" Я еще раз по-
пытался отговорить ее:
   - Но, по-моему, сейчас там битком набито.
   - Можно подъехать и посмотреть.
   - Да, это можно.
   Я обдумывал, как мне быть.
   Когда мы приехали, я торопливо вышел из машины:
   - Побегу посмотрю. Сейчас же вернусь.
   В баре не было ни одного знакомого, кроме Валентина.
   - Скажи-ка, Готтфрид уже был здесь? Валентин кивнул:
   - Он ушел с Отто. Полчаса назад.
   - Жаль, - сказал я с явным облегчением. - Мне очень хотелось их пови-
дать.
   Я пошел обратно к машине.
   - Рискнем, - заявил я. - К счастью, тут сегодня не так уж страшно.
   Все же из предосторожности я поставил "кадиллак" за  углом,  в  самом
темном месте.
   Мы не посидели и десяти минут, как у стойки появилась соломенная  ше-
велюра Ленца. "Проклятье, - подумал я, - дождался! Лучше бы это произош-
ло через несколько недель".
   Казалось, что Готтфрид намерен тут же уйти. Я уже считал себя спасен-
ным, но вдруг заметил, что Валентин показывает на меня. Поделом мне -  в
наказанье за вранье. Лицо Готтфрида, когда он увидел нас, могло бы  пос-
лужить великолепным образцом мимики для наблюдательного киноактера. Гла-
за его выпучились, как желтки яичницы-глазуньи, и я испугался, как бы  у
него не отвалилась нижняя челюсть. Жаль, что в баре не  было  режиссера.
Бьюсь об заклад, он немедленно предложил бы Ленцу ангажемент. Его  можно
было бы, например, использовать в фильме, где перед матросом,  потерпев-
шим кораблекрушение, внезапно из пучины всплывает морской змей.
   Готтфрид быстро овладел собой. Я бросил на него взгляд, умоляя исчез-
нуть. Он ответил мне подленькой ухмылкой, оправил  пиджак  и  подошел  к
нам.
   Я знал, что мне предстоит, и, не теряя времени, перешел  в  наступле-
ние.
   - Ты уже проводил фройляйн Бомблат домой? - спросил  я,  чтобы  сразу
нейтрализовать его.
   - Да, - ответил он, не моргнув глазом и не выдав ничем, что  до  этой
секунды ничего не знал о существовании фройляйн Бомблат. - Она шлет тебе
привет и просит, чтобы ты позвонил ей завтра утром пораньше.
   Это был неплохой контрудар. Я кивнул:
   - Ладно, позвоню. Надеюсь, она все-таки купит машину.
   Ленц опять открыл было рот, но я ударил его по ноге и  посмотрел  так
выразительно, что он, усмехнувшись, осекся.
   Мы выпили несколько рюмок. Боясь  захмелеть  и  сболтнуть  что-нибудь
лишнее, я пил только коктейли "садк-кар" с большими кусками лимона.
   Готтфрид был в отличном настроении.
   - Только что заходил к тебе, - сказал он. - Думал, пройдемся  вместе.
Потом зашел в луна-парк. Там устроили великолепную новую карусель и аме-
риканские горки. Давайте поедем туда! - Он посмотрел на Патрицию.
   - Едем немедленно! - воскликнула она. - Люблю карусели  больше  всего
на свете!
   - Поедем, - сказал я. Мне хотелось уйти из бара.  На  свежем  воздухе
все должно было стать проще.
   Шарманщики - передовые форпосты  луна-парка.  Меланхолические  нежные
звуки. На потертых бархатных накидках шарманок можно увидеть попугая или
маленькую озябшую обезьянку в красной суконной курточке. Резкие  выкрики
торговцев. Они продают состав для склеивания фарфора, алмазы для резания
стекла, турецкий мед, воздушные шары и ткани для костюмов. Холодный  си-
ний свет и острый запах карбидных ламп.  Гадалки,  астрологи,  ларьки  с
пряниками, качели-лодочки, павильоны с аттракционами. И, наконец,  оглу-
шительная музыка, пестрота и блеск - освещенные, как дворец,  вертящиеся
башни карусели.
   - Вперед, ребята! - С растрепавшимися на ветру волосами Ленц  ринулся
к американским горкам, - здесь был самый большой оркестр. Из  позолочен-
ных ниш, по шесть из каждой, выходили фанфаристы. Размахивая  фанфарами,
прижатыми к губам, они оглашали воздух пронзительными звуками, поворачи-
вались во все стороны и исчезали. Это было грандиозно.
   Мы уселись в большую гондолу с головою лебедя  и  понеслись  вверх  и
вниз. Мир искрился и скользил, он наклонялся  и  проваливался  в  черный
туннель, сквозь который мы мчались под барабанный бой, чтобы тут же  вы-
нырнуть наверх, где нас встречали звуки фанфар и блеск огней.
   - Дальше! - Готтфрид устремился к "летающей карусели" с дирижаблями и
самолетами. Мы забрались в цеппелин и сделали три круга.
   Слегка задыхаясь, мы снова очутились на земле.
   - А теперь на чертово колесо! - заявил Ленц.
   Это был большой и гладкий круг, который вращался с  нарастающей  ско-
ростью. Надо было удержаться на нем. На круг  встало  человек  двадцать.
Среди них был Готтфрид. Как сумасшедший, он выделывал немыслимые  выкру-
тасы ногами, и зрители аплодировали ему. Всех остальных уже снесло, а он
оставался на кругу вдвоем с какой-то кухаркой. У нее был зад, как у  ло-
мовой лошади. Когда круг завертелся совсем быстро, хитрая  кухарка  усе-
лась поплотнее на самой середине, а Готтфрид продолжал  носиться  вокруг
нее. В конце концов последний романтик выбился из сил;  он  повалился  в
объятия кухарки, и оба кубарем слетели с круга. Он вернулся к нам,  ведя
свою партнершу под руку и называя ее запросто Линой. Лина смущенно  улы-
балась. Ленц спросил, желает ли она выпить  чего-нибудь.  Лина  заявила,
что пиво хорошо утоляет жажду. Оба скрылись в палатке.
   - А мы?.. Куда мы пойдем сейчас? - спросила Патриция Хольман. Ее гла-
за блестели.
   - В лабиринт привидений, - сказал я, указывая на большой тент.
   Путь через лабиринт был полон неожиданностей. Едва  мы  сделали  нес-
колько шагов, как под нами зашатался пол, чьи-то руки  ощупывали  нас  в
темноте, из-за углов высовывались страшные рожи, завывали привидения; мы
смеялись, но вдруг Патриция отпрянула назад, испугавшись  черепа,  осве-
щенного зеленым светом. На мгновение я обнял ее, почувствовал  ее  дыха-
ние, шелковистые волосы коснулись моих губ, - но через секунду она снова
рассмеялась, и я отпустил ее.
   Я отпустил ее; но что-то во мне не могло расстаться с ней.  Мы  давно
уже вышли из лабиринта, а я все еще ощущал ее плечо, мягкие волосы,  ко-
жу, пахнущую персиком... Я старался не смотреть на нее. Она сразу  стала
для меня другой.
   Ленц уже ждал нас. Он был один.
   - Где Лина? - спросил я.
   - Накачивается пивом, - ответил он и  кивнул  головой  на  палатку  в
сельском стиле. - С каким-то кузнецом.
   - Прими мое соболезнование.
   - Все это ерунда. Давай-ка лучше займемся серьезным мужским делом.
   Мы направились к павильону, где набрасывали гуттаперчевые  кольца  на
крючки. Здесь были всевозможные выигрыши.
   - Так, - сказал Ленц, обращаясь к Патриции, и сдвинул шляпу на  заты-
лок. - Сейчас мы вам добудем полное приданое.
   Он начал первым и выиграл будильник. Я бросил кольцо вслед за  ним  и
получил в награду плюшевого мишку. Владелец павильона шумливо и торжест-
венно вручил нам оба выигрыша, чтобы привлечь новых клиентов.
   - Ты у меня притихнешь, - усмехнулся Готтфрид и тут же заарканил ско-
вородку. Я подцепил второго мишку.
   - Ведь вот как везет! - сказал владелец павильона, передавая нам  ве-
щи.
   Бедняга не знал, что его ждет. Ленц был первым в роте по метанию руч-
ной гранаты, а зимой, когда дел было немного, мы месяцами напролет  тре-
нировались в набрасывании шляп на всевозможные крюки. В сравнении с этим
гуттаперчевые кольца казались нам детской забавой.  Без  труда  Готтфрид
завладел следующим предметом - хрустальной вазой для цветов. Я - полудю-
жиной патефонных пластинок. Владелец павильона молча подал нам добычу  и
проверил свои крючки. Ленц прицелился, метнул кольцо и получил  кофейный
сервиз, второй по стоимости выигрыш. Вокруг нас столпилась  куча  зрите-
лей. Я поспешно набросил еще три кольца на один крючок. Результат:  каю-
щаяся святая Магдалина в золоченой раме.
   Лицо владельца павильона вытянулось, словно он был на приеме у зубно-
го врача. Он отказался выдать нам новые кольца. Мы уже решили было прек-
ратить игру, но зрители подняли шум, требуя от хозяина, чтобы он не  ме-
шал нам развлекаться. Они хотели быть свидетелями его разорения.  Больше
всех шумела Лина, внезапно появившаяся со своим кузнецом.
   - Бросать мимо разрешается, не правда ли? - закаркала она. - А  попа-
дать разве запрещено?
   Кузнец одобрительно загудел.
   - Ладно, - сказал Ленц, - каждый еще по разу.
   Я бросил первым. Умывальный таз с кувшином и мыльницей. Затем изгото-
вился Ленц. Он взял пять колец. Четыре он накинул с необычайной  быстро-
той на один и тот же крюк. Прежде чем бросить пятое, он сделал нарочитую
паузу и достал сигарету. Трое мужчин услужливо  поднесли  ему  зажженные
спички. Кузнец хлопнул его по плечу. Лина, охваченная крайним волнением,
жевала свой носовой платок. Готтфрид прицелился и легким броском накинул
последнее кольцо на четыре остальных. Раздался оглушительный рев.  Ленцу
достался главный выигрыш - детская коляска с розовым одеялом и кружевной
накидкой.
   Осыпая нас проклятьями, хозяин выкатил коляску. Мы  погрузили  в  нее
все свои трофей и двинулись к следующему павильону. Коляску толкала  Ли-
на. Кузнец отпускал по этому поводу такие остроты, что мне  с  Патрицией
пришлось немного отстать. В следующем павильоне  набрасывали  кольца  на
бутылки с вином. Если кольцо садилось на горлышко, бутылка была  выигра-
на. Мы взяли шесть бутылок. Ленц посмотрел на этикетки и подарил бутылки
кузнецу.
   Был еще один павильон такого рода. Но хозяин уже почуял  недоброе  и,
когда мы подошли, объявил нам, что павильон закрыт. Кузнец, заметив  бу-
тылки с пивом, начал было скандалить, но мы отказались от своих  намере-
ний: у хозяина павильона была только одна рука.
   Сопровождаемые целой свитой, мы подошли к "кадиллаку".
   - Что же придумать? - спросил Ленц, почесывая голову. - Самое  лучшее
- привязать коляску сзади и взять ее на буксир.
   - Конечно, - сказал я. - Только тебе придется сесть в нее и  править,
а то еще опрокинется.
   Патриция Хольман запротестовала. Она испугалась,  подумав,  что  Ленц
действительно сядет в коляску.
   - Хорошо, - заявил Ленц, - тогда давайте рассортируем вещи. Обоих ми-
шек вы должны обязательно взять себе.  Патефонные  пластинки  тоже.  Как
насчет сковородки?
   Девушка покачала головой.
   - Тогда она переходит во владение мастерской, -  сказал  Готтфрид.  -
Возьми ее, Робби, ты ведь старый специалист  по  глазуньям.  А  кофейный
сервиз?
   Девушка кивнула в сторону Лины. Кухарка покраснела. Готтфрид  передал
ей сервиз по частям, словно награждая ее призом. Потом он вынул  из  ко-
ляски таз для умывания:
   - Керамический! Подарим его господину кузнецу, не правда ли?  Он  ему
пригодится. А заодно и будильник. У кузнецов тяжелый сон.
   Я передал Готтфриду цветочную вазу. Он вручил ее  Лине.  Заикаясь  от
волнения, она пыталась отказаться. Ее глаза не  отрывались  от  кающейся
Магдалины. Она боялась, что если ей отдадут  вазу,  то  картину  получит
кузнец.
   - Очень уж я обожаю искусство, - пролепетала она. Трогательная в сво-
ей жадности, она стояла перед нами и покусывала красные пальцы.
   - Уважаемая фройляйн, что вы скажете по этому поводу? - спросил Ленц,
величественно оборачиваясь к Патриции Хольман.
   Патриция взяла картину и отдала ее Лине.
   - Это очень красивая картина, - сказала она.
   - Повесь над кроватью и вдохновляйся, - добавил Ленц.
   Кухарка схватила картину. Глаза ее увлажнились.  От  благодарности  у
нее началась сильная икота.
   - А теперь твоя очередь, - задумчиво произнес Ленц, обращаясь к детс-
кой коляске.
   Глаза Лины снова загорелись жадностью.
   Кузнец заметил, что никогда, мол, нельзя знать, какая вещь может  по-
надобиться человеку. При этом он так расхохотался, что уронил бутылку  с
вином. Но Ленц решил, что с них хватит.
   - Погодите-ка, я тут кое-что заметил, - сказал он и исчез. Через нес-
колько минут он пришел за коляской и укатил ее. - Все в порядке, -  ска-
зал он, вернувшись без коляски.
   Мы сели в "кадиллак".
   - Задарили, прямо как на рождество! - сказала Лина, протягивая нам на
прощанье красную лапу. Она стояла среди  своего  имущества  и  сияла  от
счастья.
   Кузнец отозвал нас в сторону.
   - Послушайте! - сказал он. - Если вам понадобится кого-нибудь вздуть,
- мой адрес: Лейбницштрассе, шестнадцать, задний двор, второй этаж,  ле-
вая дверь. Ежели против вас будет несколько человек, я прихвачу с  собой
своих ребят.
   - Договорились! - ответили мы и поехали.
   Миновав луна-парк и свернув за угол, мы увидели нашу коляску и в  ней
настоящего младенца. Рядом стояла бледная, еще не оправившаяся от смуще-
ния женщина.
   - Здорово, а? - сказал Готтфрид.
   - Отнесите ей и медвежат! - воскликнула Патриция.  -  Они  там  будут
кстати!
   - Разве что одного, - сказал Ленц. - Другой должен остаться у вас.
   - Нет, отнесите обоих.
   - Хорошо. - Ленц выскочил из машины, сунул женщине плюшевых зверят  в
руки и, не дав ей опомниться, помчался обратно, словно его преследовали.
- Вот, - сказал он,  переводя  дух,  -  а  теперь  мне  стало  дурно  от
собственного благородства. Высадите меня у  "Интернационаля".  Я  обяза-
тельно должен выпить коньяку.
   Я высадил Ленца и отвез Патрицию домой. Все было иначе, чем в прошлый
раз. Она стояла в дверях, и по ее лицу то и дело  пробегал  колеблющийся
свет фонаря. Она была великолепна. Мне очень хотелось остаться с ней.
   - Спокойной ночи, - сказал я, - спите хорошо.
   - Спокойной ночи.
   Я глядел ей вслед, пока не погас свет на лестнице.
   Потом сел в "кадиллак" и поехал. Странное чувство овладело мной.  Все
было так не похоже на другие вечера, когда вдруг начинаешь сходить с ума
по какойнибудь девушке. Было гораздо больше нежности, хотелось хоть  раз
почувствовать себя совсем свободным. Унестись... Все равно куда...
   Я поехал к Ленцу в "Интернациональ". Там было почти  пусто.  В  одном
углу сидела Фрицци со своим другом кельнером Алоисом. Они о чем-то  спо-
рили. Готтфрид сидел с Мими и Валли на диванчике около  стойки.  Он  вел
себя весьма галантно с ними, даже с бедной старенькой Мими.
   Вскоре девицы ушли. Им надо было работать -  подоспело  самое  время.
Мими кряхтела и вздыхала, жалуясь на склероз. Я подсел к Готтфриду.
   - Говори сразу все, - сказал я.
   - Зачем, детка? Ты делаешь все совершенно правильно, - ответил он,  к
моему изумлению.
   Мне стало легче оттого, что он так просто отнесся ко всему.
   - Мог бы раньше слово вымолвить, - сказал я.
   Он махнул рукой:
   - Ерунда! Я заказал рому. Потом я сказал ему:
   - Знаешь, я ведь понятия не имею, кто она, и все такое. Не знаю,  что
у нее с Биндингом. Кстати, тогда он сказал тебе что-нибудь?
   Он посмотрел на меня:
   - Разве это беспокоит тебя?
   - Нет.
   - Так я и думал. Между прочим, пальто тебе идет.
   Я покраснел.
   - Нечего краснеть. Ты абсолютно прав. Хотелось бы и мне уметь так...
   Я помолчал немного.
   - Готтфрйд, но почему же? - спросил я наконе