, для нее  это  пустяк!"  -  добавляет  ваша
жена. "Она мне родная тетка", - отвечаете вы  рассеянным,  беспечным  тоном,
когда ваш друг спрашивает, не родственница ли вам мисс Мак-Виртер. Ваша жена
постоянна посылает ей маленькие доказательства  своей  любви,  ваша  дочурка
вышивает для нее шерстью бесконечные ридикюли, подушки и скамеечки для  ног.
Какой славный огонь пылает в приготовленной для нее комнате,  когда  тетушка
приезжает к вам погостить,  хотя  ваша  жена  зашнуровывает  свой  корсет  в
нетопленной спальне! Весь дом во время ее пребывания принимает  праздничный,
опрятный и приветливый вид, какого у нею не бывает в иную пору. Вы сами, мой
милый, забываете вздремнуть после обеда и  внезапно  оказываетесь  страстным
любителем  виста  (хотя  неизменно  проигрываете).  А  какие  у  вас  бывают
прекрасные обеды: ежедневно дичь,  мальвазия  и  самая  разнообразная  рыба,
выписанная прямо из Лондона.  Даже  кухонная  челядь  приобщается  к  общему
благоденствию, и, пока у вас проживает толстяк-кучер мисс  Мак-Виртер,  пиво
становится значительно крепче, а потребление чая и  сахара  в  детской  (где
кушает ее камеристка) и  вовсе  не  учитывается.  Так  это  или  не  так?  Я
обращаюсь к вам, средние классы! О силы небесные, если б вы  ниспослали  мне
какую-нибудь старую тетушку с ромбовидным  гербом  на  дверцах  кареты  и  с
накладкой светло-кофейного цвета! Ах, какие ридикюли стали  бы  ей  вышивать
мои дочки, и оба мы с Джулией как старались бы  ее  ублажать!  О  сладостное
видение! О безумные мечты!

ГЛАВА X
     Мисс Шарп приобретает друзей

     И  вот,  когда  Ребекка  заняла  столь  доверенное  положение  в  милом
семействе, портреты которого мы набросали на предыдущих страницах, эта  юная
леди натурально сочла своим долгом, как она говорила, стать  приятной  своим
благодетелям и всячески завоевать их доверие. Можно ли не восхищаться  таким
чувством признательности  со  стороны  бедной  сироты?  А  если  тут  и  был
известный расчет  и  некоторая  доля  корысти,  то  кто  по  увидит  в  этом
проявления вполне естественного благоразумия? "Я одна на свете, - рассуждала
эта безродная девушка. - Я могу надеяться только на то, что заработаю  своим
трудом. И если у этой дурехи с розовой мордашкой - Эмилии, которой  я  вдвое
умнее, есть десять тысяч фунтов и обеспеченное положение, то бедная  Ребекка
(а ведь я сложена куда лучше Эмилии) может полагаться только на себя  да  на
собственный ум. Ну что ж, посмотрим, не выручит ли меня мой ум и не  удастся
ли мне в один прекрасный день доказать Эмилии  мое  действительное  над  нею
превосходство! И ие потому, что плохо отношусь к бедной Эмилии, - кто  может
не любить такое безобидное, добродушное создание? По  все  же  счастлив  тот
день, когда я займу в обществе место выше ее. Да почему  бы,  собственно,  и
нет?" Так наш маленький романтический друг рисовал себе картины будущего.  И
нас не должно смущать, что неизменным обитателем  ее  воздушных  замков  был
преданный супруг. О чем же и думать молодым особам, как не о мужьях?  О  чем
ином помышляют их милые маменьки? "Я сама должна быть  своей  маменькой",  -
думала Ребекка, не без болезненной  досады  вспоминая  о  неудаче  с  Джозом
Седли.
     Итак, она пришла к мудрому решению сделать свое положение  в  семействе
Королевского Кроули приятным и прочным и  с  этой  целью  положила  завязать
дружбу со всеми, кто мог так или иначе помешать ее планам.
     Поскольку леди Кроули не принадлежала к числу таких лиц и, больше того,
была женщиной столь вялой и бесхарактерной, что с нею никто не считался в ее
собственном доме, то  Ребекка  скоро  нашла,  что  не  стоит  добиваться  ее
расположения, - да и, по правде говоря, его и невозможно  было  снискать.  В
разговорах с ученицами она обычно называла миледи "бедной мамочкой", и  хотя
относилась к ней со всеми знаками должного уважения, но главную часть своего
внимания благоразумно обратила на остальных членов семейства.
     В отношении своих питомиц, чьей симпатией она полностью заручилась,  ее
метод был более чем  прост.  Она  не  забивала  их  юных  мозгов  чрезмерным
учением,  но,  наоборот,  предоставляла  им   полную   самостоятельность   в
приобретении знаний. И правда, какое образование скорее достигает цели, если
не самообразование? Старшая девочка отличалась пристрастием к  чтению,  а  в
старой библиотеке  Королевского  Кроули  было  немало  произведений  изящной
литературы прошлого столетия как на французском, так и на английском  языках
(книги были приобретены министром по Ведомству Сургуча и Тесьмы в период его
опалы); и так как никто никогда  не  тревожил  книжных  полок,  кроме  одной
Ребекки, то она и получила возможность играючи преподать  мисс  Розе  Кроули
немало полезных сведений.
     Таким образом, они с мисс Розой прочли много восхитительных французских
и английских книг, среди которых следует упомянуть сочинения ученого доктора
Смоллета, остроумного  мистера  Генри  Фильдинга,  изящного  и  прихотливого
monsieur Кребийона-младшего, необузданной фантазией которого так  восхищался
наш бессмертный  поэт  Грэй,  и,  наконец,  всеобъемлющего  мосье  Вольтера.
Однажды, когда мистер Кроули осведомился, что читает  молодежь,  гувернантка
ответила: "Смоллета". - "Ах, Смоллета! - отозвался мистер Кроули, совершенно
удовлетворенный. - Его история скучновата, но хотя бы не столь  опасна,  как
история мистера Юма. Вы ведь историю читаете?" -  "Разумеется",  -  ответила
мисс Роза,  не  прибавив,  однако,  что  это  была  история  мистера  Хамфри
Клинкера. В другой раз он был неприятно  поражен,  застав  сестру  с  книгой
французских комедий, но гувернантка заметила, что таким путем легче  усвоить
французский разговорный язык, и мистеру Кроули пришлось с этим  согласиться.
Мистер Кроули, как дипломат, чрезвычайно  гордился  своим  умением  говорить
по-французски (ибо все еще был светским человеком), и ему доставляли немалое
удовольствие комплименты, которыми гувернантка осыпала его за успехи в  этой
области.
     У мисс Вайолет наклонности были более грубые и буйные, чем у ее сестры.
Она знала заповедные  местечки,  где  неслись  куры;  она  ловко  лазила  по
деревьям и разоряла гнезда  пернатых  певцов,  охотясь  за  их  хорошенькими
пестрыми яичками. Первым ее удовольствием было объезжать лошадь  и  носиться
по полям, подобно Камилле. Она была  любимицей  отца  и  конюхов.  Она  была
кумиром и грозой кухарки, потому что всегда находила  укромные  уголки,  где
хранилось  варенье,  и  когда  добиралась   до   банок,   учиняла   на   них
опустошительные набеги. С сестрой у ней бывали постоянные баталии. Мисс Шарп
если и открывала ее проделки, то не сообщала  о  них  леди  Кроули,  которая
могла бы насплетничать отцу или, чего доброго,  мистеру  Кроули,  но  давала
обещание не говорить никому, если мисс Вайолет  станет  хорошей  девочкой  и
будет любить свою гувернантку.
     С мистером Кроули мисс Шарп была  почтительна  и  послушна.  Она  часто
советовалась с ним относительно тех или иных французских выражений,  которых
не понимала, хотя ее мать и была природной француженкой, и мистер Кроули,  к
ее полному  удовлетворению,  растолковывал  ей  трудные  места.  Но,  помимо
оказания ей помощи по части светской литературы, он бывал настолько любезен,
что подбирал для Ребекки книги более серьезного содержания и в своих беседах
особенно часто обращался  к  ней.  Она  безмерно  восхищалась  его  речью  в
Обществе  вспомоществования  племени  Квошимабу;  проявляла  интерес  к  его
брошюре о солоде; нередко бывала растрогана, и даже до слез,  его  вечерними
назиданиями и произносила: "О,  благодарю  вас,  сэр!"  -  с  таким  вздохом
устремляя взоры к небесам, что мистер Кроули  иной  раз  удостаивал  Ребекку
рукопожатия.   "Как-никак,   а   кровь   сказывается,   -   говаривал   этот
аристократ-проповедник. - Как благотворно действуют на мисс Шарп мои  слова,
тогда как никого другого они здесь не  трогают!  Я  слишком  тонок,  слишком
изыскан, придется упростить свой слог, - но она его понимает: ведь  ее  мать
была Монморанси".
     Да, да, представьте, по материнской  линии  мисс  Шарп  происходила  из
этого  славного  рода.  Конечно,  она  не  упоминала  о  том,  что  мать  ее
подвизалась на сцене: этого не вынесла бы  щепетильность  набожного  мистера
Кроули. Какое множество знатных эмигрантов повергла  в  нищету  эта  ужасная
революция! Не успела Ребекка хорошенько осмотреться в  доме  Кроули,  как  в
запасе у нее оказалось множество рассказов о ее предках.  Некоторые  из  них
мистеру Кроули вскоре посчастливилось найти в словаре  д'Озье,  имевшемся  в
отцовской библиотеке, но это обстоятельство лишь  укрепило  его  веру  в  их
подлинность и в знатность происхождения Ребекки. Можем ли  мы  предположить,
основываясь на такой любознательности и поисках в словаре, - могла  ли  наша
героиня предположить, что мистер Кроули заинтересовался ею? Нет, речь  могла
идти разве только о дружеском участии. Ведь мы  уже  упоминали,  что  мистер
Кроули дарил своим вниманием леди Джейн Шипшенкс.
     Раз или два он делал Ребекке замечание насчет ее обычая играть с  сэром
Питтом в триктрак и говорил, что эточ богопротивное занятие и  лучше  бы  ей
заняться чтением "Наследия Трампа", или "Слепой прачки из  Мурфильдоа",  или
какого-либо другого серьезного произведения; на что мисс Шарп отвечала,  что
ее дорогая маменька часто играла в эту игру со старым графом  де  Триктраком
или достопочтенным  аббатом  дю  Корнетом,  -  и  всегда  у  нее  находилось
оправдание как для этого, так и для других морских развлечений.
     Но  не  только  игрой  в  триктрак   маленькая   гувернантка   снискала
расположение  своего  нанимателя,  она  находила  много  способов  быть  ему
полезной. С неутомимым терпением перечитала она судебные  дела,  с  которыми
еще до ее приезда в Королевское Кроули обещал познакомить ее сор  Питт;  она
вызвалась  переписывать  его  письма  и  ловко  изменяла  их  орфографию   в
соответствии с существующими правилами; она интересовалась решительно  всем,
что касалось имения,  фермы,  парка,  сада  и  конюшни,  и  оказалась  такой
приятной спутницей, что  баронет  редко  предпринимал  свою  прогулку  после
раннего завтрака без Ребекки (и детей, конечно!). И тут она советовала  ему,
какие деревья подрезать шпалерами, какие грядки вскопать, и обсуждала с ним,
не пора ли уже приступить к уборке и каких лошадей взять под плуг,  а  каких
запрячь в подводы Она не пробыла  и  года  в  Королевском  Кроули,  как  уже
приобрела  полнейшее  доверие  сэра   Питта;   застольные   беседы,   прежде
происходившие между ним и дворецким, мистером Хороксом, теперь велись только
между сэром Питтом и мисс Шарп.  Она  была  почти  хозяйкой  в  доме,  когда
отсутствовал мистер Кроули, но вела себя в своем новом высоком  положении  с
такой скромностью и осмотрительностью, что нисколько не задевала кухонных  и
конюшенных властей, с которыми была всегда  приветлива  и  мила.  Она  стала
совсем другим  человеком  -  не  тон  надменной,  болезненно  самолюбивой  и
обидчивой  девочкой,  какую  мы  знали  раньше;  и  эта  перемена  характера
доказывала большое благоразумие, искреннее желание исправиться и, во  всяком
случае, свидетельствовала о  незаурядной  выдержке  и  твердости  характера.
Сердце ли диктовало эту новую систему покорности и смирения, принятую  нашей
Ребеккой, покажут  дальнейшие  ее  дела.  Система  лицемерия,  которой  надо
следовать годами, редко удается особе двадцати  с  небольшим  лет.  Впрочем,
читателям следует помнить, что наша юная по годам героиня была  взрослой  по
своему жизненному опыту, и мы напрасно потратили время, если не убедили  их,
что Ребекка была на редкость  умна.  Старший  и  младший  сыновья  семейства
Кроули - подобно джентльмену и даме  в  ящичке,  предсказывающим  погоду,  -
никогда не живали вместе, они от души ненавидели друг друга; нужно  сказать,
что Родон Кроули, драгун, питал величайшее презрение к родительскому дому  и
редко туда наведывался, если не считать того времени, когда тетушка наносила
свой ежегодный визит.
     Мы уже упоминали о выдающихся заслугах этой старой дамы.  Она  обладала
капиталом в семьдесят тысяч фунтов и почти что усыновила  Родона.  Зато  она
решительно не выносила старшего племянника, считая  его  размазней.  В  свою
очередь,  мистер  Питт  без  малейших  колебаний  заявлял,   что   душа   ее
безвозвратно погибла, и высказывал опасение, что шансы его брата в загробном
мире немногим лучше. "Она величайшая безбожница, - говаривал мистер  Кроули.
- Она водится с атеистами и французами. Все во мне трепещет, когда я подумаю
об ее ужасном, ужаснейшем положении и о том, что она,  стоя  одной  ногой  в
могиле,  может  так  предаваться  суетным,  греховным  помышлениям,  мерзкой
распущенности  и  сумасбродству!"  И  в  самом  деле,  старая  дама  наотрез
отказывалась выслушивать его вечерние назидания, и во время  ее  приездов  в
Королевское Кроули мистеру  Кроули  приходилось  на  время  прекращать  свои
благочестивые беседы.
     - Никаких проповедей, Питт, когда приедет мисс Кроули,  -  говорил  ему
отец, - она писала, что не намерена выносить пустословие.
     - О сэр, вспомните о благе ваших слуг!
     - Да ну их в болото! - отвечал сэр  Питт;  но  сыну  казалось,  что  им
угрожает место и похуже, если они лишатся благодати его поучений.
     - Ну и наплевать, Питт! - говорил отец в ответ на возражения сына. - Не
такой же ты болван, чтобы дать трем  тысячам  ежегодного  дохода  уплыть  из
наших рук?
     - Что такое деньги по сравнению с душевными благами, сэр! - упорствовал
мистер Кроули.
     - Ты хочешь сказать, что старуха не оставит этих денег тебе?
     И - кто знает, - может быть, таковы и были мысли мистера Кроули.
     Старая мисс Кроули, вне всякого сомнения, была нечестивицей. У нее  был
уютный особнячок на Парк-лейн, и так как во  время  лондонского  сезона  она
позволяла себе пить и  есть  довольно  неумеренно,  то  на  лето  уезжала  в
Харроугет или Челтнем. Это была на редкость гостеприимная и  веселая  старая
весталка; в свое время, по ее  словам,  она  была  красавицей  (все  старухи
когда-то были красавицами - мы это отлично знаем!). Ее  считали  bel  esprit
{Острой на язык (франц.).} и страшной радикалкой. Она  побывала  во  Франции
(где, говорят, Сен-Жюст внушил ей несчастную страсть) и с той поры  навсегда
полюбила французские романы,  французскую  кухню  и  французские  вина.  Она
читала Вольтера и знала наизусть Руссо, высказывалась  вольно  о  разводе  и
весьма энергически о женских правах. Дома в  каждой  комнате  у  нее  висели
портреты мистера Фокса, боюсь, не поигрывала ли она с  ним  в  кости,  когда
этот государственный муж находился в оппозиции; когда же он стал  у  власти,
она кичилась тем, что склонила на его сторону сэра Питта и его сотоварища по
представительству от Королевского Кроули,  хотя  сэр  Питт  и  сам  по  себе
перебежал бы к Фоксу, без всяких хлопот со стороны почтенной дамы. Нужно  ли
говорить, что после смерти великого государственного деятеля-вига  сэр  Питт
счел за благо изменить свои убеждения.
     Сия достойная леди привязалась к  Родону  Кроули,  когда  тот  был  еще
мальчиком, послала его  в  Кембридж  (потому  что  второй  племянник  был  в
Оксфорде), а когда начальствующие лица предложили молодому человеку покинуть
университет после двухлетнего в нем пребывания, купила племяннику офицерский
патент в лейб-гвардии Зеленом полку.
     Молодой офицер слыл в  городе  первейшим  и  знаменитейшим  шалопаем  и
денди. Бокс, крысиная травля, игра в мяч и езда четверней были тогда в  моде
у пашей английской аристократии, и он с  увлечением  занимался  всеми  этими
благородными искусствами. И хотя Родон  Кроули  служил  в  гвардии,  еще  не
имевшей  случая  проявить  свою  доблесть  в  чужих  краях,   поскольку   ее
обязанностью было охранять особу принца-регента, он имел уже на своем  счету
три кровопролитные дуэли (поводом к которым была карточная игра, любимая  им
до страсти) и таким образом в полной мере доказал свое презрение к смерти.
     - И к тому, что последует за смертью, - добавлял мистер Кроули, возводя
к потолку  глаза,  цветом  напоминавшие  ягоды  крыжовника.  Он  никогда  не
переставал печься о душе брата, как и о душах всех тех, кто расходился с ним
во мнениях: в этом находят утешение многие серьезные люди.
     Взбалмошная, романтичная мисс Кроули, вместо тою чтобы приходить в ужас
от храбрости своего любимца, после каждой такой дуэли уплачивала его долги и
отказывалась слушать то, что ей нашептывали про его беспутства. "Со временем
он перебесится, - говорила она. - Он в  десять  раз  лучше  этого  нытика  и
ханжи, своего братца".

ГЛАВА XI
     Счастливая Аркадия

     Познакомив читателя с честными обитателями замка (чья простота и  милая
сельская  чистота  нравов,  несомненно,   свидетельствуют   о   преимуществе
деревенской жизни перед городской),  мы  должны  представить  ему  также  их
родственников и соседей из пасторского дома - Бьюта Кроули и его жену.
     Его  преподобие  Бьют  Кроули,  рослый,  статный  весельчак,   носивший
широкополую пасторскую шляпу, пользовался несравненно большей  популярностью
в своем графстве, чем его брат - баронет. В свое время он  был  загребным  в
команде  Крайст-Черча,  своего  колледжа,  и  укладывал  лучших  боксеров  в
схватках студентов  с  "городскими".  Пристрастие  к  боксу  и  атлетическим
упражнениям он сохранил и впоследствии: на двадцать миль  кругом  ни  одного
боя не обходилось без  его  присутствия;  он  не  пропускал  ни  скачек,  ни
рысистых испытаний, ни лодочных гонок, ни балов,  ни  выборов,  ни  парадных
обедов, ни просто хороших обедов по всему графству и всегда  находил  способ
побывать на них. Гнедую кобылу пастора и  фонари  его  шарабана  можно  было
встретить за десятки миль от пасторского дома, торопился  ли  он  на  званый
обед к Фадлстону, или к Роксби, или к Уопшоту, или к знатным лордам графства
- со всеми ними он был на дружеской ноге. У  него  был  отличный  голос,  он
певал: "Южный ветер тучи погоняет..." - и лихо гикал  в  припеве  под  общие
аплодисменты. Он выезжал на псовую охоту в куртке цвета "перца  с  солью"  и
считался одним из лучших в графстве рыболовов.
     Миссис  Кроули,  супруга  пастора,  была  пребойкая   маленькая   дама,
сочинявшая  проповеди  для  этого   достойного   священнослужителя.   Будучи
домовитой хозяйкой и проводя время по большей части в кругу  своих  дочерей,
она правила в пасторской усадьбе полновластно,  мудро  предоставляя  супругу
делать за стенами дома все, что ему угодно.  Он  мог  приезжать  и  уезжать,
когда ему хотелось, и обедать в гостях сколько вздумается, потому что миссис
Кроули была женщиной экономной и знала цену портвейна. С тех самых пор,  как
миссис Бьют прибрала к рукам молодого священника  Королевского  Кроули  (она
была хорошего рода - дочь покойного полковника  Гектора  Мак-Тэвиша;  они  с
маменькой ставили на Бьюта в Харроугете  и  выиграли),  она  была  для  него
разумной и рачительной женой. Впрочем, несмотря на все ее  старания,  он  не
вылезал из долгов. Ему пришлось по меньшей мере десять лет выплачивать долги
по студенческим векселям, выданным еще при жизни отца. В 179...  году,  едва
освободясь от этого бремени, он поставил  сто  против  одного  (из  двадцати
фунтов) против "Кенгуру", победителя на дерби. Пришлось пастору занять денег
под разорительные проценты, и с тех пор он бился как  рыба  об  лед.  Сестра
иногда выручала его сотней фунтов, по он, конечно, возлагал все свои надежды
на ее смерть, когда "Матильда, черт ее побери,  -  говаривал  он,  -  должна
будет оставить мне половину своих денег!"
     Таким образом, у баронета и его брата были все причины ненавидеть  друг
друга, какие только могут существовать у двух братьев.  Сэр  Питт  неизменно