загробным
блаженством.
     - Тем более нужно начать по возможности скорее, Питт,  -  сказала  леди
Эмили, поднимаясь с места уже с шестью книжечками в руках.
     - Если вы начнете так решительно, вы отпугнете  ее.  Я  слишком  хорошо
знаю суетную натуру тетушки и уверен, что всякая чересчур энергичная попытка
ее обращения приведет к самым  плачевным  результатам  для  этой  несчастной
леди. Вы только испугаете ее  и  наскучите  ей.  Весьма  вероятно,  что  она
выкинет все книги и откажется от знакомства с теми, кто их прислал.
     - Вы, Питт, такой же суетный человек, как и мисс Кроули, - сказала леди
Эмили и выбежала из комнаты со своими книжками.
     - Мне нечего говорить вам, дорогая  леди  Саутдаун,  -  продолжал  Питт
тихим голосом, словно и не слышал  этого  вводного  замечания,  -  насколько
роковым может оказаться недостаток осторожности  и  такта  для  тех  надежд,
которые мы  питаем  в  отношении  имущества  моей  тети.  Вспомните,  у  нее
семьдесят тысяч фунтов; подумайте о ее возрасте,  ее  нервозности  и  слабом
здоровье. Я знаю, что она уничтожила завещание, написанное  в  пользу  моего
брата, полковника Кроули. Только лаской, а не запугиванием можем мы  повести
эту раненую душу по истинному пути, и, я  думаю,  вы  согласитесь  со  мной,
что... что...
     - Конечно, конечно, - сказала леди  Саутдаун.  -  Джейн,  дорогая  моя,
можешь не посылать записку мистеру Айронсу. Если ее здоровье так слабо,  что
рассуждения только утомят ее, мы подождем, пока ей станет лучше. Я завтра же
навещу мисс Кроули.
     - И осмелюсь заметить, моя милая леди, - сказал Питт кротким голосом, -
лучше вам не брать с собой нашу дорогую Эмили, -  она  слишком  восторженна;
лучше, если вас будет сопровождать наша милая и дорогая леди Джейн.
     - Ну конечно, Эмили может испортить все дело, - сказала леди Саутдаун и
на этот раз согласилась отступить от своей обычной практики, которая, как мы
говорили, заключалась в  том,  что,  прежде  чем  наброситься  на  очередную
жертву, которую она собиралась прибрать к рукам, она обстреливала ее  градом
брошюр (так же, как у  французов  атаке  предшествовала  бешеная  канонада).
Повторяем, леди Саутдаун - щадя здоровье больной, или  заботясь  о  конечном
спасении ее души, или ради ее денег - согласилась потерпеть.
     На следующий  день  огромная  семейная  карета  Саутдаунов  с  графской
короной и ромбовидным гербом на дверцах  (на  зеленом  щите  Саутдаунов  три
прыгающих ягненка, наискось - золотая перевязь с чернью и  тремя  червлеными
табакерками - эмблема дома Бинки) торжественно подкатила к дому мисс Кроули,
и высокий солидный лакей передал мистеру Боулсу визитные карточки ее милости
для мисс Кроули и еще одну - для мисс Бригс. В  тот  же  вечер  леди  Эмили,
помирившись на компромиссе, прислала на имя мисс  Бригс  и  для  ее  личного
потребления  объемистый  пакет,  содержавший  экземпляры  "Прачки"   и   еще
пять-шесть брошюр умеренного и нежного действия,  а  кроме  того,  несколько
других, более сильно действующих - "Хлебные крошки из  кладовой",  "Огонь  и
полымя" и "Ливрея греха" - в людскую, для прислуги.

ГЛАВА XXXIV
     Трубка Джеймса Кроули вышвырнута в окно

     Любезность мистера Кроули  и  ласковое  обхождение  леди  Джейн  сильно
польстили мисс Бригс, и, когда старой мисс Кроули подали  визитные  карточки
семьи Саутдаунов, она нашла возможность замолвить доброе  слово  за  невесту
Питта. Карточка графини, оставленная лично для нее, Бригс, доставила  немало
радости бедной, одинокой компаньонке.
     - Не понимаю, о чем думала леди Саутдаун, оставляя  карточку  для  вас,
Бригс, - сказала  вольнолюбивая  мисс  Кроули,  на  что  компаньонка  кротко
отвечала, что, "она надеется, нет ничего плохого в  том,  что  знатная  леди
оказала внимание бедной дворянке". Она  спрятала  карточку  в  свою  рабочую
шкатулку среди самых дорогих своих сокровищ. Мисс  Бригс  рассказала  также,
как она встретила накануне мистера Кроули, гулявшего  со  своей  кузиной,  с
которой он давно обручен, какая она добрая и милая и как скромно -  если  не
сказать просто - эта леди была одета; весь ее костюм, начиная  со  шляпки  и
кончая башмачками, она описала и оценила с чисто женской точностью.
     Мисс Кроули позволила Бригс болтать и не спешила прерывать ее. Здоровье
старой леди поправлялось, и  она  уже  начала  тосковать  по  людям.  Мистер
Кример, ее врач, и слышать не хотел о ее возвращении к прежнему  рассеянному
образу жизни в Лондоне. Старая дева была рада найти какое-нибудь общество  в
Брайтоне, и на  следующий  же  день  не  только  было  отправлено  письмо  с
выражением благодарности за внимание, но Питт Кроули был  любезно  приглашен
навестить тетку. Он явился с леди Саутдаун и ее дочерью.  Вдовствующая  леди
ни слова не сказала о состоянии души мисс  Кроули,  но  говорила  с  большим
тактом о погоде, о войне и о падении  этого  чудовища  Бонапарта,  а  больше
всего о докторах-шарлатанах  и  о  великих  достоинствах  доктора  Поджерса,
которому она в ту пору покровительствовала.
     Во время этого визита Питт Кроули  сделал  ловкий  ход,  -  такой  ход,
который  показывал,  что,  если  бы  его  дипломатическая  карьера  не  была
загублена в самом начале, он мог бы  многого  достигнуть  на  этом  поприще.
Когда вдовствующая графиня Саутдаун стала поносить  корсиканского  выскочку,
что было в то время в моде, доказывая, что он  чудовище,  запятнанное  всеми
возможными преступлениями, что он трус  и  тиран,  недостойный  того,  чтобы
жить, что гибель его была предрешена и т. д.,  Питт  Кроули  вдруг  стал  на
защиту этого "избранника судьбы". Он описал первого консула, каким видел его
в Париже во время Амьенского мира, когда он, Питт Кроули, имел  удовольствие
познакомиться с великим и достойным мистером Фоксом, государственным  мужем,
которым - как сильно он сам, Питт Кроули, ни расходится с ним во взглядах  -
невозможно не восхищаться и который всегда был высокого мнения об императоре
Наполеоне. Далее он с негодованием  отозвался  о  вероломстве  союзников  по
отношению к свергнутому императору, который,  великодушно  отдавшись  на  их
милость, был обречен на жестокое и позорное изгнание, в то время как Франция
оказалась во власти новых тиранов - шайки фанатичных католиков.
     Такая ортодоксальная ненависть к католической ереси спасла Питти Кроули
от гнева леди Саутдаун, а его восхищение  Фоксом  и  Наполеоном  чрезвычайно
возвысило его в глазах мисс Кроули.  (О  ее  дружбе  с  покойным  английским
сановником уже упоминалось.) Верная сторонница вигов, мисс Кроули в  течение
всей войны была в оппозиции;  и  хотя  можно  с  уверенностью  сказать,  что
печальный конец императора не  слишком  сильно  взволновал  старую  леди,  а
плохое обращение с ним не лишило ее сна,  все  же  похвала  Питта  обоим  ее
кумирам нашла отклик в сердце тетушки  и  очень  содействовала  тому,  чтобы
расположить ее в пользу племянника.
     - А вы что об этом думаете, дорогая? - спросила мисс Кроули юную  леди,
которая с первого взгляда понравилась ей, как всегда нравились хорошенькие и
скромные молодые особы; хотя нужно признаться, что ее симпатии остывали  так
же быстро, как и возникали.
     Леди Джейн сильно покраснела и сказала, что "она ничего не  понимает  в
политике и предоставляет судить о ней людям более умным,  чем  она;  и  хотя
мама, без сомнения, права, но и  мистер  Кроули  говорил  прекрасно".  Когда
гостьи стали прощаться, мисс Кроули выразила  надежду,  что  "леди  Саутдаун
будет так добра отпускать к ней иногда леди Джейн, когда та будет  свободна,
чтобы утешить бедную больную и  одинокую  старуху".  Обещание  было  любезно
дано, и дамы расстались очень дружески.
     - Не пускай ко мне больше леди Саутдаун, Питт, - сказала старая леди. -
Она глупая и напыщенная, как и вся родня твоей матери; я их  всегда  терпеть
не могла. Но эту прелестную маленькую Джейн приводи когда хочешь.
     Питт обещал. Он не сказал графине  Саутдаун,  какое  мнение  его  тетка
составила об ее милости, и та,  напротив,  думала,  что  произвела  на  мисс
Кроули самое приятное и величественное впечатление.
     И вот леди  Джейн,  которая  всегда  готова  была  утешать  болящих  и,
пожалуй, даже радовалась возможности время от времени избавляться от мрачных
разглагольствований преподобного Бартоломью Айронса и  от  общества  скучных
приживальщиков, пресмыкавшихся у ног напыщенной графини, ее матери,  -  леди
Джейн сделалась частой гостьей  в  доме  мисс  Кроули,  сопровождала  ее  на
прогулки и коротала с нею вечера. Она была по природе так добра и мягка, что
даже Феркин не ревновала  к  ней,  а  безответной  Бригс  казалось,  что  ее
покровительница обращается с нею не так жестоко в  присутствии  доброй  леди
Джейн. С этой юной леди мисс Кроули держала себя премило.  Она  рассказывала
ей бесконечные истории о своей молодости, причем совсем в другом тоне, чем в
свое время - маленькой безбожнице Ребекке,  потому  что  в  невинности  леди
Джейн было что-то такое, что делало неуместными легкомысленные разговоры,  и
мисс Кроули была слишком хорошо воспитана, чтобы  оскорбить  такую  чистоту.
Сама юная леди ни от кого не видела ласки, за исключением этой старой  девы,
своего отца и брата; и она отвечала на engoument {Увлечение (франц.).}  мисс
Кроули неподдельной нежностью и дружбой.
     В  осенние  вечера  (когда  Ребекка,  самая   веселая   среди   веселых
победителей, блистала в  Париже,  а  наша  Эмилия,  милая,  сраженная  горем
Эмилия, - ах, где-то была она теперь?) леди Джейн  сидела  в  гостиной  мисс
Кроули и нежно пела ей в сумерках свои простые песенки и гимны, пока  солнце
заходило, а море с шумом  разбивалось  о  берег.  Когда  песенка  кончалась,
старая дева переставала дремать и просила леди Джейн спеть  что-нибудь  еще.
Что касается Бригс и количества  счастливых  слез,  пролитых  ею,  пока  она
сидела тут же, делая вид, что  вяжет,  и  смотрела  на  великолепный  океан,
темневший за окном, и на небесные огни, ярко разгоравшиеся  вверху,  -  кто,
скажите, может измерить счастье и умиление Бригс?
     Питт тем временем сидел в столовой с брошюрой о хлебных законах  или  с
миссионерским  отчетом  и  отдыхал,   как   подобает   и   романтическим   и
неромантическим мужчинам после обеда.  Он  тянул  мадеру;  строил  воздушные
замки; думал о том, какой он молодец; чувствовал, что влюблен в Джейн более,
чем когда-либо за все эти семь лет, в течение которых  они  были  женихом  и
невестой и в течение которых Питт не ощущал ни малейшего нетерпения; а после
мадеры надолго засыпал. Когда наступало время  пить  кофе,  мистер  Боулс  с
шумом входил в столовую и, застав сквайра Питта в  темноте,  погруженного  в
брошюры, приглашал его наверх.
     - Мне так хотелось бы, моя дорогая, найти кого-нибудь, кто сыграл бы со
мной в пикет, - сказала мисс Кроули однажды вечером, когда  названный  слуга
появился в комнате со свечами и кофе. - Бедная Бригс играет не  лучше  совы;
она так глупа! - Старая  дева  не  упускала  случая  обидеть  мисс  Бригс  в
присутствии слуг. - Мне кажется, я бы лучше засыпала после игры.
     Леди Джейн  зарделась,  так  что  покраснели  даже  ее  ушки  и  тонкие
пальчики; и когда мистер Боулс вышел  из  комнаты  и  дверь  за  ним  плотно
закрылась, она сказала:
     - Мисс Кроули, я умею немножко  играть.  Я  часто  играла...  с  бедным
дорогим папа.
     - Идите сюда и поцелуйте меня! Идите и сейчас же поцелуйте меня, милая,
добрая малютка! - в восторге воскликнула мисс Кроули. И за этим живописным и
мирным занятием мистер Питт застал старую и  молодую  леди,  когда  поднялся
наверх с брошюрой в руках. Бедная леди Джейн, как она краснела весь вечер!

     Нечего и говорить, что ухищрения мистера Питта Кроули не ускользнули от
внимания его дорогих родственников из пасторского дома в Королевском Кроули.
Хэмпшир и Сассекс находятся очень близко друг от друга, и у миссис Бьют были
в Сассексе друзья, которые заботливо извещали ее обо всем - и  даже  больше,
чем обо всем, - что происходило в доме мисс Кроули в  Брайтоне.  Питт  бывал
там  все  чаще.  Он  месяцами  не  показывался  у  себя  в  замке,  где  его
отвратительный отец целиком посвятил себя рому и мерзкому обществу Хороксов.
Успехи Питта приводили семью пастора в ярость,  и  миссис  Бьют  больше  чем
когда-либо сожалела (хотя не сознавалась в этом) об ужасной ошибке,  которую
она совершила, так оскорбив мисс  Бригс  и  обнаружив  такое  высокомерие  и
скупость в обращении с Боулсом и Феркин, что среди домашних мисс  Кроули  не
было никого, кто сообщил бы ей о том, что там делалось.
     - И все это из-за ключицы Бьюта, - уверяла она. - Не сломай он ключицы,
я ни за что бы оттуда не уехала. Я жертва долга и твоей, Бьют,  несносной  и
неуместной для священника страсти к охоте.
     - При чем тут охота? Глупости! Это ты, Марта, нагнала на нее страху,  -
возразил пастор. - Ты умная женщина, Марта, но у тебя дьявольский  характер,
и очень уж ты прижимиста.
     - Тебя бы давно прижали в тюрьме, Бьют, если  бы  я  не  берегла  твоих
денег.
     - Это я знаю, моя  милая,  -  добродушно  сказал  пастор.  -  Ты  умная
женщина, но действуешь  слишком  уж  круто.  И  благочестивый  муж  утешился
объемистой рюмкой портвейна.
     - И какого  дьявола  нашла  она  в  этом  простофиле  Питте  Кроули?  -
продолжал пастор. - Ведь он последний трус. Я помню, как  Родон  -  вот  это
настоящий мужчина, черт его возьми! - гонял его хлыстом вокруг конюшни,  как
какой-нибудь волчок, и Питт с ревом бежал домой к мамаше.  Ха-ха!  Любой  из
моих мальчиков одолеет его одной рукой. Джим говорит, что  его  до  сих  пор
вспоминают в Оксфорде как "Мисс Кроули", этакий простофиля...  знаешь,  что,
Марта... - продолжал его преподобие после паузы.
     - Что? - спросила Марта, кусая ногти.
     - Отчего бы нам не  послать  Джима  в  Брайтон?  Может,  он  как-нибудь
обойдет старуху. Он ведь  скоро  кончает  университет.  Он  всего  два  раза
проваливался на экзаменах - как и я, - но  у  него  большие  преимущества  -
Оксфорд, университетское образование... Он знаком там  с  лучшими  ребятами.
Гребет в восьмерке своего колледжа. Красивый малый... Черт возьми, сударыня,
напустим его на старуху и скажем ему, чтобы  отдул  Питта,  если  тот  будет
что-нибудь говорить, ха-ха-ха!
     - Джим, конечно, может съездить навестить  ее,  -  согласилась  хозяйка
дома и добавила со вздохом: - Если бы нам удалось пристроить к ней  хотя  бы
одну из девочек; но она их терпеть не может, потому что они некрасивы.
     Пока мать говорила, эти несчастные образованные девицы,  расположившись
рядом в гостиной, деревянными пальцами  барабанили  на  фортепьяно  какую-то
сложную музыкальную пьесу; целый день  они  или  были  заняты  музыкой,  или
сидели с дощечкой за спиной, или  зубрили  географию  и  историю.  Но  какая
польза от всего этого на Ярмарке Тщеславия, если девица  низкоросла,  бедна,
некрасива и у нее дурной цвет лица? Единственный, на кого миссис Бьют  могла
рассчитывать, чтобы сбыть с рук одну  из  дочерей,  был  младший  приходский
священник!
     В это время в гостиную вошел вернувшийся из конюшни Джим с  коротенькой
трубкой, заткнутой за ремешок клеенчатой фуражки,  и  заговорил  с  отцом  о
сент-леджерских скачках. Разговор между пастором и его женой прервался.
     Миссис Бьют не ждала ничего особенно хорошего от посольства своего сына
Джеймса и проводила его в путь просто с горя. Да и юноша, после того как ему
сказали, в чем будет состоять его миссия, также не ожидал от нее  особенного
удовольствия или выгоды; но он  скоро  утешился  мыслью,  что,  может  быть,
старая  дева  преподнесет  ему  хорошенький  сувенир,   который   даст   ему
возможность расплатиться с наиболее срочными долгами к  началу  предстоящего
семестра, и потому беспрекословно занял место в саутгемптонской карете  и  в
тот же вечер благополучно прибыл  в  Брайтон  со  своим  чемоданом,  любимым
бульдогом Таузером и большой корзиной разных разностей с фермы и огорода: от
любящего пасторского семейства - дорогой мисс  Кроули.  Решив,  что  слишком
поздно беспокоить больную леди в первый же день приезда,  он  остановился  в
гостинице и отправился к мисс Кроули только в середине следующего дня.
     Джеймс Кроули, когда тетушка видела его в последний раз, был долговязым
мальчишкой, в том неблагодарном возрасте, когда голос срывается с  неземного
дисканта на неестественный  бас,  а  лицо  нередко  цветет  украшениями,  от
которых рекомендуется в качестве лекарства "Калидор" Роленда; когда мальчики
украдкой бреются ножницами сестер, а вид других молодых женщин повергает  их
в неизъяснимый страх, когда большие руки и ноги торчат из  слишком  коротких
рукавов и штанин; когда присутствие этих  юношей  после  обеда  пугает  дам,
шепчущихся в сумерках в гостиной, и несносно для мужчин за обеденным столом,
которые  перед  лицом  этой  неуклюжей  невинности  должны  удерживаться  от
свободной беседы и приятного обмена остротами; когда после  второго  стакана
папаша говорит: "Джек, мой мальчик,  поди  посмотри,  какова  погода",  -  и
юноша, радуясь, что можно уйти, но досадуя, что он еще не настоящий мужчина,
покидает неоконченный банкет. Джеймс  тогда  был  нескладным  подростком,  а
теперь стал молодым человеком, получившим все преимущества  университетского
образования  и  отмеченным  тем  неоценимым  лоском,  который  приобретается
благодаря жизни среди золотой молодежи,  долгам,  временному  исключению  из
университета и провалам на экзаменах.
     Так или иначе, он был красивым юношей, когда явился представиться своей
тетушке в Брайтоне,  а  красивая  наружность  всегда  вызывала  расположение
капризной старой девы. Неловкость мальчика и способность постоянно  краснеть
усиливали   это   расположение:   ей   нравились   эти   здоровые   признаки
неиспорченности в молодом человеке.
     Он заявил, что "приехал сюда на несколько дней повидаться  с  товарищем
по колледжу и... и... засвидетельствовать вам,  сударыня,  свое  почтение  и
почтение отца с матерью, которые надеются, что вы в добром здоровье".
     Питт находился у мисс Кроули, когда доложили о юноше, и очень  смутился
при  упоминании  его  имени.  Старая  леди  с  присущим  ей  чувством  юмора
наслаждалась замешательством своего корректного племянника.  Она  с  большим
интересом расспросила обо всем пасторском семействе и  добавила,  что  хочет
навестить их. Она принялась в лицо расхваливать мальчика,  сказала,  что  он
вырос и похорошел, и пожалела, что его сестры не так красивы. Узнав, что  он
остановился в гостинице, она не захотела об этом и слышать и просила мистера
Боулса немедленно послать за вещами мистера Джеймса Кроули.
     - Да, будьте добры, Боулс, - закончила она милостиво,  -  заплатите  по
счету мистера Джеймса.
     Она бросила на Питта такой лукавый и торжествующий взгляд, что дипломат
чуть не задохнулся от зависти. Как ни старался он расположить к себе  тетку,
она ни разу еще не приглашала его к себе погостить, а тут появился  какой-то
молокосос - и сразу стал желанным гостем.
     - Прошу прощения, сэр, -  сказал  Боулс,  выступая  вперед  с  глубоким
поклоном, - в каком отеле Томас должен взять ваш багаж?
     -  О  черт!  -  воскликнул  юный  Джеймс   и   вскочил,   явно   чем-то
встревоженный. - Я сам пойду.
     - Куда? - спросила мисс Кроули.
     - В трактир "Под гербом Тома Крибба", - ответил Джеймс, густо краснея.
     Услыхав это название, мисс  Кроули  расхохоталась.  Мистер  Боулс,  как
старый слуга семьи, фыркнул, но тут  же  подавил  свою  веселость;  дипломат
только улыбнулся.
     - Я... я не знал, - добавил Джеймс, опустив глаза. - Я здесь  в  первый
раз; это кучер присоветовал мне. - Юный лжец! На самом  деле  Джеймс  Кроули
познакомился накануне в саутгемптонской карете с "Любимцем Татбери", который
ехал в Брайтон  на  состязание  с