ице с неизменно удивленным  выражением
на круглых физиономиях. Пит и  его  друзья,  как  обычно,  скользят  по  ним
равнодушными взглядами, в сущности, не замечая. Всего лишь часть пейзажа...
   Генри, Джоунси и Пит раскрыв рты слушают Бива, который объясняет, что  им
придется спускаться в Ущелье, потому что лучшие олени  пасутся  именно  там,
где растут их любимые кусты.
   - Мы с отцом  видели  там  кучу  оленей,  -  захлебывается  он.  -  Целый
миллиард!
   Расстегнутая молния на потертой куртке согласно позвякивает.
   Они болтают о том, кто добудет самого большого  оленя  и  в  какое  место
лучше стрелять, чтобы  убить  с  первого  выстрела  и  не  причинять  лишних
страданий. (?Правда, отец говорит, что животные страдают не так, как раненые
люди, - вставляет Джоунси. - Он сказал, Господь создал их  иными,  чтобы  мы
могли охотиться без помех?.) Они пересмеиваются, толкаются и спорят  о  том,
кого из них вывернет наизнанку при виде крови, а Академия  Дебилов  остается
далеко позади. Впереди же, на их стороне  улицы,  маячит  квадратное  здание
красного кирпича, где братья Трекер когда-то делали свой скромный бизнес.
   - Если кто и блеванет, так уж не я! - хвастает Бивер.  -  Да  я  сто  раз
видел оленьи кишки, подумаешь, дело! Помню как-то...
   - Эй, парни, - возбужденно перебивает  Джоунси,  -  хотите  взглянуть  на
?киску? Тины Джин Шлоссингер?
   - Кто такая Тина Джин Слоппингер? - скучающе осведомляется Пит, хотя  уже
навострил уши. Увидеть ?киску?, любую ?киску?, его заветная мечта: он  вечно
таскает у  отца  журналы  ?Пентхаус?  и  ?Плейбой?,  которые  тот  прячет  в
мастерской, за большим ящиком с инструментами. ?Киска? -  это  тот  предмет,
который его живо интересует. Правда, от нее он  не  заводится  так,  как  от
голых сисек, наверное, потому, что еще маленький.
   Но ?киска? - это и вправду интересно.
   - Шлоссингер, -  поправляет  Джоунси,  смеясь.  -  Шлоссингер,  Питецкий.
Шлоссингеры живут в двух кварталах от меня и... - Он  неожиданно  замолкает,
пораженный внезапной мыслью. Вопрос, который пришел ему  в  голову,  требует
немедленного ответа, поэтому он дергает за рукав Генри:
   - Слушай, эти Шлоссингеры - евреи или республиканцы?
   Теперь очередь Генри смеяться над  Джоунси,  что  он  и  делает,  правда,
совсем беззлобно.
   - Видишь ли, думаю, что технически возможно быть одновременно и  теми,  и
другими, или.., вообще никем.
   Генри произносит слово ?никем?  почти  как  ?никоим?,  чем  и  производит
неизгладимое впечатление на Пита. До чего же шикарно звучит, мать его!
   Он велит себе отныне произносить только ?никоим, никоим, никоим?..,  хотя
знает, что обязательно забудет, что он из тех, кто обречен  до  конца  жизни
говорить ?никем?.
   - Плюнь на религию и политику, - говорит Генри, все еще смеясь. - Если  у
тебя есть  фотка  Тины  Джин  Шлоссингер  с  голой  ?киской?,  я  тоже  хочу
посмотреть.
   Бив тем временем явно возбуждается: щеки  пылают,  глаза  блестят,  новая
зубочистка сменяет прежнюю, не догрызенную и  до  половины.  Молнии  на  его
куртке, той, которую носил  старший  брат  Бивера  все  четыре  года  своего
увлечения Фонзом , позвякивают громче.
   - Она  блондинка?  -  спрашивает  он.  -  Блондинка  и  в  высшей  школе?
Супербомба? С такими сиськами! - Он  растопыривает  руки  перед  собственной
цыплячьей грудью, и когда Джоунси, улыбаясь, кивает, оборачивается к Питу  и
громко выпаливает:
   - Королева этого года, болван, ясно? Помнишь  день  встречи  выпускников?
Там ее и выбрали! Ее снимок был в газете! Па лодке, вместе с Ричи Гренадо!
   - Да, но хреновы ?Тигры? продули в тот день игру, а Гренадо сломали  нос,
- вставляет Генри. - Подумать только,  первая  в  истории  школьная  команда
Дерри удостоилась сыграть с командой класса А из Южного Мэна, и эти олухи...
   - Хрен с ними, с ?Тиграми?, - отмахивается Пит, которого школьный  футбол
занимает чуть больше ненавистного икса, хоть и ненамного. Главное, теперь он
знает, о ком идет речь,  вспоминает  газетный  снимок  девушки,  стоящей  на
украшенной цветами палубе баржи для перевозки  целлюлозы,  рядом  с  ведущим
игроком ?Тигров?: оба в коронах  из  фольги,  улыбаются  и  машут  зрителям.
Волосы  девушки  обрамляют  лицо  крупными  пушистыми  волнами,  платье  без
бретелек полуоткрывает грудь.
   Впервые в жизни на Пита накатывает настоящая похоть - плотское, кровяное,
давящее ощущение, от которого твердеет конец, сохнет во рту и в  голове  все
мешается. ?Киска?,  конечно,  штука  интересная,  но  вот  увидеть  местную,
свою ?киску?, ?киску? знакомой девчонки, королевы бала.., куда волнительнее!
Это, как выражается кинокритик городских ?Новостей? об  особо  понравившихся
фильмах, которые, по его мнению, никак невозможно пропустить, - НАДО! НАДО -
и все тут.
   - Где? - спрашивает он Джоунси, уже воображая, как эта  самая  Тина  Джин
Шлоссингер  ждет  на  углу  школьный  автобус,  просто  стоит,   хихикая   с
подружками, не имея ни малейшего представления о том,  что  проходящий  мимо
мальчишка видел, что у нее под юбкой или джинсами, что волосы на се  ?киске?
того же цвета, что на голове. - Где это?
   - Здесь.  -  Джоунси  показывает  на  краснокирпичную  коробку,  когда-то
служившую складом братьям  Трекер.  Стены  поросли  плющом,  но  осень  была
холодной, и почти все листья почернели и засохли. Часть  стекол  разбита,  а
остальные заросли грязью. Каждый раз при виде этого места у Пита мороз  идет
по коже, возможно, потому, что взрослые ребята, парни из высшей школы, любят
играть в бейсбол на площадке за строением, и некоторых хлебом не корми - дай
поиздеваться над младшими, кто знает почему, должно быть,  от  безысходности
будней. Но  сейчас  не  тот  случай,  поскольку  с  бейсболом  на  этот  год
покончено,  и  большие  парни  скорее  всего  давно  уже   переместились   в
Строфорд-парк, где до самого снега играют в американский футбол (как  только
выпадет снег, они  начнут  выбивать  друг  другу  мозги  старыми  хоккейными
клюшками, обмотанными изолентой). Нет,  беда  в  том,  что  в  Дерри  иногда
исчезают дети, Дерри в этом отношении странный  городишко,  и  когда  они  в
самом  деле  исчезают,  оказывается,  что  в  последний  раз  их  видели   в
заброшенных уголках  вроде  опустевшего  склада  братьев  Трекер.  Никто  не
говорит вслух об этом неприятном факте, но все знают. Знают и молчат.
   Все же ?киска?, не какая-то абстрактная ?киска? из ?Пентхауса?,  а  самая
настоящая  ?муфта?  девчонки  с  соседней  улицы..,  да,  тут  есть  на  что
посмотреть. Вот это бэмс!
   - Братья Трекер? - переспрашивает Генри  с  откровенным  недоверием.  Они
сами не заметили, как остановились, и сейчас топчутся на тротуаре,  недалеко
от здания, пока слабоумные с трудом ковыляют по другой стороне улицы.  -  Не
пойми меня не правильно, Джоунси, ты для меня  авторитет,  клянусь,  я  тебя
уважаю, но чего это вдруг снимку ?киски? Тины Джин там валяться?
   - Откуда мне знать? - пожимает плечами Джоунси. -  Дейви  Траск  видел  и
клянется, что это она.
   - Что-то мне не слишком по  кайфу  туда  тащиться,  -  говорит  Бивер.  -
Конечно, я не прочь увидеть ?киску? Тины Джин Слопхенгер...
   - Шлоссингер...
   - ..но это место пустует с тех пор, как мы были в пятом классе.
   - Бив...
   - ..и, бьюсь об заклад, там полно крыс.
   - Бив...
   Но Бив твердо вознамерился выложить все до конца.
   - Крысы разносят бешенство, - говорит он, - и заражают людей.
   - Нам ни к чему входить, -  объясняет  Джоунси,  и  вся  троица  с  новым
интересом взирает на него. - Это, как сказал кто-то, завидев негра-блондина,
совершенно новая Африка.
   Джоунси, убедившись, что завладел вниманием приятелей, продолжает:
   - Дейви сказал, что нужно только обогнуть подъезд. И заглянуть  в  третье
или четвертое окно. Вроде бы когда-то там был офис Фила и Тони Трекеров.  На
стене все еще висит доска объявлений. И Дейви клянется, что  на  этой  доске
висят только две вещи: карта Новой Англии с маршрутами грузовиков  и  снимок
Тины Джин Шлоссингер с голой ?киской?.
   Они глазеют на него  раскрыв  рты,  но  только  Пит  осмеливается  задать
вопрос, волнующий всех:
   - Она совсем без ничего?
   - Нет, - признается Джоунси. - Дейви говорит, даже  сиськи  прикрыты,  но
она стоит с поднятой юбочкой и без трусов, и всякий может увидеть это  ясно,
как я - вас.
   Пит разочарован тем, что нынешняя королева вечера выпускников не стоит, в
чем мать родила, с голым задом, но сообщение о том, что  она  задрала  юбку,
воспламеняет всех, подпитывая  первобытное,  полузапретное  представление  о
том, что такое настоящий секс. В конце концов всякая девушка  может  задрать
юбку, любая девушка.
   Теперь даже Генри не до вопросов. Только Бив  продолжает  допытываться  у
Джоунси, точно ли им не придется заходить внутрь. Но компания,  сметая  все,
как прилив, в  едином  властном,  бессознательном  порыве,  уже  движется  в
направлении подъездной дороги, бегущей от дальней стороны  здания  к  пустой
площадке.

5

   Пит  прикончил  вторую  порцию  и,  размахнувшись,  запустил  бутылкой  в
заросли. Фу-у, наконец-то полегче.
   Убедившись, что может идти, он  осторожно  поднялся,  счистил  с  задницы
снег. Кажется, колено не так болит. Похоже, что да. Выглядит ужасно,  словно
он запрятал под джинсы арбуз, но сверлит не слишком. Все же он старался идти
медленнее, слегка помахивая пакетом. Теперь,  когда  тихий,  но  настойчивый
голос, твердивший, что он должен глотнуть пива, просто обязан, заткнулся, он
даже проникся некоторым сочувствием к женщине и втихаря надеялся, что она не
заметила его отсутствия.  Он  будет  тащиться  еле-еле,  станет  массировать
колено каждые пять минут (а возможно, поговорит с  ним,  успокоит,  безумная
идея, но в конце концов, кроме него, никого тут нет, и это  не  повредит)  и
постепенно доберется до места. А там и пивка выпьет.
   Он ни разу не оглянулся на брошенный ?скаут?, так и  не  увидел,  что  на
снегу несколько раз выведено крупными буквами ДАДДИТС, не осознал,  что  сам
писал это имя, пока думал о том давнем дне 1978 года.
   Один только Генри спросил тогда, с чего вдруг  фото  девчонки  Шлоссингер
будет висеть в пустом офисе или пустом грузовом складе, и сейчас Питу пришло
в голову, что Генри сделал это потому, что привык играть роль Скептика в  их
компании. Он и спросил всего один раз, остальные просто поверили,  и  почему
бы нет? Из своих тринадцати лет Пит полжизни верил в Санта Клауса.  И  кроме
того...
   Пит остановился  у  вершины  холма,  не  из-за  ноги  и  не  потому,  что
задохнулся. Просто в мозгу вдруг раздалось тихое жужжание, словно  заработал
трансформатор.  Правда,  не  беспрерывное,   а   ритмичное,   что-то   вроде
?бум-бум-бум?.., нет, не вдруг, не то чтобы ?началось  внезапно?,  звук  уже
давно существовал, но Пит только сейчас его услышал. Услышал, и в голову тут
же полезли дурацкие мысли. Снова одеколон Генри и... Марси. Кто-то по  имени
Марси. Он не знал никакой Марси, но имя отчего-то застряло  в  башке,  вроде
как ?Марси, ты мне нужна, иди скорее?, или  ?Черт  возьми,  Марси,  неси  же
бензин!"
   Пит продолжал стоять,  облизывая  пересохшие  губы.  Забытый  пакет  вяло
свисал с руки. Пит поспешно вскинул голову к  небу,  уверенный,  что  увидит
огни, и они там были, только два и очень слабые.
   - Скажи Марси,  пусть  заставит  их  сделать  мне  укол,  -  сказал  Пит,
тщательно выговаривая в  пустоту  каждое  слово,  отчего-то  уверенный,  что
поступает правильно. Почему и по какой причине, он объяснить не мог, но  эти
слова звучали в его мозгу. Трудно сказать, что пробудило их к жизни:  щелчок
или огни. Чем или кем вызвано то, что с ним творится?
   - Может быть,  ?никоим?,  -  произнес  он.  И  тут  сообразил,  что  снег
прекратился. В окружающем мире осталось лишь три  цвета:  темно-серый  неба,
темно-зеленый хвои и идеальная нетронутая белизна  выпавшего  снега.  И  все
притихло.
   Пит склонил голову сначала на левый бок, потом  на  правый,  прислушался.
Именно притихло. Безмолвие. Ни шороха во  всем  мире,  и  жужжания  тоже  не
слышно. Подняв глаза, он увидел, что бледное,  как  крылья  бабочки,  сияние
погасло.
   - Марси? - повторил он, словно окликая кого-то. Ему пришло в голову,  что
Марси - имя женщины, ставшей причиной аварии, но Пит тут же отмел эту мысль.
Женщину звали  Бекки,  он  знал  это  так  же  точно,  как  имя  хорошенькой
риэлторши. Марси - всего  лишь  слово,  не  будившее  никаких  воспоминаний.
Возможно, у него крыша едет. Не в первый раз.
   Он перевалил через вершину и стал спускаться, снова  вспоминая  тот  день
осенью 1978 года, день, когда они встретили Даддитса.
   Он почти добрался до ровной дороги, когда колено  взорвалось,  не  просто
судорогой, а белым слепящим клубком боли.
   Пит рухнул в снег. Он не слышал, как бьются бутылки ?будвайзера? в пакете
- все, кроме двух. Он слишком громко кричал.

Глава 6

ДАДДИТС, ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1

   Генри быстро зашагал в направлении домика,  но  когда  снегопад  сменился
редкими хлопьями, а ветер начал стихать, перешел на мерный бег  трусцой.  Он
занимался бегом много лет, и темп казался вполне приемлемым. Наверное,  рано
или  поздно  придется  остановиться,  сбавить  скорость  или  отдохнуть,  но
последнее  весьма  сомнительно.   Он   пробегал   дистанции   куда   длиннее
девятимильных, хотя не в таком снегу и не в последнее время. Все же,  о  чем
беспокоиться? Что он упадет и  сломает  бедро?  Что  скорчится  в  сердечном
приступе? В тридцать семь лет сердечный приступ  казался  чем-то  не  совсем
реальным, но даже будь он главным кандидатом на инфаркт,  глупо  тревожиться
об этом сейчас, не так ли, особенно если учесть то, что он замышляет. Так  о
чем тут беспокоиться?
   О Джоунси и Бивере, вот о чем, то есть - о ком. Пусть это казалось  столь
же нелепым, как трястись при мысли о сдавшем сердце посреди снежной  пустыни
- беда позади него, вместе с Питом и  странной  заторможенной  женщиной,  не
впереди, в ?Дыре в стене?.., только настоящая беда - в ?Дыре в стене?, более
страшная беда.
   Он не знал, откуда это знает, но - знал и принял как должное. Знал еще до
того, как навстречу стали  попадаться  животные,  живой  лентой  текущие  на
восток и не боявшиеся человека.
   Раз или два он смотрел на небо, выискивая странные  огни,  но  ничего  не
увидел, и вскоре ему стало не до того. Приходилось смотреть вперед, чтобы не
столкнуться с животными. Нельзя сказать,  чтобы  они  неслись  беспорядочной
толпой, но в глазах стыло странное, боязливое выражение, такого  он  никогда
еще не видел. Как-то даже пришлось отпрыгнуть в сторону, чтобы  не  налететь
на парочку пышнохвостых лис.
   Осталось восемь миль, подумал он. Это стало своеобразной  мантрой  бегуна
трусцой, отличной от тех, которые обычно  возникали  в  голове  (чаще  всего
детские стишки), но не настолько уж отличной: принцип тот же.  Восемь  миль,
всего восемь, до Бенберри-кросс.  Бом,  бом,  на  палочке  верхом.  Никакого
Бенберри-кросс, всего лишь старая охотничья  хижина  мистера  Кларендона,  а
теперь Бивера, и никакой палочки, чтобы доставить его туда. Как можно ездить
на палочке? Кто знает!  И  что,  во  имя  Господне,  тут  происходит?  Огни,
медленное, но неуклонное переселение животных (Господи,  что,  если  в  лесу
бродит настоящий медведь?), женщина на  дороге,  сидевшая  в  снегу,  просто
сидевшая, растерявшая не только зубы, но и мозги в  придачу?!  А  эти  газы,
Боже милосердный!  Единственное,  с  чем  можно  сравнить  эту  вонь..,  да,
вспомнил! Весьма отдаленно похожий  смрад  исходил  изо  рта  шизофреника  в
последней стадии рака кишечника. ?От этого запаха  никак  не  отделаться,  -
объяснял его друг, гастроэнтеролог. - Они могут чистить зубы по двадцать раз
на день,  пользоваться  зубным  эликсиром,  ничего  не  помогает.  Это  вонь
пожирающего  себя  тела,  потому  что,   если   оставить   в   стороне   все
диагностические реверансы, рак в чистом виде это и есть самоканнибализм?.
   Еще семь миль, всего семь миль, а животные все бегут, зверушки  рвутся  в
Диснейленд. Л когда доберутся,  выстроятся  в  цепочку  и  станут  танцевать
конгу, распевая: "Мир тесен?.
   Мерный  приглушенный  топот   обутых   в   сапоги   ног.   Танец   очков,
подпрыгивающих на переносице. Дыхание вырывается струями холодного пара.  Но
теперь он вошел в форму, согрелся, эндорфииы  взыграли.  Что  бы  с  ним  ни
происходило, в энергии недостатка не было. Пусть он одержим суицидом, но  ни
в коем случае не страдает дистимней .
   В этом часть его проблемы - физическая и эмоциональная пустота,  подобная
полному   растворению   в   бушующей   метели,   -   это   от   гормональной
недостаточности, он не сомневался в этом. Как и в  том,  что  болезнь  можно
если не излечить окончательно, то по крайней мере контролировать таблетками,
которые сам Генри прописывал бушелями. Но подобно Питу, вполне сознававшему,
что в ближайшем будущем его ожидает курс лечения и годы  собраний  Анонимных
Алкоголиков, Генри не желал исцеления и отчего-то был убежден, что исцеление
будет ложью, каким-то образом отнявшей часть его души.
   Интересно, вернулся ли Пит за пивом. Почти наверняка. Генри сам предложил
бы захватить пару бутылочек, если бы догадался вспомнить,  избавив  Пита  от
рискованного  путешествия  (рискованного  не  только  для  него,  но  и  для
женщины), Но в тот момент Генри совершенно растерялся, куда уж тут до пива!
   Зато, можно поклясться, Пит вспомнил. Но  способен  ли  он  добраться  до
?скаута? со своим коленом? Вполне возможно, но Генри не поручился бы за это.
   "Они вернулись!  -  вопила  женщина,  глядя  в  небо.  -  Они  вернулись!
Вернулись!"
   Генри пригнул голову и засеменил быстрее.

2

   Еще шесть миль, всею шесть миль до  Бенберри-кросс!  Действительно  всего
шесть   или   он   чрезмерно   оптимистичен?   Чересчур   доверился    своим
старичкам-эндорфинам? Ну а если и так? Оптимизм в таком случае не  повредит.
Снег почти прекратился, и поток животных поредел - тоже неплохо.
   А вот что плохо, так это мысли, большинство из которых, похоже, вовсе  не
его. Бекки, например, кто такая Бекки? Имя долго резонировало в мозгу,  пока
не стало частью мантры. Генри полагал, что это женщина, которую он  едва  не
убил. Чья это девочка? Бекки, я Бекки, пригожая Бекки Шу.
   Только вот пригожей ее не назовешь. Совсем не назовешь.  Грузная  вонючая
баба, вот кто  она  на  самом  деле,  оставленная  на  не  слишком  надежное
попечение Пита.
   Шесть. Шесть. Всего шесть миль до Бенберри-кросс.
   А пока - ровный бег, по возможности ровный, если учесть дорогу,  и  чужие
голоса, бубнившие в голове. Но, по правде говоря, чужим был всего один, да и
то не голос, а что-то вроде ритмичного припева +(чья малышка,  чья  малышка,
лапка Бекки Шу).
   Остальные голоса  были  знакомы.  Голоса  друзей  или  те,  которые  были
известны друзьям. Одним был тот, о котором говорил Джоунси, голос, слышанный
после несчастного случая, накрепко связанный со всей его болью:  Пожалуйста,
прекратите, я не вынесу этого, сделайте мне укол, где Марси...
   И вслед за этим голос Бивера: Пойди взгляни в горшок.
   И ответ Джоунси: Почему бы просто не постучаться в ванную и не  спросить,
как он там...
   Стоны  незнакомца,  заверявшего,  что,  если   только   удастся   сходить
по-большому, все будет в порядке...
   ...но это не чужой. Это Рик, друг пригожей Бекки Шу. Рик,  как  его  там?
Маккарти? Маккинли? Маккин? Генри Миная тот  октябрьский  день  под  белесым
небом. Бежал, вспоминая Даддитса. Крик Даддитса изменил всю  их  жизнь.  Как
они предполагали, к лучшему, но сейчас Генри не был в этом уверен.
   Впервые он настолько не был в этом уверен.

3

   Они добегают до подъездной дороги, порядком заросшей сорняками, растущими
даже в засыпанных щебенкой выбоинах: Бивер, разумеется, впереди, хотя у него
от натуги тол