крытым, но упавший лист образовал заднюю  стенку,  и  из
неглубокого  сугроба  выглядывал  кусок  грязно-серого  брезента,  усыпанный
опилками и щепками.
   - Есть! - крикнул Генри, хватая примерзший брезент. Оторвать его от земли
удалось не сразу, но в конце концов ткань с треском подалась, напомнив Генри
о звуках, издаваемых женщиной. Таща за собой брезент,  он  устремился  туда,
где оставил Пита и незнакомку.
   Пит  по-прежнему  сидел  в  снегу  рядом   с   бесчувственной   женщиной,
неестественно выставив ногу.

8

   Все оказалось куда легче, чем посмел надеяться Генри. Самым трудным  было
взвалить ее на брезент, дальше все пошло как по маслу. Несмотря на свой вес,
она скользила по снегу, как на санях.  Генри  тихо  радовался  холоду.  Будь
сейчас градусов на пять теплее, мокрый снег прилипал бы к ткани. Да и дорога
была совсем короткой.
   Снег уже доходил до щиколоток и валил все гуще, но и снежные хлопья стали
крупнее. Как они горевали, увидев такие в детстве! ?Кончается!?  -  говорили
они друг другу, скорбно вздыхая.
   - Эй, Генри! -  окликнул  Пит,  чуть  задыхаясь,  но  это  уже  не  имело
значения: до хижины было рукой подать. Да  и  Пит  старался  беречь  ногу  и
семенил, почти не сгибая колена.
   - Что?
   - Последнее время я часто вспоминаю Даддитса.., и.., ну, не странно ли?
   - Пет костяшек, - не задумываясь, сказал Генри.
   - Точно, - нервно подхватил Пит. - ?Нет костяшек, нет игры?. Не  думаешь,
что это странно?
   - Если это так, - ответил Генри, - мы оба не в себе.
   - Ты это о чем?
   - Я сам часто думаю о Даддитсе. С прошлого марта. Мы с Джоунси собирались
поехать к нему...
   - Правда?
   - Да. Но Джоунси как раз сбила машина.
   - Спятивший старый мудак! Как только  ему  разрешили  сесть  за  руль!  -
взорвался Пит. - Джоунси чудом остался в живых!
   - Именно чудом, - кивнул Генри. - Остановка  сердца  в  машине  ?скорой?.
Едва спасли.
   Пит замер с открытым ртом.
   - Нет, правда? Так паршиво? Так близко? Генри только  сейчас  понял,  что
проболтался.
   - Да, только держи язык за зубами. Карла мне сказала, но Джоунси, похоже,
не знает. А я так... - Он  неопределенно  махнул  рукой,  но  Пит  понимающе
кивнул. ?А я так ничего и не почувствовал?, - хотел сказать Генри.
   - Не волнуйся, я нем как рыба, - заверил Пит.
   - Да уж, постарайся.
   - Так вы и не добрались до Дадса.
   - Не пришлось, - покачал головой Генри. - За всеми этими треволнениями  с
Джоунси я совсем забыл. Тут и лето настало, знаешь, как  одно  цепляется  за
другое...
   Пит сочувственно вздохнул.
   - Но поверишь, я тоже думал о нем, совсем недавно. У Госслина.
   - Малыш в цветастой рубашонке? - спросил Пит. Каждое слово вырывалось изо
рта облачками пара.
   Генри кивнул. ?Малышу? вполне могло быть лет двадцать  -  двадцать  пять.
Трудно сказать,  когда  речь  идет  о  даунах.  Рыжеволосый,  семенивший  по
центральному проходу  маленького  темного  магазинчика,  рядом  с  мужчиной,
похоже, отцом: та же охотничья куртка в черно-зеленую клетку и,  что  важнее
всего, с такими же морковными волосами, только  поредевшими  настолько,  что
местами  проглядывал  голый   череп.   И   взгляд   предостерегающий,   ясно
говоривший:  ?Попробуйте  словом  обмолвиться  насчет  моего   парня,   худо
придется?.
   И, разумеется, никто из них слова не сказал, в конце концов они  отмахали
двадцать миль от ?Дыры в стене?, чтобы запастись пивом, хлебом и хот-догами,
а не нарываться на неприятности. Кроме того, они когда-то знали  Даддитса..,
собственно говоря, почему знали..,  знают  и  сейчас,  посылают  подарки  на
Рождество, открытки на дни рождения Даддитса, который  когда-то,  по-своему,
на свой особый, своеобразный манер, был одним их них. Правда, Генри вряд  ли
мог признаться Питу, что  думает  о  Дадсе  в  самые  неподходящие  моменты.
Моменты? Да нет, с тех пор, как шестнадцать месяцев назад понял,  что  хочет
покончить с собой, и все, что он  делает  и  говорит,  стало  либо  способом
оттянуть неизбежное, либо подготовкой к грядущему событию.  Иногда  он  даже
видел во сне Бива, твердившего:
   "Дай я это улажу, старик...?, и Даддитса,  с  любопытством  повторявшего:
?Сто увадис?"
   - Нет ничего странного в том, что мы вспоминаем Даддитса, Пит,  -  сказал
он, втаскивая импровизированные санки в  шалаш  и  тяжело  отдуваясь.  -  Мы
мерили себя по Даддитсу. Даддитс - самое светлое, что было  в  нашей  жизни.
Наш звездный час.
   - Ты так считаешь?
   - Угу. - Генри поспешно плюхнулся на снег, решив отдышаться,  прежде  чем
переходить к следующему пункту плана. Сколько там на часах? Почти полдень. К
этому времени Джоунси и Бивер наверняка поняли, что дело не только в  метели
и что им пришлось худо. Может, догадаются завести снегоход (если обработает,
напомнил себе Генри,  если  чертова  таратайка  работает)  и  отправятся  на
поиски. Это сильно упростит ситуацию.
   Он оглядел лежавшую на брезенте женщину.  Растрепанные  волосы  закрывали
один глаз, второй с леденящим безразличием смотрел на Генри, вернее,  сквозь
него.
   Генри свято  верил,  что  перед  всеми  детьми  рано  или  поздно  встает
необходимость самозащиты и что одиночки действуют куда менее решительно, чем
детские стаи. Очень часто это выливалось в неоправданную жестокость. Генри и
его друзья вели себя прилично, неизвестно по какой причине. Правда, в  конце
концов это, как и все остальное, особого значения не  имеет,  но  не  вредно
помнить, что когда-то ты боялся последствий и был паинькой.
   Он сказал Питу о своих планах, объяснил, что требуется от Пита, и  тяжело
поднялся. Пора начинать. Нужно во что бы то ни стало  добраться  до  ?Дыры?,
пока не стемнеет. Чистое, безопасное, теплое место...
   - Ладно, - нехотя согласился Пит. - Будем надеяться, что она  не  откинет
копыта. И что эти огни не вернутся. - Вытянув шею, он взглянул на  небо,  но
ничего не увидел, кроме темных, нависших над головой туч. -  Как  по-твоему,
что это было? Что-то вроде молнии?
   - Эй, да ты прямо-таки эксперт по космосу, - усмехнулся  Генри.  -  Лучше
насобирай щепок, для этого даже вставать не придется.
   - На растопку?
   - Сообразил, - кивнул Генри и, переступив  через  женщину,  направился  к
опушке леса, где валялись бревна потолще. Впереди примерно девять  миль.  Но
сначала они разведут костер. Высокий жаркий костер.

Глава 4

МАККАРТИ ИДЕТ В СОРТИР

1

   Джоунси и Бивер, сидя на  кухне,  играли  в  криббидж,  который  называли
попросту игрой. Память о Ламаре, отце Бивера,  который  всегда  именовал  ее
так, словно, кроме этой, на свете других игр не было. Для Ламара Кларендона,
жизнь которого вращалась вокруг  его  строительной  компании  в  центральном
Мэне, криббидж, вполне вероятно, и был таковой. Способ убить вечера для тех,
кто полжизни проводит в  лагерях  лесорубов,  железнодорожных  вагончиках  и
строительных трейлерах. Доска со ста двадцатью отверстиями, четыре колышка и
старая засаленная колода карт. Если все это у вас имеется,  считайте,  вы  в
деле.
   В криббидж чаще всего играли, чтобы скоротать время: пока пройдет  дождь,
прибудет заказанный груз или из  магазина  приедут  задержавшиеся  друзья  и
подскажут, что  делать  со  странным  парнем,  лежащим  за  закрытой  дверью
спальни.
   Если не считать того, думал Джоунси, что больше всего  нам  нужен  Генри.
Пит - что-то вроде приложения. Только Генри знает, что делать. Бивер прав  -
без Генри, как без рук.
   Но Пит и Генри все не ехали. Пока еще для настоящей тревоги слишком рано,
возможно,  они  задержались  из-за  снегопада,  но   Джоунси   уже   начинал
беспокоиться, и Биверу, наверное, тоже не по себе. Никто  пока  не  высказал
опасений вслух: в конце концов до вечера далеко, и все еще  может  обойтись,
но невысказанная мысль уже витала в воздухе.
   Джоунси постарался  сосредоточиться  на  доске  и  картах,  но  продолжал
поглядывать на дверь спальни. Скорее  всего  Маккарти  уже  спит,  но,  черт
возьми, не нравилось ему лицо этого парня!
   Джоунси подметил, что и Бив искоса посматривает в ту же сторону.
   Джоунси перетасовал древнюю колоду, сдал себе пару карт и отложил криб  ,
когда Бив щелчком подвинул к  нему  еще  две.  Бивер  снял,  и  начало  было
разыграно: в ход пошли колышки .
   "Можешь сколько угодно отмечать ход и  все  же  с  треском  проиграть,  -
твердил Ламар, с его вечной сигаретой ?Честерфилд?, свисавшей с уголка  губ,
и кепчонкой с гордым логотипом ?Кларсндон констракшн?, неизменно  надвинутой
на левый глаз, как у человека, который знает  тайну,  но  согласится  выдать
только за подходящую цену, Ламар Кларендон,  порядочный  работящий  папочка,
умерши? от инфаркта в сорок восемь, - зато если отмечаешь ход, тебя  никогда
не объегорят?.
   Нет игры, думал Джоунси. Нет костяшек, нет игры. И тут же по ушам  ударил
тот чертов дрожащий голос, из больничных кошмаров: Пожалуйста,  перестаньте,
я этого не вынесу, сделайте укол, где Марси?
   Господи, ну почему мир так жесток? Почему так много оскалившихся  зубьями
шестеренок  готовы  перемолоть  твои  пальцы,  почему  так  много  приводов,
передач, колес и еще бог знает чего готовы расщепить каждую твою кость?
   - Джоунси?
   - Что?
   - Ты в порядке?
   - Да, а в чем дело?
   - Ты весь трясешься.
   - Правда? - Что тут спрашивать, он и сам это знал.
   - Честное слово.
   - Наверное, сквозняк. Не чувствуешь никакого запаха?
   - От него?
   - Ну не от подмышек же Мэг Райан! От него, разумеется.
   - Нет, - сказал Бивер. - Пару раз мне казалось..,  наверное,  воображение
разгулялось. Когда кто-то все время пердит.., ну, знаешь.., и к тому же...
   - Да, вонь ужасная.
   - Да. И отрыжка тоже. Я думал, он наизнанку вывернется. Честно.
   Джоунси кивнул. Я боюсь. Сижу здесь, напуганный до  усеру,  в  метель,  и
жду. Жду Генри, черт бы все побрал. Вот так, подумал он.
   - Джоунси!
   - Ну что тебе? Мы собираемся доигрывать партию или нет?!
   - Естественно, но.., как по-твоему, Генри и Пит доберутся?
   - Откуда, черт возьми, мне знать?
   - У тебя никакого.., предчувствия? Может, видение...
   - Я не вижу ничего, кроме твоей физиономии.
   Бив вздохнул:
   - Но все же, думаешь, с ними все нормально?
   - Думаю, все. - Джоунси  украдкой  глянул  сначала  на  часы  -  половина
двенадцатого, - а затем на закрытую дверь,  за  которой  прятался  Маккарти.
Посреди комнаты, в потоках восходящего  воздуха,  медленно  поворачивался  и
колыхался Ловец снов. - Сам видишь, какой снег. Они вот-вот появятся. Ну же,
давай играть.
   - Давай. Восемь.
   - Пятнадцать за два.
   - Твою мать! - Бивер сунул в рот зубочистку. - Двадцать пять.
   - Тридцать.
   - Дальше.
   - Один за два.
   - Срань господня! - невесело хмыкнул Бивер, поняв, что дела его плохи.  -
Ты только что в зад мне эти проклятые колышки не втыкаешь каждый раз,  когда
сдаешь.
   - Почему же? И когда сдаешь ты, картина  та  же  самая.  Нечего  болтать,
играй.
   - Девять.
   - Шестнадцать.
   - И одна за последнюю карту, - объявил Бив с таким видом, словно  одержал
моральную победу. Он встал. - Выйду на крыльцо, отолью.
   - Это еще зачем? У нас вполне нормальный сортир, па случай,  если  ты  не
знаешь.
   - Знаю. Просто хочу проверить, не разучился ли еще  писать  свое  имя  на
снегу.
   - Ты когда-нибудь повзрослеешь? - засмеялся Джоунси.
   - Ни за что,  если  это,  конечно,  в  моей  власти.  И  не  шуми,  парня
разбудишь.
   Джоунси сгреб карты и стал рассеянно тасовать, следя глазами за идущим  к
двери Бивером. Почему-то  вспомнилась  разновидность  игры,  в  которую  они
играли детьми.
   Тогда они называли ее Игрой  Даддитса  и  часами  просиживали  за  ней  в
гостиной Кэвеллов. Криббидж как  криббидж,  только  отмечать  ходы  поручали
Даддитсу. ?У меня десять, - говаривал Генри, - поставь  колышек  на  десять,
Даддитс?. И Даддитс, расплываясь в добродушной улыбке,  никогда  не  забывал
осчастливить Джоунси, воткнув колышек на шесть, десять или  любое  число  из
ста двадцати. По правилам Игры Даддитса  никто  не  имел  права  жаловаться,
говорить: ?Даддитс, это слишком  много,  Даддитс,  этого  недостаточно?.  И,
дьявол, как они веселились! Мистер и  миссис  Кэвелл  иногда  заглядывали  в
комнату и тоже смеялись, и как-то,  вспомнил  Джоунси,  когда  им  было  лет
пятнадцать-шестнадцать, и Даддитсу, разумеется, тоже, Даддитс Кэвелл  так  и
не вырос, и это было в нем самым прекрасным и пугающим, так вот, в  тот  раз
Эйб Кэвелл вдруг заплакал, повторяя: ?Мальчики, если бы вы только знали, что
это значит для меня и для миссус, если бы вы только знали,  что  это  значит
для Дугласа..."
   - Джоунси...
   Голос Бивера ворвался  в  его  мысли,  глухой,  странно  блеклый,  словно
растерявший разом все интонации.  Вместе  с  ним  ворвался  поток  холодного
воздуха, и Джоунси зябко поежился.
   - Закрой дверь, Бив, ты что, морозоусточивый?
   - Иди сюда. Ты должен на это взглянуть. Джоунси поднялся, подошел к двери
и уже открыл было рот, чтобы выругать Бива,  но  тут  же  забыл,  что  хотел
сказать.  Во  дворе  теснились  животные  в  количестве,   достаточном   для
небольшого зоопарка, в  основном  олени,  дюжины  две  ланочек  и  несколько
самцов. Но тут же шныряли еноты,  важно  переваливались  сурки  и  бесшумно,
словно не касаясь снега, скользили белки. Со стороны  сарая,  где  хранились
снегоход, инструменты и  запасные  части,  появились  три  огромные  собаки,
которых Джоунси сначала принял за волков. Но потом, заметив обрывок  веревки
на шее у одного, понял, что это скорее всего одичавшие псы.
   Все они карабкались вверх по склону Ущелья и явно перемещались к востоку.
Джоунси заметил парочку диких кошек приличного размера, мчавшихся бок о  бок
с оленями, и даже протер глаза, словно не доверяя себе. Но кошки не исчезли,
как, впрочем, олени, еноты, белки и сурки. Все они двигались  без  спешки  и
без паники, при пожарах так не бывает. Впрочем,  и  дымом  не  пахло.  Никто
никуда не убегал, они просто переселялись  на  другое  место,  уходя  отсюда
подальше.
   - Господи Иисусе, Бив, - ошеломленно проговорил Джоунси.
   Бив, задравший голову к небу,  на  миг  опустил  глаза  и  тут  же  снова
уставился наверх.
   - Лучше посмотри туда.
   Джоунси последовал его примеру и зажмурился  от  слепящего  света.  Огни,
красные, бело-голубые, ходили по небу кругами, зажигая  облака,  и  до  него
вдруг дошло, что именно видел Маккарти, когда бродил по лесу.  Они  метались
взад-вперед, ловко огибая  друг  друга,  а  иногда  на  мгновение  сливаясь,
излучая сияние такое нестерпимо  яркое,  что  приходилось  прикрывать  глаза
ладонью.
   - Что это? - прошептал он.
   - Не знаю, - ответил Бивер, не оборачиваясь. На бледном лице  с  пугающей
отчетливостью выделялась щетина. - Но это  их  боятся  животные.  Поэтому  и
стараются убраться подальше.

2

   Они простояли на крыльце с четверть часа, и до Джоунси внезапно донеслось
тихое жужжание, как от трансформаторной будки. Джоунси спросил Бива,  слышит
ли он, и тот молча  кивнул,  не  отрываясь  от  цветных  танцующих  сполохов
размером, по мнению Джоунси, с крышку люка. И  хотя  так  и  не  понял,  кто
издает эти звуки - животные или огни, вес же не стал спрашивать. Да  и  речь
отчего-то давалась с трудом, язык  словно  сковало  страхом,  изнурительным,
лихорадочным, бесконечным, как гриппозный бред.
   Наконец огни стали таять, и хотя Джоунси не видел, чтобы  они  мигали,  с
каждой  минутой  их  становилось  меньше.  Поток  животных  тоже  иссякал  и
назойливое жужжание отдалялось.
   Бивер передернул плечами, словно пробуждаясь от морока.
   - Камера! - воскликнул он. - Хочу сделать несколько снимков, пока все  не
исчезло.
   - Вряд ли ты сумеешь...
   - Хотя бы попробую! - почти прокричал Бивер  и,  тут  же  понизив  голос,
повторил:
   - Я должен попробовать. Может, поймаю в объектив оленей, прежде чем...
   Повернувшись, он метнулся к  кухне,  вероятно,  пытаясь  припомнить,  под
какой грудой грязной одежды погребена его древняя  исцарапанная  камера,  но
тут же замер и сообщил мрачным, совершенно не в духе Бивера голосом:
   - Ох, Джоунси, кажется, у нас проблема. Джоунси бросил  последний  взгляд
на оставшиеся огни (выцветающие, пропадающие) и  обернулся.  Бивер  стоял  у
раковины, растерянно оглядывая центральную часть комнаты.
   - Что? Что на этот раз?! - Этот противный,  визгливый,  чуть  вибрирующий
крик базарной бабы.., неужели.., неужели.., его голос?
   Бивер вытянул руку. Дверь в спальню, где они поместили  Рика  Маккарти..,
комнату Джоунси.., была распахнута. Зато дверь  в  ванную,  которую  нарочно
оставили открытой, чтобы Рик смог безошибочно откликнуться на  зов  природы,
сейчас захлопнута.
   Бивер повернул озабоченное, заросшее щетиной лицо к Джоунси.
   - Этот запах.., чуешь?
   Джоунси чувствовал, несмотря на приток холодного воздуха  из  двери.  Все
тот же эфир или этиловый спирт, но с какой-то примесью. Экскрементов, это уж
точно. И, возможно, крови. И еще чего-то типа метана,  копившегося  в  шахте
миллионы лет и теперь вырвавшегося на волю. Иными словами, не та  вонь,  над
которой они хихикали в школьных походах. Куда гуще  и  несравненно  ужаснее.
Можно только сравнивать ее с обычными газами, потому что ничего  другого  на
ум не приходило. Словно в ноздри бьет смрад разлагающегося трупа.
   - Видишь? - прошептал Бив.
   По доскам пола, от одной двери до другой,  тянулась  цепочка  ярких  алых
пятен. Можно подумать, у Маккарти внезапно кровь носом хлынула.
   Вот только Джоунси казалось, что нос тут ни при чем.

3

   Из всех тех вещей, которые ему  страстно  не  хотелось  делать:  сообщить
брату Майку, что мама умерла от сердечного приступа, сказать Карле, что если
она не завяжет со спиртным и колесами, он уйдет из  дома,  шепнуть  Большому
Лу, своему компаньону по палатке в Кэмп-Агавам, что тот намочил  постель,  -
тяжелее всего было пройти эти несколько шагов и пересечь комнату. Все  равно
что брести куда-то в сонном кошмаре,  когда  плывешь  над  землей,  даже  не
шевеля ногами, медленно, неведомо куда, как в вязком глицерине.
   Только в дурных снах никогда не попадаешь в нужное  место,  а  тут..,  им
удалось перебраться на другой конец комнаты, так что, очевидно, никакой  это
не сон. Они застыли, таращась на кровяные брызги, не  очень  большие,  самая
внушительная размером с десятицентовик.
   - Должно быть, очередной зуб выпал, - по-прежнему  вполголоса  проговорил
Джоунси. - Больше ничего на ум не приходит.
   Бив молча поднял брови и, очевидно, решившись, заглянул в дверь. И тут же
поманил пальцем Джоунси. Тот боком, по стеночке, не  желая  терять  из  виду
дверь ванной, подошел поближе. Одеяло было сброшено на пол, словно  Маккарти
вскочил внезапно и в большой спешке. На  подушке  еще  сохранился  отпечаток
головы, матрац был примят. На нижней половине простыни расплывалось огромное
кровавое пятно, казавшееся лиловым на синем фоне.
   - По-моему, в том месте зубы  не  растут,  -  шепнул  Бивер,  перекусывая
зубочистку. Острая щепка спланировала на пол. - Может, у него месячные?
   Вместо ответа  Джоунси  показал  в  угол,  где  валялись  залитые  кровью
кальсоны и шорты Маккарти. Хуже всего пришлось шортам: если бы не эластичный
пояс и не оставшийся нетронутым клочок ткани, их можно было  бы  принять  за
непристойно красное  сексуальное  белье  того  типа,  который  любят  носить
голубые поклонники ?Пентхауса?, заранее решившие, что свидание  с  очередным
возлюбленным непременно завершится в постели.
   - Загляни в ночной горшок! - сказал Бивер.
   - Почему бы просто не постучать в дверь ванной и не спросить, как он себя
чувствует?
   - Потому что, мать твою, я хочу понять, чего нам следует ожидать, неужели
не ясно! - злобно прошипел Бивер и, погладив себя по груди, выплюнул остатки
измочаленной зубочистки. - Старик, у меня, кажется, едет крыша.
   Сердце Джоунси бешено коло