ий было ложку,  уронил  ее  в  нетронутый  суп  и  почти
девичье-смущенным жестом поднес правую руку к изуродованной щеке.
   - О Боже, простите, - сказал он.
   - Ничего страшного, всякое бывает,  -  усмехнулся  Бивер,  но  скорее  по
стародавней привычке. В эту минуту им владел  инстинкт,  инстинкт  и  ничего
больше. Но Джоунси видел, что Бив так же ошеломлен запахом, как  и  он  сам.
Это был не привычный сернистый  смрад  тухлых  яиц,  унюхав  который,  можно
посмеяться и, помахав рукой, шутливо спросить:  ?Ах,  черт,  кто  это  режет
сыр?? И не болотно-метаповая вонь. Нет. Джоунси узнал этот запах, такой  же,
как изо рта Маккарти: смесь эфира н перезрелых бананов, совсем как  пусковая
жидкость, которую заливаешь в карбюратор в морозное утро.
   - О Боже, это ужасно, - повторял Маккарти. - Мне так неловко.
   - Да ничего страшного, - сказал Джоунси, хотя внутренности  свернулись  в
тугой клубок, словно перед приступом рвоты. Теперь он ни за  что  не  сможет
доесть, даже пытаться не стоит. Обычно он не так брезглив, но сейчас  просто
изнемогает от омерзения.
   Бив поднялся с дивана и  открыл  окно,  впустив  снежный  вихрь  и  поток
благословенно чистого воздуха.
   - Не стоит волноваться, партнер, но уж больно дух  ядреный.  Что  это  вы
ели? Кабаний помет?
   - Листья, мох и все, что под руку  попадалось,  не  помню  точно.  Я  так
проголодался, что готов был наброситься на что угодно, да  только  ничего  в
этом не понимаю, так и  не  прочел  ни  одной  книги  Юэлла  Гиббонса,  и..,
конечно, было темно, - добавил он, словно по вдохновению, и  Джоунси  поймал
взгляд Бивера, желая убедиться, что тот тоже понимает: каждое слово Маккарти
- ложь. Маккарти либо не помнит, что ел, либо не ел вообще, просто  пытается
объяснить  это   отвратительное   лягушачье   кваканье   и   зловоние,   его
сопровождавшее.
   Снова налетел ветер и с громким жалобным стоном послал новый заряд  снега
сквозь открытое окно. Слава Богу, хоть вытеснит застоявшийся воздух!
   Маккарти подался вперед так поспешно, словно его толкнули в спину, а  как
только понуро свесил голову, Джоунси сразу сообразил, что сейчас произойдет.
Прощай, ковер навахо! Бив, очевидно, подумал то же самое, поскольку поспешно
подтянул длинные ноги, оберегая их от брызг.
   Но вместо рвоты из утробы Маккарти вырвалось долгое тихое гудение, жалоба
станка, работающего на  пределе  возможностей.  Глаза  Маккарти  вылезли  из
орбит, как мраморные шарики, а кожа так натянулась на скулах, что, казалось,
вот-вот лопнет. И все это длилось и длилось, раскат  за  раскатом,  а  когда
наконец прекратилось, жужжание генератора показалось чересчур громким.
   -  Слышал  я  всякие  отрыжки,  но  эта  штука  бьет  все  рекорды,  -  с
неподдельным уважением заявил Бив.
   Маккарти откинулся на спинку дивана: глаза закрыты, уголки  губ  опущены,
то ли от смущения, то ли от боли, то ли от того и другого  вместе.  И  снова
этот запах бананов и эфира, смрад брожения, словно что-то начинает гнить.
   - О Боже, мне так жаль, - сказал Маккарти, не открывая глаз.  -  Со  мной
это творится весь день, с самого рассвета. И живот снова болит.
   Джоунси и Бив обменялись встревоженными взглядами.
   - Знаете что? - предложил Бив. - Думаю, вам нужно прилечь и  поспать.  Вы
всю ночь были на ногах, боясь, что наткнетесь на приставучего медведя и  бог
знает еще кого. Наверняка измучились,  устали  и  прочее  дерьмо.  Придавите
часиков десять и будете как огурчик.
   Маккарти уставился на Бива с такой униженной благодарностью, что  Джоунси
стало немного стыдно, словно он подглядывал под  чужими  окнами.  Хотя  лицо
Маккарти было по-прежнему тускло-серым, на лбу выступили огромные капли пота
и покатились по щекам, как прозрачное масло. И это  несмотря  на  прохладный
сквознячок, гуляющий по комнате!
   - Пожалуй, - сказал он, - вы правы. Я устал, вот и  все.  Живот,  правда,
ноет, но это все стресс. И ел я незнамо что - ветки и, Господи,  о  Господи,
все, что ни попадя. - Он рассеянно поскреб щеку:
   - Эта чертова штука на лице очень скверно выглядит? Кровоточит?
   - Нет, - заверил его Джоунси. - Обычное покраснение.
   - Аллергия, - скорбно признался Маккарти. - Такое же  у  меня  бывает  от
арахиса. Пожалуй, нужно прилечь. Самое оно.
   Он поднялся, но тут же пошатнулся, и прежде чем Бив и Джоунси успели  его
подхватить,  выпрямился  и  кое-как  удержался  на  ногах.  Джоунси  мог  бы
поклясться, что выпуклость,  казавшаяся  солидным  брюшком,  почти  исчезла.
Неужели такое возможно? Или в  бедняге  действительно  было  столько  газов?
Трудно сказать. Одно ясно: выпустил  он  достаточно,  чтобы  рассказывать  о
таком чуде последующие двадцать  лет,  примерно  в  таком  ключе:  ?Как  вам
известно, каждый год, в первую неделю охотничьего  сезона  мы  собираемся  в
хижине Бивера Кларендона, и как-то в ноябре  две  тысячи  первого,  в  самую
жестокую метель, забрел к нам один тип...? Что  ж,  забавная  история,  люди
будут  смеяться  над  жалким  говнюком,  люди  всегда  рады  посмеяться  над
беднягой, ухитрившимся пукнуть  и  рыгнуть  на  весь  мир.  Но,  разумеется,
Джоунси никому не признается, как едва не спустил  курок  ?гаранда?,  приняв
Маккарти за оленя. Эту часть он оставит при себе. Да и не  стоит  ни  с  кем
делиться таким...
   Поскольку одну нижнюю спальню занимали Пит и Генри, Бивер отвел  Маккарти
в  другую,  ту,  где  обычно  спал  Джоунси,  предварительно  послав   другу
извиняющийся взгляд. Тот лишь плечами  пожал.  В  конце  концов  это  вполне
логично. Джоунси переночует вместе с Бивером, как когда-то в детстве.  Кроме
того, неизвестно, сможет ли Маккарти одолеть ступеньки: Джоунси все  сильнее
тревожило потеющее, оловянно-серое лицо гостя, тупой,  какой-то  оцепеневший
взгляд.
   Джоунси был из тех людей, которые, застлав постель, немедленно  погребают
ее под всякой всячиной:  книгами,  газетами,  одеждой,  пакетами  и  прочими
мелочами. Пришлось поспешно смести все это на пол, перед  тем  как  откинуть
одеяло.
   - Не хотите отлить, партнер? - осведомился Бив.
   Маккарти покачал головой,  не  отводя  зачарованного  взгляда  от  чистой
голубой простыни. И Джоунси снова поразил его остекленевший  взгляд.  Совсем
как у тех голов, которые принято  вешать  на  стену  в  качестве  охотничьих
трофеев.
   И тут он внезапно, ни с того ни с сего, увидел свою гостиную в  Бруклине,
одном  из   самых   престижных   пригородов   Бостона.   Плетеные   коврики,
раннеамериканская мебель.., и  голова  Маккарти,  укрепленная  над  камином.
?Этого я свалил в Мэне. Здоровый был,  скотина,  фунтов  сто  семьдесят?,  -
будет он рассказывать гостям на вечеринках.
   Он закрыл глаза, а открыв, обнаружил, что Бив смотрит на него с некоторым
беспокойством.
   - Бедро скрутило, - сказал Джоунси. - Прости. Мистер  Маккарти,  снимайте
свитер и джинсы. И, конечно, сапоги.
   Маккарти воззрился на него с видом  человека,  очнувшегося  от  глубокого
сна.
   - Конечно, - проговорил он. - Еще бы!
   - Нужна помощь? - спросил Бив.
   - Господи, нет. - Казалось Маккарти вот-вот расхохочется. - Не  настолько
я низко пал.
   - В таком случае оставляю вас  на  попечение  Джоунси,  -  сказал  Бивер,
выскальзывая за дверь.
   Маккарти принялся  стягивать  свитер  через  голову.  Под  ним  оказалась
красно-черная охотничья рубашка, а еще ниже - фуфайка с  подогревом.  И  да,
теперь Джоунси был уверен, что брюшко Маккарти значительно опало.
   Ну.., скажем, почти уверен. Пришлось напомнить себе, как всего час  назад
он был уверен, что видит не куртку Маккарти, а оленью голову.
   Маккарти плюхнулся на стул у окна, чтобы снять сапоги, и снова пукнул: не
так оглушительно, как в первый раз, но  все  же  громко  и  неприлично.  Оба
словно не заметили этого, хотя вонь распространилась такая,  что  у  Джоунси
заслезились глаза.
   Маккарти сбросил сапоги,  со  стуком  приземлившиеся  на  пол,  и  стянул
голубые джинсы, под которыми, как и предполагал Джоунси, оказались  кальсоны
с подогревом. В комнате вновь появился Бив с  фаянсовым  ночным  горшком  и,
поставив его у изголовья, сказал:
   - На случай, если вдруг.., ну вы знаете, приспичит. Или подопрет так, что
мочи не станет.
   Маккарти тупо, словно не понимая, о чем идет речь, уставился на  него,  и
Джоунси снова кольнула тревога. Не  нравилось  ему  все  это.  Незнакомец  в
мешковатом нижнем белье казался  непривычно  зловещим.  Больной  незнакомец.
Вопрос в том, насколько он болен.
   - На случай, если не добежите до  ванной,  -  объяснил  Бив.  -  Которая,
кстати говоря, совсем близко. Как раз  слева  от  спальни,  но  помните,  не
первая, а вторая дверь по этой  стене.  Если  вломитесь  в  первую,  значит,
придется срать в бельевом чулане.
   Джоунси от неожиданности засмеялся, ничуть не заботясь о том, что  издает
чересчур высокие, слегка истерические звуки.
   - Мне уже лучше, - сказал Маккарти, но Джоунси не заметил в его голосе ни
малейшей искренности. Кроме того, Маккарти продолжал стоять посреди комнаты,
как андроид, память которого была на три четверти стерта. И если  прежде  он
выказывал некоторую живость, даже суетливость, сейчас энергия  выработалась,
исчезла, словно румянец на щеках.
   - Ну же, Рик, - тихонько поторопил Бив. - Ложитесь  и  покемарьте  чуток.
Нужно же вам набраться сил.
   - Да-да. - Он тяжело опустился на расстеленную кровать и выглянул в окно.
Широко раскрытые невидящие глаза... Джоунси показалось, что запах постепенно
рассеивается, но, возможно, он попросту принюхался, как бывает,  если  долго
простоишь в обезьяннике. - Боже, какой снег!
   - Да, - кивнул Джоунси. - Как ваш живот?
   - Лучше, - повторил Маккарти, оборачиваясь к  Джоунси.  Теперь  в  глазах
плескался страх. Как у испуганного ребенка. - Простите, что так бесцеремонно
выпускаю газы. Такого со мной  раньше  не  бывало.  Даже  в  армии,  где  мы
питались почти одними бобами. Но теперь мне и вправду полегчало.
   - Уверены, что не хотите помочиться перед сном? - Джоунси, отец  четверых
детей, задал привычный вопрос почти автоматически.
   - Нет. Сходил в лесу, перед тем как вы нашли меня. Спасибо, что приютили.
Спасибо вам обоим.
   - А, дьявол, - сказал Бивер, неловко переминаясь с ноги на ногу, - всякий
бы на нашем месте сделал бы то же.
   - Может, и да, - кивнул Маккарти. -  А  может,  и  нет.  Помните,  как  в
Библии: ?Внемли, стою и стучусь у порога твоего..."
   Ветер за окном завывал все яростнее, так что тряслись стены. Джоунси ждал
продолжения: похоже, Маккарти было  что  рассказать,  но  тот  молча  лег  и
натянул одеяло. Откуда-то  из  глубин  кровати  донесся  очередной  смрадный
рокот,  и  Джоунси  решил,  что  с  него  довольно.  Одно  дело  -  впустить
заблудившегося путника, оказавшегося на твоем  пороге,  и  совсем  другое  -
терпеть непрестанную газовую атаку.
   Бивер последовал за ним и осторожно прикрыл дверь.

5

   Джоунси хотел было что-то сказать,  но  Бив,  покачав  головой,  приложил
палец к губам и повел его в кухню -  самое  дальнее  место  от  спальни.  Не
выходить же на улицу в такую погоду!
   - Слушай, с этим парнем явно что-то неладно, - сказал  Бивер,  и  даже  в
синеватом сиянии люминесцентной лампы Джоунси увидел, как он  озабочен.  Бив
пошарил в широком нагрудном кармане комбинезона, нашел зубочистку и принялся
грызть. Через три минуты - столько времени уходит у заядлого  курильщика  на
сигарету - он превратит зубочистку в  горстку  измочаленных  щепок.  Джоунси
никак не мог взять в  толк,  как  выносят  его  зубы  (и  желудок)  подобное
варварство, но привычка сохранилась едва не с пеленок.
   -  Надеюсь,  ты  ошибся,  хотя...  -  Джоунси  покачал  головой.   -   Ты
когда-нибудь нюхал такое?
   - Ну, пердун! - согласился Бивер. - Но  дело  не  только  в  расстройстве
желудка.
   - Ты это о чем?
   - Видишь ли... Он почему-то уверен, что сегодня одиннадцатое ноября.
   Джоунси никак не мог сообразить, о чем толкует Бив. Одиннадцатого  ноября
они приехали сюда, как всегда, в старом ?скауте? Генри.
   -  Бив,  сегодня  среда.   Четырнадцатое.   Бивер   невольно   улыбнулся.
Зубочистка, уже успевшая треснуть, переместилась в другой уголок рта.
   - Мне-то это известно. И тебе тоже. А вот Рику -  нет.  Он  считает,  что
сегодня день Господень.
   - Бив, припомни, что он тебе сказал?
   Вряд ли что-то существенное: в конце концов сколько времени может уйти на
яичницу? Бив задумался, а Джоунси тем  временем  принялся  мыть  посуду.  Он
ничего не имел против походной жизни, но терпеть не мог разводить  свинарник
в отличие от многих вырвавшихся на волю мужчин.
   - Сказал, что их компания заявилась с утра в  субботу,  чтобы  не  терять
день. В воскресенье он чинил крышу. И добавил: ?По крайней мере я не нарушил
заповедь, касающуюся работы в день  субботний.  Когда  заблудишься  в  лесу,
думаешь только об одном: как бы не спятить?.
   - Ага, - хмыкнул Джоунси.
   - Пожалуй, я бы не поклялся под присягой, что он в  самом  деле  считает,
будто сегодня -  одиннадцатое.  Может,  он  имеет  в  виду  прошлую  неделю,
четвертое ноября, потому что все твердил о воскресенье. Кроме того, поверить
невозможно, что он скитался десять дней.
   Джоунси кивнул. Десять дней вряд ли. А вот три.., такому, пожалуй,  можно
поверить.
   - Это объясняет кое-что, им сказанное, - начал Джоунси - Он...
   Пол скрипнул, и оба, подскочив от неожиданности,  обернулись  к  закрытой
двери спальни. Но оттуда никто не поранился. Совсем забыли, что доски пола и
стен  вечно  поскрипывают,   даже   когда   ветра   нет.   Они   пристыженно
переглянулись.
   - Да, я сегодня на взводе, - сказал Бивер, то ли  поняв  что-то  по  лицу
Джоунси, то ли верно прочитав его мысли.  -  Признайся,  старик,  тебе  тоже
немного не по себе. Откуда он только выполз!
   - ?Не по себе? - это слабо сказано!
   - Звук такой, словно он забил в  задницу  какое-то  несчастное  создание,
погибающее от  удушья!  -  Бив  сам  удивился  собственному  остроумию.  Они
расхохотались одновременно, задыхаясь, зажимая рты, стараясь, чтобы гость не
услышал и не понял,  что  смеются  над  ним.  Джоунси  приходилось  особенно
трудно: он чувствовал необходимость разрядки и в то же  время  понимал,  что
находится  на  грани  истерики.   Сгибаясь   пополам,   он   охал,   фыркал,
захлебывался, не вытирая катившихся слез.
   Наконец Бивер схватил его за руку и вывел на крыльцо. Они  долго  стояли,
раздетые, в глубоком снегу, радуясь возможности  посмеяться  вволю  в  таком
месте, где свист ветра заглушал остальные звуки.

6

   Когда они снова вошли в дом, руки Джоунси совсем онемели, пришлось сунуть
их под горячую воду, и Джоунси пожаловался, что совсем не ощущает тепла.  Но
на душе было на удивление спокойно. Иногда полезно вволю посмеяться! Он даже
почти забыл о Пите и Генри. Как они там? Сумеют ли благополучно вернуться?
   - Ты сказал,  это  кое-что  объясняет,  -  напомнил  Бив,  принимаясь  за
очередную зубочистку. - Что именно?
   - Он не знал о том, что ожидается снег,  -  медленно  выговорил  Джоунси,
пытаясь поточнее воспроизвести слова Маккарти. -  Жаловался  па  синоптиков.
?Вот тебе и ?ясно и умеренно холодно?, кажется, он именно так сказал. Но это
имело  бы  смысл,  если  последний  прогноз  он  слышал  одиннадцатого   или
двенадцатого, ведь почти до самой ночи действительно было ясно.
   - Да, и умеренно, мать  его,  холодно,  -  согласился  Бивер  и,  вытащив
посудное полотенце с выцветшим узором из божьих коровок,  принялся  вытирать
тарелки. - Что он еще сказал?
   - Что они остановились в Кинео.
   - Кинсо?! Да это в сорока - пятидесяти милях к  западу  отсюда!  Он  .  -
Бивер вынул зубочистку изо рта, исследовал следы зубов и  сунул  обратно.  -
Понятно.
   - Да, он не смог бы проделать все это за одну ночь, но если скитался  три
дня...
   - И четыре ночи, если он заблудился днем в субботу, это четыре ночи...
   - Да, и четыре ночи. Если предположить, что все это время он  шел  строго
на запад... - Джоунси произвел мысленные  подсчеты.  По  пятнадцать  миль  в
день. - Вполне возможно, я бы сказал.
   - Но как же он не замерз? - Бивер бессознательно понизил голос. - Правда,
куртка  у  него  длинная  и  белье  с  подогревом,  но  с  самого  Хэллоуина
температура не поднималась выше двадцати градусов. Может, объяснишь, как это
он шлялся по лесу четыре ночи и не замерз?! И даже не обморозился,  если  не
считать этой штуки у него на щеке.
   - Понятия не имею. А, кстати, почему он не оброс?
   - Ну? - У Бивера поехала челюсть.  Зубочистка  опасно  свисала  с  нижней
губы. Наконец, опомнившись, он медленно кивнул. - Да. Щетина почти не видна.
   - Да, па трехдневную не похожа.
   - Похоже, он брился не далее чем вчера, верно?
   -  Верно.  -  Джоунси  представил  себе  блуждающего  по  лесу  Маккарти,
испуганного, замерзшего и  голодного  (хотя  по  виду  не  скажешь,  что  он
пропустил так уж много обедов), но все же каждое утро подходящего  к  ручью,
чтобы разбить ботинком лед, а йотом вынуть верный ?Жиллетт? из.., откуда? Из
кармана куртки?
   - А вдруг сегодня утром он потерял бритву, оттуда и щетина? - предположил
Бив. Он снова улыбался, но, кажется, не слишком весело.
   - Ну  да.  Заодно  с  ружьем.  Видел  его  зубы?  Бивер  многозначительно
поморщился:
   - Четырех недостает. Двух сверху, двух снизу. Выглядит в точности как тот
малый, что вечно красуется на обложке журнала ?Мэд? .
   - Ничего страшного, старина. У меня самого парочка смылась в  самовольную
отлучку. - Он приподнял губу, обнажая левую  десну  в  не  слишком  приятной
кривой ухмылке. - Видишь? Так и живу.
   Джоунси покачал головой. Это дело другое.
   - Пойми, малый - адвокат. Он постоянно на людях. Внешность  -  часть  его
имиджа. Он на этом живет. С такой  вывеской?  Эти  провалы  на  самом  виду!
Клянусь, он не знал, что они вывалились.
   - Не думаешь, что он оказался в зоне повышенной радиации? - хмуро спросил
Бивер. - Зубы выпадают на хрен при лучевой болезни, я как-то в  кино  видел.
Один из тех ужастиков, которые ты  вечно  смотришь.  Как,  по-твоему,  такое
могло быть? А если он и эту красную метку тогда же и получил?
   - Ну да, схватил дозу, когда взорвался ядерный реактор  в  Марс-хилле,  -
хмыкнул Джоунси и тут же пожалел о срыве при виде  недоумевающей  физиономии
Бивера. - Бив, когда у тебя лучевая болезнь, волосы выпадают гоже.
   Бивер мгновенно просветлел:
   - Точно! Мужик в том фильме под конец облысел,  как  Телли,  как-там-его,
тот, что играл копа по телевизору. - И помедлив, добавил:
   - Потом  он  умер.  Тот,  что  в  кино,  конечно,  не  Телли,  хотя  если
задуматься...
   - Но у этого волосы на месте, - перебил Джоунси. Дай только Биверу  волю,
и тот немедленно начнет растекаться мыслию по древу.
   Он заметил, что в отсутствие чужака ни один из них не называл  его  Риком
или  Маккарти.  Только  ?малый?..,  словно  оба  подсознательно   стремились
низвести  его  до  уровня,  ниже   человеческого..,   превратить   в   нечто
неопределенное, незначительное, словно это позволит придать меньше значения,
если.., словом, если...
   - Ну да, - подтвердил Бивер. - Волос у него хоть отбавляй.
   - Может, у него амнезия?
   - Кто знает? Хотя он помнит  свое  имя,  с  кем  приехал,  всякое  такое.
Слушай, вот пернул-то! Как в трубу дунул! А вонь! Настоящий эфир!
   - Верно. Как пусковая жидкость.  Кстати,  от  диабетиков  в  коме  иногда
пахнет. Читал в каком-то триллере.
   - Похоже на пусковую жидкость?
   - Не помню.
   Они долго стояли молча, глядя друг на друга,  прислушиваясь  к  завыванию
ветра. Джоунси вдруг  сообразил,  что  забыл  рассказать  Биверу  о  молнии,
которую якобы видел чужак, но к чему трудиться? И без того достаточно.
   - Я думал, что он блеванет, когда наклонился вперед и  свесил  голову,  -
сказал Бивер. - Ты тоже? Джоунси кивнул.
   - И выглядит он плохо, совсем паршиво.
   - Куда уж ху