го  горящие  взволнованные
глаза. Он так энергично жует зубочистку, что она то и дело  подпрыгивает  во
рту.
   - Ловец снов, - говорит он.

13

   - Ловец снов? - переспрашивает Оуэн, и голос звучит, словно  из  далекого
далека даже в его собственных ушах. Огни фар скользят по бесконечной снежной
пустыне, имеющей некоторое сходство с дорогой только  из-за  уходящих  вдаль
желтых фонарей. Ловец снов, думает он, снова возвращаясь к  прошлому  Генри,
почти захлестывающему его пейзажами, картинками, шумом и запахами того  дня,
на пороге лета.
   Ловец снов.

14

   - Ловец снов, - говорит Бив, и они понимают друг друга, как иногда бывает
и, как они считают (ошибочно, и Генри  позже  это  поймет),  присуще  только
друзьям. Хотя они никогда не обсуждали тот, приснившийся им одновременно,  в
первую охотничью поездку, кошмар, все же знали, что Бивер считает, будто его
каким-то образом навеял Ловец снов  Ламара.  Никто  не  возражал  -  отчасти
потому, что не хотели высмеивать  суеверный  ужас  Бивера  перед  безвредной
веревочной паутиной, но в основном потому, что вообще не желали говорить  на
эту тему. Но сейчас все отчего-то осознали, что Бивер наткнулся на  истинную
причину. Ловец снов действительно связал их, только не тот. Не принадлежащий
Ламару.
   Даддитс. Вот кто настоящий Ловец.
   - Ну же, парни, - тихонько говорит Бив. - Вперед, и  ничего  не  бойтесь.
Хватайте его.
   И они слушаются, хотя все же боятся... Пусть и немного. И Бивер тоже.
   Джоунси берет Даддитса за правую руку, так ловко умеющую  управляться  со
станками в училище. Дадди немного удивлен, но все  же  улыбается  и  сжимает
пальцы Джоунси. Пит стискивает левую. Бивер и Генри заходят сзади и обнимают
Даддитса за пояс.
   Все пятеро стоят под толстым старым  дубом,  в  пятнистой  тени  листьев,
словно собираются затеять новую  игру.  Девочки  в  ярко-желтых  блузках  не
обращают на них внимания. Белкам и трудолюбивому алкашу, тяжкими  стараниями
добывающему ужин из мусорных контейнеров, тоже не до мальчиков.
   Генри впитывает наполняющий его свет и понимает, что тот же свет  озаряет
и остальных, они вместе создают прекрасный контраст света и зеленых теней, и
Даддитс сияет ярче остальных. Он их главная костяшка, без него нет игры.  Их
Ловец  снов.  Он  соединяет  их  воедино.  Сердце  Генри  наполняется  таким
восторгом, как никогда потом (и последующая за этим пустота станет  расти  и
темнеть, по мере того как идут и накапливаются никчемные годы), и он думает:
Неужели все это для того, чтобы найти потерявшуюся  слабоумную  девочку?  Не
нужную никому, кроме ее родителей? Или  убить  безмозглого  наглеца,  общими
усилиями столкнуть его машину с насыпи и сделать это, о Господи, во  сне?  И
это все? Нечто, настолько поразительное, настолько чудесное - и  ради  таких
ничтожных делишек? Не ради значительных результатов?  Неужели  это  в  самом
деле осе?
   Потому что если это действительно все - он мучается этим даже  в  экстазе
их единения, - тогда в чем смысл? Что это может означать?
   Но все мысли  сметены  силой  ощущений.  Перед  ними  встает  лицо  Джози
Ринкенхауэр, колеблющееся изображение, состоящее  из  четырех  восприятий  и
воспоминаний, к которым вскоре присоединяется пятое, едва Даддитс  осознает,
ради кого поднята вся эта суматоха.
   Стоит вклиниться Даддитсу, как образ становится в сотни раз ярче, в сотни
раз отчетливее. Генри слышит, как кто-то... Джоунси.., охает, и  он  сам  бы
охнул, если хватило бы  дыхания.  Пусть  Даддитс  в  каких-то  отношениях  и
слабоумный, только не в этом, в этом все они  жалкие,  немощные,  бессильные
идиоты, а Даддитс - настоящий гений.
   - О Господи! - слышит Генри крик Бивера, и в голосе смешались  восхищение
и досада. В равных долях.
   Потому  что  Джози  стоит  здесь,  рядом.  Разные  восприятия  ее  образа
превратили ее в девочку  лет  двенадцати:  старше,  чем  когда  они  впервые
увидели ее у ворот Академии Дебилов, но моложе, чем она должна быть  сейчас.
Они нарядили ее в матроску неопределенного цвета, меняющегося от голубого  к
розовому и красному и снова к голубому. Она держит большую пластиковую сумку
с БарбиКеном, выглядывающими в щель приоткрытой  молнии,  а  коленки  просто
усыпаны ссадинами. В мочках ушей появляются и исчезают сережки в виде божьих
коровок, и Генри  вспоминает,  что  такие  действительно  у  нее  были.  Она
открывает рот и говорит: "Привет, Дадди. - Потом оглядывается и добавляет:
   - Привет, мальчики".
   И все. Она тут же исчезает. Вот так. А они стоят под дубом, только теперь
их не шестеро, а пятеро. Пятеро взрослых  мальчиков  под  древним  дубом,  и
древнее июньское солнце все так же греет их лица, и девочки в желтых блузках
все так же весело перекрикиваются.  Пит  плачет.  И  Джоунси.  Алкаш  исчез:
должно быть, успел насобирать на бутылку. Его место занял другой  -  мрачный
человек в зимней, несмотря на  жару,  куртке.  Левая  щека  покрыта  красной
губкой, которая вполне могла бы сойти за родимое пятно, не знай  Генри,  что
это такое на самом деле. Байрум.  Оуэн  Андерхилл  стоит  вместе  с  ними  в
Строфорд-парке и наблюдает, но все правильно: никто  не  видит  пришельца  с
дальней стороны Ловца снов. Никто, кроме Генри.
   Даддитс по-прежнему улыбается, хотя и  несколько  сбит  с  толку  слезами
приятелей.
   - Ааму ы ацес? - спрашивает он Джоунси. "Почему ты плачешь?"
   - Не важно, - отмахивается Джоунси, отнимая руку. Связь порвана.  Джоунси
и Пит вытирают щеки. Бивер издает нервный всхлипывающий смешок.
   - Черт, чуть зубочистку не проглотил, - говорит он.
   - Нет, вот она, пидор ты этакий, - фыркает Генри, показывая под ноги, где
валяется измочаленная зубочистка.
   - Ати Оси? - спрашивает Даддитс. "Найти Джози?"
   - А ты можешь, Дадс? - оживляется Генри. Даддитс  шагает  к  софтбольному
полю, а остальные почтительно следуют за ним. Дадс проходит мимо Оуэна,  но,
разумеется, не замечает его; для Дадса  Оуэн  Андерхилл  не  существует,  по
крайней мере пока. Он минует  дешевые  места  для  зрителей,  третью  линию,
маленькую закусочную. И замирает. Пит тихо вскрикивает.
   Даддитс оборачивается и смотрит на него, весело,  с  живейшим  интересом,
почти смеясь.  Глаза  блестят.  Пит  поднимает  палец  и  начинает  знакомую
церемонию, взад-вперед, тик-так.., упорно  глядя  в  землю.  Генри  опускает
голову, и на мгновение кажется, что он  тоже  видит  что-то,  яркую  вспышку
желтого на траве, как мазок краски. И все  пропадает.  Остался  только  Пит,
производящий обычные действия, как  всегда,  когда  использует  свой  особый
вспоминающий дар.
   - Иис иию Ит? - спрашивает Даддитс, по-отцовски заботливо,  отчего  Генри
так и подмывает расхохотаться. "Видишь линию, Пит?"
   - Да, - выдыхает Пит, вытаращив глаза. -  Мать  твою,  да!  -  И  обводит
взглядом остальных. - Она была здесь, парни! Прямо здесь!
   Они пересекают Строфорд-парк, шагая строго по линии, которую видят только
Даддитс и Пит, а человек, которого видит только Генри, идет следом. Северный
конец парка огораживают расшатанные доски с табличкой:
   СОБСТВЕННОСТЬ Д. Б. & А. Р. Р. НЕ ВХОДИТЬ.
   Дети, разумеется, плевать хотели на все запреты, поскольку прошло сто лет
с тех пор, как Дерри,  Бангор  и  Арустук  вместе  гоняли  грузы  по  ветке,
проложенной через Пустошь. Но мальчишки,  пролезая  сквозь  дыры  в  заборе,
натыкаются на ржавые рельсы: они идут вниз по склону, тускло поблескивая  на
солнце.
   Склон довольно крутой, заросший ядовитым  сумахом  и  болиголовом,  и  на
полпути они видят большую пластиковую сумку Джози Ринкенхауэр, теперь совсем
старую и потрепанную, склеенную во многих местах изолентой, но  Генри  узнал
бы эту сумку повсюду.
   Даддитс радостно бросается к ней, открывает и заглядывает внутрь.
   - АбиЕн! -  объявляет  он,  вытаскивая  кукол.  Пит,  однако,  обшаривает
окрестности,  едва  не  на  четвереньках,   мрачный,   как   Шерлок   Холмс,
выслеживающий профессора Мориарти. Именно Пит Мур находит ее, Пит, который с
безумным видом тычет пальцем в грязную бетонную сточную трубу, выглядывающую
из зарослей.
   - Она тут! - пронзительно вопит он, и если не считать двух багровых пятен
на щеках, лицо его белее бумаги. - Парни, по-моему, она тут!
   Под всем Дерри, городом, выросшим на месте  болот,  вокруг  которых  жили
индейцы племени микмак, тянется древний  и  невероятно  запутанный  лабиринт
канализационных труб и коллекторов. Большая часть прокладывалась в тридцатых
годах, на деньги Нового  Курса  <Политика,  проводимая  правительством  Ф.Д.
Рузвельта и направленная на ликвидацию последствий Великой депрессии.>  -  и
большая  же  часть  окажется  разрушенной  в  восемьдесят  пятом,  во  время
страшного урагана, затопившего Дерри и уничтожившего водонапорную башню.  Но
пока все  трубы  целы.  Эта  идет  сверху  вниз,  вгрызаясь  в  холм.  Джози
Ринкенхауэр споткнулась, упала и, скользя на пятидесятилетней  подстилке  из
сухих листьев, как на санках, влетела в трубу и теперь лежит на  самом  дне.
Она измучилась, пытаясь подняться по жирному, крошащемуся отвесу, съела пару
печенюшек, лежавших в карманах  джинсов,  и  последние  часов  двенадцать  -
четырнадцать просто лежит в вонючей  тьме,  прислушиваясь  к  слабым  звукам
внешнего мира и ожидая смерти.
   На вопль Пита у  нее  только  и  хватает  воли  приподнять  голову  и  из
последних сил откликнуться:
   - Помогите! Я не могу вылезти! Пожааалуйста, помогите!
   Им в голову не пришло  сбегать  за  взрослыми,  хотя  бы  за  полицейским
Неллом,  патрулирующим  окрестности.  Они  одержимы  потребностью   поскорее
вытащить ее отсюда: спасти Джози - их долг и обязанность. Они  не  позволяют
Даддитсу лезть внутрь, на это ума у них хватает,  но  остальные  без  всяких
рассуждений образуют  цепь:  сначала  Пит,  потом  Бив,  Генри  и,  наконец,
Джоунси. Он тяжелее остальных. Их противовес. Их якорь.
   Не  расцепляя  рук,  они  ползут  к  смрадной  дыре  (воняет  не   только
канализацией, но еще чем-то старым и невыразимо противным). Генри немедленно
натыкается на утонувшую в слякоти тапочку  Джози  и  машинально  сует  ее  в
задний карман.
   Еще несколько секунд, и Пит, не оборачиваясь, бросает:
   - Эй, парни, стоп.
   Рыдания и мольбы о помощи становятся  громче,  и  теперь  Пит  видит  ее,
сидящую  на  дне  полузасыпанной  листьями  трубы.  Поднятое  лицо   кажется
смазанным белым кружком.
   Пит свешивается вниз, и, несмотря на охватившее их возбуждение,  мальчики
все же пытался действовать осторожно. Джоунси уперся ногами в огромную глыбу
бетона. Джози  встает  на  цыпочки,  старается,  как  может,  и  все  же  не
дотягивается до руки Пита. Наконец, когда кажется, что все  напрасно,  Джози
ухитряется вскарабкаться вверх, совсем чуть-чуть, но Пит успевает  вцепиться
в ее исцарапанное и грязное запястье.
   - Есть! - торжествующе вопит он. - Поймал! Они  медленно  вытаскивают  ее
наверх, где уже поджидает Даддитс с белой сумочкой в одной руке и куклами  в
другой. Возбужденно подскакивая, он  кричит,  чтобы  Джози  не  волновалась,
потому что БарбиКен у него. И снова солнечный свет, чистый воздух,  и  когда
они помогают ей выбраться наружу...

15

   В "хамви" не было телефона - две рации и ни одного телефона. Тем не менее
тишину  расколол  оглушительный  звонок,  разорвав  сотканную   Генри   нить
воспоминаний и до смерти испугав обоих.
   Оуэн дернулся, как человек, которого грубо вырвали  из  крепкого  сна,  и
"хамви" потерял неверную власть над дорогой,  сначала  забуксовав,  а  потом
пойдя юзом, как танцующий динозавр.
   Мать твою...
   Оуэн  попытался  выправить  ситуацию,  но  колеса  беспомощно  крутились,
проворачиваясь с тошнотворной легкостью,  словно  корабль  без  руля  и  без
ветрил. "Хамви" медленно сползал назад  по  предательской  колее  и  наконец
застрял боком в сугробе на осевой, бесполезно освещая снежную дорогу  в  той
стороне, откуда они выехали.
   Дзинь! Дзин-н-нь! Дзи-и-и-и-инь!
   Непонятно откуда. Просто из воздуха.
   Это у меня  в  голове,  подумал  Оуэи.Глюки  начались,  фокусы  проклятой
телепа...
   На сиденье между ними лежал "глок". Генри поднял его,  и  звонки  тут  же
прекратились. Генри поднес дуло пистолета к уху.
   Ну конечно! Что тут странного? Ему звонят  на  "глок",  только  и  всего.
Обычная вещь, подумал Оуэн.
   - Алло, - сказал Генри. Ответа  Оуэн  не  слышал,  но  усталое  лицо  его
спутника осветилось улыбкой. - Джоунси! Я знал, что это ты.
   Кто же еще! Опра Уинфри <Ведущая популярного ежедневного ток-шоу,  первая
негритянка на телевидении.>? - усмехнулся Оуэн.
   - Где... Пауза.
   - Ему нужен Даддитс, Джоунси? Поэтому... Генри снова слушает.
   - Водонапорная башня? Почему? Джоунси!  Джоунси!  Подержав  пистолет  еще
немного, Генри посмотрел на него,  словно  не  понимая,  что  это  такое,  и
медленно положил на место. Улыбки как не бывало.
   - Повесил трубку. Наверное, тот, другой, вернулся. Он зовет  его  "мистер
Грей".
   - Твой приятель жив, а ты, кажется, не слишком счастлив.
   Мысли Генри действительно были не очень радостными, но говорить  об  этом
не требовалось. Сначала он был в восторге - и как  не  быть,  когда  кто-то,
кого ты любишь, болтает с тобой по старому "глоку"?  -  но  теперь,  похоже,
расстроился. Почему?
   - Он.., они к югу от Дерри. Остановились поесть в "Дайзерте", придорожной
забегаловке для водителей, только  Джоунси  зовет  ее  "Пердайзерт",  как  в
детстве. Не думал, что он ее помнит. Похоже, он сильно боится.
   - За себя? За нас?
   Генри безрадостно поглядел на Оуэна.
   - Говорит, опасается, что мистер Грей хочет убить патрульного  и  забрать
машину. Думаю, дело в этом. Дьявол! - Генри ударил кулаком по ноге.
   - Но он жив.
   - Да, - ответил Генри без всякого энтузиазма. - Иммунитет против  грибка.
Даддитс.., ты понял теперь насчет Даддитса?
   Нет. Сомневаюсь, что и ты до конца  понял,  Генри..,  но  может,  кое-что
прояснилось.
   Генри снова перешел на мысленное общение, так было легче.
   Даддитс изменил нас, общение с ним изменило нас. Когда Джоунси  сбила  та
машина  в  Кембридже,  он  снова  изменился.  Электроэнцефалограммы   людей,
переживших клиническую смерть, часто претерпевают невероятные метаморфозы, в
прошлом году я читал статью в  "Ланцете"  на  эту  тему.  Для  Джоунси  это,
вероятно, означает, что мистер Грей, даже захватив  его,  тем  не  менее  не
может  заразить  грибком  или  полностью  завладеть  сознанием.  Его  нельзя
поглотить, по крайней мере пока.
   - Поглотить?
   Растворить в другом организме. Короче говоря, сожрать.  -  И  он  добавил
вслух:
   - Ты не можешь вытащить машину из этого заноса?
   - Вероятно, могу.
   - Этого я  и  боялся,  -  мрачно  бросил  Генри.  Оуэн  повернул  к  нему
освещенное зеленоватым светом приборной доски лицо.
   - Какого хрена с тобой творится?
   О Господи, неужели не понимаешь? Сколько раз  тебе  объяснять?  И  какими
словами? Он все еще существует там! Джоунси. Он ЕСТЬ!
   В третий или четвертый раз с начала пути Оуэну пришлось перескочить через
пропасть между эмоциями сердца и холодным рациональным знанием мозга.
   - Понятно, - начал он и запнулся. - Он жив. Жив и мыслит. Даже звонит.  -
Он снова запнулся. - Иисусе!
   Оуэн попытался выправить  "хаммер",  включив  первую  скорость,  и  долго
мучился, прежде чем завертелись все колеса. Потом сдал назад  и  влепился  в
сугроб, но при этом кузов "хаммера" чуть приподнялся над  слипшимся  снегом,
чего и добивался Оуэн. Теперь, когда он снова включит первую  скорость,  они
вылетят из заноса, как пробка из  бутылки.  Но  теперь  Оуэн  не  спешил  и,
немного подождав, нажал на тормоза.  "Хаммер"  нетерпеливо  затрясся.  Мотор
рычал, ветер выл, закручивая снежные вихри, гулявшие по пустому шоссе.
   - Ты ведь понимаешь, что нам придется это  сделать?  -  спросил  Оуэн.  -
Правда, прежде нужно его поймать. Потому что какими бы  ни  были  детали,  в
генеральный план почти наверняка входит заражение всей планеты. И матема...
   - Я не хуже тебя  знаю  расчеты,  -  сказал  Генри.  -  Шесть  миллиардов
населения Космического корабля Земля против одного Джоунси.
   - Против статистики не попрешь.
   - Цифры могут лгать, - угрюмо возразил Генри, но крыть было нечем.  Такие
большие цифры не лгут. Шесть миллиардов - очень большая цифра.
   Оуэн отпустил тормоза и налег на акселератор. "Хамви" послушно  покатился
вперед, на пару футов, завертелся было, потом встал и с рычанием выскочил из
заноса, как дикий зверь. Оуэн повернул на юг.
   Расскажи, что было после того, как вы вытащили девчонку из сточной трубы.
   Но прежде чем  Генри  успел  послать  ответ,  рация  на  приборной  доске
затрещала. Зато голос звучал так громко и ясно, словно владелец сидел с ними
в "хаммере".
   - Оуэн! Ты здесь, дружище? Курц.

16

   Почти час ушел на то, чтобы одолеть первые  шестнадцать  миль  к  югу  от
Блю-базы (бывшей Блю-базы), но Курц не беспокоился.  Господь  позаботится  о
них, никаких сомнений.
   Машину  вел  Фредди  Джонсон.  На  пассажирском  сиденье  скорчился  Арчи
Перлмуттер, прикованный наручниками к ручке дверцы. Кембри приковали  сзади.
Курц сидел позади Фредди, Кембри - за  спиной  Арчи.  Правда,  Курц  немного
тревожился, боясь, что оба пленных общаются посредством телепатии  и  плетут
заговоры. Не много им это даст! Курц и Фредди открыли окна, хотя  в  "хамви"
было холоднее, чем в деревенском  нужнике  в  январе.  Никакой  обогреватель
просто не мог справиться с таким морозом.  Но  мера  была  вынужденной:  при
закрытых окнах атмосфера в грузовике  мгновенно  становилась  невыносимой  -
серой несло, как в загазованной шахте. Вернее, не серой,  а  эфиром.  Больше
всего  воняло  от  Перлмуттера,  непрерывно  ерзавшего  на  сиденье  и  тихо
стонавшего. Кембри зарос Рипли,  словно  поле  -  пшеницей  после  весеннего
дождя, и Курц, даже сквозь  маску,  ощущал  исходивший  от  него  смрад.  Но
главным  оскорбителем  приличий  был  Перли,  пытавшийся  пердеть   бесшумно
(высвобождавший то одну  ягодицу,  то  вторую  -  "маленький  полупук",  как
говорили в туманные дни Курцева детства). И разумеется, делал  вид,  что  он
тут ни при чем. Джин Кембри культивировал Рипли. Курц подозревал, что Перли,
храни его Господь, культивирует кое-что другое.
   Сам Курц успешно скрывал свои мысли за  монотонной  мантрой  собственного
сочинения: Дэвис и Роберте, Дэвис и Роберте, Дэвис и Роберте...
   - Не будете так добры прекратить? - раздраженно попросил Кембри. -  Вы  с
ума меня сводите! Я сейчас рехнусь!
   - Я тоже, - сказал Перлмуттер. Он снова заерзал и издал длинное "пуфффф",
словно выпуская воздух из надувной игрушки.
   - Господи, Перли, - взвыл Фредди, опуская стекло до конца  и  высовываясь
наружу. "Хамви" рыскнул, и Курц приготовился к худшему, но все  обошлось.  -
Может, это ты попридержишь свой анальный парфюм?
   - Прошу прощения, - сухо возразил Перлмуттер, - если ты намекаешь на  то,
что я испустил газы, должен заметить...
   - 11и на что я не намекаю, - рявкнул Фредди. - Просто  говорю,  чтобы  ты
перестал вонять, как скунс, иначе...
   И поскольку Фредди никоим образом не  мог  исполнить  все  высказанные  и
невысказанные угрозы  (пока  они  не  могли  обойтись  без  двух  телепатов,
главного и запасного), Курну пришлось вмешаться.
   - История Эдварда Дэвиса  и  Франклина  Робертса  весьма  поучительна,  -
сказал он, - ибо еще раз доказывает, что нет ничего нового под солнцем.  Это
случилось в  Канзасе,  давным-давно,  когда  еще  Канзас  действительно  был
истинным Канзасом...
   Курц, в самом деле неплохой рассказчик,  увел  их  во  времена  корейской
войны. Эд Дэвис и Франклин  Роберте  владели  почти  одинаковыми  небольшими
фермами, по соседству с фермой семьи Курца (который тогда  звался  вовсе  не
Курнем). Дэвис, у которого  шариков  в  голове  не  хватало,  был  почему-то
уверен, что сосед, наглец Роберте