Отныне  он
эггмен, а эггмену лучше знать.
   Генри? Ему конец. Скоро... -  равнодушно  бросает  серый  тип.  Его  рука
крадется по одеялу, длинные серые пальцы захватывают ладонь Джоунси. Кожа на
ощупь кажется теплой и сухой.
   Ты это о чем? - спрашивает Джоунси, испугавшись за Генри, но  истлевающее
существо не отвечает. Еще одна карта в  криб.  Поэтому  Джоунси  выкладывает
очередную из своих: Зачем ты позвал меня сюда?
   Серое  существо  явно  удивлено,  хотя  ни  одна  складка  на   лице   не
шевельнулась.
   Никому не хочется умирать в одиночестве. Нужно, чтобы кто-то  был  рядом.
Так все считают. Я знаю, у нас ведь тоже есть телевизоры.
   Я не желаю...
   Я  давно  мечтал  посмотреть  один  фильм.  Тебе  он   тоже   понравится.
Называется ?Сочувствие к серым человечкам?. Баусер! Пульт!
   Баусер награждает Джоунси на редкость злобным взглядом,  соскальзывает  с
подушки. Гибкий хвост сухо шуршит по полотну, как у змеи, ползущей по камню.
ТВ-пульт, тоже украшенный грибком, валяется на столе. Баусер хватает  его  в
зубы, поворачивается и крадется к серому существу. Серое существо  выпускает
руку Джоунси (прикосновение отнюдь не противно, но  какое  облегчение  вновь
оказаться на свободе!), берет пульт и нажимает на кнопку ?пуск?.  Появляется
картинка, слегка размытая, но не  полностью  скрытая  пушком,  разукрасившим
экран. Да это.., это сарай, на задах ?Дыры?! В  самом  центре,  под  грязным
брезентом, что-то высится.
   И прежде чем откроется дверь и войдет он сам, Джоунси уже догадался,  что
все это значит. Звезда ?Сочувствия  к  серым  человечкам?  -  он  сам,  Гэри
Джоунс.
   Что же, вещает умирающее существо со своего  уютного  местечка  в  центре
мозга Джоунси. Доверия нам явно не хватает, но ведь фильм только начинается.
   Этого-то Джоунси и боится.

5

   Дверь сарая открывается,  и  входит  Джоунси.  Настоящий  шут  гороховый,
одетый с бору по сосенке: собственная куртка,  Биверовы  перчатки  и  старая
оранжевая кепка Ламара. На мгновение тот Джоунси, что  смотрит  телевизор  в
больнице, сидя в кресле для посетителей у постели мистера Грея, уверен,  что
второй Джоунси, стоящий сейчас в сарае, подхватил инфекцию и зарос грибком с
головы до пят, но потом вспоминает, что мистер Грей взорвался прямо  у  него
под носом, то есть не весь он, а голова, и Джоунси обдало ее содержимым.
   Только ты не взорвался, говорит он. Ты.., ты что? Сеял семена?
   Ш-ш-ш, отмахивается мистер Грей, и Баусер предостерегающе скалит  грозные
зубы, словно приказывая Джоунси быть повежливее. Я люблю эту песню, а ты?
   И саундтрек подобран со смыслом. ?Роллинг Стоунз?, ?Сочувствие  дьяволу?.
Почти совпадает с названием фильма (мой экранный дебют, погодите, вот  Карла
и дети увидят! - думает Джоунси),  он  и  в  самом  деле  любит  эту  песню,
становится чуточку грустно, когда ее слушаешь.
   Как ты можешь слушать ее? - спрашивает Джоунси, игнорируя ощеренные  зубы
Баусера: Баусер ему не опасен, и они оба это знают. Как ты можешь ? Ведь они
убивают вас под эту музыку!
   Они всегда убивают нас, отвечает мистер Грей. Л теперь помолчи,  посмотри
кино. Эта часть слишком затянута, но дальше пойдет динамичнее.
   Джоунси складывает руки на красных коленях - похоже, кровотечение наконец
остановилось - и смотрит ?Сочувствие к серым  человечкам?,  в  главной  роли
единственный и неповторимый Гэри Джоунс.

6

   Единственный и неповторимый Гэри Джоунс стягивает брезент  со  снегохода,
оглядывается, замечает на  верстаке  картонную  коробку  с  аккумулятором  и
вставляет его, старательно присоединяя провода  к  соответствующим  клеммам.
Пожалуй, к этим скудным навыкам и сводятся все его познания  в  механике:  в
конце концов он преподаватель истории,  и  все  представления  о  воспитании
сводятся к тому, чтобы заставить детей раз в неделю смотреть  канал  истории
вместо ?Зены, королевы воинов?. Ключ торчит в  зажигании,  и  индикаторы  на
приборной панели загораются, как только Джоунси  его  поворачивает:  значит,
правильно подсоединил  аккумулятор,  но  двигатель  не  заводится.  Даже  не
фырчит. Стартер негромко тикает, но только и всего.
   - О Боже. О Господи, мать  твою,  -  повторяет  он,  на  одной  ноте,  не
уверенный, стоит ли проявлять более бурные  эмоции,  и  хочется  ли  ему  их
проявлять. Он, поклонник и любитель ужастиков, видел ?Нашествие  захватчиков
тел? раз двадцать (даже тот злосчастный римейк с  Дональдом  Сазерлендом)  и
знает,  что  произошло.  Его   тело   украли,   совершенно   бессовестно   и
хладнокровно. Захватили полностью и целиком. Хотя в этом случае армии  зомби
не предвидится.  Даже  на  маленький  городок  не  хватит.  Он  один  такой.
Уникальный. Он чувствует, что Пит, Генри и Бив тоже уникальны (то есть Бивер
был уникальным), но он самый-самый из  всей  четверки.  Конечно,  неприлично
говорить о себе такое, но это тот редкий случай, когда привычные правила  не
действуют. Пит и Бивер были исключительными, Генри - еще  исключительнее,  а
он, Джоунси, - самый исключительный из всех. Смотрите, он даже стал  звездой
в собственном фильме! ?Вот это да!? - как сказал бы его старший сын.
   Серый человек на больничной койке  переводит  взгляд  с  телевизора,  где
Джоунси Первый оседлал ?арктик кэт?, на  Джоунси  Второго,  восседающего  на
кресле, в окровавленной рубашке.
   Что ты скрываешь? - спрашивает мистер Грей.
   Ничего.
   Почему ты постоянно видишь кирпичную стену? Что такое 19, помимо  обычной
цифры, конечно? Кто сказал ?хрен с ними, с ?Тиграми??? Что это означает? Что
такое ?кирпичная стена?? Когда она была, эта стена? Что это означает? Почему
ты все время ее видишь?
   Джоунси ощущает, как мистер Грей пытается вытянуть  из  него  правду,  но
пока, хотя бы на время,  это  зернышко  истины  в  безопасности.  Его  можно
унести, но невозможно изменить.  И  полностью  открыть,  кажется,  тоже.  По
крайней мере сейчас.
   Джоунси подносит палец к губам и возвращает серому типу его же слова:
   Тише, смотри лучше фильм.
   Существо изучает его черными шарами глаз (совсем как У насекомого, думает
Джоунси, глаза богомола), но неприятное ощущение постепенно исчезает.  Да  и
куда ему спешить,  этому  серому  существу,  раньше  или  позже  оно  сумеет
растворить последнее ядрышко чистоты, еще не населенное чужой волей, и тогда
узнает все, что хочет знать.
   Ну а пока они смотрят фильм. И когда Баусер сворачивается  у  Джоунси  на
коленях - Баусер с его острыми зубами и эфирным запахом антифриза, - Джоунси
едва замечает его.
   Джоунси Первый, Король Сарая (только на  самом  деле  это  сейчас  мистер
Грей), протягивает щупальца. Он должен достигнуть немало мозгов, чужие мысли
путаются, накладываются друг на друга, как ночные радиоволны,  но  он  почти
сразу находит то, что ищет. Это все равно что открыть файл  на  персональном
компьютере и вместо слов найти прекрасно снятый, объемный фильм,  в  котором
выписана каждая деталь.
   "Источник? мистера Грея - Эмил ?Дог? Бродски из  Менло-парк,  Ныо-Джерси.
Бродски  -  сержант  технических  войск,  крохотный   винтик   объединенного
автопарка.  Только   здесь,   в   Группе   Оперативного   Реагирования   под
командованием Курца, чинов нет ни у кого. Нет и у него. К тем, кто выше  его
по званию, он обращается ?босс?,  к  остальным  (здесь,  в  этой  мясорубке,
таковых мало) - ?эй ты?. Если он не знает, кто есть кто,  сойдет  ?приятель?
или ?старик?.
   Район облетают реактивные самолеты,  но  их  не  так  много  (они  смогут
сделать  все  необходимые  снимки  на  околоземной   орбите,   если   облака
когда-нибудь рассеются), а кроме того, Бродски  они  не  касаются.  Самолеты
взлетают  с  авиабазы  Национальной  гвардии  в  Бангоре,  а  он  здесь,   в
Джефферсон-трект. Работа Бродски - вертушки и грузовики  в  быстро  растущем
объединенном автопарке (с полудня все дороги в этой части штата перекрыты, и
единственный  вид  транспорта  -  оливково-зеленые  грузовики  с   тщательно
закрашенными номерными знаками и надписями). Ему поручено  также  установить
не  менее  четырех  генераторов,  чтобы  обеспечить  электричеством  лагерь,
раскинутый  вокруг  магазина  Госслина,  а  к  ним  нужны  объемные  датчики
движения,  прожекторы,  фонари  по  всему  периметру  лагеря  и  лампы   для
передвижного госпиталя,  срочно  оборудованного  в  доме  на  колесах  фирмы
?Уиндстар?.
   Курц ясно дал понять, что от освещения зависит едва ли не все, и  поэтому
он желает, чтобы здесь  было  светло  как  днем.  Больше  всего  прожекторов
установили вокруг амбара, того здания,  что  когда-то  служило  загоном  для
лошадей и выгула, позади амбара. В поле, где когда-то  мирно  паслись  сорок
коров старого Реджи Госслина, поставили две палатки. На зеленой крыше,  той,
что побольше, виднелась  надпись:  СТОЛОВАЯ.  На  другой,  белой  палатке  -
никаких надписей. В ней нет керосиновых обогревателей, в белой палатке они и
не нужны. Джоунси почему-то понимает, что это  временный  морг.  Там  сейчас
всего три тела (один - банкир, пытавшийся сбежать, глупец), но вскоре  будет
гораздо  больше.  Если,  разумеется,  не   произойдет   несчастный   случай,
затрудняющий поиск и сбор трупов. Для босса, мистера Курца,  такой  инцидент
решил бы целую кучу проблем.
   Но все это так, к слову.  А  пока  Джоунси  Первому  необходимо  заняться
Эмилом Бродски из Менло-парк.
   Бродски быстро передвигается по заснеженной, слякотной,  выжженной  земле
между  посадочной  площадкой  для  вертолетов  и  выгулом,  где   содержатся
индивиды, пораженные грибком Рипли. (Их уже собралось немало, и  все  бродят
по площадке с ошеломленным видом недавно интернированных беженцев, собранных
со всего света.) Время от времени они  зовут  охранников,  прося  сигарет  и
информации, выкрикивая пустые угрозы.  Эмил  Бродски,  приземистый,  коротко
стриженный, с бульдожьей мордой, словно созданной для дешевых сигар (Джоунси
точно знает, что Бродски - добрый католик, в жизни не  курил),  не  обращает
внимания на вопли. Ему не  до  того:  слишком  много  навалилось  работы.  И
мечется он, как однорукий обойщик, стараясь поспеть в сто мест одновременно.
На голове наушники, на  груди  микрофон.  Он  ведет  переговоры  с  колонной
бензозаправщиков, которая вот-вот подъедет: это очень кстати, потому что  на
базу  скоро  начнут  возвращаться  с  задания  вертолеты,   и   одновременно
ухитряется объясняться с идущим рядом Кембри на  тему  центра  управления  и
контроля, который Курц приказал организовать к девяти вечера, самое  позднее
- к полуночи. По слухам, операция должна завершиться за сорок восемь  часов,
но хрен его знает, так ли  это.  Согласно  тем  же  слухам,  основная  цель,
Блю-Бой, уже уничтожена, но Бродски понятия не имеет, так ли это,  поскольку
большие боевые вертолеты еще не вернулись, Но все равно, так или  иначе,  их
дело телячье: действуй ручкой управления и ни о чем не думай.
   И, Господи Боже мой, откуда-то взялся третий Джоунси. Един в трех  лицах:
первый смотрит телевизор в облепленной грибком палате, второй  обретается  в
сарае, а третий.., третий каким-то образом поселился в  коротко  остриженной
католической башке Эмила Бродски. Бродски останавливается и тупо  смотрит  в
белесое небо.
   Кембри делает три-четыре шага, прежде чем осознает,  что  Дог  замер  как
вкопанный  посреди  грязного   коровьего   пастбища.   Посреди   всей   этой
лихорадочной суматохи: бегущие люди, снижающиеся вертолеты, ревущие  моторы,
Дог застыл, как робот со скисшей батарейкой.
   - Босс, - озабоченно спрашивает Кембри, - все в порядке?
   Бродски не отвечает.., то есть не отвечает Кембри. Зато Джоунси,  Джоунси
Первого, наставляет: Открой капот двигателя и покажи мне свечи.
   Джоунси долго копается, не зная, гак открыть капот, но Бродски продолжает
инструктировать его. Наконец Джоунси наклоняется над  небольшим  двигателем,
не пытаясь разобраться, что к чему. Проще посмотреть в красный глазок камеры
и передать изображение Бродски.
   - Босс, - встревоженно допытывается Кембри. - Босс, что стряслось? Все  в
порядке?
   - Ничего страшного, - медленно и очень отчетливо выговаривает  Бродски  и
стягивает наушники: непрерывная трескотня его отвлекает. -  Дай  мне  минуту
подумать.
   И обращаясь к Джоунси: Кто-то вытащил свечи. Посмотри.., а, вот  они.  На
краю верстака.
   На краю верстака стоит майонезная банка  с  бензином.  Крышка  привернута
неплотно, чтобы не скапливались газы. В банке, словно лабораторные экспонаты
в формальдегиде, красуются две свечи ?Чемпион?. Бродски произносит вслух:
   - Хорошенько вытри. - И когда Кембри переспрашивает, что именно вытереть,
рассеянно советует ему заткнуться.
   Джоунси выуживает свечи, старательно вытирает и вставляет в  соответствии
с указаниями Бродски.
   Попробуй еще раз, говорит тот, на этот раз не шевеля  губами,  и  тут  же
слышится рев мотора. Яне забудь проверить бензин.
   Джоунси так и делает, не забыв поблагодарить Бродски.
   - Без проблем, босс, - отвечает тот и  снова  пускается  в  путь.  Кембри
усердно семенит рядом, пытаясь догнать  собеседника.  И  замечает  несколько
недоуменное лицо  Дога,  когда  тот  обнаруживает,  что  наушники  почему-то
болтаются на шее.
   - Какого дьявола все это значит? - не выдерживает Кембри.
   - Забудь, - отмахивается Бродски,  но  что-то  все  же  было,  голову  на
отсечение, было.., что? Разговор.  Беседа...Консультация?!  Вот  именно.  Но
только никак не вспомнить, о чем шла речь. Он помнит, что было  на  утреннем
брифинге,  перед  началом  операции.  Одна  из  директив   Курца   требовала
немедленно докладывать обо  всем  необычном.  Но  можно  ли  отнести  это  к
необычному? И что это вообще было?
   - Должно быть, временное затмение, - поясняет Бродски.  -  Слишком  много
дел, слишком мало времени. Ну же, сынок, продолжай.
   Кембри продолжает. Бродски возобновляет переговоры  на  два  фронта:  там
бензозаправщики, тут Кембри, но что-то засело в голове, как  заноза..,  было
еще что-то.., третий разговор, уже закончившийся. Необычно или  нет?  Скорее
всего  нет,  решает  Бродски.  Конечно,  ничего  такого,  в  чем  можно   бы
исповедаться этому тупоголовому ублюдку  Перлмуттеру,  твердо  уверенному  в
том, что если этого нет на его  планшетке,  значит,  не  существует  вообще.
Курцу? Никогда. Он уважает старого стервятника, но еще больше боится. Как  и
все они. Курц умен, Курц храбр, но Курц еще и самый  психованный  дикарь  во
всех  джунглях.  Бродски  не  хотелось  бы  даже  ступить  в   тень   Курца,
протянувшуюся по земле.
   Андерхилл? Может, потолковать с Андерхиллом?
   Может быть.., а может, и нет. В подобных вещах можно вляпаться  так,  что
не поздоровится, причем ни за  что  ни  про  что.  Он  слышал  голоса  всего
минуту-другую.., вернее, один голос, но теперь вроде все прошло. Вроде...
   "Дыра в стене?. Джоунси с  ревом  вылетает  из  сарая  и  устремляется  к
Дип-кат-роуд. Он чует Генри, пролетая мимо, Генри, прячущегося  за  деревом,
вгрызающегося в мох, чтобы сдержать крик, но скрывает это от завладевшего им
облака, облака, объявшего последнее  ядрышко  его  сущности.  Джоунси  почти
уверен, что в последний раз был рядом со старым другом, который  никогда  не
выберется из этих лесов живым.
   Жаль только, что они так и не смогли попрощаться.

7

   Не знаю, кто снимал это кино,  говорит  Джоунси,  но  не  думаю,  что  им
придется отглаживать смокинги к церемонии награждения ?Оскаром".  Собственно
говоря...
   Он оглядывается и видит только заснеженные деревья. Снова взгляд  вперед,
и снова ничего, кроме Дип-кат-роуд, разворачивающейся бесконечным  полотном.
И снегохода, вибрирующего между бедер. Никакой  больницы,  никакого  мистера
Грея. Все это было сном.
   Но это не сон. И комната, вот она. Только это не  больничная  палата.  Ни
койки, ни телевизора, ни капельницы. И  вообще  почти  пусто:  только  доска
объявлений, к которой прикреплены карта Новой Англии с маршрутами грузовиков
братьев Трекер и полароидный снимок девочки-подростка  с  поднятой  юбочкой,
открывающей золотистый кустик завитков. Он смотрит на Дип-кат-роуд из  окна.
Джоунси твердо уверен, что это окно больничной палаты. Но больничная  палата
таит опасность. Тут  что-то  неладно.  Нужно  немедленно  выбраться  отсюда,
потому что...
   Потому  что  в  больничной  палате  небезопасно,  думает  Джоунси  ..как,
впрочем, и в любом другом месте. Но может, именно здесь чуточку  безопаснее.
Его последнее убежище, и он украсил его фото,  которое,  наверное,  они  все
надеялись увидеть, когда шли по той подъездной дороге  в  далеком  семьдесят
восьмом. Тина Джин Слоппингер, или как там ее.
   Кое-что из увиденного  было  на  самом  деле..,  вернувшиеся  полноценные
воспоминания, как сказал бы Генри. И, думаю, я действительно видел  Даддитса
в тот день. Поэтому и шагнул на мостовую, не оглядевшись. А что  до  мистера
Грея.., сейчас я и есть мистер Грей. Не так ли? Если не  считать  того,  что
часть меня осталась в этой пыльной, пустой, унылой каморке с использованными
гондонами на полу и снимком девушки  на  доске  объявлений,  в  остальном  я
мистер Грей. Разве не так?
   Нет ответа. Что само по себе уже ответ, который ему нужен.
   Но как это случилось ? Как я сюда попал? И почему ? Зачем все это?
   Ответов по-прежнему нет, а сам он ничего не может сообразить. Только рад,
что есть еще место, где он может оставаться  собой,  и  расстроен  тем,  как
легко оказалось  украсть  его  остальную  жизнь.  И  снова  жалеет,  горько,
искренне и чистосердечно, что не пристрелил Маккарти.

8

   Оглушительный взрыв разорвал небо, и хотя эпицентр  находился  достаточно
далеко, все же сила была такова, что с деревьев посыпался снег. Но  водитель
снегохода даже не поднял головы. Это корабль. Солдаты взорвали его.  Байруму
конец.
   Через несколько минут показался навес с  обвалившейся  крышей.  На  снегу
сидел Пит, так и не успевший вытащить ноги из-под листа  жести.  Он  казался
мертвым, но на самом деле мертвым не был. Разыгрывать мертвого не входило  в
правила игры, он мог слышать  мысли  Пита.  Когда  он  свернул  к  навесу  и
заглушил мотор, Пит поднял голову и  обнажил  оставшиеся  зубы  в  невеселой
ухмылке. Левый рукав куртки почернел и  значительно  укоротился.  На  правой
остался только один действующий палец. Вся не скрытая одеждой кожа испятнана
красно-золотистым мхом.
   - Ты не Джоунси, - сказал Пит. - Что ты сделал с Джоунси?
   - Садись, Пит, - велел мистер Грей.
   - Никуда я с тобой не поеду. - Пит поднял правую руку  -  болтающиеся  на
ниточках сухожилий пальцы, красно-золотистые кочки грибка - и вытер  лоб.  -
Вали отсюда. Прыгай на своего пони, и вперед.
   Мистер Грей опустил голову, некогда принадлежавшую Джоунси (Джоунси видит
все из окна своего наблюдательного  пункта  в  заброшенной  конторе  братьев
Трекер, не в силах ни помочь, ни вмешаться), и пристально уставился на Пита.
Пит пронзительно закричал: очевидно, грибок, растущий  по  всему  телу,  все
смелее укоренялся, проникая в мышцы и нервы. Нога,  застрявшая  под  крышей,
дернулась,  выскочила  наконец  наружу,  и  Пит,  все  еще  вопя,  свернулся
клубочком. Из носа и рта хлынула кровь. Когда он снова  открыл  рот,  оттуда
вывалились еще два зуба.
   - Садись, Пит.
   Всхлипывая, прижимая к груди изуродованную руку, Пит попробовал встать на
ноги. Первая попытка не удалась: он снова распластался на снегу. Мистер Грей
ничего не говорил:  просто  сидел  верхом  на  неподвижном  ?арктик  кэт?  и
наблюдал.
   Джоунси чувствовал боль, отчаяние и мучительный  страх  Пита.  Страх  был
хуже всего, и он решил рискнуть.
   Пит!
   Едва  различимый  шепот,  но  Пит  услышал.  Он  поднял  голову  -   лицо
осунувшееся, в красной оспе грибка, который мистер Грей  называет  байрумом.
Когда Пит облизнул губы, Джоунси увидел,  что  и  язык  словно  заплесневел.
Молочница космических пространств. Когда-то Пит