гу  позвонить,  не  могу
выглянуть, не могу выйти. Не знаю, где ты, Генри. Но я в настоящем  тюремном
изоляторе.
   А мозги твои он тоже украл?
   - Заткнись. - Джоунси устало потер висок.
   И память с собой прихватил?
   Нет. Конечно,  нет.  Даже  здесь,  за  запертыми  дверями,  отгородившими
Джоунси от миллиардов помеченных маркером коробок, он все равно помнил,  как
в первом классе вытер сопли о косичку Бонни Дил (а  потом  пригласил  ту  же
Бонни танцевать на вечере в седьмом), как  Ламар  Кларендон  учил  их  игре,
известной низким и непосвященным под  названием  крибидж,  как  принял  Рика
Маккарти за оленя. Джоунси помнил все это. Конечно,  тут  наверняка  кроется
разгадка, но будь он проклят, если знает, в чем она состоит.  Может,  потому
что решение лежит на поверхности.
   Застрять так глупо и распустить нюни после всех  детективов,  которые  ты
прочел,  издевался  засевший  в  мозгу  двойник  Генри.  Не  говоря  уже   о
фантастических фильмах о нашествии инопланетян - разве ты не пересмотрел  их
все, от "Дня, когда Земля остановилась" до  "Нападения  Помидоров-убийц".  И
после всего этого ты не способен раскусить серого типа? Не можешь  раскопать
его следы от неба до земли и узнать, где его логово?
   Джоунси снова потер висок. Это не экстрасенсорика,  это  его  собственный
разум, и почему бы ему не заткнуться? Он, дьявол бы побрал все это, попал  в
западню, так что какая разница? Он мотор без передачи,  телега  без  лошади,
Мозг Донована в резервуаре с питательной жидкостью, упивающийся бесполезными
снами.
   Чего он хочет? Начни отсюда.
   Джоунси  поднял  глаза  к  Ловцу  снов,  танцующему  в   слабых   потоках
восходящего воздуха. Ощутил дрожь снегоочистителя, достаточно сильную, чтобы
передаться картинам на стенах. Тина Джин Шлоссингер, вот  как  ее  звали,  и
здесь, судя по сплетням, должен  был  висеть  ее  снимок,  снимок  с  юбкой,
задранной так высоко, что каждый мог увидеть "киску", и  сколько  подростков
были одурманены этой мечтой?
   Джоунси встал - почти вскочил - и принялся мерить  шагами  комнату,  едва
заметно прихрамывая. Ураган кончился, и бедро уже не так сильно ломило.
   Вспомни Эркюля Пуаро,  сказал  он  себе.  Пусти  в  ход  маленькие  серые
клеточки. Отрешись от своих  воспоминаний,  думай  только  о  мистере  Грее.
Логика, главное логика. Чего он хочет?
   Джоунси  остановился.  Желания  Грея  вполне  очевидны.  Он   приехал   к
водонапорной башне, вернее, к тому месту, где она  когда-то  стояла,  потому
что ему нужна вода. Не просто вода. Питьевая  вода.  Но  водонапорная  башня
снесена, уничтожена страшным ураганом восемьдесят  пятого  -  ха-ха,  мистер
Грей, промахнулись, - а теперешние запасы воды Дерри находятся чуть  дальше,
к северо-востоку, и, вероятно, совершенно недостижимы из-за метели, а  кроме
того, сосредоточены в  разных  местах.  Поэтому  мистер  Грей,  порывшись  в
доступном ему хранилище знаний Джоунси, вновь повернул на юг. По направлению
к...
   Внезапно он все понял. Ноги мгновенно сделались ватными,  подкосились,  и
Джоунси рухнул на ковровое покрытие пола, не обращая внимания на укол боли в
бедре.
   Собака. Лэд. Собака все еще с ним?
   - Ну конечно, - прошептал Джоунси. - Разумеется, сукин  сын  еще  с  ним.
Даже сюда доносится его вонь. Пердит, как Маккарти.
   Этот  мир  оказался  враждебным   байруму,   а   обитатели   этого   мира
сопротивлялись с  поразительной  энергией,  которую  черпали  из  бездонного
колодца  человеческих  эмоций.  Но  последнему   уцелевшему   инопланетянину
поразительно везло, как игроку в кости,  выбросившему  шестерки  десять  раз
подряд. Он нашел Джоунси, свою Тифозную Мэри, захватил его  тело  и  большую
часть сознания. Отыскал Пита, который  довел  его  куда  требовалось,  после
того, как сигнальный огонь погас. Дальше ему встретился Энди Джанас,  парень
из Миннесоты, везущий туши двух оленей, убитых  Рипли.  Олени  были  мистеру
Грею ни к чему, но Джанас вез также разлагающийся труп инопланетянина.
   Плодоносящие тела, вдруг подумал Джоунси. Плодоносящие тела, откуда это?
   Не важно. Потому что следующим выигрышем  мистера  Грея  был  "додж  рэм"
старины Я-ЛЮБЛЮ-СВОЕГО-БОРДЕР-КОЛЛИ.  Что  сделал  Грей?  Скормил  псу  тело
серого человечка? Сунул его носом в труп  и  вынудил  вдохнуть  споры  этого
плодоносящего тела? Нет,  скорее  заставил  сожрать,  ну  же,  мальчик,  жуй
быстрее, пора обедать. Каким бы ни был процесс зарождения хорьков, начинался
он не в легких, а в желудке. Перед глазами  Джоунси  вновь  встал  Маккарти,
заблудившийся в лесу. Бивер спросил:
   "Какого дьявола вы ели? Кабаний помет?" И что ответил  Маккарти?  "Ветки,
мох, всякое такое.., не знаю, что именно, я был так голоден, знаете ли..."
   Точно. Голодный. Заблудившийся, перепуганный и  голодный.  Не  замечающий
красных брызг байрума на листьях, на зеленом мху, который он  совал  в  рот,
пропихивая его силком в желудок,  потому  что  где-то  там,  в  его  прежней
спокойной, о Боже, о Господи, адвокатский жизни он читал, что  в  экстренных
случаях  можно  продержаться  на  мхе  и  листьях.  Возможно  ли,  что  все,
проглотившие споры байрума (такие крошечные, невидимые невооруженным глазом,
плавающие в воздухе), обречены вынашивать злобных чудовищ, одно  из  которых
выжрало изнутри и разорвало Маккарти  и  убило  Бива?  Вероятно,  нет,  ведь
далеко не все женщины, которым надоело предохраняться, беременеют с  первого
раза. Но Маккарти попался.., и Лэд тоже.
   - Он знает о коттедже, - сказал Джоунси.
   Конечно. Коттедж в Уэйре, в шестидесяти милях к западу от Бостона. И  ему
наверняка известна история русской, как и всем в округе. Сам Джоунси не  раз
ее рассказывал. Ее слышали в Уэйре, в Новом Салеме, Куливилле и Белчертауне,
Хардвике и Пакардсвилле и Пелхеме. Во всех окружающих городках.  И  что  же,
спрашивается, они окружают?
   Как  что,  Куэббин,  разумеется.  Куэббинский  резервуар.   Водохранилище
Бостона и пригородов. Сколько людей ежедневно получают воду из Куэббина? Два
миллиона? Три? Джоунси не знал точно, но их куда больше, чем в Дерри. Мистер
Грей выбрасывал шестерку за шестеркой, еще один бросок - и он сорвет банк.
   Два-три  миллиона.  Мистер  Грей   жаждет   познакомить   их   с   Лэдом,
бордер-колли, и новым дружком Лэда.
   И пересаженный в новую среду байрум, вероятнее всего, приживется.

Глава 20

КОНЕЦ ПОГОНИ

1

   На юг, на юг, на юг.
   К тому времени, когда мистер Грей миновал поворот на Гардинер, первый  за
Огастой, снежный покров стал значительно тоньше, а шоссе,  хоть  и  покрытое
бурым слякотным месивом, все же было свободно от  заносов  по  всей  ширине.
Настала пора сменить снегоочиститель на что-то не так бросающееся  в  глаза,
отчасти потому, что он больше не понадобится, и, кроме того, руки Джоунси, в
жизни не имевшего дела с такими махинами, с непривычки болели от напряжения.
Мистеру Грею было плевать на тело временного хозяина  (по  крайней  мере  он
старался убедить в этом себя, хотя, честно говоря, трудно было не испытывать
некоторой  симпатии  к  чему-то,  способному  доставить  столь   неожиданные
наслаждения, как "бекон" и "убийство"), но оно  должно  было  прослужить  по
крайней мере еще пару сотен миль. Мистер Грей подозревал,  что  для  мужчины
своих лет Джоунси пребывает не в слишком хорошей форме. Вероятно, свою  роль
сыграл и несчастный случай, но в основном всему виной  его  работа.  Он  был
"профессором",  и  следовательно,  почти  полностью  игнорировал  физические
аспекты своей жизни, что  просто  поражало  мистера  Грея.  Как  выяснилось,
подобные создания на шестьдесят процентов состояли из эмоций, на тридцать  -
из ощущений, а рассудку были отданы всего десять процентов (и то, по  мнению
Грея, эта цифра была  несколько  завышена).  Столь  беспечное  пренебрежение
собственным телом казалось мистеру Грею глупым  и  расточительным.  Впрочем,
это не его проблема. И теперь уже не Джоунси. Джоунси превратился в то, чем,
похоже, всегда хотел стать: в чистый разум. Правда,  судя  по  его  реакции,
достигнув этого состояния, он все равно остался недоволен.
   Лэд, лежащий на полу среди  россыпи  окурков,  бумажных  чашек  и  смятых
оберток от чипсов, заскулил от боли. Тело бедняги  уродливо  вздулось,  торс
походил на бочонок. Скоро пес выпустит газы, и живот  снова  опадет.  Мистер
Грей  установил  контакт  с  байрумом,  росшим  внутри  собаки,   и   сможет
регулировать его созревание.
   Собака станет его модификацией того,  о  чем  его  хозяин  думал,  как  о
"русской". Как только он отдаст пса, его миссия будет выполнена.
   Он сделал мысленный посыл назад, нащупывая остальных. Генри  и  его  друг
Оуэн внезапно исчезли, как радиостанция,  прекратившая  передачи.  Тревожный
сигнал. Еще дальше (они только что прошли повороты на  Ньюпорт,  примерно  в
шестидесяти милях  от  нынешнего  местонахождения  мистера  Грея)  следовала
группа из трех человек с одним  четким  контактом:  "Перли".  Перли,  как  и
собака, вынашивал байрум, поэтому мистер Грей ясно  его  слышал.  Раньше  он
получал также сигналы от второго,  по  имени  "Фредди",  но  сейчас  и  этот
замолчал. Росший на нем байрум погиб. Так сказал "Перли".
   На обочине промелькнул зеленый знак с надписью:
   ЗОНА ОТДЫХА. Там наверняка найдется "Королевский бургер",  который  файлы
Джоунси  определяли  как  "ресторан"  и  "закусочная  фаст-фуд",  где  можно
попросить бекон, при мысли о котором  желудок  громко  заурчал.  Да,  трудно
будет отказаться от этого тела. Оно  имеет  свои  преимущества,  определенно
имеет, и немалые. Но времени на бекон нет, пора сменить  машину.  И  сделать
это как можно более незаметно.
   Въезд в зону отдыха разделялся на две дорожки. Одна ДЛЯ ЛЕГКОВЫХ МАШИН. И
вторая ТОЛЬКО ДЛЯ  ГРУЗОВИКОВ  И  АВТОБУСОВ.  Мистер  Грей  зарулил  большой
оранжевый снегоочиститель на стоянку для грузовиков (у Джоунси от  усталости
дрожали  руки)  и,  с  восторгом  увидев  еще  четыре   такие   же   машины,
припаркованные вместе, поставил свою в конец ряда.
   Настало время пообщаться с Джоунси, по-прежнему  отсиживавшимся  в  своем
странном убежище, куда мистеру Грею не было доступа.
   - Что задумал, партнер? - пробормотал мистер Грей. Нет  ответа..,  но  он
чувствовал, что Джоунси прислушивается.
   - Что поделываешь?
   Нет ответа. И правда, что ему делать? Заперт,  ослеплен,  лишен  общения.
Все же не стоит  забывать  о  Джоунси...  Джоунси  с  его  чем-то  волнующим
предложением забыть о цели, о приказе рассеять семена и просто  наслаждаться
жизнью на Земле. Эта мысль упорно возникала в  самые  неподходящие  моменты:
послание, подсунутое Джоунси под дверь своей добровольной  тюрьмы.  Согласно
файлам Джоунси, мысли подобного рода назывались "слоган". Короткие,  простые
и доходчивые. Последний гласил: БЕКОН - ЭТО ТОЛЬКО  НАЧАЛО.  И  мистер  Грей
даже не усомнился, что это правда. Даже в больничной палате  (Какая  палата?
Какая больница ? Кто такая Марси ? Кому нужен укол ?) он осознал, что  жизнь
здесь прекрасна. Но приказ ясен, недвусмыслен и непререкаем: он засеет  этот
мир спорами байрума, а потом умрет. Но если по пути  успеет  поесть  бекона,
тем лучше.
   - Кто был Ричи? Что такое "Тигры"? Он тоже был тигром?  Почему  вы  убили
его?
   Нет ответа. Но Джоунси слушал. Очень внимательно. Мистеру Грею ненавистно
было его присутствие. Все равно (улыбка взята из хранилища  памяти  Джоунси)
что крохотная рыбья кость, застрявшая в горле!  Недостаточно  велика,  чтобы
подавиться, но поминутно колет и мешает.
   - Ты чертовски раздражаешь меня, Джоунси.  До  посинения.  -  Он  натянул
перчатки, некогда принадлежавшие владельцу "доджа". Хозяину Лэда.
   На этот раз узник соизволил ответить: Взаимно, партнер. Почему бы тебе не
убраться туда, где ты желанный  гость?  Отправиться  к  себе  домой,  и  там
выкидывать свои штучки?
   - Не могу, - сказал мистер Грей, протягивая руку  колли.  Лэд  благодарно
обнюхал ее, радуясь запаху прежнего хозяина на перчатке. Мистер Грей  послал
ему мысленный приказ  сидеть  смирно,  спрыгнул  на  землю  и  стал  огибать
ресторан. На задах наверняка еще одна парковка, для служащих.
   Генри и тот, другой парень, вот вот схватят тебя за хвост, жопа с ручкой.
Тебе все равно не уйти. Поэтому расслабься. Проведи время с  толком.  Закажи
тройную порцию бекона.
   - Они не чувствуют меня, - сказал мистер Грей,  выдыхая  клубы  морозного
воздуха (ощущение прохлады во рту и горле было  изысканным,  бодрящим,  даже
запахи бензина и  дизельного  топлива  казались  чудесными).  -  Если  я  не
чувствую их, значит, они не чувствуют меня.
   Джоунси рассмеялся -  в  самом  деле  рассмеялся,  -  и  мистер  Грей  от
неожиданности застыл рядом с мусоросборником.
   Правила изменились, друг мой. Они заезжали за Даддитсом, а Даддитс  видит
линию.
   - Не пойму, о чем ты.
   Все ты понимаешь, жопа с ручкой.
   - Не смей меня так называть! - взорвался мистер  Грей.  Если  перестанешь
оскорблять мой интеллект, может, я и послушаюсь.
   Мистер Грей вновь пошел  своей  дорогой,  и  точно:  за  углом  виднелось
небольшое скопление машин, по большей части старых и потрепанных.
   Даддитс видит линию.
   Джоунси прав, он знал, что это означает. Тот, по имени Пит, тоже  обладал
этим даром, тем же даром, хотя не столь сильным, как  этот  странный  тип..,
этот Даддитс.
   Мистеру Грею  совсем  не  нравилось  оставлять  след,  по  которому  идет
"Даддитс", но он знал кое-что, не известное  Джоунси.  "Перли"  считал,  что
Генри, Оуэн и Даддитс находятся всего  в  пятнадцати  милях  к  югу  от  его
машины. Если это действительно так, значит, Генри и Оуэн  отстали  на  сорок
пять миль, и возможно, еще не успели добраться до Уотервилля. Так  что  вряд
ли им удастся в ближайшее время схватить его за хвост.
   Все же и торчать здесь смысла нет.
   Задняя дверь ресторана открылась. Молодой  человек  в  униформе,  которую
файлы Джоунси определяли как "поварской халат", вынес два  больших  мешка  с
мусором, явно предназначенных для мусоросборника. Имя молодого человека было
Джон, но друзья прозвали его "Бач" <Силач, хулиган  (англ.)>.  Мистеру  Грею
доставило бы огромное наслаждение убить его, но Бач  выглядел  куда  сильнее
Джоунси, не говоря о том, что был  явно  здоровее  и,  возможно,  проворнее.
Кроме того, убийство имело ряд неприятных побочных эффектов, и самый  худший
- необходимость снова и снова избавляться от украденных машин.
   Привет, Бач.
   Бач остановился, настороженно глядя на него.
   Какая из машин твоя?
   Собственно говоря, машина принадлежала не ему, а его матери, и  это  было
даже  к  лучшему.  Ржавая  колымага  Бача  стояла  дома:   жертва   скисшего
аккумулятора. Пришлось взять машину матери, полноприводный "субару".  Мистер
Грей, как сказал бы Джоунси, снова выкинул шестерку.
   Бач  с  готовностью  протянул  ключи.  Взгляд  у  него  по-прежнему   был
подозрительным (глаза блестят и хвост дыбом, по определению  Джоунси,  хотя,
насколько мог видеть мистер Грей, у молодого  повара  хвоста  не  было),  но
сознание уже погасло.
   Отключился, подумал Джоунси. Ты ничего не запомнишь, сказал мистер Грей.
   - Ничего, - согласился Бач. Возвращайся к работе.
   - Куда же еще, - снова согласился Бач и, подхватив  мешки,  направился  к
мусоросборнику. К тому времени, когда кончится смена  и  он  сообразит,  что
машина матери исчезла, вероятно, все будет кончено.
   Мистер Грей открыл  красный  "субару"  и  влез  внутрь.  На  пассажирском
сиденье валялся полупустой пакет с картофельными чипсами. Мистер Грей  жадно
жевал их, подъезжая к снегоочистителю, чтобы забрать  собаку.  Съев  все  до
крошки, он облизал пальцы Джоунси. Жирные. Вкусно. Совсем как бекон.
   Он посадил пса в машину и пять минут спустя уже выезжал на шоссе.
   На юг, на юг, на юг.

2

   Ночь ревет музыкой, смехом и возбужденными  голосами,  в  воздухе  плывут
соблазнительные запахи жаренных на гриле хот-догов, шоколада, арахиса,  небо
взрывается цветными огнями. И соединяя  это  в  слитную  атмосферу  веселья,
подписываясь под всем автографом самого лета, из динамиков, установленных  в
Строфорд-парке, несется разухабистый рок-н-ролл:

   Эй, привет, красотка-беби, оглянись, постой.
   Скоро поезд в Алабаму, поезжай со мной.

   И тут появляется самый высокий ковбой в мире, девятифутовый  Пекос  Билл,
под пылающим небом, нависает над толпой, и детишки с измазанными  мороженым,
широко открытыми от изумления ротиками  таращат  глаза;  смеющиеся  родители
поднимают их или сажают на плечи. Пекос Билл  помахивает  шляпой.  В  другой
руке он держит знамя с надписью: ДНИ ДЕРРИ - 81.

   До путей пешком дойдем мы, ночку переждем.
   Если нам молчать наскучит, ссору заведем.

   - Ак он озет ыть иим оким? - спрашивает Даддитс, опустив руку  с  голубым
конусом сахарной ваты и не сводя с ковбоя  таких  же  круглых  глаз,  как  у
любого здешнего трехлетки. Справа от него стоят Пит и Джоунси, слева - Генри
и Бив. За ковбоем шествует процессия девственных весталок  (наверняка  среди
них найдется парочка девственниц, даже в лето  Господне  1981),  в  расшитых
блестками ковбойских юбках и белых ковбойских сапожках,  подбрасывая  жезлы,
навеки завоевавшие Запад.
   - Не знаю, как он может быть таким высоким, Дадс,  -  ухмыляется  Пит  и,
выдернув клок  ваты,  сует  в  распахнутый  рот  Даддитса.  -  Должно  быть,
волшебство.
   Все смеются над Даддитсом, который ухитряется жевать,  не  сводя  глаз  с
ковбоя на ходулях. Дадс выше их всех, даже Генри,  но  по-прежнему  остается
ребенком, и это приводит остальных в восторг. Волшебник - это он, только он,
и хотя он отыщет Джози Ринкенхауэр  не  раньше  будущего  года,  они  твердо
знают:  он  самый  натуральный  волшебник.  И  хотя  они  отчаянно  трусили,
сцепившись с Ричи Гренадо и его дружками, но по сию пору  уверены,  что  тот
день был самый счастливый в их жизни.

   Не отказывайся, беби, поезжай со мной,
   Ждет нас поезд в Алабаму, за большой горой.

   - Эй, тех! - машет Бив своей покрышкой  (бейсболкой  с  эмблемой  "Тигров
Дерри"). - Поцелуй меня в задницу, верзила! А  еще  лучше,  сядь  на  нее  и
покрутись!
   И все надрываются от хохота (они запомнят это на всю жизнь,  ночь,  когда
Бивер задирал ковбоя на ходулях под рассыпающимся искрами небом), все, кроме
Даддитса, продолжающего взирать на происходящее с оцепенелым  изумлением,  и
Оуэна Андерхилла (Оуэн, думает Генри, как ты попал сюда, дружище?),  который
встревоженно хмурится.
   Оуэн трясет его, Оуэн снова требует, чтобы он проснулся.
   Генри, проснись, проснись, про...

3

   ...снись, ради Бога.
   Именно дрожь в голосе Оуэна окончательно  разбудила  Генри.  В  носу  еще
стоит запах  жареного  арахиса  и  сахарной  ваты.  Но  тут  в  сонный  бред
вторгается реальность: белое небо,  заснеженное  шоссе,  зеленый  указатель:
ОГАСТА,  СЛЕДУЮЩИЕ  ДВА  ПОВОРОТА.  Оуэн  продолжает  его  трясти,  а  сзади
доносятся хриплые, отчаянные лающие звуки. Даддитс кашляет.
   - Вставай, Генри, у него кровь! Да проснись же, мать...
   - Проснулся, проснулся.
   Он отстегивает ремень безопасности, поворачивается,  встает  на  коленях.
Натруженные мышцы бедер отзываются острой болью, но Генри не до того.
   Все оказалось лучше, чем он ожидал. Судя по паническим воплям  Оуэна,  он
уже подумал было, что Дадс истекает кровью. На самом деле из ноздри сочилась
тонкая струйка, а изо рта при каждом  спазме  летели  мелкие  брызги.  Оуэн,
наверное, вообразил, что бедняга Дадс выхаркивает собственные  легкие,  хотя
тот скорее всего просто натрудил горло. Или мелкий сосуд лопнул. Разумеется,
это отнюдь не пустяки.  В  таком  тяжелом  состоянии  все  может  обернуться
катастрофой, любая простуда способна убить Даддитса. Генри с первого взгляда
понял, что Дадс выруливает на финишную прямую, ведущую к дому.
   - Дадс! - резко окликнул он. В нем  что-то  переменилось.  В  нем  что-т