ты ставишь наше предприятие под угрозу из-за  нескольких
сотен мудаков в амбаре.
   Твой босс не так бы поступил, верно?
   Оуэн вскинулся, выразив, правда, свое удивление  не  словами,  а  ставшим
более привычным способом:  в  мозгу  Генри  вихрем  пронеслась  целая  серия
изумленно-комических масок. Но даже сквозь неустанный вой и  визг  ветра  он
услышал смех Оуэна.
   Вот тут ты меня припечатал, красавчик.
   Так или иначе я их растормошу. Уж я умею расшевелить. Я мастер мотиваций.
   По крайней мере попытаешься. Генри не видел лица  Оуэна,  но  чувствовал,
что тот улыбается.
   - А потом? - вслух спросил Оуэн. - Объясни еще раз. Зачем?
   - Может, затем, что солдаты тоже нуждаются в мотивациях,  особенно  когда
вдаются в подробности. И оставь свою телепатию, я хочу, чтобы ты изложил все
вслух.
   Генри еще раз поглядел на дрожащего от холода человека:
   - После всего этого мы станем героями.  Не  потому,  что  хотели,  просто
выбора не было.
   Оуэн молча кивнул. Кивнул, все еще улыбаясь.
   - Почему нет? Почему, на хрен, нет?
   И Генри увидел маленького мальчика с блюдом, поднятым  над  головой.  Так
вот чего хотел мужчина. Чтобы мальчик положил блюдо на полку - то блюдо, что
преследовало его столько лет и навсегда останется разбитым.

5

   Курц, с детства  не  видевший  снов  и,  наверное,  поэтому  окончательно
спятивший, проснулся, как всегда, мгновенно: вот только  сейчас  пребывал  в
пустоте, и тут же пришел в себя и  вполне  сознает,  где  находится.  Живой,
аллилуйя, о да, живой и бодрый.
   Повернув голову, он взглянул на часы, но чертова машинка снова гикнулась,
несмотря на новомодный антимагнитный корпус. На циферблате, как сумасшедшие,
плясали цифры: 12-12-12, словно заика, застрявший на одном слове.
   Он включил лампу и поднял с тумбочки карманные часы. Четыре  часа  восемь
минут.
   Курц положил их на место, спустил на пол босые ноги и  встал.  И  первое,
что услышал,  -  вой  ветра.  Вой  бродячей  собаки.  И  осознал  еще  одно:
неразборчивое   бормотание   голосов   в   голове    окончательно    стихло.
Телепатическая волна прошла и улеглась,  и  Курц  был  этому  рад.  Подобные
свойства оскорбляли его на первобытном, примитивном  уровне,  как  некоторые
сексуальные приемы. Мысль о том, что кто-то  имеет  право  забраться  в  его
голову без спроса, проникнуть в верхние уровни разума, возмущала до  глубины
души. Только за это следовало стереть с лица земли серых человечков. За этот
омерзительный подарок. Слава Богу, он оказался достаточно эфемерным.
   Курц сбросил серые тренировочные трусы  и  голым  встал  перед  зеркалом,
тщательно оглядывая себя от ступней (где уже выступали змеи фиолетовых  вен)
до макушки, с гребнем спутанных седеющих волос. В свои шестьдесят он не  так
уж плохо выглядел: возраст выдавали только эти проклятые вены. И как мужчина
еще ничего, хотя эта сторона жизни его никогда не интересовала:  женщины  по
большей части -  злобные,  коварные  создания,  неспособные  на  верность  и
преданность. Они опустошали мужчину. В глубине своего безумного сердца,  где
даже   сумасшествие   было   выхолощенным,   тщательно   подкрахмаленным   и
выглаженным, а потому не слишком интересным, он считал секс ненужным и  даже
запретным. Даже если все проделывалось ради  продолжения  рода,  результатом
обычно было оснащенное мозгами новообразование, не слишком  отличавшееся  от
срань-хорьков.
   От макушки взгляд Курца снова пополз вниз, медленно,  выискивая  малейшую
полоску красного,  каждое  крошечное  пятнышко.  Ничего.  Он  повернулся  и,
вытянув шею, попытался рассмотреть  спину,  и  снова  ничего  не  обнаружил.
Раздвинул ягодицы, пощупал кожу между ними, сунул палец в анус, но не ощутил
ничего, кроме упругой плоти.
   - Я чист, - произнес он тихо, моя руки в меленькой ванной ?виннебаго?.  -
Чист, как снег.
   Он снова натянул трусы и, присев, надел носки. Чист,  благодарение  Богу,
чист. Хорошее слово - ?чист?. Неприятное ощущение  телепатии  -  как  потная
кожа, прижатая к потной коже - улетучилось. И ни единого признака Рипли:  он
даже проверил язык и десны.
   Так что же разбудило его? Почему в голове бьет тревожный набат?
   Потому что телепатия - не единственная форма экстрасенсорного восприятия.
Потому что задолго до того, как серые человечки узнали о  таком  месте,  как
Земля, заткнутом в самый пыльный и  отдаленный  уголок  великой  межзвездной
библиотеки,   существовала   маленькая   штучка,   называемая    инстинктом,
отличительная особенность такого хомо сапиенс в военном мундире, как Курц.
   - Предчувствие, - сказал Курц. - Добрая старая американская интуиция.
   Он влез в штаны и, все еще полуголый, схватил рацию, лежащую на  тумбочке
рядом с часами (уже четыре часа шестнадцать  минут:  время,  похоже,  просто
мчится, как машина без тормозов,  летящая  по  склону  холма  к  оживленному
перекрестку). Рация была снабжена специальным часовым механизмом и к тому же
закодированным, что, по  мнению  изобретателей,  делало  невозможным  всякую
блокировку.., но при взгляде на предположительно неуязвимый  циферблат  Курц
сразу понял, что дело плохо.
   Он нажал кнопку вызова. Фредди Джонсон  откликнулся  довольно  быстро,  и
голос не казался слишком уж сонным..,  о,  как  сейчас,  в  эту  критическую
минуту, Курц (урожденный Роберт Кунц, имя, имя, что в имени твоем) мечтал об
Андерхилле!
   Оуэн, Оуэн, подумал он, почему ты, оступился именно тогда,  когда  больше
всего нужен мне.
   - Шеф?
   - Я перевожу всю команду ?Империэл Вэлли? в один фургон.  Шестой.  Собери
всех, потом вернешься и доложишь.
   Ему пришлось выслушать, почему это  невозможно,  муть,  которую  Оуэн  не
выдал бы и в бредовом сне. Он дал  Фредди  приблизительно  сорок  секунд  на
оправдания, а потом сказал:
   - Закрой поддувало, сукин сын. Последовало потрясенное молчание.
   - Тут назревает что-то неладное.  Не  знаю,  что  именно,  но  недаром  я
вскочил с постели посреди  ночи,  и  в  голове  так  и  заливаются  колокола
тревоги. Поэтому я собираю всех вместе, и если хочешь дожить до  завтрашнего
ужина, заставь их поднять задницы и топать куда  прикажут.  Скажи  Галлахер,
пусть держится начеку, будет готова ко всему. Приказ понят, Фредди?
   - Так точно, босс. Но,  думаю,  вам  следует  знать:  у  нас  уже  четыре
самоубийства. Это из тех, о  которых  мне  известно.  Вполне  может  быть  и
больше.
   Курц  не  удивился  и  не  расстроился.  В  определенных  обстоятельствах
самоубийство не только приемлемо,  но  и  благородно  -  последний  поступок
истинного джентльмена.
   - Вертолетчики?
   - Так точно.
   - Никого из ?Империэл Вэлли??
   - Никого, босс.
   - Ладно. Вольно, парень. Заваруха вот-вот начнется. Понятия  не  имею,  в
чем дело, но нюхом чую беду. Большую.
   Курц швырнул рацию на стол и продолжил одеваться.
   Хотелось курить, но сигареты кончились.

6

   Когда-то в хлеву старика Госслина содержалось  небольшое  стадо  молочных
коров, и хотя хлев вряд ли соответствовал стандартам министерства  сельского
хозяйства,  был  еще  в  довольно  приличном  состоянии.   Солдаты   провели
электричество, повесили мощные лампы, бросавшие холодное сияние  на  стойла,
на загончик для доения, на  верхний  и  нижний  сеновалы.  Кроме  того,  они
расставили по углам  несколько  обогревателей,  и  сейчас  воздух  буквально
раскалился  лихорадочной  пульсирующей  жарой.   Войдя,   Генри   немедленно
расстегнул куртку,  но  это  не  помогло:  волосы  сразу  взмокли  от  пота.
Наверное, тут сыграли роль  и  таблетки  Оуэна  -  перед  тем  как  зайти  в
коровник, он проглотил еще одну.
   Генри огляделся и покачал головой. До  чего  же  коровник  похож  на  все
лагеря  беженцев,  которые  ему  приходилось  видеть:  боснийских  сербов  в
Македонии, гаитянских мятежников после высадки  морских  пехотинцев  Дядюшки
Шугара в Порт-о-Пренсе,  африканских  эмигрантов,  покинувших  родину  из-за
болезней, голода, гражданских войн или из-за всего вместе. Такие вещи  часто
показывают по телевизору, и к ним постепенно привыкаешь, но  сидя  в  уютном
кресле, трудно вообразить, как все происходит на самом деле, ужас, с которым
наблюдаешь  насилие,  кровь  и  боль,  так  или  иначе  отстраненный,  почти
клинический. Но оказалось, что для посещения подобных мест не нужны ни виза,
ни паспорт. Обычный коровник в Новой Англии. Люди, оказавшиеся  здесь,  были
одеты не в лохмотья и грязные дашики <мужская  африканская  рубашка.>,  а  в
дорогие охотничьи куртки, брюки с большими накладными карманами (так  удобно
для запасных обойм) и белье с подогревом от ?Фрут оф зе лум?. Но впечатление
оставалось тем же самым. Единственным отличием  было  всеобщее  непроходящее
изумление. Такого просто не могло быть на Земле Наших Надежд.
   Интернированные вполне уютно устроились на брошенных на пол вязанках сена
(предварительно подстелив куртки). Они уже успели разделиться  на  небольшие
семейные и дружеские компании и сейчас мирно спали. Сеновалы и  даже  стойла
тоже были заняты. Слышались  храп,  сопение  и  стоны  людей,  метавшихся  в
кошмарах. Где-то плакал ребенок. И  в  довершение  всего  сюрреалистического
кошмара из динамиков тихо лилась музыка.  Дремлющие,  обреченные  на  смерть
обитатели  коровника  старика  Госслина  слушали  оркестр   Фреда   Уоринга,
исполнявший ?Чарминг найт? в переложении для скрипок.
   Даже в его нынешнем одурманенном состоянии каждая деталь с неестественной
отчетливостью врезалась в память.  Все  эти  оранжевые  куртки  и  кепки!  -
подумал он. Господи! Настоящий Хэллоуин в аду!
   Здесь тоже было полно зараженных. Красно-золотой мох цвел на щеках, ушах,
между пальцами и даже на балках и электропроводах. Пахло в  основном  сеном,
но Генри без труда учуял знакомый запашок этилового спирта с примесью  серы.
Кроме  того,  спящие  непрерывно  испускали  газы,  такие  громкие,   словно
шесть-семь бездарных музыкантов пытались аккомпанировать оркестру на тубах и
саксофонах. В других обстоятельствах это было бы забавно...  Возможно,  и  в
этих тоже.., для любого человека, не  видевшего  извивающегося  и  щерившего
зубы хорька на окровавленной постели Джоунси.
   "Сколько их  сейчас  вынашивает  этих  тварей??  -  спросил  себя  Генри.
Впрочем, это не важно, - подумал он, -  хорьки  в  конце  концов  достаточно
безвредны. Они смогут  просуществовать  без  хозяев  в  этом  коровнике,  но
снаружи, где метет снег, буйствует ветер  и  температура  ниже  нулевой,  не
продержатся и двух часов.
   Ему нужно потолковать с этими людьми...
   Нет, не так. Что ему нужно - так это до  смерти  запугать  их.  Заставить
подняться и выйти из тепла на мороз. Раньше тут были коровы, и сейчас  здесь
- тоже коровы. Он  должен  превратить  их  обратно  в  людей  -  испуганных,
обозленных людей. Он мог бы сделать это, но не в одиночку. А часики  тикают.
Оуэн Андерхилл дал ему полчаса. По прикидкам Генри, треть этого времени  уже
прошла.
   Мегафон. Сообразить что-то вроде мегафона. Без этого  ничего  не  выйдет,
подумал он и, оглядевшись, заметил грузного, лысеющего мужчину, спавшего  на
боку, слева от двери, ведущей в загон для доения. Похоже, это один  из  тех,
кого он выпер из сарая, но сказать наверняка трудно.
   Но это был Чарлз, и байрум  покрыл  красной  черепицей  то,  что  старина
Чарли, вне всякого сомнения, гордо именовал своим ?солнечным  секс-пультом?.
Кому  нужна  пересадка  волос,  когда  это  дерьмо  до  тебя  доберется?   -
ухмыльнулся про себя Генри.
   Чарлз как раз то, что надо, и к тому же Марша спала  почти  рядом,  держа
руку Даррена, мистера  Убойный-косячок-из-Ньютона.  По  ранее  гладкой  щеке
Марши полз байрум. Муж пока не пострадал, зато деверь  -  Билл,  кажется?  -
походил на мохнатое чудовище. Лучший в шоу. Он встал на колени перед Биллом,
взял поросшую байрумом руку и вторгся в непроходимые джунгли  его  кошмаров.
Проснись, Билл. Труба зовет. Нужно выбираться от сюда. Несли  поможешь  мне,
мы сумеем. Проснись, Билл, Проснись и будь героем.

7

   Все случилось с головокружительной скоростью.
   Генри ощутил, как сознание  Билла  выныривает  из  глубин  сна,  отчаянно
тянется к разуму Генри, словно утопающий - к  спасателю,  плывущему  ему  на
помощь.
   Не разговаривай, не  пытайся  разговаривать,  сказал  ему  Генри,  только
слушай. Нам нужны Марша и Чарлз. Четверых будет достаточно.
   Что...
   Времени нет, Билли. Начали.
   Билл взял за руку невестку. Глаза Марши  немедленно  распахнулись,  будто
она именно этого  ждала,  и  Генри  ощутил,  как  все  шкалы  в  его  голове
повернулись еще на одно деление. На ней грибок был не  так  обилен,  как  на
Билле, но, по-видимому, природа  наделила  ее  большими  способностями.  Без
единого вопроса она взяла за руку Чарлза.  Генри  показалось,  что  она  уже
сообразила, в чем дело  и  что  от  нее  требуется.  К  счастью,  она  также
прониклась необходимостью спешить. Прежде всего следует подкинуть бомбу этим
людям, а потом использовать их как таран.
   Чарлз подскочил, тараща глаза. И тут же, как по  команде,  встал.  Теперь
все четверо собрались  в  кружок  и  взялись  за  руки,  подобно  участникам
спиритического сеанса.., что, по мнению Генри, было недалеко от истины.
   Дайте это мне, велел он, и они подчинились. Ощущение было такое, словно в
ладонь легла волшебная палочка.
   Слушайте меня! - позвал он.
   В разных концах коровника стали подниматься головы, кое-кто  подпрыгивал,
словно наэлектризованный.
   Слушайте  и  делайте,  что  говорят..,  делайте,  что  говорят.  Понятно?
Делайте, что говорят. Это  ваш  единственный  шанс,  так  что  ДЕЛАЙТЕ,  КАК
СКАЗАНО!
   Они повиновались  инстинктивно,  как  люди,  насвистывающие  мелодию  или
хлопающие в такт. Дай он им время на размышления, возможно, все оказалось бы
куда сложнее, и вероятно, просто невозможным, но он не  дал  им  ни  минуты.
Большинство  спали,  и  он  застиг  зараженных,  иначе  говоря,   телепатов,
врасплох, в ту минуту, когда их сознание было беззащитно-открытым. Повинуясь
неосознанному импульсу,  Генри  послал  серию  образов:  солдаты  в  масках,
окружающие  коровник,  некоторые  с  пистолетами,  остальные  с   рюкзаками,
присоединенными к длинным  трубкам.  Придал  лицам  солдат  выражение  почти
карикатурной  жестокости.  По  приказу,  исторгнутому   динамиками,   трубки
изрыгают струи жидкого огня: напалма. Степы  и  крыша  коровника  занимаются
мгновенно.
   Генри  проник  в  коровник,  продолжая  посылать  картины   с   вопящими,
мечущимися людьми. Огненные капли падали из дыр в горящей  крыше,  поджигали
сено. Мужчина с горящими волосами.., женщина в пылающей  лыжной  парке,  все
еще украшенной билетиками на подъемники лыжных курортов.
   Теперь все смотрели  на  Генри.  Генри  и  круг  его  приятелей.  Правда,
изображения принимали только телепаты:  инфицированы  были  всего  процентов
шестьдесят заключенных,  но  и  остальные  уловили  ощущение  нерассуждающей
паники: нарастающий прилив поднимает с мелей все лодки.
   Стиснув руки Билла и Марши, Генри снова переключил изображение на внешнюю
перспективу. Пожар; голос, орущий из динамиков приказ никого не выпускать.
   Теперь  все  заключенные  были  на  ногах,  несвязно  выкрикивая   что-то
(телепаты молчали. Измученные глаза глядели на Генри с испещренных  байрумом
лиц). Он  показал  им  коровник,  горящий  свечой  в  снежной  ночи,  ветер,
превращающий огненный ад в бушующий вихрь, но струи напалма по-прежнему бьют
по цели, и голос из динамиков вещает:
   "ТАК, ПАРНИ, ТАК, СДЕЛАЙТЕ ИХ ВСЕХ! НЕ ПОЗВОЛЬТЕ НИКОМУ УЛИЗНУТЬ!  ОНИ  -
РАК, А ВЫ -ЛЕКАРСТВО!"
   Теперь  изображение  заработало  в  полную  силу,  питаемое  собственными
страхами людей. Генри послал образы тех, кто смог найти выход или  выбраться
через окна. Многие горели заживо. Одна женщина  держала  на  руках  ребенка.
Солдаты перебили всех,  кроме  женщины  с  ребенком,  превращенных  в  живые
факелы.
   - Нет!!! - завопили в унисон сразу несколько голосов, и Генри с  каким-то
болезненным удивлением осознал, что все они  придали  лицу  горящей  женщины
свои черты.
   Теперь они  неуклюже  топтались,  как  скот,  застигнутый  грозой.  Нужно
подогреть их, пока они не начали думать.
   Собрав силу объединенного разума тех, кто держался за руки, Генри  послал
им изображение магазина.
   ПОЙМИТЕ! - мысленно  воскликнул  он.  ЭТО  ВАШ  ЕДИНСТВЕННЫЙ  ШАНС!  ЕСЛИ
МОЖЕТЕ, ПРОРВЕМСЯ  В  МАГАЗИН,  СОРВЕМ  ПРОВОЛОКУ,  ЕСЛИ  ДВЕРЬ  ЗАБИТА!  НЕ
ОСТАНАВЛИВАЙТЕСЬ! НЕ ВРЕМЯ КОЛЕБАТЬСЯ! БЕГИТЕ В ЛЕС! ПРЯЧЬТЕСЬ  В  ЗАРОСЛЯХ!
ОНИ ИДУТ, ЧТОБЫ СЖЕЧЬ КОРОВНИК И ВСЕХ, КТО ТУТ ЕСТЬ! ЛЕС  -  ВАШЕ  СПАСЕНИЕ!
СЕЙЧАС! СЕЙЧАС!
   Утонувший в колодце собственного изображения, опьяненный таблетками Оуэна
и посылая изо всех своих сил картины  возможного  спасения  в  лесу,  верной
смерти здесь, в этом проклятом месте, картины простые и незатейливые, как  в
детской книжке, он почти не сознавал, что кричит вслух:
   - Сейчас, сейчас, сейчас - Сначала команду подхватила Марша Чайлз.  Потом
ее деверь, потом Чарлз, мужчина с заросшим грибком секс-пультом.
   Невосприимчивый к байруму и, следовательно, не получивший дара  телепатии
Даррен тем не менее оказался достаточно чутким к витающим в воздухе  флюидам
и тоже стал скандировать:
   - Сейчас! Сейчас! Сейчас!
   Слово перепархивало от человека к человеку, от  группы  к  группе,  вирус
нарастающей  паники.  Куда  более  заразный,  чем  грибок.  Стены  коровника
тряслись. Кулаки вздымались в унисон, как на рок-концерте.
   - СЕЙЧАС! СЕЙЧАС! СЕЙЧАС!
   Генри позволил им перехватить инициативу, довести  накал  возбуждения  до
предела, и сам грозил кулаком, даже не сознавая этого, поднимал ноющую руку,
одновременно напоминая себе не поддаваться общей  истерии,  которую  сам  же
подогрел: в конце концов им на север, ему - на юг.  Он  ждал  того  момента,
когда возврат к прежнему состоянию невозможен. Следовало  как  можно  скорее
достичь точки кипения и спонтанного взрыва.
   Такой момент настал.
   - Сейчас, - прошептал он, снова собирая воедино  сознание  Марши,  Билла,
Чарлза и других.., тех, кто был рядом и особенно остро его  воспринимал.  Он
все  перемешал,  взболтал,  сжал  и  метнул  это  единственное  слово,   как
серебряную пулю, в головы трехсот семнадцати  людей,  запертых  в  коровнике
старика Госслина:
   СЕЙЧАС.
   И вслед за мгновением мертвенной тишины распахнулись врата ада.

8

   Еще до наступления сумерек вдоль изгороди на равном  расстоянии  друг  от
друга поставили дюжину двухместных караульных  будок  (за  неимением  ничего
лучшего, с передвижных туалетов сняли писсуары и унитазы).  В  каждой  будке
имелся обогреватель, разливавший такое отупляющее тепло,  что  охранники  не
слишком торопились выходить наружу. Время от времени кто-то открывал  двери,
впуская вихри морозного воздуха,  но  этим  и  ограничивались  все  приступы
бдительности.  Большинство  стражей  были  солдатами  мирного  времени,   не
представлявшими, насколько высоки ставки в этой  игре,  поэтому  сейчас  они
мирно травили байки о женщинах, сексе, машинах, начальстве,  сексе,  семьях,
будущем, сексе, пьянках, наркотиках, вечеринках и  сексе.  Все  благополучно
просмотрели оба визита Оуэна  Андерхилла  к  сараю  (его  легко  можно  было
заметить с постов 9 и 10) и уж, конечно, последними доперли, что имеют  дело
с настоящим, полновесным мятежом на их утлом кораблике.
   Семеро других, пробывших в команде Курца немного дольше и, следовательно,
успевших достаточно просолиться, расселись в магазине вокруг дровяной печки,
играя в карты, в том самом офисе, где Оуэн  слушал  записи  Курца  ?пощадите
нас?, где-то около  двухсот  лет  назад.  Шестеро  играющих  были  часовыми.
Седьмой - коллегой Дога Бродски,  Джином  Кембри.  Кембри  не  смог  уснуть.
Причина бессонницы  была  скрыта  эластичной  хлопчатобумажной  повязкой  на
запястье. Он не знал, сколько  еще  пос