ают, где  мама
Джози. И папа тоже.
   И не только они. По обе стороны Мейпл-лейн, до  самого  угла  растянулась
цепочка машин. Это Роберта Кэвелл предложила обзвонить  родителей  друзей  и
одноклассников Джози. Она убеждена, что каждый согласится искать  девочку  и
развесить по городу объявления  о  том,  что  она  пропала.  Не  в  укромных
заброшенных уголках (где, по мнению граждан Дерри, им самое место),  а  там,
где их увидят все. Энтузиазм Роберты так заразителен, что в глазах  Эллен  и
Гектора Ринкенхауэр загорается слабая надежда.
   Остальные родители тоже согласны действовать, с такой готовностью, словно
только и ждали, пока их попросят. Роберта  начала  звонить  сразу  же  после
того,  как  Даддитс  с  друзьями  выбрались  из  дома  (Роберта   в   полной
уверенности, что они играют где-то поблизости, потому что старый боевой конь
Генри все еще пасется на подъездной аллее), и к тому времени,  как  мальчики
возвращаются, в гостиной собрались два десятка гостей, дымящих, как паровоз,
над бесчисленными чашками кофе. Какой-то  мужчина  держит  речь.  Генри  уже
видел его раньше. Это адвокат Дейв Боклин. Его сын, Кендалл, иногда играет с
Даддитсом. Кен тоже даун, хороший парень, но до Дадса ему  далеко.  Впрочем,
что кривить душой, а кто вообще годится Дадсу в подметки?
   Мальчики стоят в дверях гостиной, поддерживая  Джози.  Она  уже  взяла  у
Даддитса свою сумку с благополучно вернувшимися на  место  БарбиКеном.  Даже
лицо почти чистое,  потому  что  Бивер  при  виде  такого  количества  машин
пожертвовал своим  носовым  платком,  чтобы  вытереть  самые  возмутительные
пятна. ("Честно говоря, - признается Бив позже, после того как все  вопли  и
сопли и прочая хренотень немного улеглись, - мне было немного  не  по  себе.
Подумать только, вытираю я эту девчонку с фигурой хоть  сейчас  на  разворот
"Плейбоя" и мозгами, грубо говоря, как у газонокосилки. И что, по-вашему, со
мной творится?") Сначала никто не замечает их,  кроме  мистера  Боклина,  но
мистер Боклин, похоже, не врубается в то,  что  видит,  потому  что  слишком
увлечен собственной речью.
   - Итак, прежде всего нужно разделиться на группы.., скажем, по три пары в
каждой.., каждой группе.., и.., мы.., мы...
   Мистер Боклин начинает сбавлять темп, как  игрушка,  в  которой  кончился
завод, и в конце концов только  открывает  по-рыбьи  рот,  глядя  неизвестно
куда. По комнате проходит нервный шепоток: очевидно,  собравшиеся  никак  не
поймут, что стряслось с этим, еще минуту назад  казавшимся  таким  уверенным
человеком.
   - Джози, - глухо, без всякого выражения произносит он, так не  похоже  на
свою обычную напористую манеру выступлений в зале суда.
   - Да, - кивает Гектор Ринкенхауэр, - так ее зовут. Что  случилось,  Дейв?
Вы в поряд...
   -  Джози,  -  повторяет  Дейв,  поднимая   дрожащую   руку.   Генри   (и,
следовательно, Оуэну, который  видит  все  это  глазами  Генри)  он  кажется
Призраком Грядущего Рождества, указывающим на могилу Эбинизера Скруджа.
   Чье-то лицо поворачивается к  двери..,  второе..,  третье..,  глаза  Элфи
Кэвелла, огромные и неверящие  за  толстыми  стеклами  очков..,  и  наконец,
миссис Ринкенхауэр.
   - Привет, ма, - как ни в чем  не  бывало  говорит  Джози,  протягивая  ей
сумочку. - Дадди нашел моих БарбиКена. Я застряла...
   Остальное тонет в радостном визге. Генри в жизни не слышал таких  криков,
и хотя все это чудесно, его почему-то трясет в ознобе.
   - Трахни меня, Фредди, - бормочет Бивер, правда, себе под нос.
   Джоунси держит за руку Даддитса, напуганного суматохой.
   Пит смотрит на Генри и слегка кивает. Мы молодцы.
   Генри отвечает кивком. Еще бы!
   Может, это не их звездный час, но что-то очень близкое. И  едва  рыдающая
миссис Ринкенхауэр сжимает дочь в объятиях, Генри трогает Даддитса за плечо.
Когда тот оборачивается, Генри целует его в щеку.
   Добрый старый Даддитс, думает он. Добрый старый...

6

   - Вот он, Оуэн, - тихо предупредил Генри. - Поворот 27.
   Видение гостиной Кэвеллов лопнуло, как мыльный пузырь, и Оуэн взглянул на
дорожный знак: ПОВОРОТ ј27 - канзас-стрит, держитесь правой стороны. В  ушах
все еще звенят счастливые, захлебывающиеся вопли.
   - Ты как? - спросил Генри.
   - Ничего. По крайней мере мне так кажется. - Он  прижался  к  пандусу,  и
гигантские колеса "хамви" покатили по  сугробам.  Часы  на  приборной  доске
сдохли, как и те, что на руке Генри, но  Оуэну  показалось,  что  небо  едва
заметно посветлело. - После того как спустимся  вниз,  направо  или  налево?
Говори сейчас, потому что останавливаться я не рискну.
   - Налево, налево.
   В мигающем свете фонарей Оуэн  прижался  к  левой  стороне,  справился  с
очередным заносом и повел  машину  по  Канзас-стрит.  Здесь  недавно  прошел
снегоочиститель, но полотно дороги уже снова замело.
   - Похоже, снег кончается, - сказал Генри.
   - Да, но  ветер  как  с  цепи  сорвался.  Хочешь  поскорее  увидеть  его?
Даддитса?
   - Немного нервничаю, но, в общем, да, - ухмыльнулся Генри, качая головой.
- Даддитс, старина... Когда он рядом, у тебя на  душе  праздник.  Он..,  это
что-то. Сам увидишь. Жаль только, что врываемся к ним в такую рань.
   Оуэн пожал плечами. Что тут поделаешь?
   - Они уже четыре года живут в новой квартире, но я ни разу там не был,  -
сказал Генри  и,  сам  того  не  сознавая,  перешел  на  мысленное  общение:
Переехали после смерти Элфи.
   А ты... И вместо слов  возникает  картина:  люди  в  черном  под  черными
зонтиками. Кладбище в дождь. Гроб на козлах с резной эпитафией:  "Покойся  с
миром, Элфи".
   Нет, пристыженно признался Генри. Никто из нас там не был. ?
   Но Генри не знал, почему они не явились на похороны, хотя  на  ум  пришла
фраза: "Движущийся палец  пишет;  написав,  движется  дальше".  Даддитс  был
важной (не то слово, жизненно важной) частью из детства. Но как только связь
прервалась, всякий возврат к прежнему был слишком болезненным. Одно  дело  -
болезненным, другое - ненужно болезненным. Но теперь Генри кое-что  понимал.
Образы, которые он ассоциировал с депрессией и возрастающей  уверенностью  в
неотвратимости самоубийства: струйка молока на подбородке  отца,  широченный
зад Барри Ньюмена, исчезающий в дверях кабинета, -  скрывали  другой,  более
сильный, более действенный: образ  Ловца  снов.  Разве  не  в  нем  истинный
источник  его  отчаяния?  Величие  теории   Ловца   снов   в   сочетании   с
банальностью.., нет,  ничтожностью  целей,  для  которых  он  использовался?
Употребить способности Даддитса на то, чтобы найти  Джози  Ринкенхауэр,  все
равно что открыть  квантовую  физику,  и  с  ее  помощью  сляпать  очередную
видеоигру. И при этом считать, будто это  все,  на  что  способна  квантовая
физика. Конечно, они совершили доброе дело: не будь  их,  Джози  Ринкенхауэр
погибла бы в трубе, как крыса в бочке с водой.  Но  будем  честны:  в  конце
концов не будущего же нобелевского лауреата они спасли...
   Я просто не могу поспеть за тем, что творится у тебя в голове, неожиданно
пожаловался Оуэн, но, похоже, ты слишком высокого мнения о себе! Нечего  нос
задирать. Какая у лица?
   Уязвленный Генри злобно уставился на него.
   - Последнее время  мы  сюда  не  приезжали,  понятно?  И  давай  на  этом
закончим.
   - Как угодно, - сказал Оуэн.
   - Но мы посылали открытки к Рождеству, ясно?  Каждый  год,  поэтому  я  и
знаю, что они переехали на Дирборн-стрит, 14, Уэст-Сайд.  Это  третья  улица
отсюда.
   - Ладно, ладно, успокойся.
   - Трахни свою мать и сдохни, нашелся тоже...
   - Генри...
   - Мы просто потеряли связь, так бывает. Возможно, не с такими,  как  ваше
высочество, принц Совершенство, но для остальных.., для остальных... - Генри
опустил глаза, увидел стиснутые кулаки и усилием воли разжал пальцы.
   - Я же сказал, ладно.
   - Возможно, принц Совершенство до сих пор не забыл никого из друзей, даже
тех, с кем рядом на горшке сидел. Должно быть, обязательно съезжаетесь раз в
год, поменяться лифчиками, похвастаться новыми записями "Мотли Крю" и поесть
салата с тунцом, как в школьном кафетерии.
   - Прости, если расстроил тебя.
   - Можешь кусаться, я не обижаюсь. Не зря же ведешь  себя  так,  будто  мы
бросили его, как последние... - Что, разумеется, недалеко от истины.
   Оуэн, ничего не ответив, продолжал вглядываться в вихрящийся снег: боялся
пропустить табличку с названием улицы в сереньком свете раннего утра..,  вот
она, перед носом!  Снегоочиститель,  проходивший  по  Канзас-стрит,  завалил
конец Дирборн, но Оуэн надеялся, что "хамви" пройдет.
   - Не то чтобы я совсем забыл о нем, - продолжал Генри, сначала  мысленно,
потом перейдя на слова. Думать о Даддитсе означало выдать себя с головой.  -
Мы все помнили его. Мы с Джоунси собирались навестить его весной. Но Джоунси
попал  в  аварию,  и  у  меня  все  из  головы  вылетело.  Неужели  это  так
удивительно?
   - Вовсе нет, - мягко сказал  Оуэн,  резко  повернул  руль  вправо,  потом
влево, чтобы машина не пробуксовывала, и нажал  на  акселератор.  "Хамви"  с
такой силой ударился в плотную стену снега, что их отбросило на сиденья.  Но
мощная машина все-таки пробила завал, и Оуэн едва успел вывести грузовик  на
середину мостовой, чтобы не сбить припаркованные по обочинам автомобили.
   - Не желаю быть  объектом  праведного  негодования  того,  кто  собирался
поджарить живьем несколько сотен ни в чем не  повинных  людей,  -  проворчал
Генри.
   Оуэн обеими ногами нажал на тормоз, отчего их вновь тряхнуло,  а  "хамви"
пошел юзом.
   - Заткнись на хрен.
   Не мели дерьма, которого не понимаешь.
   - Вполне возможно, что мне придется подыхать из-за...
   - тебя, так что почему бы тебе не держать свое хреново..,  самовлюбленное
(изображение капризного ребенка с выдвинутой нижней губкой).
   - такое рациональное, логическое дерьмо, при себе.
   Генри потрясение уставился на него, обалдев  от  неожиданности.  Когда  к
нему в последний раз обращались в подобном тоне? Кажется, вообще никогда.
   - Мне  необходимо  одно,  -  пояснил  бледный  от  усталости  Оуэн.  Лицо
осунулось, кожа туго обтянула  скулы.  -  Хочу  найти  и  остановить  твоего
Тифозного Джоунси. Ясно? И хрен с ними, с твоими тонкими чувствами,  хрен  с
твоей нежной натурой и хрен с тобой. Вот так.
   - Согласен, - кивнул Генри.
   - Не желаю выслушивать лекции по этике  и  принципам  морали  от  малого,
задумавшего вышибить свои сверхобразованные, сверхчувствительные мозги.
   - О'кей.
   - Поэтому трахни свою мать и сдохни. В "хамви" стало тихо. Ничего, совсем
ничего, кроме визга ветряного пылесоса за окнами.
   - Вот что мы сделаем, - наконец решил Генри.  -  Я  трахну  твою  мать  и
сдохну, ты трахнешь мою мать и сдохнешь. Таким образом, удастся благополучно
избежать инцеста.
   Оуэн невольно улыбнулся. Генри ответил улыбкой.
   Что делают Джоунси и мистер Грей? Можешь сказать? - спросил Оуэн.
   Генри облизнул губы. Нога почти не  чесалась,  но  язык  оброс  так,  что
казался обрывком старого плюшевого коврика.
   - Нет. Они отключились. Вероятно, это  штуки  Грея.  А  твой  бесстрашный
вождь? Курц? Он все ближе и ближе, верно?
   - Да. Если хотим сохранить фору, нужно шевелиться.
   - Будет сделано.
   Оуэн поскреб красную пленку, рассеянно сдул  с  пальцев  волокна  и  чуть
прибавил скорость. Номер 41, говоришь?
   Да. Оуэн!
   Что тебе?
   Я боюсь.
   Даддитса?
   Что-то в этом роде.
   Почему?
   Не знаю.
   Генри поднял на Оуэна потухший взгляд. Чувствую, с ним что-то неладно.

7

   Полуночный сон неожиданно обернулся явью,  и  когда  в  дверь  постучали,
Роберта  обнаружила,  что  ноги  не  идут.  Отказываются  ее  держать.  Ночь
сменилась бледным хмурым утренним светом, нагонявшим еще  большую  тоску,  и
они тут, Пит и Бив, мертвецы явились за ее сыном.
   В дверь снова ударили кулаком, раз, другой, с такой силой, что фотографии
затряслись, особенно забранная в рамку первая  страница  местной  "Ньюс"  со
снимком  Даддитса,  его  друзей  и  Джози  Ринкенхауэр.  Все  шестеро  стоят
обнявшись, с глупыми широкими  улыбками  до  ушей  (как  прекрасно  выглядел
Даддитс на этом  снимке,  каким  сильным  и  нормальным),  а  внизу  подпись
крупными буквами:
   ДРУЗЬЯ-ШКОЛЬНИКИ ИГРАЮТ В ДЕТЕКТИВОВ. ПРОПАВШАЯ ДЕВОЧКА НАЙДЕНА.
   Бац! Бац! Бац!
   Нет, подумала она. Буду сидеть тихо, и рано или поздно они уйдут,  должны
уйти, не могу же я пригласить мертвецов, главное, не подавать виду...
   Но мимо стремглав промчался Даддитс - промчался, - хотя в последнее время
даже ходил с  трудом,  и  его  глаза  наполнились  тем  прежним  несказанным
сиянием, какими хорошими мальчишками они были, сколько счастья принесли ему,
но теперь мертвы, пришли за ним сквозь бурю, мертвые!
   - Дадди, нет! - вскрикнула она, но он, не слушая,  пролетел  мимо  старой
фотографии: Даддитс Кэвелл на первой странице, Даддитс Кэвелл герой,  бывают
же чудеса, и она услышала, как он кричит, открывая дверь:
   - Ени! Ени! ЕНИ!

8

   Генри открыл было рот, пытаясь что-то сказать - он сам не знал что, слова
не шли с языка. Он застыл, как громом пораженный. Это не Даддитс,  не  может
быть Даддитс, наверное, какой-то больной дядюшка или двоюродный брат, белый,
как стенка, лысая макушка кое-как прикрыта съехавшей набок  бейсболкой  "Ред
соке", щетинистые щеки, засохшая кровь под носом, огромные темные круги  под
глазами. И все же...
   - Ени! Ени! Ени!
   Смеясь. Плача. Покрывая его звонкими чмокающими, уже  немного  позабытыми
поцелуями... Поцелуями  прежнего  Даддитса.  Где-то  глубоко,  в  хранилищах
памяти,  Бивер   Кларендон   прошептал:   "Если   вы,   парни,   кому-нибудь
проболтаетесь..." И ехидная реплика Джоунси: "Да-да, ты  больше  никогда  не
будешь водиться с нами, онанист гребаный..."  Даддитс,  это  Даддитс  целует
щеки Генри, покрытые пятнами красной проказы.., но почему у него такой  вид?
Ужасно худой.., нет, не то слово, изможденный. А  кровь  в  ноздрях,  запах,
исходящий от него, не та вонь, что от Бекки Шу, не смрад затканного байрумом
дома, но все равно безошибочный запах смерти.
   И Роберта была тут. Стояла в прихожей под  снимком  Даддитса  и  Элфи  на
карнавале "Дни  Дерри".  Оба  счастливые,  веселые,  оседлавшие  пластиковых
карусельных коней.
   Не приехал на похороны Элфи, но послал открытку, подумал Генри,  презирая
себя.
   Роберта ломала руки, глядя на него глазами,  полными  слез,  и  хотя  она
немного пополнела в груди и бедрах, а волосы почти совсем поседели,  все  же
ее сразу можно было узнать, а Даддитс.., о Господи, Даддитс...
   Генри смотрел на нее, обнимая старого  друга,  продолжающего  выкрикивать
его имя. И осмелился похлопать Даддитса по  плечу,  остро  ощутив  хрупкость
кости,  казалось,  готовой  рассыпаться  от  малейшего  прикосновения,   как
крылышко птички.
   - Роберта, - сказал он, - Роберта, Боже мой, что с ним?
   - ОЛЛ, - ответил она, выдавив  слабую  улыбку.  -  Звучит,  как  название
стирального порошка, верно? Острый лимфолейкоз.  Обнаружили  девять  месяцев
назад, и лечить, по-видимому, было уже поздно. Все, что остается, - выиграть
немного времени.
   - Ени! - воскликнул Даддитс. Посеревшее измученное лицо освещено  прежней
нелепой улыбкой. - Ень оой, емо се о зе.
   - Верно, - кивнул Генри и заплакал. - День другой, дерьмо все то же.
   - Я знаю, почему вы здесь, - сказала Роберта, - но не нужно.  Пожалуйста,
Генри. Умоляю. Не забирайте моего мальчика. Он умирает.

9

   Курц уже собирался выслушать отчет Перлмуттера о  последних  продвижениях
Андерхилла и его нового дружка - Генри, вот как его зовут, Генри  Девлин,  -
но тот испустил долгий вибрирующий  крик,  обернув  лицо  к  крыше  "хамви".
Как-то в Никарагуа Курц помог женщине произвести на свет ребенка (м они  еще
называют нас извергами, сентиментально думал он), и этот  вопль  напомнил  о
том случае, на берегах прекрасной реки Ювена.
   - Держись, Перли! - крикнул Курц. - Держись, дружище!  Дыши  глубже,  ну?
Вдох-выдох, вдох...
   - Мать твою! - выл Перли. - Взгляни,  во  что  ты  меня  втравил,  старая
сволочь! МАТЬ ТВОЮ!
   Курц не обиделся. Роженицы иногда говорят ужасные вещи, и хотя Перли явно
не принадлежал к слабому полу, Курцу почему-то казалось, что  муки,  которые
он сейчас испытывает, мало чем отличаются от родов. Может,  и  следовало  бы
избавить Перлмуттера от мучений...
   - Попробуй только, - простонал Перли.  Слезы  боли  катились  по  красным
щекам. - Попробуй только, старая погань, вонючая ящерица!
   - Не волнуйся, парнишка, - уговаривал  Курц,  гладя  вздрагивающее  плечо
Перлмуттера. Впереди слышался мерный  лязг  снегоочистителя:  Курц  уговорил
водителя проложить трассу (едва  хмурый  рассвет  высветлил  небо,  скорость
грузовика увеличилась до  головокружительных  тридцати  пяти  миль  в  час).
Габаритные огни снегоочистителя мерцали грязными красными звездами.
   Курц  подался  вперед,  блестящие  неподдельным  интересом  глаза  так  и
сверлили Перлмуттера. На заднем сиденье было очень холодно, ветер задувал  в
разбитое окно, но Курц  ничего  не  замечал.  Перед  куртки  Перли  медленно
раздувался, как воздушный шар, и Курц снова вытащил пистолет.
   - Босс, если он снова...
   Но прежде чем Фредди успел договорить, Перлмуттер оглушительно пукнул. По
кабине мгновенно распространился невыносимо омерзительный запах,  но  Перли,
похоже, ничего не заметил. Голова  бессильно  моталась  по  спинке  сиденья,
глаза полузакрыты, на лице выражение огромного облегчения.
   - Мать твою, - вскрикнул Фредди, снова опуская боковое  стекло,  несмотря
па страшный сквозняк.
   Курц зачарованно наблюдал, как неестественно  огромный  живот  па  глазах
опадает. Но не до конца. Не до конца, и это,  возможно,  к  лучшему.  Тварь,
растущая в Перлмуттере, еще может пригодиться. Не обязательно, но  вероятно.
Все твари служат Господу, как сказано в Писании, вероятно, и срань-хорьки не
исключение.
   - Держись, солдат, - повторил Курц,  снова  гладя  Перлмуттера  по  плечу
одной рукой, а другой кладя рядом с собой пистолет.  -  Держись  и  думай  о
Господе нашем.
   - Хрен с ним, с Господом, - угрюмо ответил Перлмуттер, и  Курц  удивленно
поднял брови. В жизни не подумал бы, что  Перлмуттер  способен  на  подобное
кощунство!
   Габаритные  огни  снегоочистителя  ярко  блеснули,  и  неуклюжая   машина
прижалась к правой обочине.
   - Ото, - выдохнул Курц.
   - Что делать, босс?
   - Становись за ним, - жизнерадостно  приказал  Курц,  нащупывая,  однако,
пистолет. - Посмотрим, что нужно нашему новому другу. - Хотя, кажется, он  и
без того знал. - Фредди, что ты слышал от наших старых друзей? Ты их поймал?
   - Только Оуэна, - крайне нерешительно признался  Фредди.  -  Но  не  того
парня, что с ним, и не того, за которым они гоняются. Оуэн свернул с дороги.
Они в доме. Говорят с кем-то.
   - Дом в Дерри?
   - Угу.
   Водитель снегоочистителя вывалился наружу и сейчас пробирался  к  ним,  с
трудом вытаскивая из снега огромные резиновые  сапоги.  Просторная  парка  с
капюшоном сгодилась бы и  эскимосу.  Концы  широкого  шерстяного  шарфа,  из
которого выглядывал только нос, развевались по ветру.  Не  требовалось  быть
телепатом, чтобы догадаться, что шарф связала жена или мать водителя.
   Водитель сунул  нос  в  окно  и,  вдохнув  неподражаемый  аромат  серы  и
этилового спирта, брезгливо поморщился. Очевидно,  компания  показалась  ему
подозрительной, потому что он с опаской оглядел  Фредди,  растекавшегося  по
сиденью Перлмуттера и оживленно сверкавшего  глазами  Курца.  Курц  посчитал
наиболее благоразумным на время сунуть пистолет под левую коленку.
   - Да, кэп? - осведомился он.
   - Радиограмма от  какого-то  парня,  назвавшегося  Рэндаллом,  -  сообщил
водитель,  стараясь  перекричать  шум  ветра.  Судя  по  выговору,  он   был
чистокровным янки, уроженцем Новой Англии.  -  Генерал  Рэндалл.  Утверждал,
будто говорил по спутниковой связи, прямо