мыслях
Андерхилла.
   - Приятель, до сегодняшнего дня я и понятия не имел, насколько другой. Но
не обращай внимания. Я хочу, чтобы ты понял главное: серые опарафинились  по
самое некуда. Наверное, впервые в истории они вступили в настоящую битву  за
власть, прежде всего потому, что хорьки, попадая в человека, превращаются из
сапрофитов в злокачественных паразитов. Не перестают  есть  и  не  перестают
расти. Это рак, Андерхилл, особая форма рака. Во-вторых, байрум. Пока что он
в отличие от иных планет с трудом выживает в нашем мире. Ученые и  эксперты,
которые правят этим родео, думают, что холод замедляет его  развитие,  но  я
так не считаю, вернее, считаю, что причина не только в этом. Не могу сказать
с уверенностью, потому что они тоже ничего не понимают, но...
   - Стоп, стоп... - В темноте мелькнула  короткая  вспышка:  это  Андерхилл
зажег еще одну сигарету, которую тоже съест ветер. - Ты сейчас имел  в  виду
не медиков, верно?
   - Нет.
   - Воображаешь, будто общаешься с серыми человечками. Телепатически.
   - По-моему..,  с  одним  из  них.  Можно  сказать,  между  нами  налажена
бесперебойная связь.
   - С тем Джоунси, о котором ты говорил?
   - Оуэн, я не уверен. Не до конца. Но главное,  они  проигрывают.  Я,  ты,
люди, которые были с тобой у корабля, все мы, возможно, не встретим нынешнее
Рождество. Не стану врать. Мы получили высокие концентрированные дозы. Но...
   - Я-то уж точно, - перебил Оуэн. - И Эдварде тоже, проявилось  мгновенно,
как на полароиде.
   - Но даже если байрум в самом деле скрутит тебя, не думаю, что ты  можешь
разнести его так уж широко. Не настолько он опасен.  В  амбаре  есть  немало
людей, которые так  его  и  не  подхватят,  сколько  бы  зараженных  там  ни
оказалось, а если и подхватят, то свалятся с байрумом вторичным, или  Рипли,
как тебе угодно.
   - Лучше байрум.
   - О'кей. Они смогут, в свою очередь, передать его кое-кому,  но  в  очень
слабой форме, которую можно назвать байрум-три. Вполне вероятно, что и  этим
дело  не  закончится,  но  уж  для  того,  чтобы  разглядеть  байрум-четыре,
понадобится микроскоп или анализ крови. Потом он исчезнет.
   - Не забывай о мгновенном воспроизведении.
   - Первое: серые - возможно, не что иное, как системы доставки  байрума  -
уже уничтожены. Те,  кого  не  убила  среда,  как  микробы  в  конце  концов
прикончили марсиан в ?Войне миров?, расстреляны  из  пулеметов.  Все,  кроме
одного.., возможно, того, от которого я получаю информацию. Но в  физическом
смысле его тоже не существует. Второе: хорьки не сработали. Как  любой  рак,
они в конце концов пожирают сами себя. Те же, которые прогрызают себе дорогу
и выходят наружу из прямой кишки, быстро погибают в неблагоприятной для  них
внешней среде. Третье: байрум тоже не так действенен, но если ему дать время
вырасти  и   найти   места   обитания,   он   может   мутировать.   Научится
приспосабливаться. Может быть, править.
   - Мы собираемся стереть это место с лица земли,  -  сказал  Андерхилл.  -
Превратить весь Джефферсон-трект в выжженную зону.
   Генри  едва  не  завопил  от  бессильной  злости,  и,  вероятно,   что-то
выплеснулось наружу. Послышался глухой стук. Андерхилла отшвырнуло к  стене,
ударило спиной о потемневшие доски.
   - То, что вы здесь творите, не имеет  смысла,  -  процедил  Генри  сквозь
зубы. - Люди, которых вы заперли, не могут распространить грибок, хорьки  не
могут  распространить  грибок,  и  байрум  тоже  не  может  распространяться
самостоятельно. Если ваши парни свернут палатки и  просто  уберутся  отсюда,
природа позаботится о себе  и  сотрет  всю  эту  бессмыслицу  как  ошибочное
уравнение. Думаю, серым пришлось показаться вам на глаза, потому что они  на
хрен не верят тому, что происходит. Похоже, это был просто акт самоубийства,
вдохновляемый некоей  серой  версией  мистера  Курца.  Они  никак  не  могут
осмыслить собственное поражение.  Их  девиз:  ?Мы  всегда  выигрываем?.  Или
?побеждаем?.
   - Откуда ты...
   - Но тут в последнюю минуту, Андерхилл, может,  и  в  последнюю  секунду,
один из них нашел человека, поразительно отличающегося от остальных. Такого,
с которым способны войти в контакт не только серые, но хорьки и даже байрум.
Он ваша ?Тифозная Мэри?. И уже выбрался из секретной зоны, сводя все, что вы
здесь сделали, к нулю.
   - Гэри Джоунс.
   - Совершенно верно.
   - Что делает его не таким, как все? Как ни  больно  было  Генри  касаться
этой темы, все же приходилось кое-что открыть Андерхиллу.
   - Он, я и еще двое друзей,  теперь  погибших,  когда-то  знали  человека,
который был абсолютно другим. Другим в корне. Настоящий телепат, без всякого
байрума. Он каким-то образом повлиял на нас. Повстречай мы его, когда  стали
старше, вряд  ли  такое  было  бы  возможно,  но  в  том  возрасте  мы  были
особенно.., уязвимы, так сказать, к  тому,  что  он  нам  дал.  Потом,  годы
спустя, кое-что случилось с Джоунси, правда, не имеющее  отношения  к  этому
необыкновенному мальчику.
   Но последнее, как подозревал Генри, не было правдой: хотя Джоунси едва не
погиб под колесами машины в Кембридже, а Даддитс, насколько  знал  Генри,  в
жизни не выезжал из штата Мэн, он каким-то  образом  причастен  к  последним
роковым переменам в Джоунси. И ко всему происходящему. Он знал это.
   - Прикажешь мне.., что? Просто поверить в это? Проглотить,  как  микстуру
от кашля?
   Он не видел,  как  в  душистом  мраке  сарая  губы  Генри  растянулись  в
невеселой улыбке.
   - Оуэн, - вздохнул он, - ты и так этому  веришь.  Я  телепат,  не  забыл?
Самый страшный в джунглях. Однако вопрос.., вопрос.., в том...
   Генри задал вопрос мысленно.

7

   Стоя за изгородью у задней стены старого сарая,  терпеливо  морозя  яйца,
опустив маску, чтобы иметь возможность курить сигареты, которых  терпеть  не
мог (он раздобыл  новую  пачку  в  гарнизонной  лавчонке),  Оуэн  растерянно
озирался. Несмотря на то что ситуация весьма мало располагала к веселью, все
же, когда человек в сарае в  ответ  на  вполне  резонный  вопрос  отрезал  с
нетерпеливой прямотой: ?Ты и так этому веришь. Я телепат, не забыл?, - с губ
Оуэна сорвался короткий горький смешок. Курц  сказал,  что,  если  телепатия
станет одним из постоянных  свойств  человеческого  мозга,  общество  в  его
нынешнем виде ждет крах. Умом Оуэн понимал правоту Курца, но сейчас  осознал
ее на некоем глубинном, нутряном уровне.
   - Однако вопрос.., вопрос.., в том...
   Что мы собираемся предпринять?
   У измученного Оуэна нашелся только один ответ:
   - Думаю, нужно снаряжать погоню за Джоунсом. Но даст ли это что-нибудь? У
нас есть время?
   - Да, но очень мало.
   Оуэн пытался понять, что кроется за ответом Генри, но  его  сил  явно  не
хватало. Однако он был уверен, что почти все, сказанное  этим  человеком,  -
правда. Либо он свято верит в то, что говорит правду. Видит Бог, я тоже хочу
верить, что это правда. И под любым предлогом у  браться  отсюда  до  начала
бойни.
   - Нет, - сказал Генри, и Оуэн впервые заметил, что голос у него не совсем
твердый. Похоже, он чем-то расстроен. - Бойни не  будет.  Курцу  не  удастся
прикончить почти триста человек. Людей, которые никак не могут  повлиять  на
происходящее. Они всего лишь... О Господи, они всего лишь  невинные  жертвы!
Случайные свидетели катастрофы!
   Оуэн не удивился, обнаружив, что искренне наслаждается  смущением  Генри.
Видит Бог, сам Генри немало потрудился над тем, чтобы лишить  его  душевного
равновесия.
   - Что вы предлагаете? Особенно если учесть,  что  сейчас  главное  -  ваш
приятель Джоунси.
   - Да, но... - запнулся Генри. Теперь его  внутренний  голос  звучал  чуть
громче, но ненамного. Я не думал, что мы уйдем и бросим их на съедение.
   - Мы не уйдем. Сбежим, как пара крыс с горящими хвостами, - пояснил  Оуэн
и, затянувшись в последний раз, бросил третью сигарету. И долго смотрел, как
ветер катит ее по снегу. К этому времени по обе  стороны  сарая  возвышались
гигантские сугробы. По опустевшему выгулу мела  поземка,  с  неба  продолжал
валить снег. Ехать куда-то в такую погоду - чистое безумие.
   Придется раздобыть хотя бы ?сноу кэт?,  подумал  Оуэн.  К  полуночи  даже
полноприводный грузовик не пробьется через такие заносы.
   - Убей Курца, - тихо сказал Генри. - Это единственный выход. Будет  легче
ускользнуть, если некому  отдавать  приказы.  Кроме  того,  биологическая..,
зачистка отложится на неопределенное время.
   - Как все просто, - сухо  рассмеялся  Оуэн.  -  Андерхилл,  агент  007  с
лицензией на убийство.
   Он раскурил четвертую сигарету,  прикрывая  зажигалку  ладонями.  Пальцы,
даже в перчатках, успели онеметь.
   Если мы немедленно не договоримся, я здесь заледенею, подумал он.
   - Подумаешь, что тут такого сложного?  -  удивился  Генри,  понимая,  как
тяжело Оуэну принять такое решение. Сам Оуэн чувствовал  (и  почти  слышал),
как мучительно пытается он ничего не видеть и не знать, не  ухудшать  и  без
того безнадежное положение вещей. - Просто войди и прихлопни его.
   - Не выйдет. - Оуэн послал Генри  мысленную  картину:  Фредди  Джонсон  и
другие члены так называемой ?Империэл Вэлли? следят за ?виннебаго? Курца.  -
Кроме того, фургон оборудован  системой  динамиков.  Если  что-то  случится,
мигом нагрянут крутые парни. Но, может, я его  достану.  Скорее  всего  нет,
потому что охрана у него, как у колумбийского кокаинового  барона,  особенно
во время активных боевых операций. Но попробовать можно. Я и сам не  так  уж
плох. Но это чистое самоубийство. Если в его  распоряжении  Фредди  Джонсон,
значит,  поблизости  вертятся  Кейт  Галлахер...  Марвел  Ричардсон...  Карл
Фридман... Джослин Макэвой. Крутые парни и девочки. Генри, я убью Курца, они
убьют меня, шишки, которые стоят у руля этого шоу, пошлют нового чистильщика
- какой-нибудь клон  Курца,  который  подхватит  поводья,  выпавшие  из  рук
мертвого единомышленника. А может, просто назначат на его место Кейт.  Видит
Бог, для этого она  достаточно  безумна.  Заключенным  дадут  дополнительных
двенадцать часов на то, чтобы хорошенько провариться в собственном соку,  но
в конце концов поджарят. Единственная разница в том, что вместо того,  чтобы
весело устремиться вместе со  мной  сквозь  бурю  и  метель,  красавчик,  ты
сгоришь вместе с остальными. А тем временем  твой  приятель  Джоунси  успеет
добраться.., куда?
   - Думаю, пока благоразумнее всего держать место назначения в секрете.
   Оуэн  тем  не  менее  попробовал  применить   все   свои   телепатические
способности и на миг уловил размытое и странное изображение:  высокое  белое
здание в снегу, цилиндрическое, как силосная башня.., но все тут же пропало,
сменившись изображением белой  лошади  -  чем-то  похожей  на  единорога,  -
бегущей мимо таблички, на которой красовалась  стрелка  и  надпись  красными
буквами:
   В БЕНБЕРРИ-КРОСС.
   - Ты глушишь меня! - раздраженно проговорил он.
   - Можешь считать, что  так.  А  можешь  рассматривать  это  как  обучение
методике, которую тебе лучше усвоить, если хочешь сохранить наш  разговор  в
тайне.
   - Угу. - На самом деле Оуэн ничуть не расстроился. И  правда,  совсем  не
плохо уметь вот так глушить всякого, кто бесцеремонно лезет  в  твои  мысли.
Кроме того, Генри все-таки знал, куда стремится его друг, Тифозный  Джоунси.
Недаром Оуэн видел неясные картины в голове Генри.
   - Генри, выслушай меня.
   - Валяй.
   - Предлагаю простейший и самый безопасный план.  Первое:  если  время  не
слишком поджимает, нам нужно поспать.
   - Согласен. Непонятно, как я еще держусь на ногах.
   - Часа в три ночи я начну  действовать.  Курц  отдал  приказ  следить  за
любыми передвижениями, и охрана будет начеку, но если  глаз  Большого  Брата
немного прикроется, то не раньше четырех. Люди  к  тому  времени  устанут  и
потеряют бдительность. Мы должны уложиться в интервал от четырех до шести. Я
отвлеку часовых и закорочу ток в изгороди: это легче всего. Минут через пять
после того, как начнется переполох, я подведу  сюда  снегоход  и...  -  Оуэн
обнаружил,  что  телепатия  имеет  немалые  преимущества  по  сравнению   со
словесным общением. Не переставая  говорить,  он  послал  Генри  изображение
горящего вертолета МН-6 ?литл берд? и солдат, бегущих к нему, - ..и в путь.
   - Оставив на милость Курца беззащитных  людей,  которых  он  намеревается
превратить в угольки? Не говоря уже о Блю-группе. Сколько там? Еще триста?
   Оуэн, служивший в армии с девятнадцати лет и вот уже восемь  как  ставший
одним из чистильщиков Курца, послал два жестких слова по ментальному каналу,
установленному между ними: Допустимые потери.
   Тень Генри Девлина за грязным стеклом шевельнулась и поднялась.
   Нет, ответил он.

8

   Нет? То есть как ?нет"?
   Нет. Я их не брошу.
   Можешь предложить что-нибудь получше?
   И тут Оуэн, к своему невероятному ужасу, осознал: Генри уверен в том, что
может. Фрагменты и обрывки этой идеи (было бы чересчур  великодушно  назвать
ее  планом)  пролетали  через  мозг  Оуэна,  подобно   хвосту   кометы.   От
неожиданности он задохнулся и  даже  не  заметил,  как  сигарета  выпала  из
пальцев и унеслась, подхваченная ветром.
   Ты псих.
   Ничего подобного. Нам нужно отвлечь их, чтобы смыться, ты уже это  понял.
Считай это отвлекающим фактором.
   Их все равно убьют!
   Некоторых. Может, большинство. Но это шанс. Какой  шанс  у  них  будет  в
горящем амбаре?
   - И не забывай о Курце, - добавил Генри вслух. - Если его поставят  перед
фактом  побега  двухсот  заключенных,  многие  из  которых  будут  счастливы
поведать первому попавшемуся репортеру о том,  как  наложившее  в  штаны  от
страха  правительство  США  санкционировало  массовые  убийства  здесь,   на
американской земле, поверь, ему будет не до нас. Поводов для волнений у него
и без того появится достаточно.
   Ты не знаешь Эйба Курца, подумал Оуэн. И ничего не знаешь о Черте  Курца.
Как и он сам. Почти ничего. До сегодняшнего дня.
   Но  в  предложении  Генри  был  некий  безумный  смысл.  И  некое   зерно
искупления. По мере того как этот  бесконечный  день  четырнадцатого  ноября
катился к полуночи и шансы прожить хотя бы до  конца  недели  увеличивались,
Оуэн  без  особого  удивления  понял,  что   идея   искупления   не   лишена
привлекательности.
   - Генри!
   - Да, Оуэн, я тут.
   - Знаешь, мне всегда становилось не по  себе  при  мысли  о  том,  что  я
натворил в доме Рейплоу.
   - Знаю.
   - И все же я бы сделал это еще раз. Что за чертовщина?
   Генри,  оставшийся  прекрасным  психиатром  даже  после  того,  как  стал
помышлять о самоубийстве, промолчал. Да и что скажешь?  Некая  извращенность
всегда присутствует в человеческом характере. Нормальное поведение. Грустно,
но правда.
   - Ладно, - решил наконец Оуэн. - Ты покупаешь дом, я  его  обставляю.  По
рукам?
   - По рукам, - мгновенно ответил Генри.
   - Ты в самом деле можешь научить меня глушить непрошеных  гостей?  Думаю,
мне это понадобится.
   - Могу. Уверен.
   - Ладно. Слушай.
   Следующие три минуты говорил Оуэн, иногда  вслух,  иногда  пускал  в  ход
телепатию. Оба достигли той точки, когда различия  между  способами  общения
больше не существовало: слова и мысли стали одним.

Глава 16

ДЕРРИ

1

   До чего жарко у Госслина - до чего жарко!
   Джоунси  мгновенно  покрывается  потом,  и  к  тому  времени,  когда  они
вчетвером добираются до телефона-автомата (по несчастью, висящего у  печки),
крупные капли срываются со лба, ползут по щекам, а подмышки  превратились  в
настоящие джунгли в период  дождей..,  хотя  не  так  уж  там  много  волос,
все-таки четырнадцать лет.
   "Все впереди?, - как говорит Пит.
   Итак, у Госслина жарко, и он все еще  отчасти  пребывает  в  тисках  сна,
который вовсе не собирается померкнуть, раствориться, как все плохие сны (он
все еще ощущает вонь  бензина  и  горящей  резины,  видит  Генри,  держащего
мокасин.., и оторванную голову, он все еще видит ужасную  оторванную  голову
Ричи Гренадо), а тут еще телефонистка стервозится.  Когда  Джоунси  дает  ей
номер Кэвеллов, который мальчики знают наизусть, потому что звонят  едва  не
каждый день  и  спрашивают,  можно  ли  прийти  (Роберта  и  Элфи  неизменно
отвечают ?да?, но так требуют правила вежливости, которым их научили  дома),
телефонистка спрашивает:
   - Ваши родители знают, что вы звоните в другой город?
   Ничего общего с тягучим  выговором  янки:  слова  произносятся  с  легким
французским акцентом уроженки здешних мест, где фамилии Летурно  и  Биссонет
куда более распространены, чем Смит или Джоунс.  Скупердяи-лягушатники,  как
называет их отец Пита. И теперь, Боже, помоги Джоунси, он нарвался на такую.
   - Они позволяют мне звонить  в  кредит,  если  я  сам  плачу,  -  говорит
Джоунси. А, так он и знал, что под  конец  именно  ему  придется  не  только
лаяться  с  телефонисткой,  но  и  выкладывать   собственные   денежки.   Он
расстегивает  молнию  куртки.  Ну  и  духотища!  Как  могут   эти   старперы
рассиживаться у печки, просто выше его понимания! Друзья напирают  на  него,
толпятся рядом, что вполне естественно: они хотят знать, как идут  дела,  но
Джоунси очень хочется, чтобы они немного отступили и дали  ему  дышать.  Еще
немного, и он сварится.
   - А если я позвоню им, monfils? Твоим  mere  etpere  <сынок..,  матери  и
отцу. (фр.).>? Они скажут то же самое?
   - Конечно, - говорит Джоунси. Пот разъедает глаза, и он вытирает его, как
слезы. - Отец на работе, но мама  должна  быть  дома.  Девять-четыре-девять,
шесть-шесть-пять-восемь. Только побыстрее, пожалуйста, потому что...
   - Соединяю с абонентом, - разочарованно перебивает телефонистка.  Джоунси
одним движением плеч сбрасывает куртку на пол. Остальные так и не разделись.
Бив даже не расстегнул свою Фонзи-куртку. Просто немыслимо, как они  выносят
все это! Даже запахи действуют Джоунси на нервы: запахи бобов, кофе, мастики
для натирки полов и рассола из бочонка с пикулями. Обычно они ему  нравятся,
но сегодня к горлу подкатывает тошнота.
   В телефоне что-то щелкает. Как медленно! И друзья теснят его к стене,  на
которой  висит  аппарат.  В  дальнем  проходе  стоит  Ламар,  сосредоточенно
разглядывая  полки  с  крупами  и  потирая  лоб,  как  человек,  у  которого
раскалывается голова. Учитывая, сколько пива он влил в себя  вчера  вечером,
это вполне естественно.  У  самого  Джоунси  тоже  начинается  что-то  вроде
мигрени, не имеющей никакого отношения к пиву, просто здесь чертовски жарко,
как в а...
   Он резко выпрямляется.
   - Гудки, - сообщает он друзьям и тут же жалеет, что  не  держал  язык  за
зубами, потому что все трое придвигаются еще ближе. У  Пита  изо  рта  несет
ужасно, и Джоунси думает: Ну ты и даешь, Пит! Что это с тобой? Чистишь  зубы
по большим праздникам?
   Трубку поднимают на третьем звонке.
   - Алло?
   Это Роберта, и судя по голосу, лишенному  обычных  жизнерадостных  ноток,
она чем-то расстроена. Нетрудно понять чем: даже сюда доносится жалобный вой
Даддитса. Джоунси знает, что Элфи и Роберта не воспринимают плач  сына,  как
их четверка: в конце концов они люди взрослые. Но кроме  всего,  еще  и  его
родители, и явно чувствуют что-то, поэтому Джоунси сильно  сомневается,  что
сегодняшнее утро выдалось для миссис Кэвелл особенно радостным.
   О Господи, как можно так топить? Что  они  подбрасывают  в  эту  гребаную
печку? Плутоний, что ли?
   - Говорите, кто это, - нетерпеливо звучит в  трубке,  что  совершенно  не
похоже на неизменно приветливую миссис  Кэвелл.  Сколько  раз  она  твердила
мальчикам, что самое главное для матери такого необыкновенного создания, как
Даддитс, - это терпение. Она училась терпению на протяжении всей жизни рядом
с Даддитсом. Но сегодня утром все не так. Сегодня она цедит слова так, будто
зла на кого-то,  что  уж  совсем  немыслимо.  -  Если  вы  что-то  продаете,
простите, у меня нет времени говорить. Я очень занята