.  Ей  становилось  больно  при
одном взгляде на сына, исхудавшего, бледного и совсем лысого. Она  дала  ему
кепку с эмблемой ?Ред сокс? и автографом великого  Педро  Мартинеса  поперек
козырька (?сколько прекрасных вещей получаешь, когда  жить  осталось  совсем
немного?, часто удивлялась она), боясь, что его голова замерзнет, но Даддитс
не захотел ее надеть. Положил на колени и  продолжал  вглядываться  во  мрак
огромными несчастными глазами.
   Наконец Роберте удалось отвести его в кровать, где он снова распахнул  ей
навстречу ужасное умирающее зеленое сияние.
   - Ит озе аю?
   - Так и есть, Дадди, так и есть.
   Она не должна плакать, ни  в  коем  случае  не  должна,  иначе  он  снова
разрыдается.., но непрошеные слезы грозили  перелиться  через  край.  Голова
казалась сосудом, переполненным соленой жидкостью,  а  в  носу  пахло  морем
каждый раз, когда она втягивала воздух.
   - Аю ф Ием?
   - Да, милый.
   - Я уизу Иеа и Ита аю?
   - Обязательно. Конечно, увидишь. Только  нескоро.  Его  глаза  закрылись.
Роберта села на край кровати, разглядывая свои  руки,  чувствуя  невыразимую
горечь. И одиночество.
   Теперь она поспешила вниз,  и  точно,  Даддитс  пел.  И  потому  что  она
говорила на беглом Даддитсе (а почему нет? Этот  язык  был  для  нее  вторым
более тридцати лет),  она,  не  особенно  задумываясь,  разбирала  несвязные
звуки:
   - Скуби-Скуби-Скуби Ду, я сейчас к тебе приду. Скуби, с  самого  утра  на
работу нам пора. Скуби, помощь нам нужна...
   Она вбежала в его комнату, не зная, чего ожидать. Конечно, не  того,  что
увидела: в комнате было светло как днем, горели все лампы, Даддитс полностью
одет, впервые с его последней (и если верить доктору Бриско,  окончательной)
ремиссии. Он надел любимые вельветовые брюки, пуховый жилет поверх  майки  с
изображением Гринча <Персонаж детской книги.> и бейсболку  с  эмблемой  ?Ред
сокс?. И по-прежнему сидел в  кресле  у  окна,  глядя  в  ночь.  Ни  мрачной
гримасы, ни слез. В глазах радостное, почти  нетерпеливое  ожидание,  совсем
как в прежние времена, до болезни, давшей о себе знать незаметными, казалось
бы, незначительными симптомами: странно, как быстро он утомлялся  и  начинал
задыхаться, немного поиграв с ?фрисби? <игрушка, летающая тарелочка.>, какие
большие синяки появлялись на коже  при  малейшем  ударе,  как  медленно  они
проходили... Он выглядел именно так, когда...
   Но додумать Роберта не могла. Слишком натянуты были нервы.
   - Даддитс! Дадди, что...
   - Ама! Де ая оока? - ?Мама! Где моя коробка для завтраков?"
   - На кухне, но, Дадди, сейчас уже ночь. И  снег  идет.  Ты  ни...  -  ?ты
никуда не пойдешь?, хотелось ей сказать, но слова не шли с языка. Глаза сына
блестели так живо. Может, ей стоило радоваться  свету,  исходящему  из  этих
глаз, вновь обретенной энергии,  но  вместо  этого  Роберта  испугалась  еще
больше.
   - Е уза оока! Е узен еч! - ?Мне нужна коробка! Мне нужен ленч!"
   - Нет, Даддитс! - воскликнула она, пытаясь быть  твердой.  -  Тебе  нужно
раздеться, лечь в постель, и больше ничего. Давай я помогу.
   Но стоило ей подойти ближе, как он  поднял  руки,  скрестил  на  груди  и
прижал левую ладонь к правой щеке, а правую -  к  левой.  С  самого  раннего
детства это был его единственный способ  выражения  протеста.  Обычно  этого
оказывалось достаточно, как и сейчас. Роберта не хотела расстраивать его  и,
возможно, вызвать очередное кровотечение. Но и готовить ему ленч в  четверть
второго ночи тоже не собиралась. Ни в коем случае.
   Она отошла к кровати и села. В комнате было тепло, но она даже в  плотной
фланелевой ночной рубашке дрожала от холода. Даддитс медленно опустил  руки,
настороженно присматриваясь к матери.
   - Можешь посидеть, если хочешь, - разрешила она, - но зачем?  Видел  сон,
Дадди? Плохой сон?
   Может, и сон, но вряд ли плохой, судя по светившемуся  лицу.  Теперь  она
узнавала это выражение: так он выглядел  в  восьмидесятые,  прекрасные  годы
дружбы с Генри, Питом, Бивером и Джоунси, до того как они выросли и пошли по
жизни разными дорогами, отделываясь редкими звонками  и  еще  более  редкими
визитами. Что ж, теперь у них были свои заботы и хлопоты, и  они  постепенно
забыли того, кто остался здесь, в Дерри. Навсегда.
   Именно так он смотрел, когда внутреннее чувство подсказывало, что  сейчас
придут друзья поиграть. Иногда  они  все  вместе  шли  в  Строфорд-парк  или
Барренс (им запрещалось туда бегать, но они не  слушались,  и  она,  и  Элфи
знали об этом, а во время одной из таких вылазок они даже попали  на  первую
полосу газеты). Время от времени Элфи или кто-то из их  родителей  брал  всю
пятерку в аэропорт Мини-гольф или Городок Забав в Ньюпорте, и  в  такие  дни
она всегда складывала  сандвичи,  печенье  и  термос  с  молоком  в  коробку
Даддитса.
   Он думает, что сейчас придут друзья. Должно быть, Генри и Джоунси. Потому
что он говорит, что Пит и Бивер...
   Ужасная картина внезапно промелькнула в мозгу, и руки судорожно сжались в
кулаки. Она увидела, как  открывает  дверь  на  стук,  пронесшийся  по  дому
глубокой ночью, в три часа. Не хочет, но открывает, против воли, не в  силах
запретить себе. Но на пороге вместо  живых  стоят  мертвецы.  Бивер  и  Пит,
вернувшиеся в детство, как в тот день, когда она  впервые  встретила  их,  в
день, когда они спасли Дадди бог знает  от  каких  мерзких  издевательств  и
благополучно привели домой.  Бивер  по-прежнему  одет  в  ?косуху?  с  кучей
молний, а Пит - в свитер с вырезом лодочкой и надписью НАСА на левой стороне
груди, которым так гордился. Только они холодные,  бледные,  ни  улыбки,  ни
приветствия, и Джо ?Бивер? Кларендон деловито протягивает  зеленовато-желтые
руки с растопыренными наподобие  морской  звезды  пальцами:  ?Мы  пришли  за
Даддитсом, миссис Кэвелл. Забрать его с собой. Мы теперь мертвы, и  он  тоже
умер?.
   Роберта мучительно передернулась в ознобе, но Даддитс ничего не видел: он
смотрел в окно, нетерпеливо, выжидающе. И снова запел, очень тихо.
   - Уби, Уби, Уби-у, я ецас ее иду...

10

   - Мистер Грей?
   Нет  ответа.  Джоунси  стоял  у  двери  офиса,  теперь  уже   определенно
принадлежавшего ему (от братьев Трекер не осталось ничего,  кроме  грязи  на
окнах,  даже  порнографический  снимок  девушки  с  поднятой  юбкой  сменила
репродукция  вангоговских  ?Ноготков?),  чувствуя,  как   ему   все   больше
становится не по себе. Что на этот раз затеял ублюдок? Чего ищет?
   - Мистер Грей, где вы?
   Снова нет ответа, но на этот раз Джоунси почуял, что  он  возвращается..,
довольный и счастливый! Подумать только, сукин сын счастлив!
   Вот это уж совсем не понравилось Джоунси.
   - Послушайте, - начал он, прижавшись  ладонями  и  лбом  к  двери  своего
прибежища. - У меня к  вам  предложение,  друг  мой:  вы  и  так  наполовину
человек, почему бы не  ассимилироваться  окончательно?  Мы  могли  бы  мирно
сосуществовать, и я помог бы вам прижиться на Земле, так сказать, ввел бы  в
курс. Мороженое - чудесная штука, а пиво еще лучше. Ну, что скажете?
   Ему показалось, что мистер Грей едва не поддался  соблазну,  если  только
бесформенное,  по  существу,  создание   может   соблазниться   перспективой
обретения формы,  можно  сказать,  настоящий  взаимовыгодный  обмен,  как  в
волшебной сказке.
   Однако  мистер  Грей  сумел  выстоять:  очевидно,  мороженое  и  пиво  не
показались такими уж заманчивыми. Хлопнула дверца, скрежетнул стартер, и тут
же взревел мотор.
   -  Куда  мы  едем,  дружище?  Воображаешь,  что  сумеем   спуститься   со
Стендпайп-хилл?
   Нет ответа.  Только  тревожное  ощущение  того,  что  мистер  Грей  искал
что-то.., и сумел найти.
   Джоунси поспешил к окну и выглянул как раз вовремя,  чтобы  увидеть,  как
огни  фар  скользнули  по  пьедесталу  памятника  погибшим.  Табличку  опять
занесло: очевидно, они какое-то время простояли здесь.
   Медленно, осторожно, пробираясь  сквозь  доходившие  до  бампера  заносы,
?додж рэм? начал спуск с холма.
   Двадцать минут спустя они снова оказались на шоссе и направились на юг.

Глава 17

ГЕРОИ

1

   Оуэн не смог разбудить Генри окриками: мужик устал  и  спал  беспробудным
сном,  поэтому  пришлось  позвать  его  мысленно.   Теперь,   когда   байрум
распространился достаточно, такие вещи давались ему без труда. К  сожалению,
три пальца правой руки  были  покрыты  грибком,  который  к  тому  же  забил
раковину левого уха красноватой, вызывающей зуд губкой. Оуэн  потерял  также
пару зубов, хотя в дырах пока еще ничего не росло.
   Курца и Фредди ничего не брало, благодаря, вероятно, звериному  инстинкту
самосохранения Курца. Но члены экипажа уцелевших вертолетов были  безнадежно
поражены байрумом. Еще во время первого  разговора  с  Генри  в  сарае  Оуэн
слышал голоса перекликавшихся сослуживцев, звучавшие эхом у него  в  голове.
Пока они, как и он сам, скрывали свое несчастье под тяжелой зимней  одеждой.
Но долго ли это может продлиться? Они были в отчаянии. Что делать? И  что  с
ними будет?
   Оуэн считал, что хотя бы в этом  отношении  ему  повезло:  ему  есть  чем
заняться.
   Стоя у стены сарая, стараясь  не  коснуться  проводов  и  куря  очередную
ненужную сигарету, Оуэн мысленно отправился на поиски Генри  и  увидел,  как
тот спускается по крутому, поросшему травой  склону.  С  вершины  доносились
голоса ребятишек, играющих в софтбол или бейсбол. Генри выглядел совсем юным
и звал кого-то... Джейни? Жоли? А, какая разница?  Он  видел  сон,  а  Оуэну
нужно было вернуть его в реальность. Он и так  уже  позволил  Генри  поспать
сколько можно (почти  на  час  дольше,  чем  рассчитывал),  но  сейчас  пора
отправляться в путь.
   Генри, позвал он.
   Подросток растерянно оглянулся. Рядом оказались еще мальчишки..,  трое..,
нет,  четверо,  один  смотрит  в  какое-то  подобие   трубки.   Лица   почти
неразличимы, да и к чему это Оуэну? Ему нужен Генри,  а  не  этот  прыщавый,
испуганный двойник. Оуэну требуется мужчина.
   Генри, проснись.
   Нет, она там. Нужно ее вытащить. Мы...
   Я и крысиной задницы не дам за нее, кто бы она ни была. Вставай.
   Нет, я...
   Пора, Генри. Проснись. Вставай. Вставай...

2

   ..мать твою!
   Генри с криком подскочил, сел и стал оглядываться, не понимая, кто  он  и
где находится. Плохо, черт возьми, но хуже всего, что он не  знал,  в  каком
когда оказался. Ему восемнадцать, или  почти  тридцать  восемь,  или  что-то
между? В ноздрях стоит запах травы, в ушах отдается стук биты по мячу  (биты
для софтбола, в который играют девочки, девочки в желтых блузках)  вместе  с
воплем Пита: ?Она здесь! Парни, похоже, она здесь!"
   - Пит видел это, видел линию, - пробормотал Генри, сам точно не  зная,  о
чем говорит. Сон уже таял, яркие образы сменялись чем-то темным. Тем, что он
должен сделать или хотя бы попытаться. Он вдохнул запах сена и кисло-сладкий
аромат марихуаны.
   "Мистер, вы можете нам помочь??  Большие  оленьи  глаза.  Марша,  так  ее
звали. Все становилось на свои места. ?Вероятно, нет, - ответил он, а потом:
   - ..может быть?.
   "Да просыпайся же, Генри! Без четверти четыре, дети, в школу собирайтесь,
петушок пропел давно?.
   Этот голос  был  сильнее  и  требовательнее  остальных,  заглушая  другие
голоса, отсекая их, как ор из плейера, когда  батарейки  новые  и  громкость
включена на всю катушку. Голос Оуэна Андерхилла. Он Генри Девлин. И если они
хотят попытаться, сейчас самое время.
   Генри поднялся, морщась от боли в затекших  ногах,  плечах,  спине,  шее.
Сведенные мышцы  мучительно  протестовали,  победоносно  наступающий  байрум
вызывал невыносимый зуд. Он  чувствовал  себя  столетним  старцем,  пока  не
сделал первого шага к окну, но тут же накинул еще с десяток годков.

3

   Оуэн  увидел  неясный  силуэт  за  окном  и  облегченно   кивнул.   Генри
передвигался, как Мафусаил в свой самый неудачный день, но Оуэн, к  счастью,
мог поправить дело, по крайней мере временно. Он украл  это  из  только  что
открывшегося изолятора, в котором царила такая суматоха,  что  никто  ни  на
кого не обращал внимания. Все это время он защищал фронтальную  часть  мозга
двумя блокирующими мантрами, которым научил его Генри: ?В Бенберри-кросс,  в
Бенберри-кросс, бим-бом, на палочке верхом? и  ?Мы  можем-можем,  да-да,  мы
можем, можем, Господь небесный, можем..."
   До сих пор ?глушилки? работали, он заметил несколько странных взглядов  в
свою сторону, но вопросов не последовало. Даже погода была  на  их  стороне:
метель не унималась.
   Теперь в окне показалось лицо Генри: бледный смутный овал, прижавшийся  к
стеклу.
   Я ничего об атом не знаю, послал Генри. Слушай, я едва хожу.
   Сейчас помогу. Отойди от окна.
   Генри молча отступил.
   В одном кармане куртки  Оуэн  носил  небольшую  металлическую  коробку  с
выдавленной на крышке аббревиатурой USMC <Военная служба  США.>,  в  которой
держал различные  удостоверения  личности,  когда  отправлялся  с  очередным
заданием. Коробку подарил  сам  Курц,  в  прошлом  году,  после  операции  в
Санто-Доминго.., что за грустная ирония!
   В другом  кармане  лежали  три  камня,  которые  он  подобрал  под  своим
вертолетом, где снегу было поменьше.
   Он вытащил один солидный  осколок  мэнского  гранита  и  в  ужасе  замер,
пораженный ярким видением: Маккавано, член команды Блю-Бой-Лидер, потерявший
два пальца, сидел на полу, в полутрейлере, рядом с Френком Беллсоном, парнем
из Блю-Бой-три, второго боевого вертолета, вернувшегося на базу.  Кто-то  из
них включил мощный фонарь, поставив его на попа,  как  свечу.  Ослепительный
свет бил в потолок. И все это происходило рядом, менее чем в пятистах  футах
от того места, где стоял  Оуэн,  с  камнем  в  одной  руке  и  металлической
коробкой в другой. Кавано и Беллсон обзавелись чем-то вроде  густых  красных
бород. Длинные пряди, росшие из обрубков пальцев, пробивались сквозь повязки
Кавано. Оба сжимали в зубах дула пистолетов, не сводя  друг  с  друга  глаз.
Невидимая связь тонкой, но прочной ниткой протянулась  от  мозга  до  мозга.
Беллсон считал про себя: Пять.., четыре.., три...
   - Парни, не надо! - вскрикнул Оуэн, но не почувствовал, что  его  слышат:
слишком сильна была эта  взаимная  связь,  подкрепленная  решимостью  людей,
стоявших на самом краю.
   Оуэн? - Это Генри. Оуэн, что...
   Но тут он проник в то, что видел Оуэн, и в ужасе смолк.
   ...два.., один.
   Оба пистолетных выстрела слились в безумный дуэт, заглушенный ревом ветра
и гудением четырех электрических генераторов Циммера. Над головами Кавано  и
Беллсона взметнулись фонтаны крови и частиц мозга. Оуэн и Генри увидели, как
дернулась правая нога Беллсона в последней  смертельной  конвульсии,  задела
фонарь, покатившийся по полу и уткнувшийся  в  разбросанные  в  углу  ящики.
Картинка тут же погасла, как экран телевизора, когда выдернешь вилку.
   - Иисусе, - прошептал Оуэн. - Иисусе милосердный.
   За окном снова появился Генри. Оуэн сделал ему  знак  отойти  подальше  и
метнул камень. Расстояние было невелико, но он все равно промахнулся. Камень
отскочил от облезлых досок и свалился в  снег.  Оуэн  взял  второй,  глубоко
вздохнул, чтобы успокоиться, и размахнулся. На этот раз стекло разлетелось.
   Тебе письмо, Генри. Лови.
   За камнем последовала стальная шкатулка.

4

   Какой-то плоский предмет скользнул по  полу.  Генри  подобрал  коробку  и
нажал на замочек. Внутри оказались четыре завернутых в фольгу пакетика.
   Что это?
   Карманные ракеты, ответил Оуэн. Как у тебя с сердцем?
   Насколько я знаю, в порядке.
   Прекрасно, потому что по сравнению с этим кокаин  покажется  валиумом.  В
каждой пачке две штуки. Прими три, остальные спрячь на всякий случай.
   У меня нет воды.
   В ответ Оуэн послал красноречивую картинку: южный конец лошади, идущей на
север.
   Прожуй их, красавчик, у тебя еще остались кое-какие зубы, верно?  Похоже,
он не на шутку разозлился, и сначала Генри не понял, в чем дело, но  тут  же
сообразил. Он и сам потерял друзей. Совсем недавно. Не прошло и суток.
   Таблетки были белые, на пакетах ни названия, ни  штампа  фармацевтической
компании. Жуткая горечь наполнила рот. Даже горло свело судорогой, когда  он
попытался сглотнуть.
   Зато эффект был почти мгновенным. Не успел он сунуть  коробку  в  карман,
как сердце забилось вдвое быстрее. К тому времени, как он  подошел  к  окну,
частота пульса утроилась. Глаза, казалось,  вылезали  из  орбит  при  каждом
ударе. Однако в этом не было ничего неприятного, скорее наоборот. Сонливость
улетучилась вместе с болью и усталостью.
   - Bay! - завопил он, - Попаю <Морячок Попай,  герой  серии  мультфильмов,
черпающий силы в  шпинате.>  следовало  бы  сожрать  несколько  банок  этого
дерьма! - И рассмеялся, потому что изъясняться словами было почти непривычно
-  такой  архаичный,  полузабытый  способ  -  и  потому  что  идеально  себя
чувствовал.
   Тише ты! Что ты сказал?
   О'кей! О'КЕЙ!
   Даже его мысли, казалось, приобрели  новую,  кристаллическую  ясность,  и
Генри не думал, что дело только в воображении. И хотя здесь  освещение  было
чуть более тусклым, чем в остальной части лагеря, он все же  успел  увидеть,
как Оуэн поморщился и схватился за виски, словно кто-то крикнул прямо ему  в
ухо.
   Извини, подумал он.
   Ничего, все нормально. Просто ты час от часу становишься сильнее.  Должно
быть, весь покрылся этим говном.
   Вовсе нет, парировал Генри и некстати вспомнил обрывок сна:  их  четверка
на травянистом склоне. Верее, пятерка - ведь Даддитс тоже был с ними.
   Генри, помнишь, где я буду?
   Юго-западный у гол лагеря. По диагонали от амбара. Но...
   Никаких ?но?. Там я буду  ждать.  Если  хочешь  выбраться  отсюда,  лучше
поторопись. Сейчас... Оуэн, помолчав, глянул на часы. Видимо,  механические,
если еще идут, подумал Генри...без двух четыре. Даю  тебе  полчаса,  и  если
народ в амбаре не начнет шевелиться, я закорочу проволоку.
   Получаса может не хватить, запротестовал Генри. Хотя он стоял неподвижно,
глядя на фигуру Оуэна, тонувшую в снегу, все же дышал быстро, как на бегу. И
сердце колотилось, как у загнанной лошади.
   Ничего не  поделать,  постарайся  уложиться,  передал  Оуэн.  К  изгороди
подключена сигнализация. Стоит дотронуться до проволоки, и включатся сирены.
И дополнительные прожектора. Общая тревога. Даю тебе пять минут до того, как
начнется переполох, то есть считаю до трехсот, и если ты  не  покажешься,  я
пускаюсь в одиночное плавание.
   Без меня ты не найдешь Джоунси.
   Это еще не значит, что я должен оставаться  здесь  и  погибать  вместе  с
тобой. Генри. Терпеливо. Словно малому  ребенку.  Так  или  иначе,  если  не
успеешь через пять минут, у нас обоих не останется ни единого шанса.
   Эти двое.., что покончили с собой.., они не единственные, кто ушел.
   Знаю.
   Перед Генри возникло короткое видение: желтый школьный автобус с надписью
МИЛЛИНОКЕТ СКУЛ ДЕПТ. Из окон выглядывает два десятка ухмыляющихся  черепов.
Товарищи Оуэна Андерхилла. Все те, кто вчера прибыл сюда.  Люди,  которые  в
этот час либо умирают, либо уже мертвы.
   Забудь про них, передал Оуэн.  Сейчас  следует  побеспокоиться  о  парнях
Курца.  Особенно  о  команде  ?Империэл  Вэлли?.  Если  они  в  самом   деле
существуют, можешь быть уверен, последуют  приказу.  Они  достаточно  хорошо
подготовлены и натасканы. А это помогает выжить при любой неразберихе, на то
она и подготовка. Итак, пять минут после того, как  включится  сигнализация.
Считаю до трехсот.
   Логику Оуэна было трудно принять, но невозможно опровергнуть.
   Ладно. Пять минут, согласился Генри.
   Тебе не обязательно в это впутываться, заметил Оуэн. Мысль пришла к Генри
в ореоле сложной филиграни эмоций: раздражения,  чувства  вины,  неизбежного
страха; в случае Оуэна Андерхилла - страха не смерти, но провала.  Если  то,
что ты говоришь, правда,  все  зависит  от  того,  сможем  ли  мы  незаметно
выбраться отсюда, а