идании второй порции бекона.  Джоунси  вздохнул.  Безнадежно.  Все
равно  что  оказаться  в  обществе  правоверного  мусульманина,   неожиданно
попавшего в Лас-Вегас.
   В дальнем конце ресторана изгибалась арка с надписью:
   НОЧЛЕГ ДЛЯ ВОДИТЕЛЕЙ. ДУШ.
   В коротком коридоре висел ряд телефонов-автоматов, около  которых  стояли
водители, вероятно,  объясняя  женам  и  боссам,  почему  не  могут  прибыть
вовремя, их  застал  ураган  в  Мэне,  они  в  "Дайзерте"  (более  известном
завсегдатаям,  как  "Пердайзерт",  подумал  Джоунси),  к  югу  от  Дерри,  и
останутся здесь до следующего полудня, если не дольше.
   Джоунси отвернулся от окна и уставился на стол, заваленный старым,  почти
родным хламом. Вот и его телефон, синий "тримлайн". А  что,  если  позвонить
Генри? Жив ли он? Джоунси отчего-то думал, что да, в противном случае он  бы
ощутил миг его умирания.., в комнате скопилось бы куда больше теней...
   "Элвис  покинул  жилище,  -  как  говорил  Бивер,  замечая  на   странице
некрологов знакомое имя. - Что за гребаная штука жизнь!" Вряд ли Генри успел
покинуть свое жилище. Вполне возможно, что он еще выступит на "бис"

8

   Мистер Грей не подавился второй порцией  бекона,  благополучно  проглотив
все до крошки, но когда низ живота  сжало  красноречивой  коликой,  испустил
злобный рев:
   Ты отравил меня!
   Расслабьтесь, сказал Джоунси. Вам нужно  просто  освободить  место,  друг
мой, только и всего. Место? Что ты...
   Он осекся, скорчившись от очередной колики. Думаю, вам лучше поспешить  в
комнату для маленьких мальчиков, пояснил Джоунси. Господи, после  всех  этих
похищений в шестидесятых вам вроде бы следовало лучше разбираться в анатомии
человека! Неужели так ничему и не научились?
   Дарлин оставила  чек,  и  мистер  Грей  поднес  его  к  глазам.  Оставьте
пятнадцать процентов от основной суммы, велел Джоунси. На чай.
   Сколько это, пятнадцать процентов?  Джоунси  вздохнул.  Так  это  и  есть
повелители вселенной? Те самые, Великие и Ужасные? Которых  так  прославляли
все космические эпопеи? Беспощадные  покорители  звезд,  не  умеющие  ни  на
унитаз сесть, ни чаевые посчитать?!
   Живот опять свело, да так,  что  мистер  Грей  бесшумно  пукнул.  Воняет,
конечно, но не эфиром. Благодарение Богу за малые милости, подумал Джоунси и
велел мистеру Грею:
   Покажите чек.
   Мистер Грей прижал к стеклу зеленый листочек. Оставьте ей полтора  бакса.
И когда мистер Грей нерешительно нахмурился,  добавил:  Я  даю  вам  хороший
совет. Дадите больше, она запомнит вас как  мота.  Меньше  -  посчитает  вас
скупердяем.
   Он почувствовал, как мистер Грей проверяет значение слова  "скупердяй"  в
его файлах. Сообразив  что-то,  он  молча  положил  на  стол  доллар  и  два
четвертака и с облегченным вздохом направился к кассе, за которой  находился
мужской туалет.
   Коп, с несколько подозрительной, по мнению Джоунси,  медлительностью  все
еще жевал свой пирог, и, проходя мимо, Джоунси ощутил, как сущность  мистера
Грея (все больше очеловечивающаяся) растворяется, проникает в  голову  копа,
принимается ее обшаривать. И теперь  различными  системами  жизнеобеспечения
Джоунси не управляет ничего, кроме красно-черного облака.
   Джоунси молниеносно схватил со стола телефон и на миг усомнился, не зная,
правильно ли поступает.
   Просто набери 1-800-ГЕНРИ, подумал он.
   Последовала короткая пауза, и где-то в ином мире раздались звонки.

9

   - Идея Пита, - пробормотал Генри.
   Оуэн, сидевший за рулем "хамви" (огромного,  шумного,  но  оборудованного
гигантскими шинами и  летевшего  сквозь  бурю,  как  на  крыльях),  повернул
голову. Генри спал.  Очки  сползли  на  кончик  носа.  По  векам,  опушенным
байрумом, пробегала легкая рябь каждый раз, когда под ними двигались глазные
яблоки. Генри видел сон. Интересно, о чем?
   Наверное, Оуэн сумел бы пробраться в голову нового товарища и  узнать,  в
чем дело, но почему-то не посмел. Не слишком это порядочно.
   - Идея Пита, - повторил Генри. - Пит увидел ее первым.  Он  вздохнул  так
печально и устало, что Оуэну стало не по себе. Нет, он  не  хочет  принимать
никакого участия в том, что творится в мыслях Генри. До Дерри еще целый  час
или больше, если ветер не стихнет. Пусть немного поспит.

10

   Позади  здания   школы   раскинулось   футбольное   поле,   где   некогда
выкобенивался Ричи Гренадо, демонстрируя свое мастерство, но  Ричи  вот  уже
пять лет как покоится в геройской могиле, еще одно ДТП маленького городка, в
духе Джеймса Дина. Его сменяли другие  герои,  получали  свою  долю  лавров,
взрослели и исчезали. Но до футбольного сезона еще  далеко,  и  поле  усеяно
чем-то вроде огромных красных птиц с черными головами.  Эти  вороны-мутанты,
сидящие на складных стульях, смеясь, перекаркиваются о чем-то  между  собой,
но мистер Трек, директор,  возвышающийся  на  импровизированной  трибуне,  с
микрофоном в руке, без труда их перекрикивает.
   - Последнее сообщение, прежде чем я распущу вас! - гремит он. -  Не  буду
твердить  вам  о  необходимости  собрать  академические  шапочки   в   конце
церемонии, поскольку по многолетнему опыту знаю, что с таким же успехом  мог
бы обращаться к стенке...
   Смех, аплодисменты, крики "ура".
   - Но предупреждаю, НЕМЕДЛЕННО СЛОЖИТЕ ИХ И УБЕРИТЕ НА МЕСТО, ИНАЧЕ БУДЕТЕ
ПЛАТИТЬ ЗА КАЖДУЮ ПОТЕРЯННУЮ!
   Свистки и непристойные звуки,  из  которых  самый  громкий  издает  Бивер
Кларендон.
   Мистер Трек в последний раз оглядывает аудиторию.
   - Юные леди и джентльмены выпуска восемьдесят второго,  думаю,  что  имею
право сказать от имени преподавательского состава, что горжусь вами. На этом
репетиция окончена, так что...
   Последние слова тонут в общем реве, не помогают никакие динамики; красные
вороны поднимаются в  жестком  шорохе  нейлона  и  разлетаются.  Завтра  они
разлетятся навсегда, хотя три вороны, смеясь и топая к  стоянке,  где  Генри
оставил машину, еще не осознали этого. Не поняли, что  детским  годам  через
несколько часов придет конец. До них  пока  не  дошло..,  и,  может,  это  к
лучшему.
   Джоунси хватает шапочку Генри, небрежно напяливает поверх своей и бежит к
автостоянке.
   - Эй, кретин, отдай! - вопит Генри, цапнув шапочку с головы  Бивера.  Тот
возмущенно кудахчет и, смеясь, мчится за Генри. Все трое резвятся, забыв обо
всем.  Красные  мантии  надуваются,  хлопают  по  джинсам.   Джоунси   гордо
демонстрирует две шапочки: кисточки бьются  о  виски,  вид  самый  потешный.
Шапочка Бивера сползла Генри на  уши,  закрыв  лоб.  Длинные  черные  волосы
Бивера развевает ветер, изо рта торчит неизменная зубочистка.
   Джоунси еще находит время дразнить Генри: то и дело оглядываясь на  бегу,
он подначивает:
   - Ну же, мистер Баскетбол, бегаешь, как девчонка. Шевели ходулями!
   В один из таких моментов он едва не врезается в Пита, прохлаждающегося  у
северного  въезда  на  стоянку  и  коротающего  время  за  изучением   доски
объявлений.  Пит,  всего-навсего  перешедший  в  выпускной  класс,   хватает
Джоунси, наклоняет, словно даму в танго, и крепко  целует  в  губы.  Шапочки
слетают с головы Джоунси, и тот визжит от растерянности.
   - Педик чертов! - вопит он,  лихорадочно  растирая  рот..,  и..,  и  тоже
смеется. Все Питовы выходки: иногда лишнего слова  не  добьешься,  настоящий
тихоня, а потом возьмет и выкинет какой-нибудь фортель, раздолбай этакий!
   - Я так давно мечтал об этом, Гэриелла, - сентиментально вздыхает Пит.  -
Теперь тебе известны мои истинные чувства.
   - Пидор гребаный, если наградил меня сифилисом, я тебя придушу!
   Подоспевший Генри подхватывает с травы свою шапочку и лупит ею Джоунси.
   - На ней травяные пятна! - возмущается он. - Если  мне  придется  за  нее
платить, ты от меня дождешься не только поцелуев, Гэриелла!
   - Не давай обещаний, которых не сумеешь  сдержать,  мудак,  -  огрызается
Джоунси.
   - Прелестная Гэриелла! - торжественно парирует Генри.
   Подбегает запыхавшийся Бив, так и не  выплюнувший  зубочистку,  подбирает
шапочку Джоунси, заглядывает внутрь и кричит на всю стоянку:
   - Да тут пятно от сгущенки! Кому знать, как не мне, если  я  каждое  утро
нахожу парочку на простынях!
   И набрав в грудь воздуха, громко кричит на  радость  всем  удаляющимся  с
поля выпускникам в красных мантиях:
   - Гэри Джоунс дрочит в  свою  шапочку!  Эй,  слушайте  все!  Гэри  Джоунс
дрочит...
   Джоунси вцепляется в него, валит на землю, и оба катаются по  асфальту  в
облаках красного нейлона. Шапочки откатываются в сторону, и  Генри  поспешно
убирает их, чтобы спасти от неминуемой гибели.
   - Слезай с меня!  -  пыхтит  Бивер.  -  Сейчас  раздавишь,  болван!  Член
Иисусов! Ради Бога...
   - Даддитс знал ее, - говорит Пит, давно потерявший интерес к  дурачествам
друзей и не разделяющий их веселья. Настроение  у  него  явно  не  то  (Пит,
возможно, единственный из них, кто ощущает приближение великих перемен).  Он
снова смотрит на доску объявлений.
   - И мы тоже. Та, что всегда стояла за воротами Академии Дебилов.
   - Привет, Дадди, как дела,  -  пищит  он  девчачьим  голосом.  Получается
довольно мило. Ничуть не издевательски. И хотя имитатор  из  него  неважный,
Генри мгновенно узнает оригинал. И вспоминает девочку с  пушистыми  светлыми
волосами, большими карими глазами,  вечно  ободранными  коленками,  с  белой
пластиковой сумочкой, в которой вместе с ленчем лежат БарбиКен.  Она  всегда
называла их так, БарбиКен, словно они были единым целым.
   Джоунси и Бив тоже понимают, о ком идет речь, да и Генри кивает. Это  все
связь между ними, так  продолжается  уже  несколько  лет.  Между  ними  -  и
Даддитсом. Вот имени они ее не  помнят,  помнят  только,  что  фамилия  была
невозможно  длинной  и  труднопроизносимой.  Кроме  того,  она  втюрилась  в
Даддитса и вечно поджидала его у Академии Дебилов.
   Троица в  выпускных  мантиях  собирается  вокруг  Пита  и  изучает  доску
объявлений.
   На ней, как всегда,  куча  листочков  -  продажа  выпечки,  мойка  машин,
прослушивание кандидатов в местную рок-группу, летние  занятия  в  Фенстере,
написанные от руки студенческие объявления: куплю,  продам,  ищу  того,  кто
подвез бы в Бостон, сниму на паях квартиру в Провиденсе.
   И в самом верхнем углу фото улыбающейся девочки с  копной  светлых  волос
(теперь  уже  не  пушистых,  а  мелкозавитых)  и  широко  раскрытыми,   чуть
недоумевающими глазами. Ее больше нельзя назвать  малышкой.  Гарри  (уже  не
впервые) потрясен тем, как быстро растут дети (включая его  самого),  но  он
узнал бы эти темные растерянные глаза повсюду.
   ПРОПАЛА - гласит  подпись  под  снимком,  а  чуть  пониже,  более  мелким
шрифтом, добавлено: Жозетт Ринкенхауэр. В последний раз  девочку  видели  на
поле для игры в софтбол, в Строфорд-парке 7 июня 1982 года.
   Дальше идет еще какой-то текст, но Генри не собирается его читать. Вместо
этого он думает, какой переполох обычно поднимается в Дерри при одном намеке
на исчезновение ребенка. Сегодня восьмое, значит, девчонки нет почти  сутки,
а фото уже запихнули в угол, как нечто второстепенное.  Не  имеющее  особого
значения. И в газете ничего не было, Генри знает это, потому  что  успел  ее
прочесть, вернее, просмотреть, пока заглатывал хлопья с молоком.
   Может, заметка похоронена в разделе местных новостей, думает  он,  и  тут
его осеняет. Ключевое слово "похоронена". В Дерри таким  вот  образом  много
чего хоронят.
   Взять  хоть  пропавших  детей.  За  последние  годы  их  немало  исчезло,
неизвестно куда, и все про них знают, недаром такое приходило  мальчикам  на
ум  в  тот  день,  когда  они  встретили  Даддитса  Кэвелла,   но   взрослые
предпочитают не говорить об этом вслух. Словно очередной пропавший ребенок -
искупительная жертва за право жить в столь мирном чудесном местечке.  И  при
этой  мысли  Генри  охватывает  возмущение,  мало-помалу   вытеснившее   его
идиотскую радость.
   Она тоже была милой.., и эти ее БарбиКен... Забавно... Такая  же  добрая,
как Даддитс. Он помнит, как их четверка провожала Даддитса в школу - все эти
прогулки - и как часто у ворот переминалась  Джози  Ринкенхауэр,  со  своими
ободранными коленками и большой пластиковой сумкой: "Привет, Даддитс".
   До чего симпатичная девчонка была.
   И есть, думает Генри. Она...
   - Она жива, - уверенно подхватывает Бивер, вынимает  изо  рта  изжеванную
зубочистку, внимательно осматривает и роняет в траву. -  Жива,  и  где-то  в
городе. Так ведь?
   - Да, - кивает Пит, не отрывая глаз от снимка, и Генри без  труда  читает
его мысли.., почти те же, что у него  самого:  как  она  выросла.  Та  самая
Джози, которая в иной, более справедливой жизни  могла  бы  стать  подружкой
Дуга Кэвелла.
   - Но думаю... Она.., знаете...
   - Она в глубоком дерьме, - говорит Джоунси. Он уже успел освободиться  от
мантии и сейчас тщательно ее складывает.
   - Она застряла, - как во сне бормочет Пит, все еще глядя  на  фото.  -  В
ловушке, только вот...
   Его указательный палец ходит взад-вперед, как маятник: тик-так,  тик-так,
тик-так.
   - Где? - шепчет Генри, но Пит качает головой. Джоунси тоже качает головой
вслед за ним.
   - Давайте спросим Даддитса, - внезапно  говорит  Бивер.  И  все  понимают
почему. Потому что Даддитс видит линию. Даддитс...

11

   - ..видит линию!  -  внезапно  закричал  Генри,  вскидываясь  и  едва  не
стукаясь головой о потолок кабины "хамви",  чем  насмерть  перепугал  Оуэна,
который все это время пребывал в некоем надежно защищенном, закрытом со всех
сторон уютном местечке, где нет никого, кроме него, бури и бесконечной линии
фонарей, единственного доказательства того, что они по-прежнему находятся на
шоссе. - Даддитс видит линию!
   "Хамви" подпрыгнул, забуксовал, колеса заскользили, но Оуэн  в  последнюю
минуту сумел справиться с машиной.
   - О Господи, старик, - выдохнул Оуэн. - Хоть предупреждай, что ли,  когда
в следующий раз крыша поедет!
   Генри потер лицо ладонями, вдохнул и медленно выпустил воздух из легких.
   - Я знаю, куда мы направляемся и что будем делать...
   - Уже лучше.
   - ..но должен сначала рассказать историю, так что ты поймешь.
   Оуэн искоса глянул на него.
   - А ты? Ты понимаешь?
   - Не все, но больше, чем раньше.
   - Валяй. До Дерри еще час. Времени хватит? По мнению Генри, времени  было
более чем достаточно, особенно если общаться мысленно.  Он  начал  с  самого
начала.., с того, каким, по его разумению, это начало было. Не  с  нашествия
серых, не с байрума, не с хорьков, а с четырех мальчишек, мечтавших  увидеть
фото королевы бала выпускников с задранной юбкой, только и всего. Ни  больше
ни  меньше.  Оуэн  машинально  продолжал  крутить  руль,  хотя  голова   его
наполнилась множеством связанных между собой образов, скорее как во сне, чем
в кино. Даддитс, первая поездка в "Дыру в стене",  Бивер,  блюющий  в  снег.
Утренние походы в школу, Даддитсова версия игры: они  выкладывают  карты,  а
Даддитс  вставляет  колышки.   Как   они   повезли   Даддитса   смотреть   С
анта-Клауса..,  ну  просто  полный  улет!  И  как  обнаружили   фото   Джози
Ринкенхауэр на доске объявлений накануне выпускного вечера. Оуэн увидел, как
они подъезжают к дому Даддитса на Мейпл-лейн  в  машине  Генри  -  мантии  и
шапочки свалены позади, они здороваются с мистером и миссис Кэвелл, сидящими
в гостиной с пепельно-бледным мужчиной  в  комбинезоне  с  эмблемой  газовой
компании "Дерри Газ" и плачущей женщиной: Роберта Кэвелл обнимает  за  плечи
Эллен Ринкенхауэр, уверяя, что все будет хорошо: Господь не допустит,  чтобы
с дорогой малышкой Джози что-то случилось.
   Они в самом деле сильны, восхищенно думает Оуэн. Боже,  ну  и  дают!  Как
такое может быть?
   Кэвеллы почти не обращают внимания на пришедших: все четверо стали  почти
своими на Мейпл-лейн, а Ринкенхауэры слишком погружены в бездну ужаса, чтобы
заметить гостей. Они не прикоснулись к кофе, поданному Робертой. "Он в своей
комнате, мальчики", - сообщает Элфи  Кэвелл  с  грустной  улыбкой.  Даддитс,
занятый оловянными солдатиками (у него их  целая  армия),  вскакивает,  едва
завидев их на пороге. Даддитс никогда не носит ботинки дома: только шлепанцы
в виде забавных кроликов, подарок Генри  на  день  рождения,  он  любит  эти
шлепанцы настолько, что будет носить, пока  они  не  превратятся  в  розовые
плюшевые отрепья, подклеенные со всех сторон пластырем.  Но  сейчас  на  нем
ботинки. Он ждал их, и хотя улыбается так же солнечно, как всегда, глаза его
серьезны.
   - Уда ем? - спрашивает Даддитс. "Куда идем?"
   И...
   - Так вы все были такими? - прошептал Оуэн.  Правда,  Генри  уже  говорил
что-то в этом роде, но до сих пор он не представлял, о чем идет речь. -  Еще
до этого? - Он касается тонкой полоски байрума на щеке.
   - Да. Нет. Не знаю. Помолчи, Оуэн. Лучше слушай. И сознание  Оуэна  вновь
наполняется образами из восемьдесят второго.

12

   К тому времени, как  они  добираются  до  Строфорд-парка,  на  часах  уже
половина пятого,  и  по  софтбольному  полю  рассыпались  девочки  в  желтых
блузках, волосы у всех забраны в хвостики, продетые через резинки бейсболок.
У многих пластинки на зубах.
   - Батюшки мои, да у них руки не тем концом вставлены, - говорит  Пит,  и,
возможно, так и есть, но веселятся они  на  полную  катушку.  В  отличие  от
Генри, у которого в желудке свернулся комок дурного  предчувствия.  Он  даже
рад, что Джоунси выглядит точно так же: напуганным и притихшим. Если у  Пита
с Бивером воображения - ноль, то на них со стариной Гэриеллой  его  чересчур
много. Для  Пита  и  Бива  все  это  игра,  как  в  киношках  и  книгах  про
детективов-вундеркиндов, но для Генри... Не найти Джози  Ринкенхауэр  -  это
само по себе ужасно. Но найти ее мертвой...
   - Бив, - говорит он.
   Бив, увлеченно наблюдающий за девочками, оборачивается к Генри:
   - Что тебе?
   - Как, по-твоему, она еще жива?
   - Я... - Улыбка Бива меркнет,  сменяется  встревоженным  взглядом.  -  Не
знаю, старик. Пит? Но Пит качает головой.
   - Там, в школе, я  думал,  что  жива..,  черт,  ее  фото  только  что  не
говорило, но теперь... - Он пожимает плечами.
   Генри смотрит на Джоунси, но тот тоже пожимает плечами и разводит руками:
   - Понятия не имею.
   Тогда Генри делает шаг к Даддитсу. Тот смотрит  на  них  сквозь  то,  что
называет  "ои  оки"  -  узкие  полусферические  темные  очки  с  зеркальными
стеклами. По мнению Генри, в них он похож на  Рея  Уолстона  в  фильме  "Мой
любимый марсианин", но Генри никогда не высказывает этого вслух. И старается
не думать о таком в присутствии Даддитса. Дадс напялил также шапочку Бивера:
ему ужасно нравится дуть на кисточку.
   Даддитс не обладает избирательным восприятием: для него алкаш, роющийся в
мусорных ящиках в поисках пустых бутылок, девочки,  играющие  в  софтбол,  и
белки, прыгающие по ветвям деревьев, одинаково увлекательны.  Именно  это  и
делает его особым. Не похожим на других.
   - Даддитс, - начинает Генри, - помнишь девочку,  с  которой  ты  ходил  в
Академию? Джози. Джози Ринкенхауэр.
   Даддитс  слушает  с  вежливым  интересом,  только  потому,  что  к   нему
обращается друг, но имени, разумеется, не узнает. Еще бы, ведь он не  помнит
даже, что ел на завтрак, не говоря уже о какой-то малявке, с которой ходил в
школу три-четыре года назад!
   Генри захлестывает волна  безнадежности,  странным  образом  смешанной  с
горькой иронией. О чем они только думали?
   - Джози, - повторяет Пит, тоже без особой  надежды.  -  Помнишь,  мы  еще
подшучивали над тобой? Называли ее твоей подружкой? Карие  глаза..,  светлые
волосы дыбом, целая грива.., и... - Он устало вздыхает. - Мать твою...
   - Ень оой емо се о зе,  -  отвечает  Даддитс  их  любимой  фразой,  "день
другой, дерьмо все то же". - Ет отяк, ет игы.
   - Верно, - кивает Джоунси. - Нет костяшек, нет игры. Что ж,  отведем  его
домой, парни, все равно...
   - Нет, - вмешивается Бивер, и все смотрят  в  е