сегодня вечером? (фр.)> Но нужно извлекать, что возможно, из того, что мы
имеем.., и, как подтвердят читатели  Шекспира и  Фолкнера, иногда получается
неплохо.
     Американские писатели более склонны калечить язык,  чем наши английские
кузены  (и хотя  я не  согласен  с  утверждением,  будто  английский гораздо
бескровнее  американского  английского,  тем  не менее  у  многих английских
авторов есть неприятная привычка бубнить; и несмотря на то что бубнят они на
грамматически  абсолютно   правильном  английском,   монотонность   остается
монотонностью)  -  часто  потому,  что  в детстве  получили  плохое  или  не
правильное образование,  -  но  лучшие  произведения американских  писателей
способны поразить  читателя так,  как  не  в  состоянии  поразить английская
поэзия  и проза;  вспомним,  например,  таких несопоставимых писателей,  как
Джеймс Дики, Гарри Крюс, Джоан Дидион, Росс Макдональд, Джон Ирвинг.
     И Кэмпбелл, и  Херберт пишут  на  безупречном,  безошибочном английском
языке;  их произведения выходят в  мир с  наглухо застегнутыми  пуговицами и
молниями, и подтяжки всегда  на  месте -  но все равно какое  при этом между
ними различие!
     Джеймс Херберт бежит к нам, протянув руки; он не просто хочет  привлечь
наше  внимание,  он хватает  нас  за лацканы и начинает кричать в  лицо.  Не
вполне артистический метод воздействия, и никто не собирается сравнивать его
с Дорисс Лессинг или B.C. Найполом.., но он тем не менее действует.
     "Туман" (никакого отношения  к  одноименному фильму Джона Карпентера) -
это показанная  со многих точек зрения история о том, что  случилось,  когда
подземный   взрыв  проделал   брешь   в  стальном  контейнере,  захороненном
английским министерством  обороны.  В контейнере находился  живой  организм,
называемый  микоплазмой  (это  такая зловредная протоплазма,  которая  может
напомнить  зрителю  малоизвестный  японский фильм 50-х  годов,  называвшийся
"Водородный человек" (The Н-Маn)) и похожий на желто-зеленый туман или смог.
Подобно  вирусу  бешенства,  этот  туман  поражает  мозг  людей  и животных,
превращая  их  в  бесноватых маньяков.  Особенно  кровавые сцены  связаны  с
животными: фермера затаптывают насмерть на туманном пастбище его собственные
коровы;  пьяному  владельцу магазина, который ненавидит все на  свете, кроме
своих  почтовых голубей  (особенно  он  любит одного  испытанного  ветерана,
голубя  по кличке  Клод),  птицы, пролетевшие на  пути домой в  Лондон через
туман, выклевывают глаза.  Голубятник, держась за то, что осталось  от лица,
падает с крыши, где стоит голубятня, и разбивается насмерть.
     Херберт  никогда не  деликатничает  и  не  уклоняется от острых  углов;
напротив, он стремительно  и  энергично бросается  навстречу  каждому новому
ужасу.   В   одной   сцене   обезумевший    водитель   автобуса   кастрирует
преследовавшего  его   в  детстве  учителя  садовыми  ножницами;   в  другом
престарелый  браконьер,   которого   владелец  земли  как-то  раз  поймал  и
поколотил, прибивает этого владельца гвоздями  к его собственному обеденному
столу;  раздражительный  управляющий  заперт  в  сейфе  собственного  банка;
ученики забивают насмерть учителя физкультуры;  а в наиболее эффектной сцене
сто пятьдесят тысяч жителей и гостей курортного Борнемута входят  в океан и,
как лемминги, совершают  групповое самоубийство, "Туман" вышел  в 1975 году,
за три года до  ужасных  событий в Джонстауне, Гвиана, и во  многих эпизодах
книги,  особенно  в сцене  в  Борнемуте, Херберт  как будто  предсказал  эти
события.   Мы  видим  эту   сцену  глазами  молодой  женщины  Мевис   Эверс.
Любовница-лесбиянка бросила ее, открыв радости гетеросекса, и Мевис приехала
в  Борнемут, чтобы  покончить с собой..,  легкая ирония, достойная  комиксов
периода их расцвета. Она входит в воду  по  грудь,  пугается и решает пожить
еще немного.  Встречное  течение мешает  ей  выбраться,  но  после  короткой
напряженной борьбы она снова выходит на мелководье. И  становится свидетелем
кошмара:

     "Сотни, может быть, тысячи людей спускались по ступеням к пляжу и шли к
ней, шли к морю!
     Неужели  это ей  снится?..  Жители  города сплошной стеной  двигались к
морю,  шли бесшумно, уставившись в горизонт, как будто что-то их манит. Лица
у  них  были  бледные, застывшие, почти  нечеловеческие. И  среди них  дети:
некоторые  идут самостоятельно,  словно никому не принадлежат;  тех,  кто не
умеет еще ходить, несут. Большинство в ночных рубашках,  они словно встали с
постели, отвечая на призыв, который Мевис не слышала..."

     Помните, это написано до Джонстаунской  трагедии.  И я  припоминаю, как
один  комментатор  с  мрачной  и серьезной звучностью  все  повторял: "Такое
событие  не могло  предвидеть даже  самое сильное  воображение".  Я вспомнил
сцену  в Борнемуте  из  "Тумана" и подумал: "Ошибаешься. Джеймс  Херберт это
предвидел".

      "...они  продолжали  идти, не обращая внимания на ее крики, ничего  не
видя.  Она  поняла,  какая  опасность  ей  грозит, и  побежала им навстречу,
надеясь прорваться, но они оттеснили ее назад, не слушая ее криков и просьб.
Ей удалось немного прорваться вперед, но бесчисленное количество людей перед
ней продолжало толкать ее назад, в ждущее море..."

     Что ж,  как вы уже догадались, бедная Мевис получает свое самоубийство,
хочет она  того  или нет. И  кстати, именно ясность и недвусмысленность сцен
ужаса и  насилия  сделали Херберта объектом  ожесточенной критики  в  родной
Англии Он рассказывал мне, что  ему так надоели вопросы  типа "Описываете ли
вы насилие ради насилия?", что он наконец ответил репортеру: "Да, я описываю
насилие ради насилия,  точно так же, как Гарольд Роббинс описывает секс ради
секса, Роберт Хайнлайн пишет  фантастику ради фантастики, а  Маргарет Дреббл
создает литературу  ради литературы. Только  их  почему-то  об этом никто не
спрашивает".
     Отвечая  на вопрос,  как ему  пришла  в голову идея  "Тумана",  Херберт
сказал:  "Почти  невозможно  вспомнить, как появляется идея  романа;  я хочу
сказать, что  одна и  та  же мысль может возникнуть из множества источников.
Но,  насколько я могу припомнить, основная идея  возникла у  меня  во  время
деловой встречи. Я был в рекламной фирме и сидел в кабинете режиссера, очень
скучного человека. И вдруг мне неожиданно пришло в голову: "А что, если этот
человек повернется, подойдет к окну, откроет его и выпрыгнет наружу?"
     Некоторое время Херберт обдумывал эту идею и наконец засел за роман. На
работу ушло восемь месяцев:  он трудился в  основном по  выходным и поздними
вечерами.  "Больше  всего мне  нравится  в этой  вещи отсутствие ограничений
композиции или места.  Я  мог  просто писать,  пока все  не  разрешится само
собой.  Мне   нравилось  работать  с   главными  героями,   но  нравились  и
отступления: устав придумывать,  что  ждет героев впереди, я  мог  позволить
себе  свернуть в любом направлении. И во время  работы я постоянно думал: "Я
просто забавляюсь.  Стараюсь  добраться до вершины  и посмотреть, что оттуда
видно".
     По композиции  "Туман" напоминает апокалиптические  фильмы конца 50-х -
начала 60-х  годов о  больших насекомых. Налицо  все составляющие:  безумный
ученый, влезший  в  то, чего  сам  не  понимает, и  убитый  изобретенной  им
микоплазмой;  испытание секретного оружия, герой -  "молодой  ученый",  Джон
Хольман,  которого  мы  впервые  встречаем,   когда  он  героически  спасает
маленькую  девочку из трещины,  Выпускающей Туман в Ничего Не  Подозревающий
Мир; красивая подружка героя -  Кейси; непременное совещание ученых, которые
бубнят о "методе F-100 рассеивания тумана" и жалуются, что двуокись углерода
нельзя использовать, потому что "организм ею питается"; эти ученые как раз и
сообщают нам, что туман на самом деле - "плевропневмо-ниеподобный организм".
     Знакомы нам и обязательные фантастические украшения из  таких  фильмов,
как "Тарантул",  "Смертоносный богомол",  "Они!", и десятков  других,  но мы
понимаем также, что это всего лишь украшения  и смысл романа Херберта  не  в
происхождении  или   строении   тумана,  а  в   его  несомненно  дионисиевых
последствиях:  убийствах,  самоубийствах,  сексуальных  извращениях  и  иных
отклонениях  в  поведении.  Хольман,  положительный  герой,  является  нашим
представителем  из  нормального аполлониева  мира, и  нужно  отдать  должное
Херберту:  он сумел  сделать Хольмана  гораздо интереснее тех пустых героев,
которых играли Уильям Хоппер, Крейг Стивене и  Питер Грейвс в многочисленных
фильмах о больших  насекомых.., или вспомните,  если хотите, бедного старину
Хью  Марлоу  из  "Земли против  летающих тарелок": две  трети  этого  фильма
состоят  из  постоянных  призывов  "Продолжайте  стрелять  по  тарелкам!"  и
"Стреляйте по ним, пока они не разлетятся в куски!".
     Тем не менее наш интерес  к приключениям Хольмана, наша  тревога о том,
оправится ли  его подруга Кейси от  последствий  своей встречи  с туманом (и
какова  будет  ее  реакция,  когда она узнает,  что,  одурманенная  туманом,
проткнула  отцу  живот  ножницами?),   бледнеет   по  сравнению   с  ужасным
давайте-не-торопиться-посмотрим-в-подробностях  интересом к старухе, которую
живьем съедают ее любимые кошки,  или к безумному пилоту, который направляет
полный  пассажиров реактивный  самолет в  лондонский небоскреб, где работает
любовник его жены.
     В  моем представлении популярная  художественная литература делится  на
два  сорта:  то,  что  мы  называем  "мейнстрим", и  то,  что  я  бы  назвал
"пальп-фикшн".  Пальп  -  литература  дешевых  журналов,  в  том  числе  так
называемый   "шаддер-пальп",  лучшим  примером  которого  служат   "Странные
рассказы",  давно уже сошел со  сцены,  но  обрел вторую  жизнь в  романах и
по-прежнему встречается в  грудах изданий в  мягких обложках. Многие из этих
современных пальп-романов  в  пальп-журналах,  существовавших  с  1910-го по
примерно 1950  год, были бы напечатаны в виде  сериалов с продолжением. Но я
бы не  стал  ярлычок "пальп"  приклеивать строго по  жанровому признаку -  к
романам ужасов,  фэнтези, научной  фантастики,  детективам и вестернам. Мне,
например,  кажется, что Артур Хейли -  это современный пальп. Все атрибуты в
наличии - от  обязательных сцен насилия до обязательных девушек,  попавших в
беду.  Критики,  регулярно поджаривающие  Хейли  на  угольях,  это  те самые
критики,  которые - и это само по себе  способно привести в ярость  -  делят
романы лишь на две категории: "литература" (здесь роман может получиться,  а
может и нет) и "популярная литература", которая всегда плоха, как бы  хороша
она  ни была  (бывает, что писатель типа Джона  Д.  Макдональда  возвышается
критиками  и  переводится   из  разряда  "популярная  литература"  в  разряд
"литература";   в   таком   случае   все   его   произведения   благополучно
переоцениваются).
     Я лично считаю, что литература на самом деле  делится на три категории:
собственно литературу, мейнстрим и пальп и что работа критика классификацией
не ограничивается;  после классификации  роману  лишь  отводится  место,  на
которое  можно встать.  Приклеить роману ярлычок  "пальп" - отнюдь  не то же
самое,  что  назвать  его  плохим  или  утверждать, что  он  дарит  читателю
удовольствие.   Конечно,  мы   с  готовностью  признаем,   что   большинство
пальп-романов  - плохая литература; никто не сможет ничего  сказать в защиту
таких  наших старинных приятелей  из  эпохи  пальп-журналов, как "Семь голов
Бушонго" (Seven Heads of Bushongo) Уильяма Шелтона или "Девственница Сатаны"
(Satan's Virgin) Рэя Каммингса <Есть удивительный анекдот про Эрла Стенли
Гарднера,  действие  происходит  в те  дни,  которые  Фрэнк Грубер  называет
"джунглями пальп"  В самый разгар депрессии  Гарднер писал вестерны по пенни
за слово  и печатал их в таких изданиях, как "Вестерн Раундап", "Вест Уикли"
и "Вестерн  Тейлз"  (их лозунг был  -  "Пятнадцать  рассказов  -  пятнадцать
центов")  Гарднер  признавался,  что  у него выработалась привычка как можно
дольше оттягивать  финальную  перестрелку  Конечно,  в  конце  плохой парень
обязательно  падал  на землю, а хороший парень заходил в салун за выпивкой с
дымящимся пистолетом  44-го калибра и звенящими  шпорами, но  до того всякий
раз, как Гарднер писал  "бах", он зарабатывал еще один  пенни а в те времена
за  два "баха" можно  было купить  ежедневную газету - Примеч. автора>. С
другой  стороны,  Дэшиел  Хэммет  печатался  исключительно в  пальп-журналах
(особенно в  высоко  ценимой  "Черной  маске", где  печатались  современники
Хэммета:  Раймонд  Чандлер,  Джеймс   М.  Кейн  и  Корнелл  Уолрич);  первое
опубликованное  произведение  Теннесси Уильямса,  рассказ "Месть Нитокриса",
слегка в  стиле  Лавкрафта,  появилось в одном  из ранних номеров  "Странных
рассказов";  Брэдбери  начинал  с того  же;  Маккинли  Кантор,  впоследствии
написавший  "Андерсонвилль"  (Andersonville),  -  тоже   Заранее   отвергать
пальп-литературу - все равно  что отвергнуть девушку  только за то, что  она
родилась  в  семье с  сомнительной репутацией. И тот прискорбный  факт,  что
предположительно  добросовестные  критики,  как внутри жанра,  так и  за его
пределами, так поступают, вызывает у меня печаль и гнев. Джеймс Херберт - не
нарождающийся  Теннесси  Уильяме,  ждущий  лишь  подходящего момента,  чтобы
выбраться из  кокона и стать великой фигурой  современной литературы; он то,
что есть, и все это он, как говаривал Поппей. Я просто говорю, что то, что в
нем есть, достаточно  хорошо. Мне понравилось замечание  Джона Джейка  о его
собственной семейной саге Кентов.
     Джейк сказал, что Гор Видал - это "роллс-ройс" исторических романистов;
сам же он  не более чем автомобиль  класса "шевроле-вега". Но  Джейк скромно
умолчал  о том,  что  оба  автомобиля вполне  успешно доставят вас  к  месту
назначения; а предпочтение того или иного дизайна - это личное дело каждого.
     Из всех писателей, о которых мы здесь говорили, Херберт - единственный,
кто  пишет  исключительно  в  традиции  пальп-фикшн.  Его  специальность   -
насильственная смерть,  кровавые столкновения, яростный и часто  извращенный
секс, сильные молодые герои и их прекрасные подруги. Проблема, которую нужно
разрешить, в большинстве случаев очевидна, и главное в сюжете - решение этой
проблемы. Но в избранном им жанре Херберт работает исключительно эффективно.
Он с самого начала сознательно отказался от характеров, которые представляют
собой не более чем вырезанные из картона фигуры и  которые можно передвигать
по игровому  полю романа как заблагорассудится; как правило, поступки героев
строго  мотивированы,  и мы можем  поверить в эту  мотивацию и сопоставить с
собственными переживаниями, как в случае с бедной,  склонной к  самоубийству
Мевис.  Мевис с  каким-то болезненным,  тревожным вызовом  рассуждает.  "Она
хотела,  чтобы  все знали, что  она сама отняла у себя жизнь;  ее  смерть  в
отличие от  жизни должна иметь  какой-то смысл. Даже если  понять его сможет
только Ронни". Вряд ли образ Мевис поразит читателя  своей силой и глубиной,
зато  он вполне соответствует задаче Херберта, и если иронический  результат
аналогичен ироническому финалу  комиксов ужаса, значит,  мы способны увидеть
за  ним нечто  большее и поверить  в него,  и  это победа  Херберта, которую
разделяет   с   ним   и   читатель.   Больше   того,    Херберт   продолжает
совершенствоваться. "Туман" -  его второй  роман;  последующие  произведения
свидетельствуют об успешном  развитии писателя, и  это  развитие,  возможно,
достигает  своей  кульминации в  "Копье".  Здесь  автор  выходит за  границы
области пальп и вступает на широкие просторы мейнстрима.

        "9"

     А  это приводит нас к Харлану Эллисону.., и к куче  проблем. Потому что
невозможно  отделить  человека от его  работы  Я решил  завершить обсуждение
некоторых элементов  современной  литературы  ужасов  анализом  произведений
Эллисона, потому что, хоть сам он и отвергает ярлычок "писатель ужасов",  на
мой взгляд,  в его  произведениях  содержатся  лучшие элементы  этого жанра.
Сказать  в  заключение  об  Эллисоне надо  обязательно,  потому  что в своих
рассказах ужасов и фэнтези он ближе всего подходит к тому, что нас ужасает и
забавляет в повседневной  жизни (часто  ужасает  и  забавляет одновременно).
Эллисона преследует смерть Китти Дженовезе  (это убийство есть в его  "Визге
побитой  собаки" (The  Whimper  of  Whipped Dogs)),  а  в нескольких  эссе -
массовое  самоубийство в Джонстауне; он убежден, что иранский аятолла создал
престарелый сон  о власти, в котором мы все теперь живем (подобно мужчинам и
женщинам   из   фантастического   рассказа,   которые   постепенно  начинают
осознавать,  что живут  в  галлюцинации душевнобольного).  Но  больше  всего
творчество Эллисона  кажется мне подходящим для того, чтобы разговором о нем
завершить эту  книгу,  потому  что сам  Эллисон  никогда не  оглядывается. В
течение пятнадцати  лет он  был живым указателем в стране фантастики, и если
будет  лучший фантаст 80-х годов (конечно, если  80-е годы вообще  наступят,
хе-хе), то им, несомненно, станет Харлан  Эллисон.  Своими произведениями он
совершенно  сознательно  вызывает  бурю  споров  -  один  из  моих  знакомых
писателей считает  его современньм  воплощением Джонатана  Свифта,  а другой
постоянно называет  его  "этот  бесталанный  сукин сын".  И  в этой буре сам
Эллисон чувствует себя очень комфортно.
     "Вы  совсем  не  писатель,  -  слегка   обиженно  заявил  мне  один  из
журналистов, бравших у меня интервью. -  Вы  просто чертов конвейер. Неужели
вы думаете, что люди будут воспринимать вас серьезно,  если вы выпускаете по
книге  в год?"  Ну, я не  "чертов  конвейер";  разве что домашний; просто  я
работаю постоянно. Писатель выпускает одну  книгу в семь лет не потому,  что
думает  Великие Думы: даже очень длинную книгу можно продумать и написать за
три года.  Нет,  писатель,  выпускающий  одну книгу  в  семь  лет,  попросту
бездельничает.  Но моя собственная плодовитость - если это можно так назвать
- меркнет  перед плодовитостью Эллисона, который пишет невероятно быстро:  к
настоящему времени он опубликовал свыше тысячи  рассказов. Вдобавок ко  всем
рассказам,  опубликованным  под  его собственным именем,  Эллисон писал  под
псевдонимами Налра Носилл, Слей Харсон,  Лэндон Эллис, Дерри  Тайгер,  Прайс
Кертис, Пол Мерчант, Ли Арчер, И.К. Джарвис, Ивар Йоргенсен,  Клайд Митчелл,
Эллис  Харт,  Джей Соло, Джей Чарби, Уоллес  Эдмондсон  -  и Кордвайнер Берд
<Все эти псевдонимы перечислены  в статье Джона Клюта  и Питера Николсона
"Эллисон"  в "Энциклопедии научной фантастики". Очевидно, что Нарла Носилл -
это  Харлан  Эллисон, только наоборот; Narlah  Nosille -  Marian  Ellison. А
прочие  псевдонимы  -  это  так   называемые  семейные  имена.  На   жаргоне
пальп-журналов, "семейное  имя"  -  это  имя  вымышленного,  но  чрезвычайно
плодовитого писателя.., главным образом потому, что десятки разных писателей
могли  пользоваться  им,  если   в  том  же  номере   печатается  другое  их
произведение.  Так, "Ивар Йоргенсен"  писал  фэнтези в стиле Эллисона, когда
сам был Эллисоном, и  сексуальные  рассказы ужасов, как в романе  Йоргенсена
"Покойся в боли"  (Rest in Agony), когда был кем-то иным (в  данном случае -
Полом Фейрманом).  К этому следует добавить, что  Эллисон  признал  все  эти
произведения своими и с 1965  года пишет только под  собственным именем. Как
он сам говорит, у него, "как у лемминга, стремление всегда бежать вперед". -
Примеч. автора.>.
     Псевдоним  "Кордвайнер  Берд" - хороший пример  беспокойного  остроумия
Эллисона  и его ненависти к некачественной  работе. С начала  60-х  годов он
очень  много писал для ТВ, включая  сценарии к таким сериалам, как  "Альфред
Хичкок представляет" (Alfred Hitchcock Presents), "Человек от Д.