могу сказать то же самое. Я ничего
не сказал  о  книгах  Чарлза Гранта или о аппалачском  барде  Джоне,  с  его
среброструнной  гитарой.  Я  лишь  кратко коснулся  "Богородицы Тьмы"  Фрица
Лейбера (но, любезный читатель, в этой книге  есть  светло-коричневая тварь,
которая будет преследовать  вас во снах).  Есть и десятки других.  Нет, беру
свои слова обратно. Есть сотни.
     Если вам нужна стрелка подлиннее - или если вы еще не устали говорить о
книгах, - обратитесь к Приложению 2, в котором приводится список примерно из
сотни книг, вышедших за последние тридцать лет и рассматривавшихся выше, - и
все это книги  жанра ужасов, и все по-своему хороши. Если вы новичок  в этой
области, вам хватит материала на год-полтора. А если  не новичок и многие из
них уже прочитали.., тогда  по крайней мере вы получите представление о том,
в каком направлении, по-моему, север.

        "Глава 10"

        "ПОСЛЕДНИЙ ВАЛЬС - УЖАС И МОРАЛЬ, УЖАС И ВОЛШЕБСТВО"

        "1"

     "Да, но  как  вы оправдаете то, что зарабатываете на  жизнь, скармливая
людям их собственные самые худшие страхи?"

        "2"

     Полицию вызвал сосед, услышав какой-то шум. Полиция  обнаружила бойню -
и кое-что похуже. Молодой человек хладнокровно признался, что убил  отрезком
трубы свою бабушку, а потом перерезал ей горло.
     - Мне  нужна была ее кровь, - спокойно сказал он  полиции. - Я  вампир.
Без ее крови я бы умер.
     В  его  комнате  полицейские  нашли  вырезки  из  журналов о  вампирах,
комиксы, рассказы, фильмы о вампирах.

        "3"

     У нас  с этим репортером из "Вашингтон пост" был приятный ленч, и я был
ему  благодарен  за  это.  Как  раз  начиналась  моя  рекламная  поездка  по
двенадцати городам  в  связи  с выходом  "Мертвой  зоны"  (The Dead Zone), и
началась  она с  первого  приема  в  Нью-Йорке;  издательство "Викинг-пресс"
организовало  его  в  "Таверне",  огромном  заведении  для  еды  и  питья  в
Центральном  парке. Я старался не увлекаться, но пропустил  примерно  восемь
кружек  пива, да и потом, на другой встрече -  с друзьями из Мэна,  не такой
многолюдной, но гораздо более приятной, добавил еще шесть. Тем  не менее  на
следующее  утро я  встал без четверти  пять,  чтобы  успеть  на шестичасовой
самолет  в  Вашингтон  и в семь выступить  на ТВ с рассказом о своем романе.
Добро пожаловать, друзья и соседи, в рекламные туры.
     Я  успел на самолет и перебирал невидимые четки,  пока он  поднимался в
дождь  (рядом  со  мной  сидел очень толстый  бизнесмен, он весь полет читал
"Уолл-стрит  джорнал" и  одну  за  другой  глотал  "Тамс"  <Нейтрализатор
кислотности в таблетках.>, задумчиво и неторопливо, как будто наслаждался
ими); в телестудии я был за десять минут до срока. Яркий свет софитов усилил
легкое  похмелье,  с  которым  я  встал,  и  поэтому  я  был  благодарен  за
непринужденный  ленч  репортеру  из  "Пост".  Вопросы   были  интересными  и
относительно безопасными. И тут вдруг, словно ниоткуда, возник этот шарик из
мятой бумаги с вопросом о том,  как  я кормлю людей  их  страхами. Репортер,
молодой долговязый парень, смотрел на меня поверх сандвича,  и глаза  у него
горели.

        "4"

     1960 год; одинокий юноша из Огайо только что вышел из кинотеатра, где в
пятый раз  смотрел "Психо". Молодой человек  идет домой и  убивает  бабушку.
Впоследствии патологоанатом насчитал на теле сорок ножевых ран.
     - Почему? - спрашивает полиция.
     - Голоса, отвечает молодой человек. - Голоса велели мне это сделать.

        "5"

     - Послушайте,  - сказал я,  положив на  столик свой сандвич. - Возьмите
психиатра  из  большого  города.  У него замечательный дом, ценой по крайней
мере в  сто тысяч  долларов. Он ездит в "мерседес-бенц"  табачно-коричневого
или  серебристо-серого  цвета.  У  его жены -  фургон  "кантри-сквайр". Дети
учатся в частных школах, а каждым летом отправляются в лучшие летние  лагеря
Новой Англии или северо-запада. Сынок поступает в Гарвард, если зарабатывает
соответствующие баллы - деньги не проблема, а  дочь - в какую-нибудь женскую
школу, лозунг  которой: "Мы не  соединяем, мы отклоняем". И  как же психиатр
зарабатывает деньги,  которые  творят  все  эти чудеса? Он  слушает  женщин,
жалующихся на бесплодие; он слушает мужчин со склонностью к самоубийству; он
имеет дело с паранойей, сильно и слабо выраженной, и, может быть, иногда ему
попадается подлинный  шизофреник.  Он  выслушивает  людей,  которые  страшно
боятся, что  их жизнь  вышла из-под контроля и все  вокруг  распадается.., и
если уж он не  зарабатывает на жизнь, скармливая людям их страхи, тогда я не
знаю, кто это делает.
     Я снова взял сандвич и откусил, убежденный,  что если не попал точно по
шарику, то по крайней мере отослал его назад и устоял на своей базе. А когда
поднял голову, увидел: легкая улыбка исчезла с лица репортера.
     - Я сам хожу к психоаналитику, - негромко сказал он.

        "6"

     Январь,  1980.  Женщина  встревоженно советуется с  матерью  по  поводу
своего трехмесячного ребенка. Ребенок все время плачет. Он плачет постоянно.
Женщины соглашаются, что ребенок одержим дьяволом, как девочка в "Изгоняющем
дьявола". Плачущего младенца прямо в коляске заливают  бензином и поджигают,
чтобы  изгнать дьявола.  Ребенок три дня лежит в ожоговой палате в больнице.
Потом умирает.

        "7"

     Репортер  написал  неплохую   и  достаточно  справедливую  статью;   он
отрицательно  отозвался о  моей внешности,  и, полагаю, не без  причины: уже
десять лет, с конца лета 1979 года, я не  был в такой плохой форме, но, если
не считать этого,  все остальное  вполне  справедливо.  Однако даже  в  этой
статье можно было ощутить место, где  каши  пути разошлись: легкий щелчок, с
которым мысли неожиданно расходятся в разных направлениях.
     - У меня сложилось впечатление, что Кингу нравятся такие споры.

        "8"

     Бостон,   1977.   Молодой   человек   при  помощи  различных   кухонных
приспособлений убил женщину. Полиция решает, что эту идею он  заимствовал из
фильма Брайэна  Де Пальма "Кэрри",  по  роману Стивена Кинга. В фильме Кэрри
убивает  мать,  заставляя  различные  кухонные приспособления,  в том  числе
штопор и  нож  для  чистки  картошки,  летать по  воздуху,  и  они буквально
пригвождают женщину к стене.

        "9"

     В течение десяти лет  телевидение подвергалось давлению, его заставляли
отказаться  от  показа в  прайм-тайм  подробных картин насилия;  подкомитеты
сената  и  палаты представителей бесконечно обсуждали эту тему;  телевидение
все  это выдержало. После убийства  Джона Ф. Кеннеди,  Роберта  Ф. Кеннеди и
Мартина Лютера  Кинга  частные  детективы  продолжали  расстреливать  плохих
парней  и  время  от времени  получать  по  башке;  в  любой  вечер, включая
воскресный,  можно  было  получить  нужную дозу  убийств  простым  поворотом
переключателя  каналов.  Продолжала  разгораться   необъявленная  война   во
Вьетнаме;  счет  потерям   взвивался  в   стратосферу.   Детские   психологи
подтверждали, что после  двухчасового просмотра сцен насилия в телевизионное
прайм-тайм дети  в  играх проявляют  повышенную  агрессивность  -  например,
колотят игрушками по полу, вместо того чтобы катать их взад и вперед.

        "10"

     Лос-Анджелес,  1969.  Дженис  Джоплин,  которая впоследствии  умерла от
передозировки  наркотиков,  исполняет "Мяч и  цепь". Джим  Моррисон, который
умрет в  ванне  от сердечного приступа, в конце песни, называющейся "Конец",
поет: "Убей,  убей,  убей,  убей" -  десять  лет спустя Фрэнсис Форд Коппола
использует эту песню в прологе "Апокалипсиса наших  дней"  (Apocalypse Now).
"Ньюсуик" печатает  снимок  американского  солдата: застенчиво  улыбаясь, он
держит  в  руках  несколько  человеческих  ушей.  В пригороде  Лос-Анджелеса
мальчик  пальцами  выдавил  глаза  брату.  Он  объяснил,  что  только  хотел
повторить  "банг" из  старого сериала  "Три  бездельника"  (Three  Stooges).
Ребенок,  рыдая, объяснил, что когда  делают это  в  телевизоре,  никому  не
бывает плохо.

        "11"

     Тем  не  менее  телевизионная  волна  вымышленного  насилия  продолжала
катиться,  минуя  Чарлза  Уитмена <Маньяк-убийца, который 1  августа 1966
года забаррикадировался в 27-этажной башне университета и в течение полутора
часов  расстреливал прохожих.> на Техасской башне  ("Говорят, в основании
его  черепа была опухоль", -  жизнерадостно пели Кинки  Фридман и "Техасские
еврейские  мальчики"),  И  остановило   эту  волну,  заменив  ее   комедиями
семидесятых, внешне незначительное событие, особенно по сравнению со смертью
президента,  сенатора и видного  борца за  гражданские права.  Телевизионные
чиновники вынуждены были пересмотреть свою позицию,  потому что в Роксбери у
одной девушки кончился бензин.
     К несчастью,  у нее в кузове была пустая канистра. Девушка заполнила ее
на заправке и шла назад, к застрявшей машине. И тут ее окружила толпа черных
подростков; у девушки отобрали  канистру, облили бензином и -  как женщина с
матерью, старавшиеся изгнать из ребенка дьявола, - подожгли.
     Несколько дней  спустя  девушка  умерла.  Подростков поймали,  и кто-то
наконец  задал  им  вопрос  ценой в шестьдесят четыре доллара:  "Как это вам
пришло в голову?"
     - Из телика, - был ответ. - Из программы Эй-би-си "Фильм недели".
     В  конце  шестидесятых  Эд Макбейн  (на  самом  деле  это романист Ивен
Хантер)  написал  один из своих  лучших романов о 87-м  полицейском участке.
Роман назывался  "Фазз" (Fuz),  и в  нем  рассказывалось о банде подростков,
которые  смешивали вино с бензином и поджигали  эту  смесь.  По роману  снят
фильм,  который  в  бесценном  справочнике  Стивена  Шоера  "Фильмы  на  ТВ"
охарактеризован  как  "легкая комедия".  В фильме снимались  Берт Рейнолдс и
Рашель Уэлш. Самый смешной момент комедии: несколько полицейских, переодетых
монашками,  гонятся  за подозреваемым, задирая  рясы  и  показывая  огромные
неуклюжие ботинки. Смешно, верно? Животики надорвешь.
     Роман Макбейна отнюдь не смешной.  Он мрачный и по-своему прекрасный. И
в  нем  нет сцены  в  полицейском  участке,  когда в  конце  Стив  Калделла,
переодетый  пьяницей, загорается. Продюсеры фильма, очевидно, увидели в этом
нечто  среднее  между "Военно-полевым  госпиталем" и "Обнаженным городом", и
неудовлетворительный  результат  так  же  достоин  забвения,  как  фастболлы
<"фастболл"  - это сильный бросок  питчера, подающего  в бейсболе. Трейси
Сталлард,  игрок  бостонской команды,  питчер. Роджер  Марис  - игрок другой
команды -  "Нью-Йорк янкиз"; он "бэтгер", или отбивающий игрок. Удачно отбив
мяч, он получает право на пробежку, приводящую к выигрышу. И вот в 1961 году
Марис после броска  Сталларда так далеко отбил мяч, что  он  перелетел через
сетку  к зрителям. И получил право на пробежку. Это был рекорд - 61 пробежка
в сезоне. Предыдущий рекорд -  60 пробежек за сезон - был  установлен в 1927
году. Событие для всех любителей бейсбола  эпохальное, а все  американцы - и
Кинг  в  том  числе  -  горячие  любители  бейсбола.  А  смысл  в  том,  что
игрок-неудачник    позволяет   прославиться   другому   игроку.>   Трейси
Сталларда... Только  один из фастболлов Сталларда на "Фенвей Парке" позволил
Роджеру  Марису  совершить рекордную  шестьдесят  первую пробежку. И "Фазз",
плохо  сделанная   драма-комедия,   эффективно  покончила   с   насилием  на
телеэкране.
     Мораль? Вы несете ответственность. И ТВ эту мораль наконец-то усвоило.

        "12"

     - Как вы оправдаете насилие в сцене душа? - спросил однажды критик сэра
Альфреда Хичкока.
     -  А как вы оправдаете  сцену,  с  которой  начинается  "Хиросима,  mon
amour"? - как говорят, ответил Хичкок.  В  этой сцене, абсолютно скандальной
по американским стандартам 1959 года, обнимаются обнаженные Эммануэль Рива и
Элиджи Окада.
     - Она необходима для единства фильма, - ответил критик.
     - Сцена в душе в "Психо" тоже, - сказал Хичкок.

        "13"

     Что  должен извлечь из  всего этого  писатель, особенно тот, кто  пишет
книги ужасов?  Несомненно, не было  в этой области  автора (может  быть,  за
исключением    Ширли    Джексон),    к    которому    не    относились    бы
критически-настороженно. Сотни лет моральность таких произведений  ставилась
под вопрос. Один  из  брызжущих  кровью  предшественников  "Дракулы", "Варни
вампир",  был назван "дешевкой". В 30-е годы постоянно слышались крики,  что
дешевые  журналы,  такие как  "Странные  истории" и "Пикантные истории"  (на
обложке  обычно  изображались   полуобнаженные  девушки,  которым   угрожают
чудовища  мужского  пола), отрицательно  сказываются на морали  американской
молодежи.  Точно  так  же в  50-е  годы индустрия  комиксов  задушила  такие
незаконные производные, как "Басни из склепа", и составила кодекс  комиксов,
когда стало  ясно,  что  Конгресс  намерен вычистить дом,  если  издатели не
сделают этого  сами.  Больше  не  будет  расчленений,  воскрешения мертвых и
преждевременных похорон -  по крайней мере на  ближайшие десять лет. Возврат
был обозначен непримечательным рождением "Мурашек" (Creepy), журнала "Уоррен
груп", который  был абсолютным возвращением ко временам комиксов ужаса Билла
Гейнса.  Дядюшка Крипи и его  приятель Иери <Creepy -  жуткий, вызывающий
мурашки; eerie - мрачный, жуткий, сверхъестественный.> были неотличимы от
Старой Ведьмы и Хозяина Склепа. Появились даже некоторые прежние художники -
Джо Орландо,  начинавший  в комиксах  Е.С., если  мне  не  изменяет  память,
присутствовал и в первом номере "Крипи".
     Вероятно,  существовала,  особенно  в  таких   популярных  формах,  как
кинофильмы, телевидение  и литература мейнстрима, тенденция убивать вестника
за  дурное  известие. Не  сомневался и  сейчас не сомневаюсь, что подростки,
которые  сожгли  девушку  в  Роксбери,  взяли  эту  идею  из  фильма "Фазз",
посмотрев  его  на Эй-би-си  в воскресный  вечер;  если  бы  этот  фильм  не
показали,  тупость  и  недостаток  воображения  заставили  бы  их  убить  ее
каким-нибудь  более обычным способом. То же  самое  справедливо относительно
многих других упоминаемых здесь случаев.
     Танец смерти -  это  вальс  со смертью. Это  правда, от которой нам  не
уйти.   Подобно   аттракционам  в  парке   развлечений,   которые  подражают
насильственной смерти,  рассказ ужасов - это возможность заглянуть за дверь,
которую  мы  обычно  держим  запертой  на  двойной  замок.  Но  человеческое
воображение  не удовлетворяется  закрытой дверью.  Где-то  есть партнерша по
танцу,  шепчет  нам по  ночам воображение  -  партнерша в истлевшем  бальном
платье,  партнерша  с  пустыми  глазницами,   в  покрытых  зеленой  плесенью
перчатках по локоть  длиной, и в  остатках ее волос шевелятся черви. Держать
такое  существо в  своих  объятиях?  Кто,  спрашиваете  вы  меня,  кто будет
настолько безумен? Что ж...
     - Ты не должна открывать эту дверь, - говорит жене Синяя Борода в самой
ужасной  из всех историй, - потому  что тебе запретил муж. - Разумеется, это
только   усиливает   ее   любопытство..,    и   наконец    это   любопытство
удовлетворяется.
     - Можете  ходить в замке куда угодно, - говорит граф  Дракула Джонатану
Харкеру, - кроме закрытых  дверей, куда вы, конечно, не захотите  входить. -
Но Харкер именно туда и отправляется.
     И  мы  все вместе  с  ним. Мы  заглядываем  в  запретные двери  и  окна
добровольно, вероятно, потому  что понимаем: рано или  поздно нам  все равно
придется это сделать.., и не просто заглянуть, а войти туда. Навсегда.

        "14"

     Балтимор,  1980. Женщина читает  книгу  и ждет автобуса. К ней подходит
демобилизованный солдат, ветеран Вьетнама и  наркоман.  История его душевной
болезни  начинается с военной  службы.  Женщина  и раньше замечала  его,  он
шатается и иногда громко разговаривает с  отсутствующими людьми. "Правильно,
капитан! - говорит он. - Правильно, правильно!"
     Он нападает  на женщину; позже полиция решит, что ему нужны были деньги
на наркотики. Не важно. К этому времени он уже мертв, что бы ему там ни было
нужно. Район неблагополучный.  У женщины в одежде был спрятан нож. В схватке
она им воспользовалась. Когда подходит автобус, бывший черный солдат лежит в
кювете и умирает.
     - Что вы читали? - впоследствии спросил репортер женщину.
     Она показала ему "Противостояние" Стивена Кинга.

        "15"

     Если  снять и  отложить  в  сторону маскировочную сетку  семантики,  мы
увидим,  что те, кто  подвергает критике  произведения  ужасов  (или  просто
тревожится из-за них  и своей любви к ним), говорят следующее:  вы  продаете
смерть,  уродства  и  чудовищность;  вы  торгуете  ненавистью   и  насилием,
болезненностью  и  отвращением; вы просто еще  один представитель сил хаоса,
которые и без того угрожают миру.
     Короче говоря, вы бессмертны.
     После  выхода  на  экраны "Рассвета  мертвецов"  некий  критик  спросил
Джорджа  Ромеро, считает ли тот такой фильм, с его кровавыми сценами насилия
и каннибализма, приметой здорового общества. В ответ Ромеро - и это достойно
рассказанного  выше  анекдота  о Хичкоке -  спрашивает  критика, является ли
приметой здорового общества сборочный цех двигателей ДС-10 <Один из самых
распространенных  самолетов,  используемых  на американских авиалиниях.>.
Ответ  был расценен  как увертка (я почти слышу, как критик говорит: "У меня
сложилось впечатление, что Ромеро нравятся такие споры").
     Что ж, давайте  посмотрим, увертка ли  это,  и пройдем  на один уровень
глубже, чем проникали до сих пор. Уже поздно, звучит последний вальс, и если
мы сейчас не выскажем кое-что, думаю, мы не сделаем этого никогда.
     На протяжении всей книги я старался показать, что произведение  ужасов,
под  своими клыками и страшным париком, на самом деле так  же консервативно,
как иллинойский республиканец в полосатом костюме-тройке; главная цель его -
подкрепить  норму,  показав,  какие  ужасные  вещи  случаются  с  людьми, ее
нарушившими.  В большинстве произведений  ужасов мы находим моральный кодекс
такой строгий, что заставил бы улыбнуться пуританина. В старых комиксах Е.С.
нарушителей супружеской верности неизбежно ждет дурной конец, а по сравнению
с участью убийц дыба и  колодки - все  равно что детская прогулка по ярмарке
<Мой самый  любимый (нежно сказал он):  спятивший муж заталкивает в горло
тощей жене шланг компрессора и надувает ее до тех пор, пока она не лопается,
как воздушный шар. "Наконец-то ты поправилась",  - радостно говорит он ей за
мгновение  до  взрыва.  Но  потом этот супруг,  размером  примерно  с  Джеки
Глисона, попадает в западню,  и его расплющивает в лепешку тяжелый сейф. Это
остроумное  воскрешение старой истории о Джеке Спрете  и его жене не  только
забавно; оно предлагает нам  прекрасный  пример ветхозаветной теории "око за
око". Или,  как говорят  испанцы, месть  - это блюдо, которое лучше подавать
холодным.  -  Примеч. автора>. Современные произведения ужасов  мало  чем
отличаются   от   моралистических   пьес   пятнадцатого,   шестнадцатого   и
семнадцатого столетий, если рассматривать  суть.  Рассказы ужасов  не просто
твердо стоят на десяти заповедях; они раздувают их до размера табло. И когда
гаснет свет в кинотеатре или когда мы открываем такую книгу, у нас возникает
успокаивающая уверенность в том, что злодеи почти неизбежно будут наказаны -
мера за меру.
     Я   использовал  помпезно  академическую  метафору,  предположив,   что
произведение ужасов обычно описывает прорыв какого-либо дионисиева безумия в
аполлониево существование  и  что  ужас будет продолжаться  до тех пор, пока
дионисиевы  силы  не будут повергнуты и не  восстановится аполлониева норма.
Исключая  мощный, хотя и загадочный пролог в Ираке, действие фильма Фридкина
"Изгоняющий дьявола"  начинается в Джорджтауне, самом аполлониевом