затем его  осторожно  уложили  на  носилки,  которые  принесли  двое
прибежавших на переход работников станции. Через несколько минут после того,
как Фестон вызвал по телефону "скорую  помощь",  они  услышали  слабый  звук
сирены, доносящийся из центра Денвера, и увидели стремительно приближающуюся
красную мигалку - машина была еще в нескольких  милях,  но  с  такой  высоты
видно было все.
   К тому времени, когда "скорая помощь" подъехала к станции Чероки, носилки
уже спустили вниз на грузовом лифте и раненого тут  же  увезли  в  больницу.
Сначала боялись, что из-за сильного кровотечения и глубокого шока он  умрет,
поэтому все обрадовались последним новостям.
   Только после того, как было сделано все необходимое для тяжелораненого  и
"скорая помощь" уехала, осмотрели руку Нима. На ладони у основания  большого
пальца оказался глубокий порез. Фестон отвез  Нима  в  травмпункт  ближайшей
пригородной больницы, и ему наложили несколько швов.
   Лицо, руки и одежда Нима были черны  от  угольной  пыли,  и  из  больницы
Фестон отвез его к себе  домой.  Там  Ним  сбросил  костюм  -  единственный,
который он взял с собой, - и погрузился в горячую ванну. Потом,  облаченного
в халат Фестона, его представили Дафне. Она умело наложила на его руку новую
повязку. Ним узнал, что Дафна - квалифицированная медсестра  и  с  недавнего
времени в разводе. Именно поэтому она приехала в  гости  к  своей  сестре  -
"удрать подальше от всего этого".
   Урсула вытерла глаза кончиком платка, а потом сказала:
   - Ну, теперь, когда мы знаем, что все  кончилось  хорошо,  мы  все  можем
порадоваться. - Она подошла  к  Ниму  с  другого  конца  комнаты,  обняла  и
поцеловала его. - Вот, это вместо свечки.
   - Эй, - сказала Дафна, - это всем можно? Ним ухмыльнулся:
   - Еще бы!
   Она тут же поцеловала его. У  нее  были  полные  теплые  губы;  ему  было
приятно их мимолетное влажное прикосновение. Дафна объявила:
   - Это за то, что ты настоящий герой, нравится тебе это или нет.
   - Ну, тогда нравится, - сказал Ним.
   - Чего нам всем не хватает, -  сказала  Урсула,  -  так  это  выпить  как
следует. - Она спросила мужа;  -  Фее,  что  мы  собираемся  делать  сегодня
вечером?
   Он просиял:
   - Я рад, что  ты  спросила.  Мы  отправляемся  ужинать  и  танцевать.  Со
свойственной  мне  гениальной  предусмотрительностью  я  заказал  столик  на
четверых в зале Сан-Марко в "Браун-пэлэс".
   - Звучит грандиозно, - сказала Дафна. - Мы можем найти  кого-нибудь,  кто
посидел бы с Кейтом?
   - Не волнуйся, - успокоила ее Урсула. - Я все устрою.
   - А я поеду танцевать, даже если мне не вернут костюм, - заявил Ним.

***

   Музыка, исполнявшаяся небольшим, но очень  хорошим  эстрадным  оркестром,
вино и  прекрасный  ужин  помогли  им  расслабиться.  Костюм  Нима  все-таки
принесли, он  не  стал  хуже,  после  того  как  побывал  в  пыли  угольного
конвейера. В тот же самый момент появились репортер и  фотограф  из  "Денвер
пост" - они  хотели  взять  у  Нима  интервью  и  сфотографировать  его.  Он
неохотно, но согласился.
   Несколько минут спустя Ним и Дафна с трудом втиснулись на заднее  сиденье
"пинто" Фестона. Дафна пожала его руку и прошептала:
   - Ты очень хороший. Мне нравится, как ты поступаешь, как ты  держишься  и
то, что ты скромен.
   Не зная, что ответить, он взял ее за руку и  надолго  задержал  в  своей.
Хотелось бы ему знать, что еще произойдет сегодня вечером.
   После обеда Ним и Дафна несколько раз танцевали друг с другом,  с  каждым
разом их близость все увеличивалась, и Дафна явно ничего не имела против.
   Один раз, когда они оказались за столиком одни,  а  Фее  с  Урсулой  ушли
танцевать, он спросил, почему Дафна развелась.
   С откровенностью, которая была свойственна обеим сестрам, она ответила:
   - Мой муж был старше меня. Он не очень-то любил заниматься любовью,  и  в
большинстве случаев у него ничего не получалось. Были и еще проблемы, но это
было главное.
   - Я так полагаю, что с тобой все было в порядке. Она рассмеялась, откинув
голову на спинку стула:
   - Как ты догадался?
   - Но ведь у тебя есть ребенок?
   - Да. Это случилось в тот раз, когда у нас  все  получилось.  Практически
это был один-единственный раз. Во всяком случае, я рада,  что  у  меня  есть
Кейт. Ему скоро два года, я его обожаю. Кстати, мы с Кейтом  живем  в  одной
комнате, но он крепко спит.
   - Все равно, - сказал Ним. - Я не пойду в его комнату.
   - Откровенно сказано. Тогда оставь дверь открытой. Твоя комната  рядом  с
моей, дальше по коридору.
   Когда Ним для разнообразия пригласил на танец Урсулу, она призналась ему:
   - Мне очень приятно, что Дафна здесь, мы всегда  были  близки.  Но  я  ей
немного завидую, у нее маленький Кейт.
   - Вы с Фесом не хотели детей?
   - Мы оба хотели. И сейчас хотим. Но  мы  не  можем  иметь  их.  -  Урсула
говорила   сдавленным   голосом.   Казалось,   она   жалела   о   том,   что
разоткровенничалась, и Ним не стал продолжать разговор.
   Но немного позже, когда  сестры  извинились  и  ненадолго  вышли,  Фестон
сказал:
   - Я так понял, Урсула сказала тебе, что мы не можем иметь детей.
   - Да.
   - Она сказала почему? Ним покачал головой.
   - Вся загвоздка во  мне,  а  не  в  Урсуле.  Мы  оба  прошли  медицинское
обследование, и не один раз. Очевидно, мой револьвер поднимается и стреляет,
но я заряжаю его только холостыми патронами. У меня никогда не будет  боевых
патронов, так сказали врачи.
   - Сочувствую. Фестон пожал плечами:
   - Я думаю, нельзя иметь все, и есть другие вещи, где у нас с Урсулой  все
прекрасно. - Он добавил:
   - Мы думали о том, чтобы усыновить ребенка, но ни один из нас не  уверен,
что следует это делать.
   Когда женщины вернулись, они выпили еще вина и снова пошли танцевать.  Во
время танца Дафна промурлыкала на ухо Ниму:
   - Я тебе сказала, что ты мне очень нравишься? Он крепче обнял ее в ответ.
Он надеялся, что они не станут задерживаться и скоро отправятся домой.

***

   Они вернулись полтора часа назад. Фестон  отвез  няню  домой,  затем  они
уселись на кухне и разговаривали, пока Урсула готовила чай, а Дафна помогала
ей. Потом они пожелали друг другу доброй ночи и легли спать. Ним почти сразу
заснул.
   Его разбудил громкий звук - это явно скрипнула дверь, которую он  оставил
приоткрытой, как ему велела Дафна. Потом дверь  скрипнула  опять  и  щелкнул
замок. Ним поднял голову и попытался разглядеть что-нибудь в темноте, но это
ему не удалось.
   Он услышал легкие шаги босых ног и шуршание одежды; он догадался, что  ее
скинули. Затем простыню откинули  в  сторону,  и  теплая  мягкая  обнаженная
женщина скользнула в постель. Женские руки обняли его.  В  темноте  ее  губы
встретились с его губами в волнующем, зовущем поцелуе. Они долго  целовались
со все нарастающей страстью, тесно прижавшись друг к другу. Кровь  бросилась
Ниму в лицо, и он почувствовал, как его тело напряглось от желания. Его руки
начали нежно ласкать ее, он удовлетворенно вздохнул  от  смешанного  чувства
наслаждения и усталости.
   Он прошептал:
   - Дафна, дорогая, я целый день ждал  этого.  Ответом  ему  был  негромкий
смех. Палец прикоснулся к ее о губам, приказывая ему молчать.  Низкий  голос
предупредил:
   - Заткнись, идиот! Я не Дафна. Я Урсула. Пораженный, Ним высвободился  из
ее объятий и сел. Ему  хотелось  отскочить  от  постели  подальше.  Ее  рука
удержала его.
   - Выслушай меня, - сказала Урсула настойчиво и в то же время мягко.  -  Я
хочу ребенка. И если не считать Феса, который не может  мне  его  дать  -  я
знаю, что он тебе об этом рассказал, - я предпочла бы  иметь  его  от  тебя,
Ним, чем от кого-то другого из моих знакомых.
   Он возразил:
   - Я не могу этого сделать, Урсула. Я не могу так поступить с Фесом.
   - Нет, можешь, потому что Фее знает, что я здесь и зачем.
   - И Фее не возражает? - недоверчиво спросил Ним.
   - Клянусь тебе, нет. Мы оба хотим ребенка. Мы оба решили, что  это  самый
лучший выход. - Она снова тихо рассмеялась. - Правда, Дафна  возмущена.  Она
на меня страшно зла. Она сама тебя хотела.
   Он никак не мог  побороть  в  себе  противоречивые  чувства.  Наконец  он
почувствовал весь юмор создавшегося положения и рассмеялся.
   - Так-то оно лучше, - сказала Урсула. Она притянула  его  к  себе,  и  он
перестал сопротивляться. Она прошептала:
   - Сейчас как раз нужный день. Я знаю, что это может  случиться.  О,  Ним,
дорогой, помоги мне зачать ребенка! Я так его хочу!
   "И что я такое сделал, чтобы заслужить все те экзотические  происшествия,
которые со мной случаются?" - удивлялся про себя Ним.
   Он прошептал ей в ответ:
   - Ладно, я постараюсь.
   Они поцеловались, и он, снова ощутив прилив желания, в шутку спросил:
   - Как ты думаешь, мне можно получить от этого удовольствие?
   Вместо ответа она еще крепче обняла его, их дыхание участилось. Он  нежно
ласкал ее, и она  тихонько  вскрикнула  от  наслаждения,  когда  он  наконец
овладел ею.
   Они вновь и вновь любили друг друга, им было весело, и Ним обнаружил, что
его перевязанная левая рука совсем ему не мешает. Наконец он  заснул.  Когда
он проснулся, занималась заря и Урсулы уже не было.
   Он решил еще поспать. Вдруг дверь  его  спальни  опять  отворилась,  и  в
комнату скользнула фигура в бледно-розовом пеньюаре.
   - Будь я проклята, -  сказала  Дафна,  раздеваясь,  -  если  меня  совсем
сбросят со счетов. Перевернись, Ним, и я надеюсь, у  тебя  осталось  немного
сил.
   Они обнаружили, что осталось.
   Ним должен был улететь на  Западный  берег,  снова  самолетом  "Юнайтед",
ближе к вечеру. Фестон отвез его в аэропорт, Урсула и Дафна поехали с  ними,
и Дафна взяла Кейта. Во время поездки разговор был  дружеский  и  спокойный,
словно ночью ничего не случилось. У машины Ним  поцеловал  обеих  сестер  на
прощание.  Женщины  остались,  а  Фесто"  пошел  провожать  Нима  в   здание
аэровокзала.
   Они остановились возле контрольно-пропускного пункта, чтобы  пожать  друг
другу руки. Ним сказал:
   - Все было прекрасно, Фее. Рад, что побывал здесь.
   - Я тоже. Удачи тебе завтра и на других заседаниях.
   - Спасибо. Она нам всем нужна. Все еще сжимая руку Нима,  Фее,  казалось,
не решался заговорить. Наконец он сказал:
   - Если тебя что-то удивило, мне хотелось бы сказать тебе, что есть  вещи,
которые человек делает потому, что вынужден так поступить, и потому, что это
самое лучшее решение. И еще - есть приятели, и  есть  настоящие  друзья.  Ты
один из моих друзей, Ним. Ты всегда будешь  мне  дорог,  так  что  давай  не
терять друг друга.
   Когда Ним двинулся к трапу самолета,  он  почувствовал,  что  у  него  на
глазах выступили слезы.
   Через  несколько  минут,  когда  он  уже  удобно  расположился  в  кресле
пассажира первого класса, стюардесса по-дружески спросила:
   - Сэр, что будете пить после взлета?
   - Шампанское, - объявил он, улыбаясь. Ничто другое, решил он, не подходит
к так удачно проведенным выходным.

Глава 12

   Молодой председательствующий член комиссии слегка ударил своим молотком.
   - Прежде чем начать опрос свидетеля,  следует,  я  думаю,  похвалить  его
поведение два дня назад, когда благодаря его быстрым  действиям  и  мужеству
была спасена жизнь служащего предприятия в другом штате.
   В комнате, где слушалось дело, раздались отдельные аплодисменты.
   Ним произнес с некоторым удивлением:
   - Спасибо, сэр.
   До  сегодняшнего  утра  он  предполагал,  что  репортаж  о  трагедии   на
конвейерной ленте появится  только  в  денверской  газете.  Поэтому  он  был
удивлен,  обнаружив,  что  стал  героем  газетного  материала   телеграфного
агентства Ассошиэйтед Пресс, помещенного в сегодняшней "Кроникл Уэст".
   Сообщение было неудачным, так как  привлекло  внимание  к  его  посещению
угольной электростанции, и Ниму было интересно, какую пользу оппозиция могла
извлечь из этой информации.
   Как и в предыдущие дни, когда слушалось дело, обшитый  дубовыми  панелями
судебный  зал  был  заполнен  членами  комиссии,  юрисконсультами  различных
сторон, ожидающими своей очереди  свидетелями,  заинтересованными  группами,
газетными репортерами, а также приличным количеством зрителей,  состоящих  в
основном из сторонников оппозиции.  Все  тот  же  председательствующий  член
комиссии сидел сбоку от пожилого судьи.
   Среди присутствующих в комнате, где слушалось дело, Ним  узнал  Лауру  Бо
Кармайкл  и  Родерика  Притчетта,  представляющих  клуб   "Секвойя",   Дейви
Бердсона, чья громоздкая фигура была облачена, как всегда, в потертые джинсы
и рубашку с открытым воротом, и Нэнси Молино, нарядную и надменную.
   Ним уже поклялся говорить правду, только правду и ничего,  кроме  правды.
Сейчас юрисконсульт компании дородный О'Брайен затребует  его  свидетельские
показания.
   - Мистер  Голдман,  -  начал  О'Брайен,  как  и  было  отрепетировано,  -
пожалуйста, опишите обстоятельства,  которые  заставили  вас  поверить,  что
предложение,  представленное  сейчас  на  рассмотрение  комиссии,   является
необходимым и соответствует интересам общества.
   Ним уселся поудобнее в свидетельском кресле,  зная,  что  его  пребывание
здесь будет долгим и трудным.
   - Исследования "Голден стейт пауэр энд лайт", - начал он,  -  дополненные
правительственными  агентствами,  установили,  что  рост  в  Калифорнии  как
населения, так и промышленности к середине следующего  десятилетия  превысит
средний показатель по стране. На  особенностях  я  остановлюсь  чуть  позже.
Параллельно с этим ростом будет увеличиваться потребность в  электроэнергии,
намного превышающая сегодняшние  производительные  мощности.  Учитывать  эту
потребность означает...
   Ним старался говорить доходчиво, чтобы удержать  интерес  слушающих.  Все
факты и мнения, которые он здесь представит, были кратко изложены,  написаны
и подшиты к делу, находившемуся в руках комиссии  уже  не  одну  неделю,  но
устное свидетельское показание считалось очень важным. Вряд  ли  можно  было
надеяться,  что  кто-нибудь  когда-нибудь  прочитает  гору  бумаг,   которая
ежедневно увеличивалась в размерах.
   О'Брайен произносил условленные фразы с убежденностью актера  многоактной
пьесы.
   - Что касается влияния окружающей среды, не объясните ли вы...
   - Не остановитесь ли вы на особенностях подачи угля, которая...
   - Вы заявляли ранее, что будет предел в разрушении флоры и фауны,  мистер
Голдман. Я думаю, комиссии понравится гарантия того, что...
   - Пожалуйста, подробнее о...
   - Не скажете ли вы, что...
   - Теперь давайте рассмотрим...
   Вот уже семь часов за последние полтора дня Ним находится в свидетельском
кресле в центре внимания зала. Он уже понимал, что защищал интересы "ГСП энд
Л" твердо и убедительно. Но по-настоящему суровое испытание  -  перекрестный
допрос - было еще впереди. В полдень на второй день слушаний Оскар  О'Брайен
повернулся к членам комиссии:
   - Благодарю вас, господин председатель. Опрос свидетеля закончен.
   Председатель кивнул:
   - Я думаю, мистер Голдман заслужил перерыв и остальные  также  обрадуются
возможности отдохнуть. Он ударил молотком.
   - Слушание дела откладывается до десяти утра завтрашнего дня.
   На следующий день перекрестный допрос с самого начала двинулся медленно и
легко, подобно  машине,  катящейся  на  малой  скорости  по  ровной  дороге.
Юрисконсульт комиссии, педантичный  юрист  средних  лет  по  имени  Холиоак,
задавал вопросы первым.
   - Мистер Голдман, комиссия нуждается в пояснениях по целому ряду пунктов.
   Манеру опроса Холиоака нельзя было назвать ни дружелюбной, ни враждебной.
Ним отвечал в той же манере. Холиоак задавал вопросы в течение часа. Родерик
Притчетт, секретарь-управляющий клуба "Секвойя",  был  следующим,  и  допрос
пошел быстрее. Притчетт, худощавый, несколько жеманный человек, был  одет  в
темный, строгого покроя костюм-тройку.  В  его  седых  волосах  со  стальным
отливом был сделан тщательный пробор, он  провел  рукой  по  волосам,  чтобы
удостовериться, что пробор не нарушен.
   Когда Притчетт поднялся и  подошел  к  свидетельскому  месту,  его  глаза
засверкали за очками без оправы. Прямо перед допросом он совещался с  Лаурой
Бо Кармайкл, сидящей позади него за одним из трех свидетельских столов.
   - Мистер Голдман, - начал Притчетт, - у меня здесь есть фотография. -  Он
подошел к столу адвокатов и взял глянцевитый снимок восемь на десять. -  Мне
бы хотелось, чтобы вы внимательно посмотрели на нее и  сказали,  знакома  ли
она вам.
   Ним взял фотографию. Пока он изучал ее, служащий клуба  "Секвойя"  раздал
дополнительные     копии     специальному     уполномоченному      комиссии,
административному судье, юрисконсультам, включая Оскара  О'Брайена  и  Дейви
Бердсона, и прессе.  Несколько  копий  попали  и  зрителям,  которые  начали
передавать их друг другу.
   Ним был озадачен. Большая часть фотографии была черной,  но  было  там  и
определенное сходство...
   Секретарь-управляющий улыбнулся:
   - Пожалуйста, подумайте, мистер Голдман. Ним покачал головой.
   - Я не уверен.
   - Возможно, смогу помочь. - Голос Притчетта наводил на мысль  об  игре  в
кошки-мышки. - В соответствии с тем, что  я  прочел  в  газетах,  место,  на
которое вы смотрите, совпадает с местом, за которым вы наблюдали  в  прошлый
выходной.
   Тотчас Ним все понял.  Это  была  фотография  груды  угля  электростанции
Чероки  в  Денвере.  Мысленно  он  проклял  огласку,  которую  получило  его
воскресное путешествие.
   - Да, - сказал он, - мне кажется, это фотография угля.
   - Пожалуйста, опишите детали, мистер Голдман. Какой уголь и где?
   - Это запасы угля для электростанции, расположенной около  Денвера,  -  с
неохотой ответил Ним.
   - Точно. - Притчетт снял очки, быстро их протер и снова надел. - К вашему
сведению, фотография была сделана  вчера  и  прислана  сюда  сегодня  утром.
Картину не назовешь радующей глаз, не так ли?
   - Нет.
   - Безобразная - это слово вам не пришло на ум?
   - Я думаю, вы можете ее так назвать, но дело в том, что...
   - Дело в том, - прервал Притчетт, - что вы уже ответили  на  мой  вопрос,
сказав, что можно ее так назвать, и это означает ваше согласие  с  тем,  что
картина безобразна. Это все, о чем я спрашивал. Спасибо.
   Ним запротестовал:
   - Но следует также сказать...
   Притчетт предостерегающе погрозил пальцем:
   - Достаточно, мистер Голдман! Пожалуйста, запомните, что я задаю вопросы.
Теперь давайте продолжим.  У  меня  есть  для  вас  и  для  комиссии  вторая
фотография.
   Ним заволновался, а тем временем Притчетт вернулся к столу юрисконсультов
и на этот раз выбрал цветное фото.  Он  передал  его  Ниму.  Как  и  раньше,
служащий раздал остальные копии.
   Хотя Ниму не удалось узнать точное место, у него не  было  сомнений,  где
делалось  это  фото.  Это,  должно  быть,  Тунипа  рядом  с   предполагаемой
электростанцией.
   Не менее очевидным было  и  то,  что  фотограф  -  опытный  профессионал.
Захватывающая  дух  красота  суровой  калифорнийской  местности  под  чистым
лазурным небом была удачно схвачена им. Застывший каменный выступ возвышался
над величественными соснами. Деревья утопали  в  густой  зеленой  траве.  На
переднем плане - скользящий между камней пенящийся ручеек. На ближнем берегу
ручья глаз радовало изобилие диких цветов. Немного поодаль, в тени,  молодой
олень поднял голову, возможно, потревоженный фотографом. Притчетт подсказал:
   - Действительно красивый пейзаж, не так ли, мистер Голдман?
   - Да.
   - Вы догадываетесь, где была сделана фотография?
   - Я полагаю, что это Тунипа.
   Ним решил, что нет смысла играть в прятки или оттягивать то, что рано или
поздно должно было произойти.
   - Ваше предположение верно, сэр. Сейчас у меня есть следующий  вопрос.  -
Тон Притчетта стал более резким,  а  голос  высоким.  -  Не  мучают  ли  вас
угрызения совести за то, что  вы  и  ваша  компания  собираетесь