ней встречи. Я искренне скучала по тебе.
   Он виновато сказал:
   - Прости. Я тоже.
   Теперь, когда он был  здесь.  Ним  удивлялся,  почему  он  так  долго  не
приходил к ней. Карен была такой же красивой, какой он запомнил ее, и  когда
они поцеловались несколько минут назад - это был долгий поцелуй, -  ее  губы
были любящими, как раньше.  На  мгновение  ему  показалось,  что  они  и  не
расставались вовсе.
   Ним также осознавал, что рядом с  Карен  испытывает  чувство  покоя,  что
случалось с ним в обществе очень немногих людей. Наверное,  это  происходило
потому, что Карен, нашедшая в себе силы справиться с ограничениями,  которые
накладывала болезнь, излучала  спокойствие  и  мудрость,  словно  бы  внушая
другим, что и их проблемы могут быть решены.
   - Для тебя это было трудное время, - сказала она. - Я  знаю,  потому  что
читала газетные статьи про тебя и видела репортажи по телевидению.
   - Мне говорили, что я провалился. - Ним поморщился. Карен запротестовала:
   - То, что ты  говорил,  было  благоразумным,  но  большинство  репортажей
извращали суть сказанного.
   - Хм, тебе стоило бы взять на себя организацию моих встреч с прессой.
   Поколебавшись, она призналась:
   - После того, что случилось, я написала несколько стихотворных строк  для
тебя. Я собиралась послать их тебе, но подумала, что ты очень устал  слушать
о себе, что бы там ни говорилось.
   - Не от всех. Всего лишь от большинства. Ты сберегла стихи?
   - Да, - кивнула Карен. - Они во втором ящике снизу. Ним поднялся, подошел
к бюро под книжными полками. Выдвинув ящик, он  увидел  лист  бумаги,  вынул
его.

   Движущийся по строке палец
   Нередко возвращается обратно
   Не для того, чтобы переписать,
   А чтобы перечесть.
   И что однажды осмеяли и прогнали,
   Возможно, возвратится через годы
   И осознается как мудрость;
   Сейчас необходима прямота
   И смелость, для того чтобы восстать
   Против злословия людей,
   Виною не обремененных.
   Милый Нимрод!
   Вспомни, что пророка
   Редко восхваляют до заката
   Дня, когда он первым
   Объявил о неприятной правде.
   Но если через годы
   Та правда, о которой говорил ты,
   Станет очевидной,
   Будь в день победы милосердным,
   Великодушным
   И забавляйся своеволием жизни.
   Не всем, а только для немногих
   Предвидения дар - ясность, прозорливость.
   Судьба, как лотерея,
   Дарует это им.

   Ним медленно перечитал строчки раз и другой.
   - Карен, ты никогда не перестанешь удивлять меня. И что бы  ни  случилось
потом, знай, что я тронут и благодарен тебе.
   В этот момент появилась Джози - небольшого роста, но  крепкая  женщина  с
блестящими темными глазами - с нагруженным подносом. Она  объявила  "леди  и
джентльменам", что обед подан, и водрузила на стол поднос.
   Это  была  простая,  но  вкусная  еда.  Вэлдорфский  салат,  за   которым
последовал запеченный цыпленок, и затем лимонный щербет. Ним принес  бутылку
великолепного вина - редкое каберне савиньон.  Как  и  в  прошлый  раз,  Ним
кормил Карен, ощущая то же чувство близости и интимности, которое  испытывал
и раньше.
   Только раз или два он вспомнил с чувством вины, что для жены и детей он в
этот вечер  присутствовал  на  деловой  встрече  сотрудников  "ГСП  энд  Л".
Вспомнил и тут же оправдал себя тем, что их с Карен отношения даже его  ложь
делают не столь жестокой, какой она была во время  его  прежних  похождений.
Может быть, думал он, Руфь не поверила ему, но если это и так, она не подала
и вида, когда утром он уходил из дома. Правда, за последние четыре недели он
всего лишь единожды не обедал  вечером  дома,  но  тогда  его  действительно
задержала работа.
   Просто, не спеша,  Карен  и  Ним  разговаривали  в  течение  всего  этого
интимного обеда.
   Джози убрала  посуду  и  принесла  им  кофе,  когда  они  во  второй  раз
заговорили о новой инвалидной коляске. Специальное  кресло,  измененное  под
руководством Рея Паулсена и оснащенное  электродвигателем  для  колес,  было
приобретено в корпорации "ГСП энд Л" родителями Карен.
   - Жаль только, - продолжала Карен, - что официально хозяйка этого чуда не
я, оно зарегистрировано на имя моего отца. А все из-за страховых  взносов  -
для инвалидов они просто астрономические.
   Отцу оно обходится дешевле. Но ведь ему и так пришлось  занимать  деньги,
чтобы заплатить за "Хампердинка". Его банк отказал ему, поэтому он обратился
в компанию по ссудам, и они  согласились  дать  ему  кредит,  но  под  самый
высокий процент. Я знаю, ему будет трудно выплатить  эти  деньги.  Дела  его
идут не так уж хорошо, а они  с  матерью  и  так  помогали  мне,  когда  мои
сбережения заканчивались. Они настояли на том, чтобы  я  не  беспокоилась  и
позволила им нести это бремя.
   Ним задумчиво проговорил:
   - Может быть, я что-нибудь смогу сделать. Небольшую сумму могу дать  сам,
и, возможно, наша компания пожертвует...
   - Нет! Категорически нет! Нимрод, наша дружба чудесна, и я  очень  дорожу
ею. Но я бы не хотела брать твои деньги и не  хотела  бы,  чтобы  ты  просил
кого-нибудь о них. Когда моя семья делает что-либо для меня, то  это  совсем
другое дело. В общем, будем сами решать наши проблемы. - Ее голос смягчился.
- Я горда тем, что независима. Надеюсь, ты понимаешь меня.
   - Да, понимаю и уважаю твою независимость.
   - Отлично! Уважение очень важно. Нимрод, дорогой, ты представить себе  не
можешь, насколько "Хампердинк" изменил мою жизнь. Если ты позволишь,  я  все
тебе объясню. Могу я тебя попросить кое о чем необычном?
   - О чем хочешь!
   - Давай встретимся не у меня дома, например сходим послушать симфонию.
   Он колебался только мгновение.
   - Почему бы нет?
   Лицо Карен засветилось воодушевлением.
   - Ты только должен сказать, когда будешь свободен, и я все устрою.  О,  я
так счастлива! - Она потянулась к нему. - Поцелуй меня, Нимрод.
   Когда он приблизился к ней, она запрокинула голову, ее губы  искали  его.
Он положил свою руку ей под голову и почувствовал, как пальцы утонули  в  ее
длинных светлых волосах.  Если  бы  Карен  была  здоровой  женщиной!  Но  он
отбросил эту мысль и, оторвавшись от ее губ,  погладил  ее  волосы  снова  и
возвратился в свое кресло.
   - Если бы я умела, то замурлыкала бы, - прошептала Карен.
   Ним услышал сдержанный кашель и, повернув голову, увидел Джози  в  дверях
гостиной. Помощница Карен сменила белую униформу, в которой прислуживала им,
на коричневое шерстяное платье. Ему было интересно, как долго она находилась
здесь.
   - О, Джози, - проговорила  Карен,  -  ты  уже  готова?  Джози  собирается
навестить свою семью сегодня вечером, - объяснила она Ниму.
   - Да, я все привела в порядок,  -  ответила  Джози.  -  Но,  может  быть,
следует уложить вас в кровать прежде, чем я уйду?
   - Наверное, мне действительно пора в кровать. - Карен  замолчала,  легкий
румянец залил ее щеки. - Но,  может  быть,  позже,  если  это  не  затруднит
мистера Голдмана...
   - Если ты мне скажешь, что делать, буду рад помочь, - согласился Ним.
   - Ну вот и отлично, договорились, - заметила Джози. - Я ухожу,  спокойной
ночи.
   Несколько минут спустя они услышали звук закрывающейся входной двери.
   Когда Карен заговорила, чувствовалось, что она нервничает:
   - Джози не будет до следующего утра. Обычно в таких случаях  ее  заменяет
другая женщина, но она нездорова, и  придет  ко  мне  на  ночь  моя  старшая
сестра. - Она взглянула настенные часы. - Синтия будет здесь  через  полтора
часа. Ты побудешь до ее прихода?
   - Конечно.
   - Ним, сейчас здесь должен появиться  Джимини,  привратник,  которого  ты
встретил в первый раз. Тебя это не смущает?
   Ним решительно сказал:
   - Черт с ним, с Джимини! Я здесь, и я остаюсь.
   - Я рада, - улыбнулась Карен. - Там еще осталось вино.  Может,  прикончим
бутылку?
   - Хорошая идея. - Ним сходил на кухню, открыл  каберне  и,  вернувшись  в
комнату, разлил его по высоким стаканам и поддерживал стакан Карен, пока она
потягивала вино.
   - Какое чудесное тепло пошло по телу, - сказала она. - Это от  вина..,  и
не только от него.
   Импульсивно он наклонился вперед, взял ее голову в ладони и поцеловал еще
раз. Она страстно ответила ему, но этот поцелуй длился дольше. Наконец он  с
неохотой подался назад, но их лица остались рядом.
   - Нимрод, - прошептала она.
   - Да, Карен.
   - Я думаю, мне пора ложиться.
   Он заметил, что ее дыхание участилось.
   - Скажи, чем тебе помочь.
   - Для начала отпусти тормоз моего кресла. Ним сделал все  необходимое,  и
электрошнур втянулся в муфту сразу, как только заработала  батарея.  Озорная
улыбка появилась на лице Карен.
   - Следуй за мной!
   Управляя креслом с электрического  пульта,  с  ловкостью  и  проворством,
изумившими его, Карен двигалась из гостиной вниз через холл в  спальню.  Там
стояла  односпальная,  аккуратно  разобранная  кровать.  Спальня  освещалась
неярким светом. Она развернула кресло так, что оказалась спиной к кровати.
   - Вот. - Она посмотрела на Нима с ожиданием.
   - Что дальше?
   - Ты поднимешь меня из кресла, затем положишь  на  кровать.  С  Джози  мы
пользуемся специальным ремнем. Но ты сильный, Нимрод, ты можешь поднять меня
на руках.
   Мягко, но уверенно он поднял Карен,  чувствуя  теплоту  ее  тела.  Затем,
выполняя ее указания по  поводу  дыхательного  аппарата,  включил  небольшой
респиратор Бенталя сбоку кровати  и  услышал,  как  он  заработал,  -  шкала
показывала давление в пятнадцать фунтов; нормой являлось восемнадцать вдохов
в минуту. Он вложил трубку респиратора в рот Карен;  она  сделала  несколько
вдохов, и давление поднялось до тридцати.  Теперь  она  могла  обойтись  без
пневматического пояса, который носила под одеждой.
   Она лежала на кровати, ее длинные  волосы  разметались  по  подушке.  Ним
подумал, что эта картина вдохновила бы Боттичелли.
   - Что мне делать теперь? - спросил он.
   - Теперь... - При неярком свете он снова заметил вспыхнувший на ее  щеках
румянец. - Теперь ты, Нимрод, разденешь меня.
   Ее глаза были полузакрыты. Руки Нима дрожали, он спрашивал себя, не может
ли то, о чем он  думал  недавно,  стать  действительностью?  Не  так  давно,
вспомнил он, он твердил себе, что любовь с Карен - это любовь без  секса,  в
то время как обычно у него получался секс без  любви.  Может,  он  ошибался?
Могли ли существовать любовь и секс с Карен одновременно?  Но  если  бы  это
произошло, не стал бы он презирать себя за то, что так грубо  воспользовался
ее беспомощностью? Может ли он? Нужно ли ему? Кошмарный клубок  неразрешимых
вопросов, какой-то моральный лабиринт...
   Он расстегнул ее блузку. Приподнял за плечи, чтобы снять  блузку  с  рук.
Бюстгальтера не было. Ее маленькие  груди  были  красивой  формы,  маленькие
соски слегка подняты вверх.
   - Приласкай меня, Нимрод, - мягко скомандовала  она.  Он  погладил  груди
кончиками пальцев, затем опустился на колени, поцеловал и почувствовал,  как
сразу затвердели ее соски. Карен прошептала:
   - О, как это здорово! Чуть позже она сказала:
   - Юбка расстегивается с левой стороны. Так же осторожно он расстегнул  ее
и снял. Когда Карен была раздета, сомнения все еще  одолевали  его.  Но  его
руки ласкали ее, медленно и умело двигаясь по ее телу. Теперь он  знал,  что
она хочет этого. Она прошептала:
   - Я хочу кое-что тебе сказать.
   - Карен, я слушаю, - тоже шепотом сказал он.
   - Я не девочка. У меня  был  парень..,  это  случилось,  когда  мне  было
пятнадцать лет, как раз перед тем, как я... - Она замолчала,  и  он  увидел,
как слезы потекли по ее щекам.
   - Карен, не надо! Она покачала головой.
   - Я хочу сказать тебе, потому что хочу, чтобы ты знал. С того  времени  у
меня не было больше никого.
   Он подождал, пока смысл сказанного дошел до него, и спросил:
   - Не хочешь ли ты сказать?..
   - Ты мне нужен, Нимрод. Ты весь!
   - О Господи! - выдохнул  Ним,  чувствуя,  что  его  собственное  желание,
никогда не заставлявшее себя ждать, уже проснулось. Он отбросил все сомнения
и начал раздеваться.
   Раньше его интересовало, как и, наверное, других, возможен ли секс  между
здоровым мужчиной и женщиной-инвалидом? Будет ли женщина, такая, как  Карен,
только пассивна? Сможет ли мужчина  любить  женщину,  не  получая  ничего  в
ответ? И в конце концов, будет ли это удовольствием для  одного,  для  двоих
или ни для кого?
   Он получал ответы на вопросы, и все они были неожиданными.
   Карен   просила,   отвечала,   возбуждала,   удовлетворялась.   Пассивным
оставалось лишь ее тело. Но ее кожа, грудь,  влагалище,  поцелуи,  страстные
крики ежесекундно доказывали Ниму, что он занимается любовью не с куклой, не
с манекеном. И наслаждение было длительным, и они не хотели его  завершения.
Он чувствовал, как возбуждение  нарастает  все  больше  и  больше,  как  оно
захватывает всего его, пока наконец не  наступил  финал.  Они  оба  достигли
блаженства, это была кульминация симфонии, верх мечтаний.
   Потом.., еще раз.., и возвращение к нежности и ласке.
   Ним осторожно лежал рядом с Карен, испытывая  счастливую  усталость.  Ему
было интересно, о чем она думает, и раскаивается ли в том, что произошло?
   Как будто прочитав его мысли,  она  пошевелилась  и  сказала  сонным,  но
счастливым голосом:
   - Нимрод, этот день - самый лучший в моей жизни.

Глава 4

   - У меня был тяжелый день, и хочется выпить, - сказала Синтия.  -  Обычно
здесь бывает скотч. Вы как?
   - Не прочь, - ответил Ним. Прошел час с того времени,  как  они  с  Карен
занимались любовью, и она теперь спала. Ему хотелось выпить.
   Старшая сестра Карен пришла около  двадцати  минут  назад,  открыв  дверь
своим ключом. Ним успел одеться чуть раньше.
   Она представилась как Синтия Вулворт.
   - Сразу же предварю ваш вопрос: мой муж, к сожалению,  не  связан  с  той
богатой семьей. Наверное, я полжизни посвятила  ответам  на  этот  вопрос  и
теперь спешу ответить, еще не услышав его.
   - Очень любезно с вашей стороны, - сказал он. - Я запомню раз и навсегда.
   Синтия, как он  заметил,  отличалась  от  Карен,  несмотря  на  некоторое
сходство. Карен была стройной блондинкой. Синтия  -  брюнетка  с  полноватой
фигурой. Синтия казалась более яркой личностью, но это легко объяснялось  ее
физическим здоровьем. Общим же для них была редкая красота  -  тонкие  черты
лица, полные губы, большие голубые глаза, безупречная  кожа,  изящные  руки.
Ним решил, что обе представительницы Слоун унаследовали свое  очарование  от
матери, Генриетты, в  которой  еще  сохранились  следы  былой  красоты.  Ним
вспомнил, что Синтия на три года старше Карен, то есть ей  было  сорок  два,
хотя выглядела она значительно моложе.
   Синтия принесла виски, лед и содовую.  У  нее  были  размеренные,  скупые
движения. Сразу после своего приезда она сняла мокрый плащ и повесила его  в
ванной, обменялась приветствиями с Нимом и тут же приказала:
   - Посидите и расслабьтесь - вот вечерняя  газета,  -  а  я  позабочусь  о
сестре.
   Она зашла в спальню Карен, закрыла за собой дверь, так что  Ним  различал
только приглушенный звук голосов.
   Через пятнадцать минут она вышла от Карен и объявила, что та уснула.
   Теперь, сидя напротив Нима, она помешивала в своем бокале.
   - Я знаю, что случилось сегодня вечером. Карен рассказала мне, - прервала
она недолгое молчание. Ним даже вздрогнул от такой прямоты.
   - Я понял это, - было единственным, что он мог промямлить в ответ.
   Синтия откинула голову назад и, рассмеявшись, погрозила ему пальцем.
   - А вы испугались. Думаете, наверное, буду ли я  вам  мстить  или  вызову
полицию!
   - Не уверен, хочу ли я или нуждаюсь в том, чтобы обсуждать  с  вами...  -
буркнул он.
   - О, продолжай! - Синтия не переставала смеяться. Внезапно ее лицо  стало
серьезным. - Нимрод - уж прости, что я так  называю  тебя,  -  прости,  если
смутила тебя, я вижу - это так. Позволь сказать тебе кое-что. Карен  считает
тебя добрым, мягким, любящим мужчиной, а встречу  с  тобой  -  самым  важным
событием в своей жизни. И если тебя  интересует  мнение  со  стороны,  то  я
считаю так же.
   Ним глядел на нее. Второй раз  за  сегодняшний  вечер  он  видел  женские
слезы.
   - Тьфу! Совсем не хотелось этого. - Маленьким  платочком  Синтия  вытерла
глаза. - Думаю, что я так  же  счастлива  и  довольна,  как  и  Карен.  -  И
по-дружески добавила:
   - Ну, почти так же.
   Возникшее минуту назад  у  Нима  напряжение  пропало.  Усмехнувшись,  Ним
признался:
   - Могу сказать только одно: будь я проклят!
   - Я могу сказать больше и скажу, - заметила Синтия. - Но  сначала  -  как
насчет того, чтобы выпить еще?
   Не дожидаясь ответа, она взяла стакан Нима и снова наполнила его, так  же
как и свой. Вернувшись на свое  место,  она  сделала  глоток  и  продолжила,
аккуратно подбирая слова:
   - Ради тебя, Нимрод, и ради Карен я хочу, чтобы ты понял кое-что. То, что
случилось сегодня, было чудесно  и  красиво.  Ты  можешь  не  знать  или  не
понимать этого, но некоторые люди относятся к инвалидам как к прокаженным. Я
видела это  сама,  Карен  сталкивается  с  этим  чаще.  Вот  почему  в  моем
справочнике ты именуешься как Хороший Парень.  Ты  вел  себя  с  ней  как  с
настоящей женщиной... О, ради Бога!.. Я опять заплачу.
   Платок Синтии был совсем мокрый. Ним подал ей свой, и  она  взглянула  на
него с благодарностью.
   -  То,  что  ты  делаешь...  Карен  сказала  мне,  что...  Он  застенчиво
пробормотал:
   - Знаешь, я ведь случайно оказался здесь и увидел Карен.
   - Так обычно и бывает.
   - И то, что произошло между нами.., ну, я этого не планировал. Я  никогда
не думал... - Ним запнулся. - Это случилось само собой.
   - Я знаю, - сказала Синтия. - И раз мы об этом  заговорили,  разреши  мне
задать тебе вопрос. Ты испытывал, испытываешь чувство вины?
   - Да, - кивнул он.
   - Не надо! Однажды,  когда  я  думала,  чем  помочь  Карен,  я  прочитала
заметку, написанную Милтоном Даймондом. Это профессор медицины  на  Гавайях,
изучающий секс инвалидов. Я не помню точно его слова, но смысл написанного в
следующем:  инвалиды  имеют  и  без  того  достаточно  проблем,  чтобы  быть
обремененными чувством вины..,  сексуальное  удовлетворение  имеет  для  них
более высокую ценность, нежели  общественное  одобрение,  таким  образом,  в
сексуальном плане для инвалидов подходит все.  -  И  Синтия  добавила  почти
грубо:
   - У тебя еще остается чувство вины? Выкини его!
   - Не уверен, - сказал  Ним,  -  можно  ли  меня  удивить  еще  чем-нибудь
сегодня. Но несмотря на это, я рад, что мы поговорили.
   - Я тоже. Это касается Карен, и я рада узнать о ней новое, как  и  ты.  -
Синтия продолжала потягивать свой скотч, затем проговорила задумчиво:
   -  Ты  поверишь  мне,  если  я  расскажу  тебе,  что,  когда  Карен  было
восемнадцать, а мне двадцать один, я ненавидела ее?
   - Мне трудно в это поверить.
   - Это правда. Я ненавидела ее потому, что все  внимание  родителей  и  их
друзей было адресовано ей. Иногда мне казалось, что я вообще  не  существую.
Всегда было так: Карен - это, Карен -  то!  Что  нам  сделать  для  дорогой,
бедной Карен? И никогда - что нужно здоровой,  нормальной  Синтии?  Был  мой
двадцать первый день рождения. Мне хотелось  собрать  большую  компанию,  но
мама  сказала,  что  это  неуместно  из-за  Карен.  Поэтому  состоялся  лишь
небольшой семейный чай - мои родители и я, Карен была в больнице, - паршивый
чаек с дрянным дешевым пирогом. Что касается  моих  подарков,  то  они  были
чисто символическими потому, что  каждый  цент  был  на  счету.  Мне  стыдно
признаться, но в эту ночь я молилась, чтобы Карен умерла.
   В наступившем молчании даже через опущенные шторы Ним слышал,  как  дождь
стучит в окна. Он был тронут доверием  Синтии,  но  где-то  в  уголке  мозга
копошилась мысль о том,  что  такая  мерзкая  для  других  погода  для  него
означает удачу. Деловые люди вроде  нег