м  долларе,  где  только
могут, и при этом не слишком разборчивы в выборе средств. Готов  поклясться,
что это относится ко всему Бруксайду.  А  теперь  взгляните  на  проблему  с
другой стороны: до недавней поры счета за пользование коммунальными услугами
были намного ниже, но теперь они стали весьма солидными и  растут  с  каждым
днем, так что многие из тех, кто до недавних пор не  шел  на  мошенничество,
потому что игра не стоила свеч, теперь смотрят на дело иначе. Ставки в  игре
повысились, и они готовы рискнуть. Кивнув в знак согласия. Ним добавил:
   - И к тому  же  большинство  компаний  по  обслуживанию  населения  столь
громадны и обезличены, что люди от носятся к хищениям энергии совсем  иначе,
чем к другим проявлениям воровства. Они не столь нетерпимы, как если бы речь
шла о краже со взломом или вырывании сумочек у прохожих на улице.
   - Я очень много размышлял об этом и думаю, что дело гораздо серьезнее.  -
Лондон  остановил  машину  на  перекрестке  в  ожидании   зеленого   сигнала
светофора. Когда они тронулись с места,  он  продолжил  свою  мысль.  -  Мне
кажется, что большинство людей рассуждают так: вся наша система  -  куда  ни
кинь - прогнила из-за продажных политиков, так с какой  стати  нам,  рядовым
гражданам, страдать из-за собственной честности? О'кей,  говорят  они,  одну
компашку погнали в шею после Уотергейта, а что же те, кто пришел  на  смену?
Стоило им дорваться до власти,  как  сами  бывшие  праведники  принялись  за
мошенничество - тут и политический подкуп, и дела похуже.
   - Весьма грустное наблюдение.
   - Верно, - согласился Лондон. - Но оно  объясняет  многое  из  того,  что
происходит вокруг. Я имею в виду отнюдь  не  только  то,  что  нам  довелось
увидеть сегодня. Отсюда резкий рост преступности - от действительно  крупных
дел до мелких правонарушений. И вот  что  я  вам  еще  скажу:  временами,  и
сегодня как раз такой  день,  мне  чертовски  хочется  оказаться  в  морской
пехоте; там все казалось куда проще и яснее.
   - Раньше, но не теперь.
   - Возможно, со вздохом ответил Лондон.
   - Вы сами и ваши люди хорошо поработали сегодня, - сказал Ним.
   - У нас как на войне, - Гарри Лондон отбросил серьезный тон и  улыбнулся.
- Скажите вашему боссуглавнокомандующему: этот бой мы  выиграли  и  принесем
ему еще не одну победу.

Глава 9

   - Боюсь, что ты лопнешь от важности, - сказала Руфь Голдман  Ниму,  когда
он сидел напротив нее за завтраком, - но должна признаться, что  ты  отлично
выступил по телевидению вчера вечером. Еще кофе?
   - Да, пожалуйста, - Ним передал ей  чашку.  -  И  спасибо.  Руфь  подняла
кофейник и наполнила его  чашку;  как  всегда,  ее  движения  были  легкими,
грациозными и точными. Одета она была  в  изумрудно-зеленый  халат,  выгодно
оттенявший ее аккуратно расчесанные черные волосы;  когда  она  наклонялась,
Ним увидел ее маленькие крепкие грудки. Еще до женитьбы он  любовно  призвал
их "два раза по полпинты - класс экстра". На лице у нее  был  едва  заметный
слой косметики, ровно столько, чтобы выгодно подчеркнуть природный  румянец.
Как бы рано ей ни приходилось вставать,  Руфь  всегда  выглядела  безупречно
свежей. Ним, а ему довелось в своей  жизни  повидать  немало  женщин  наутро
после бурно проведенной ночи,  считал,  что  ему  следует  быть  благодарным
судьбе.
   Происходило это в среду. Почти неделя миновала с тех пор,  как  состоялся
налет на Бруксайд. Этим утром Ним проснулся  поздно.  Поздно  для  него:  он
проспал до половины девятого. После долгих часов, проведенных на  работе,  и
непрестанного напряжения в  течение  нескольких  недель,  достигшего  апогея
вчера вечером во время жарких  дебатов  на  телевидении  под  ослепительными
лучами софитов, он жутко устал. Леа и Бенджи  отправились  в  школу  еще  до
того, как он спустился в столовую  -  сегодня  у  них  была  оздоровительная
программа до самого вечера, - и вот теперь он неторопливо завтракал вместе с
Руфью, что случалось довольно-таки редко. Ним уже успел позвонить в компанию
и предупредить, что сегодня появится на работе ближе к полудню.
   - Леа не ложилась спать, пока не досмотрела до  конца  программу  "Добрый
вечер", - рассказывала Руфь. - Бенджи тоже хотел ее посмотреть,  но  заснул.
Дети не любят говорить об этом в открытую,  но  они  действительно  гордятся
тобой, можешь не сомневаться. По правде говоря,  они  прямо-таки  боготворят
тебя. О чем бы ты там ни говорил, для них это все равно что слово Господне.
   - Хороший кофе, - заметил Ним. - Это что, новый сорт?
   - Просто ты сегодня пьешь его не на бегу, - покачала головой Руфь.  -  Ты
слышал, что я тебе сказала о Леа и Бенджи?
   - Да. Я как раз об этом думал. Я  тоже  горжусь  нашими  детьми.  Неужели
сегодня меня ждут одни комплименты? - не сдержал довольной улыбки Ним.
   - Если ты думаешь, что я таким образом пытаюсь чего-то добиться от  тебя,
то ошибаешься. Просто мне хочется, чтобы такие завтраки у нас с тобой бывали
почаще.
   - Я уж постараюсь, - ответил ей Ним.
   А про себя Ним подумал: "Не потому ли Руфь сегодня  особенно  покладиста,
что, как и он сам, чувствует, что в последнее время  отчуждение  между  ними
углубилось - отчуждение, виной которому было его,  Нима,  безразличие  и  уж
совсем непонятное увлечение Руфи какими-то ее сугубо личными  интересами,  о
которых  можно  было  только  догадываться".  Ним  попытался  вспомнить,  но
безуспешно, когда они в последний раз были близки. "Чем можно  объяснить,  -
думал  он,  -  что  мужчина  утрачивает   влечение   к   своей   собственной
привлекательной жене и при этом страстно желает других женщин?"  Повидимому,
решил он, тут все  дело  в  привычке,  в  естественном  стремлении  к  новым
завоеваниям, к свежим ощущениям. "И все же, - с укоризной подумал он, - надо
что-то поправить по части секса с Руфью. Вероятно, сегодня же ночью".
   - Во время теледебатов пару раз у тебя был такой злой вид,  казалось,  ты
вот-вот взорвешься, - сказала Руфь.
   - Но не взорвался же. Вовремя вспомнил об этих дурацких правилах.  -  Ним
не считал нужным подробно рассказывать Руфи о решении комитета  управляющих,
утвердившего "умеренную линию". Он уже успел сообщить об этом жене в тот  же
день, когда это решение было принято, и она выразила ему свое сочувствие.
   - Бердсон пытался поддеть тебя, не так ли?
   - Да уж не без того. Вот сукин  сын!  -  При  воспоминании  об  этом  Ним
нахмурился. - Только ничего у него не вышло.
   Дейви Бердсон, возглавлявший группу активистов движения потребителей  под
названием "Энергия и свет для народа", принимал участие в этой телевизионной
передаче, утверждая, что во всех своих действиях компания исходит  из  самых
низменных  побуждений;  он  также  недвусмысленно  намекнул,  что  и  личные
устремления Нима ничуть не  лучше.  Кроме  того,  Бердсон  подверг  нападкам
недавнее намерение "ГСП энд Л" увеличить стоимость предоставляемых компанией
услуг: решение по этому вопросу ожидалось со дня на день.  Невзирая  на  все
провокационные наскоки Бердсона, Ниму удалось, хотя и  с  трудом,  сохранить
самообладание и не выйти за рамки, в которые он был  поставлен  руководством
компании.
   - Сегодняшний "Кроникл" пишет, что группа Бердсона, как и клуб "Секвойя",
намерены выступать против планов строительства электростанции в Тунипа.
   - Дай-ка мне взглянуть.
   - На седьмой странице, - подсказала Руфь, передавая Ниму газету.
   В этом тоже проявилась особенность Руфи. Каким-то  образом  ей  удавалось
быть впереди многих по части информированности. Вот и сейчас одновременно  с
приготовлением завтрака она успела просмотреть свежий выпуск "Кроникл Уэст".
   Ним быстро пролистал страницы и  нашел  нужную  заметку.  Сообщение  было
кратким, и ничего нового по сравнению с тем, что ему уже  успела  рассказать
Руфь, он из него не узнал. Зато его тут же осенило, как  нужно  действовать.
Он заторопился, быстро допил кофе и встал из-за стола.
   - Тебя сегодня ждать к ужину?
   - Постараюсь быть вовремя.
   Глядя на нежную улыбку Руфи, он вспомнил, что много раз повторял  эти  же
слова, а затем по самым разным причинам не появлялся дома допоздна.  Вопреки
здравому смыслу, как и в тот вечер, когда он ехал от Ардит, Ниму захотелось,
чтобы хотя бы время от времени Руфь расставалась со своим долготерпением.
   - Слушай, почему ты никогда не устроишь скандал? - спросил он ее. -  Тебя
все это не бесит?
   - А разве от этого что-нибудь изменится? Он пожал плечами, не  зная,  как
понимать ее ответ и что сказать самому.
   - Да, вот еще: вчера звонила мать. Они с отцом приглашают  нас  вместе  с
Леа и Бенджи на обед в пятницу на следующей неделе.
   Ним простонал про себя. Находиться в доме Нойбергеров - родителей Руфи  -
было все равно что оказаться в синагоге: бесчисленным  количеством  способов
они поминутно  доказывали  свою  принадлежность  к  еврейской  культуре.  За
обеденным столом они не забывали упомянуть, что еда, конечно  же,  кошерная;
затем вам напоминали,  что  в  доме  Нойбергеров  молочные  и  мясные  блюда
готовятся отдельно, в специально  для  того  предназначенной  посуде.  Перед
обедом  возносилась  молитва  в  честь  хлеба  и  вина  и  даже  мытье   рук
превращалось в торжественный ритуал. По  завершении  трапезы  снова  звучали
торжественные молитвы, которые Нойбергеры, согласно  традициям,  принятым  в
странах Восточной Европы, называли не иначе как "коленопреклонение". Если на
стол подавалось мясо, то Леа и Бенджи не разрешали запивать его молоком, что
им нравилось делать дома. Затем наступал черед весьма назойливых наставлений
и вопросов, например, почему это Руфь и Ним не соблюдают  субботу  и  другие
святые  дни,  красочных  описаний  бар  митцва,  на  котором  присутствовали
Нойбергеры, после чего выражалась  уверенность  в  том,  что  Бенджи  должен
посещать еврейскую школу и, когда ему  исполнится  тринадцать  лет,  принять
участие в обряде  бар  митцва.  По  возвращении  домой  дети  засыпали  Нима
вопросами - они были как раз в том возрасте, когда естественное  любопытство
неодолимо, а Ним из-за терзавших его внутренних противоречий не знал, что им
ответить.
   В  такие  минуты  Руфь  неизменно  хранила  молчание,  заставлявшее  Нима
задумываться, на чьей же стороне она - его или своих  родителей.  Пятнадцать
лет назад, когда Руфь и Ним только поженились, она ясно дала понять, что  не
придает ровным счетом никакого значения всем  этим  иудейским  традициям;  в
этом выразился ее явный протест против ортодоксальных порядков,  царивших  в
ее доме. Но может быть, она изменила  свои  взгляды  или  все  это  время  в
глубине души была обыкновенной еврейской матерью, желающей,  чтобы  ее  дети
жили в вере ее родителей? Он вспомнил слова, сказанные  ею  всего  несколько
минут назад по поводу отношения Леа и  Бенджи  к  нему  самому:  "По  правде
говоря, они прямо-таки боготворят тебя. О чем бы ты там ни говорил, для  них
это все  равно  что  слово  Господне".  Может  быть,  она  хотела  исподволь
напомнить ему о его собственной ответственности как еврея, подтолкнуть его к
тому, чтобы он пересмотрел свое  отношение  к  религии?  Ним  был  далек  от
заблуждений. Внешняя кротость Руфи не обманывала Нима, он  понимал,  что  за
нею скрывался сильный характер.
   Но невзирая на свою стойкую неприязнь к  дому  Нойбергеров,  Ним  не  мог
отказаться от приглашений родителей Руфи,  у  него  просто  не  было  веских
оснований для отказа. К тому же  приглашения  случались  не  часто,  а  Руфь
вообще редко когда обращалась к нему с просьбами.
   - О'кей, - ответил Ним. - На следующей неделе никаких непредвиденных  дел
не ожидается. Когда приеду на работу, еще разок уточню по поводу  пятницы  и
сразу же тебе перезвоню.
   На какое-то мгновение Руфь смешалась, потом сказала:
   - Не стоит звонить ради этого. Расскажешь мне обо всем вечером.
   - Почему?
   И вновь она замялась:
   - Я уезжаю сразу после тебя. Меня весь день не будет дома.
   - Что происходит? Куда ты уезжаешь?
   - Да так, нужно побывать и тут, и там. А мне ты  разве  докладываешь  обо
всех своих делах? - спросила она.
   Ах  вот  оно  что!   Опять   эта   загадочность.   Озадаченный   подобной
таинственностью, Ним ощутил приступ ревности, но тут же взял  себя  в  руки:
Руфь права! Она всего лишь напомнила ему о существовании многого, о  чем  он
ей не рассказывал.
   - Всего тебе хорошего, - сказал ей Ним. - До вечера. Уже в холле он обнял
ее, и они поцеловались. Губы Руфи были мягкими и нежными: тело  под  халатом
было таким податливым. "Какой же я  все-таки  идиот",  -  подумал  Ним.  Да,
решено, сегодня ночью он займется с ней любовью.

Глава 10

   Несмотря на поспешный уход из дома, Ним вел машину в деловую часть города
не торопясь, в стороне от скоростной автотрассы, по тихим улочкам. Он  хотел
уже в машине обдумать ситуацию с клубом "Секвойя", о котором  упоминалось  в
утреннем выпуске "Кроникл Уэст".
   Хотя эта организация довольно часто подвергала  "ГСП  энд  Л"  прямо-таки
ожесточенной критике, Ним был  страстным  ее  поклонником.  Объяснялось  это
очень просто. Жизнь свидетельствовала о том,  что,  когда  такие  гигантские
промышленные компании, как "Голден стейт пауэр  энд  лайт",  действовали  по
своему собственному разумению,  они  вообще  не  уделяли  внимания  вопросам
охраны  окружающей  среды  или  делали  в   этом   отношении   очень   мало.
Следовательно, возникала необходимость в действенной  ограничительной  силе.
Клуб "Секвойя" выполнял именно такую роль.
   Эта  организация  со  штаб-квартирой  в   Калифорнии   снискала   широкую
известность во всей стране своими умными и  последовательными  действиями  в
борьбе за сохранение того,  что  осталось  от  первозданных  красот  природы
Америки. Почти всегда действия "Секвойи" были выдержаны в  рамках  этики,  а
аргументация была юридически оправданна и убедительна. Даже критики клуба не
могли отказать ему в уважении. Одна из причин  заключалась  в  том,  что  на
протяжении восьмидесяти лет существования клуба  его  неизменно  возглавляли
люди самого  высокого  калибра,  и  эту  традицию  продолжала  его  нынешний
председатель Лаура Бо Кармайкл, в прошлом ученый-атомщик.  Госпожа  Кармайкл
была женщиной одаренной, ее авторитет признавали  во  всем  мире,  и  помимо
всего прочего ее и Нима связывали почти дружеские отношения.
   Вот о ней-то он и думал сейчас.
   Ним решил, что  он  непосредственно  обратится  к  Лауре  Бо  Кармайкл  и
разъяснит ей все детали относительно планов строительства объекта в Тунипа и
еще  двух  электростанций.  Возможно,  если  он  сумеет  убедить  ее  в   их
необходимости, "Секвойя" не станет выступать  против  них  или,  по  крайней
мере, займет более умеренную позицию. Нужно постараться устроить  встречу  с
ней как можно скорее, желательно даже сегодня.
   Ним вел машину автоматически, не обращая внимания  на  названия  улиц,  и
только когда ему пришлось остановиться в заторе, заметил, что  находится  на
перекрестке улиц Лейквуд и Бальбоа. Названия ему о чем-то напоминали.  Но  о
чем?
   Внезапно он вспомнил. Две недели назад, в тот самый день, когда произошел
взрыв и нарушилась подача электроэнергии, главный  диспетчер  показывал  ему
карту, где были отмечены дома с установленным в них специальным  медицинским
оборудованием. Цветными кружочками там были отмечены аппараты "искусственная
почка", кислородные  аппараты,  "искусственные  легкие"  и  прочие  подобные
приспособления.  Красный  кружок  на  пересечении  улиц  Лейквуд  и  Бальбоа
означал, что здесь живет человек, жизнь которого зависит от  "искусственного
легкого" или какого-то другого аналогичного прибора для поддержания дыхания.
Оборудование было установлено в многоквартирном доме. Каким-то образом  этот
факт запал в память Нима: он даже запомнил фамилию этого человека  -  Слоун.
Ним вспомнил, как, глядя на маленький красный кружок, он подумал: интересно,
что собой представляет этот Слоун?
   На  перекрестке  стоял  только  один  жилой  дом  -  восьмиэтажное  белое
оштукатуренное здание, скромное с виду, но в хорошем состоянии. Ним  застрял
в  пробке  как  раз  напротив  него.  На  маленькой  площадке  перед   домом
разместилось несколько машин. Два места  были  свободными.  Ним  импульсивно
свернул на стоянку и поставил свой "фиат" на одно из них. Затем он вышел  из
машины и подошел к подъезду.
   Над рядком почтовых ящиков висели таблички с именами жильцов.  Среди  них
значилось и "К. Слоун".
   Ним нажал на кнопку рядом с фамилией. Через несколько  мгновений  входная
дверь открылась. Появился высохший старичок в мешковатых брюках и  ветровке.
Он посмотрел на Нима через толстые стекла очков.
   - Вы звоните к Слоун?
   - Да.
   - Я привратник. У меня внизу тоже звонок.
   - Можно увидеть мистера Слоуна?
   - Такого здесь нет.
   - А... - Ним указал на почтовый ящик. - Тогда миссис Слоун? Или мисс?
   Непонятно, почему он принял Слоун за мужчину.
   - Мисс Слоун. Карен. А вы кто?
   - Голдман. - Ним показал удостоверение "ГСП энд Л". - Правда ли, что мисс
Слоун инвалид?
   - Пожалуй, да. Но она не любит, когда ее так называют.
   - Кем же мне в таком случае ее считать?
   - Нетрудоспособной. Она тетраплегик. Знаете, чем тетраплегики  отличаются
от параплегиков?
   -  Кажется,  знаю.  Параплегии  парализован  ниже  пояса,  а  тетраплегик
полностью.
   - Да, так и у нашей Карен, - сказал старик. - У нее это с пятнадцати лет.
Хотите увидеть ее?
   - Быть может, это неудобно?
   - Скоро поймете. - Привратник шире открыл дверь, - Заходите.
   Маленькая прихожая вполне отвечала внешнему виду здания: такая же простая
и чистая. Старик повел Нима к лифту, жестом пригласил его войти и последовал
за ним. Когда они поднимались, он вдруг заметил:
   - У нас, конечно, не "Ритц", но мы стараемся поддерживать здесь порядок.
   - Это видно.
   Латунная табличка лифта осветилась, раздался мягкий рокот. Они  вышли  на
шестом этаже. Привратник прошел вперед и остановился перед  дверью,  выбирая
ключ из большой связки. Он открыл дверь, постучал, а потом крикнул:
   - Это Джимини. Я привел посетителя к Карен.
   - Заходите, - ответил женский  голос,  и  Ним  оказался  перед  невысокой
крепкой негритянкой с отчетливо асимметричным  лицом.  На  ней  был  розовый
нейлоновый халат, напоминающий форму медсестры.
   - Вы что-то продаете? - Вопрос прозвучал очень  любезно,  без  какой-либо
враждебности.
   - Нет. Я тут проходил и...
   - Не важно. Мисс Слоун любит посетителей. Они шли по маленькому  светлому
вестибюлю, выходящему с одной стороны в кухню, а  с  другой  -  в  некоторое
подобие гостиной. В кухне преобладали бодрые желтые и белые  тона,  гостиная
была окрашена в желтый и зеленый. Часть ее нельзя было разглядеть. Оттуда  и
послышался Ниму приятный голос:
   - Заходите же, кто там?
   - Я вас покидаю, - сказал за спиной Нима привратник. - У меня дела.
   Когда дверь за ним закрылась, Ним вошел в гостиную.
   - Здравствуйте, - произнес тот же голос. - Есть ли у вас что-нибудь новое
и интересное?
   Значительно позже, по прошествии месяцев, в то время как  важные  события
будут развиваться, словно сменяющие друг друга  сцены  драмы,  Ним  вспомнит
этот миг, когда он первый раз увидел Карен Слоун, вспомнит отчетливо и живо,
во всех подробностях.
   Это была уже зрелая женщина, выглядевшая, однако,  молодо,  и  необычайно
красивая. Ним подумал, что ей лет тридцать шесть, а позднее узнал,  что  она
была на три года старше. Ее удлиненное лицо с удивительно  пропорциональными
чертами, вздернутым носиком и полными, чувственными губами расцвело сейчас в
улыбке. Большие голубые глаза откровенно оценивали Нима.  Безупречная  кожа,
казалось, переливалась. Длинные светлые волосы обрамляли лицо  Карен  Слоун.
Разделенные посередине пробором, они спадали ей на плечи,  сверкая  золотыми
струями в лучах солнечного света.  Руки  с  длинными  пальцами  и  покрытым