которыми
можно было бы танцевать? Разве из-за того, что  есть  легкое  и
самое  легкое,  --  не  должны  существовать  кроты  и  тяжелые
карлики?

     3

     -- Там же поднял я на дороге слово  "сверхчеловек"  и  что
человек есть нечто, что должно преодолеть,
     --  что  человек  есть  мост,  а  не цель; что он радуется
своему полдню и вечеру как  пути,  ведущему  к  новым  утренним
зорям:
     слово  Заратустры о великом полдне, и что еще навесил я на
человека как на вторую пурпурную вечернюю зарю.
     Поистине, я дал им увидеть даже новые звезды и новые ночи;
и над тучами и днем и ночью раскинул я смех, как пестрый шатер.
     Я  научил  их  всем  моим  думам  и  всем   чаяниям
моим:  собрать  воедино  и  вместе нести все, что есть в
человеке отрывочного, загадочного и ужасно случайного, --
     -- как поэт, отгадчик и избавитель от случая, я научил  их
быть  созидателями  будущего и все, что было, -- спасти,
созидая.
     Спасти прошлое в человеке и преобразовать все, что "было",
пока воля не скажет: "Но так хотела я! Так захочу я". --
     Это назвал я им избавлением,  одно  лишь  это  учил  я  их
называть избавлением. --
     Теперь  я  жду  своего избавления, -- чтобы пойти к
ним в последний раз.
     Ибо еще один раз пойду я к людям: среди  них
хочу я умереть, и, умирая, хочу я дать им свой богатейший дар!
     У   солнца  научился  я  этому,  когда  закатывается  оно,
богатейшее светило: золото сыплет оно  в  море  из  неистощимых
сокровищниц своих, --
     --  так  что  даже  беднейший  рыбак гребет золотым
веслом! Ибо это видел я однажды, и, пока я смотрел,  слезы,  не
переставая, текли из моих глаз. --
     Подобно солнцу хочет закатиться и Заратустра: теперь сидит
он здесь и ждет; вокруг него старые, разбитые скрижали, а также
новые, -- наполовину исписанные.

     4

     --  Смотри, вот новая скрижаль; но где братья мои, которые
вместе со мной понесут ее в долину и в плотяные сердца? --
     Так гласит моя великая любовь к самым дальним: не  щади
своего ближнего. Человек есть нечто, что должно преодолеть.
     Существует  много  путей  и способов преодоления -- ищи их
сам! Но только скоморох думает:  "Через  человека  можно
перепрыгнуть".
     Преодолей  самого  себя  даже  в  своем  ближнем: и право,
которое ты можешь завоевать себе, ты не должен  позволять  дать
тебе!
     Что  делаешь  ты,  этого  никто  не может возместить тебе.
Знай, не существует возмездия.
     Кто не может повелевать себе, должен повиноваться. Иные же
могут повелевать себе,  но  им  недостает  еще  многого,
чтобы уметь повиноваться себе!

     5

     -- Так хочет этого характер душ благородных: они ничего не
желают иметь даром, всего менее жизнь.
     Кто  из  толпы,  тот  хочет жить даром; мы же другие, кому
дана жизнь, -- мы постоянно размышляем, что могли бы  мы
дать лучшего в обмен за нее!
     И  поистине,  благородна  та  речь,  которая  гласит: "что
обещает нам жизнь,  мы  хотим  --  исполнить  для
жизни!"
     Не   надо  искать  наслаждений  там,  где  нет  места  для
наслажденья. И -- не надо желать наслаждаться!
     Ибо наслаждение и невинность -- самые стыдливые вещи:  они
не  хотят,  чтобы  искали  их.  Их  надо  иметь,  --  но
искать надо скорее вины и страдания! --

     6

     -- О братья мои, кто первенец,  тот  приносится  всегда  в
жертву. А мы теперь первенцы.
     Мы  все  истекаем  кровью  на  тайных жертвенниках, мы все
горим и жаримся в честь старых идолов.
     Наше лучшее еще молодо; оно раздражает старое  небо.  Наше
мясо   нежно,  наша  шкура  только  шкура  ягненка  --  как  не
раздражать нам старых идольских жрецов!
     В нас самих живет еще он, старый идольский жрец, он
жарит наше лучшее себе на пир. Ах, братья мои, как первенцам не
быть жертвою!
     Но так хочет этого наш род; и я люблю  тех,  кто  не  ищет
сберечь  себя.  Погибающих  люблю  я  всею  своей  любовью: ибо
переходят они на ту сторону. --

     7

     -- Быть правдивыми -- могут немногие! И кто  может,
не хочет еще! Но меньше всего могут быть ими добрые.
     О,  эти  добрые!  --  Добрые  люди  никогда  не говорят
правды; для духа быть таким добрым -- болезнь.
     Они  уступают,  эти  добрые,  они  покоряются,  их  сердце
вторит,  их  разум  повинуется:  но  кто  слушается,  тот не
слушает самого себя!
     Все, что у добрых зовется злым, должно соединиться,  чтобы
родилась  единая  истина, -- о братья мои, достаточно ли
вы злы для этой истины?
     Отчаянное   дерзновение,   долгое   недоверие,    жестокое
отрицание,  пресыщение,  надрезывание жизни -- как редко бывает
это вместе. Но из такого семени -- рождается истина!
     Рядом с нечистой совестью  росло  до  сих  пор  все
знание!   Разбейте,   разбейте,  вы,  познающие,  старые
скрижали!

     8

     -- Когда бревна в воде, когда мосты  и  перила  перекинуты
над рекою, -- поистине, не поверят, если кто скажет тогда: "Все
течет".
     Даже  увальни  будут  противоречить  ему.  "Как? -- скажут
увальни,  --  все  течет?  Ведь  балки  и   перила   перекинуты
над рекой!"
     "Над  рекою  все крепко, все ценности вещей, мосты,
понятия, все "добро" и "зло" -- все это крепко!" --
     А когда приходит  суровая  зима,  укротительница  рек,  --
тогда  и  насмешники  начинают сомневаться; и поистине, не одни
только увальни говорят тогда: "Не все ли -- спокойно?"
     "В основе все  спокойно"  --  это  истинное  учение  зимы,
удобное  для  бесплодного  времени, хорошее утешение для спячих
зимою и печных лежебок.
     "В основе все спокойно" -- но против этого  говорит
ветер в оттепель!
     Ветер в оттепель -- это бык, но не пашущий, а бешеный бык,
разрушитель,  гневными рогами ломающий лед! Лед же -- ломает
мостки!
     О братья мои, не все ли течет  теперь?  Не  все  ли
перила  и мосты попадали в воду? Кто же станет держаться
еще за "добро" и "зло"?
     "Горе  нам!  Благо  нам!  Теплый  ветер  подул!"  --   так
проповедуйте, братья мои, по всем улицам!

     9

     Есть  старое  безумие,  оно называется добро и зло. Вокруг
прорицателей и звездочетов вращалось до сих  пор  колесо  этого
безумия.
     Некогда  верили  в  прорицателей  и  звездочетов; и
потому верили: "Все -- судьба: ты должен, ибо так надо!"
     Затем  опять  стали  не  доверять  всем   прорицателям   и
звездочетам;  и  потому  верили:  "Все  --  свобода:  ты
можешь, ибо ты хочешь!"
     О братья мои, о звездах и о  будущем  до  сих  пор  только
мечтали,  но  не знали их; и потому о добре и зле до сих
пор только мечтали, но не знали их!

     10

     "Ты не должен грабить! Ты не  должен  убивать!"  --  такие
слова  назывались  некогда  священными;  перед  ними преклоняли
колена и головы, и к ним подходили, разувшись.
     Но я спрашиваю вас: когда на свете было больше разбойников
и убийц, как не тогда, когда эти слова были особенно священны?
     Разве в самой жизни нет -- грабежа и убийства?  И  считать
эти   слова   священными,  разве  не  значит  --  убивать  саму
истину?
     Или это не было проповедью смерти -- считать священным то,
что противоречило  и  противоборствовало  всякой  жизни?  --  О
братья мои, разбейте, разбейте старые скрижали!

     11

     Мне  жаль  всего  прошлого,  ибо я вижу, что оно отдано на
произвол, --
     -- отдано на произвол милости, духа и безумия  каждого  из
поколений,  которое  приходит и все, что было, толкует как мост
для себя!
     Может прийти великий тиран, лукавый изверг, который  своей
милостью  и  своей  немилостью  будет насиловать все прошлое --
пока оно не станет для  него  мостом,  знамением,  герольдом  и
криком петуха.
     Но  вот  другая  опасность  и мое другое сожаление: память
тех, кто из толпы, не идет дальше деда, -- и с дедом  кончается
время.
     И   так   все   прошлое  отдано  на  произвол:  ибо  может
когда-нибудь случиться, что толпа станет господином,  и  всякое
время утонет в мелкой воде.
     Поэтому,   о   братья   мои,   нужна  новая  знать,
противница всего, что есть всякая  толпа  и  всякий  деспотизм,
знать,   которая   на  новых  скрижалях  снова  напишет  слово:
"благородный".
     Ибо нужно много благородных,  и  разнородных  благородных,
чтобы  составилась  знать!  Или, как говорил я однажды в
символе, "в том  божественность,  что  существуют  боги,  а  не
Бог!".

     12

     О  братья  мои, я жалую вас в новую знать: вы должны стать
созидателями и воспитателями -- сеятелями будущего, --
     -- поистине, не в ту знать, что могли бы  купить  вы,  как
торгаши,  золотом  торгашей: ибо мало ценности во всем том, что
имеет свою цену.
     Не то, откуда вы идете, пусть составит отныне вашу  честь,
а  то,  куда вы идете! Ваша воля и ваши шаги, идущие дальше вас
самих, -- пусть будут отныне вашей новой честью!
     Поистине, не то, что служили вы князю -- что значат теперь
князья! -- или что были  вы  оплотом  тому,  что  стоит,  чтобы
крепче стояло оно!
     Не  то,  что  ваш  род при дворах сделался придворным и вы
научились, пестрые, как фламинго, часами стоять  в  мелководных
прудах.
     --  Ибо  уменье стоять есть заслуга у придворных; и
все придворные верят, что к блаженству после смерти принадлежит
-- позволение сесть! --
     Также и не то, что дух, которого они называют святым,  вел
ваших  предков  в  земли обетованные, которых я не обещаю; ибо,
где выросло худшее из всех дерев -- крест,  --  в  такой  земле
хвалить нечего!
     --  И  поистине,  куда  бы  не вел этот "святой дух" своих
рыцарей, всегда бежали впереди таких шествий -- козлы  и
гуси, безумцы и помешанные! --
     О  братья  мои,  не  назад  должна  смотреть ваша знать, а
вперед! Изгнанниками должны  вы  быть  из  страны  ваших
отцов и праотцев!
     Страну  детей ваших должны вы любить: эта любовь да
будет вашей новой знатью, -- страну, еще не открытую, лежащую в
самых далеких морях! И пусть ищут и ищут ее ваши паруса!
     Своими детьми должны вы искупить то,  что  вы  дети
своих  отцов:  все  прошлое должны вы спасти этим путем!
Эту новую скрижаль ставлю я над вами!

     13

     "К чему жить? Все -- суета! Жить -- это  молотить  солому;
жить -- это сжигать себя и все-таки не согреться". --
     Эта  старая  болтовня  все еще слывет за "мудрость"; за
то, что стара она и пахнет затхлым, еще более  уважают  ее.
Даже плесень облагораживает. --
     Дети  могли  так  говорить: они боятся огня, ибо он
обжег их! Много ребяческого в старых книгах мудрости.
     И кто всегда "молотит солому", какое право имеет он хулить
молотьбу! Таким глупцам следовало бы завязывать рот!
     Они садятся за стол и ничего не  приносят  с  собой,  даже
здорового голода; и вот хулят они: "все -- суета!"
     Но хорошо есть и хорошо пить, о братья мои, это, поистине,
не суетное  искусство!  Разбейте,  разбейте  скрижали  тех, кто
никогда не радуется!

     14

     "Для чистого все чисто" -- так говорит народ. Но я  говорю
вам: для свиней все превращается в свинью!
     Поэтому  исступленные  и  святоши,  у  которых даже сердце
поникло, проповедуют: "Сам мир есть грязное чудовище".
     Ибо все они не чисты духом; особенно те, кто не находят ни
покоя, ни  отдыха,  разве  что  видя  мир  сзади,  --  и
потусторонники!
     Им  говорю  я в лицо, хотя это и звучит не любезно:
мир тем похож на человека, что и у него есть задняя часть, -- и
лишь настолько это верно!
     Существует в мире много грязи  --  и  лишь  настолько  это
верно! Но оттого сам мир не есть еще грязное чудовище!
     Есть мудрость в том, что многое в мире дурно пахнет, -- но
само отвращение создает крылья и силы, угадывающие источники!
     Даже  в  лучшем есть и нечто отвратительное; и даже лучший
человек есть нечто, что должно преодолеть!
     О братья мои, много мудрости в том, что много грязи есть в
мире!

     15

     Я слышал,  как  благочестивые  потусторонники  говорили  к
своей  совести,  и  поистине,  без злобы и лжи, -- хотя и нет в
мире ничего более лживого и злобного.
     "Предоставь миру быть миром! Не поднимай против него  даже
мизинца!"
     "Пусть,  кто  хочет,  душит  и колет людей и сдирает с них
кожу -- не поднимай против него даже мизинца! Так научатся  они
отрекаться от мира".
     "А  свой  собственный разум -- ты должен сам задушить его:
ибо это разум мира сего, -- так научишься ты сам отрекаться  от
мира".
     --  Разбейте,  разбейте, о братья мои, эти старые скрижали
благочестивых! Развейте слова клеветников на мир!

     16

     "Кто много учится, разучивается всякому сильному  желанию"
-- так шепчут сегодня на всех темных улицах.
     "Мудрость  утомляет,  ничто  --  не вознаграждается; ты не
должен желать!" -- эту новую скрижаль нашел я  вывешенной  даже
на базарных площадях.
     Разбейте,  о  братья  мои,  разбейте  и  эту  новую
скрижаль! Утомленные миром повесили ее и проповедники смерти  и
тюремщики: ибо, смотрите, это также есть проповедь, призывающая
к рабству!
     Ибо  они  дурно  учились,  и  далеко  не  лучшему, и всему
слишком рано и всему слишком скоро: ибо они плохо ели, и
потому они получили этот испорченный желудок,
     -- ибо испорченный желудок есть их дух: он советует
смерть! Ибо, поистине, братья мои, дух есть желудок!
     Жизнь есть родник радости; но в  ком  говорит  испорченный
желудок, отец скорби, для того все источники отравлены.
     Познавать -- это радость для того, в ком воля льва!
Но кто  утомился, тот сам делается лишь "предметом воли", с ним
играют все волны.
     И так бывает всегда с  людьми  слабыми:  они  теряются  на
своих  путях.  И  наконец  усталость их еще спрашивает: "К чему
ходили мы когда-то по дорогам? Везде все равно!"
     Им приятно слышать, когда  проповедуют:  "Ничто  не
вознаграждается!  Вы  не должны желать!" Но ведь это проповедь,
призывающая к рабству.
     О  братья  мои,  как  дуновение  свежего  ветра   приходит
Заратустра ко всем уставшим от их пути; многие носы заставит он
еще чихать!
     Даже  сквозь стены проникает мое свободное дыхание, входит
в тюрьмы и плененные умы!
     "Хотеть"  освобождает:  ибо  хотеть  значит  созидать,  --
так  учу  я.  И  только  для  созидания должны вы
учиться!
     И даже учиться должны вы сперва у  меня  научиться,
хорошо научиться! -- Имеющий уши да слышит!

     17

     Челн  готов  --  на той стороне ты попадешь, быть может, в
великое Ничто. -- Но кто хочет вступить в это "быть может"?
     Никто из вас не хочет  вступить  в  челн  смерти!  Как  же
хотите вы тогда быть утомленными миром!
     Утомленные  миром!  Вы  даже  еще  не отрешились от земли!
Похотливыми находил я вас всегда к  земле,  еще  влюбленными  в
собственное утомление землею!
     Недаром  отвисла  у вас губа: маленькое земное желание еще
сидит на ней! А в глазу -- разве не плавает  облачко  незабытой
земной радости?
     На  земле  есть  много  хороших  изобретений,  из них одни
полезны, другие приятны; ради них стоит любить землю.
     И многие изобретения настолько хороши, что  являются,  как
грудь женщины, -- одновременно полезными и приятными.
     А вы, уставшие от мира и ленивые! Вас надо высечь розгами!
Ударами розги надо вернуть вам резвые ноги.
     Ибо  -- если вы не больные и не отжившие твари, от которых
устала земля, то вы хитрые ленивцы или вороватые, притаившиеся,
похотливые  кошки.  И  если   вы   не   хотите   снова   весело
бежать, должны вы -- исчезнуть!
     Не  надо  желать  быть  врачом  неизлечимых  --  так  учит
Заратустра, -- поэтому вы должны исчезнуть!
     Но надо больше мужества для  того,  чтобы  положить
конец,  чем чтобы высидеть новый стих, -- это знают все врачи и
поэты. --

     18

     О братья  мои,  есть  скрижали,  созданные  утомлением,  и
скрижали,  созданные  гнилой  леностью,  --  хотя  говорят  они
одинаково, но хотят, чтобы слушали их неодинаково. --
     Посмотрите на этого томящегося жаждой!  Только  одна  пядь
еще  отделяет  его  от  его  цели, но от усталости лег он здесь
упрямо в пыли -- этот храбрец!
     От усталости зевает он на путь, на землю,  на  цель  и  на
себя  самого: ни одного шагу не хочет сделать он дальше -- этот
храбрец!
     И вот солнце палит его, и собаки  лижут  его  пот;  но  он
лежит здесь в своем упрямстве и предпочитает томиться жаждой --
     --  на  расстоянии  пяди от своей цели томиться жаждой! И,
поистине, вам придется еще тащить его за волосы на его небо  --
этого героя!
     Но  еще  лучше, оставьте его лежать там, где он лег, чтобы
пришел к нему сон-утешитель с шумом освежающего дождя.
     Оставьте его лежать, пока он сам не проснется, -- пока  он
сам  не  откажется  от  всякой усталости и от всего, чему учила
усталость в нем!
     Только, братья мои, отгоните от него собак, ленивых проныр
и весь шумящий сброд --
     --  весь  шумящий  сброд   людей   "культурных",   который
лакомится -- потом героев! --

     19

     Я  замыкаю  круги  вокруг  себя  и  священные границы; все
меньше поднимающихся со мною на все более высокие горы; я строю
хребет из все более священных гор. --
     Но куда бы ни захотели вы подняться со мной, о братья мои,
-- смотрите, чтобы  не  поднялся  вместе  с  вами  какой-нибудь
паразит!
     Паразит  --  это  червь, пресмыкающийся и гибкий, желающий
разжиреть в больных, израненных уголках вашего сердца.
     И в том его искусство, что в  восходящих  душах  он
угадывает,  где  они  утомлены;  в вашем горе и недовольстве, в
вашей нежной стыдливости строит он свое отвратительное гнездо.
     Где сильный бывает слаб, а благородный слишком кроток,  --
там  строит  он  свое отвратительное гнездо: паразит живет там,
где у великого есть израненные уголки в сердце.
     Какой род всего сущего самый высший и какой самый  низший?
Паразит  --  самый  низший род; но кто высшего рода, тот кормит
наибольшее число паразитов.
     Ибо  душа,  имеющая  очень  длинную  лестницу  и   могущая
опуститься  очень  низко,  --  как не сидеть на ней наибольшему
числу паразитов? --
     -- душа  самая  обширная,  которая  далеко  может  бегать,
блуждать  и  метаться  в себе самой; самая необходимая, которая
ради удовольствия бросается в случайность, --
     -- душа сущая, которая погружается в становление;  имущая,
которая хочет войти в волю и в желание, --
     --  убегающая  от  себя  самой  и  широкими  кругами  себя
догоняющая; душа самая мудрая, которую  тихонько  приглашает  к
себе безумие, --
     --  наиболее себя любящая, в которой все вещи находят свое
течение и свое противотечение, свой прилив и отлив, --  о,  как
не быть в самой высокой душе самым худшим из паразитов?

     20

     О  братья мои, разве я жесток? Но я говорю: что падает, то
нужно еще толкнуть!
     Все, что от сегодня, -- падает и распадается; кто  захотел
бы удержать его! Но я -- я хочу еще толкнуть его!
     Знакомо  ли  вам  наслаждение  скатывать  камни в отвесную
глубину? -- Эти нынешние люди: смотрите  же  на  них,  как  они
скатываются в мои глубины!
     Я  только  прелюдия  для  лучших  игроков,  о  братья мои!
Пример! Делайте по моему примеру!
     И кого вы не научите летать, того  научите  --  быстрее
падать! --

     21

     Я  люблю  храбрых;  но  недостаточно  быть рубакой -- надо
также знать, кого рубить!
     И часто бывает больше храбрости в том, чтобы удержаться  и
пройти   мимо   --  и  этим  сохранить  себя  для  более
достойного врага!
     Враги у вас  должны  быть  только  такие,  которых  бы  вы
ненавидели,  а  не  такие,  чтобы  их презирать. Надо, чтобы вы
гордились своим врагом, -- так учил я уже однажды.
     Для более достойного врага должны вы беречь себя, о друзья
мои; поэтому должны вы проходить мимо многого, --
     -- особенно мимо многочисленного отребья, кричащего вам  в
уши о народе и народах.
     Сохраняйте  свои  глаза чистыми от их "за" и "против"! Там
много справедливого, много несправедли