ности как Вовчик. -- Вот
такой  м-маленький,  --  он показал на  пальцах. -- Я ему говорю:  где же вы
взяли  такого м-маленького? То есть, я говорю так, для смеха, понятное дело.
А он будто  на полном серьезе стоит на своем:  был, говорит, м-мальчонка вот
такой,  и все  тут.  Эрнестыч,  говорит, Кукловодов то  есть,  к-клона этого
откуда-то принес.
     -- Клона, говоришь... А фото ему показывали?
     -- Какое фото?
     -- Ну, Огонькова этого, Пети Огонькова, который пропал.
     --  А...  при  чем  тут...  Он  же  --  того...  --  Громыхайло  сделал
неопределенный  мах рукой, изображая  размер нормального мальчика.  -- А тот
во...
     Потапов нажал кнопку, появился секретарь.
     -- Привезите ко мне этого... Ваху Владимира, по делу алмаза.
     -- Слушаюсь, товарищ генерал, доставим немедленно.
     --  А  вы пока свободны, --  обратился он к собеседникам. -- Хочу с ним
сам поговорить, уж больно дело необычное.

     В приемной Громыхайло продолжал размахивать  руками, показывая курсанту
Мушкиной необъяснимое:
     -- Тот ведь того.. Понимаешь? А этот, говорит, во!..


     Тем временем Яблочкин, который во время всего  разговора то краснел, то
бледнел,  вдруг извинился, повернул  назад  и  решительно постучал  в  дверь
генеральского кабинета. Он решил рассказать Потапову обо всем, что случилось
с ним минувшей ночью во сне, если это вообще был сон,  а не что-то другое. В
конце концов  он обещал мальчику свою помощь,  и теперь  должен был  держать
слово.

     ______________

     Когда в Управление  доставили арестованного Вовчика, лейтенант Яблочкин
все  еще находился  наедине  с  генералом.  Они многое  успели обсудить,  но
несравнимо большее оставалось для них за завесой тайны.
     Вовчик долго  смотрел на фотографию Пети Огонькова, после чего  ткнул в
изображение пальцем и уверенно сказал:
     -- Он, т-точно  он. Эрнестыч этого к-клона воровать натаскивал. Т-точно
он.


     Вовчика  увели,  а  в  кабинет вошли  заплаканные  Славик Подберезкин и
Маринка Корзинкина. И они  в течение двух  часов рассказывали  все с  самого
начала -- с появления маленького Пети  в зубах у кота Барсика -- и до самого
конца: их собственного бегства из музея нынешним утром.
     Они  рассказали,  как  собирались проучить  воришек,  для  чего  Славик
изготовил  движущуюся   фантом-проекцию  мумии;  как  Маринка  снимала   все
происходящее  на  камеру  (пленку она  тут же  отдала Потапову);  как затем,
увидев,  что  один  из  преступников  все-таки  сумел   завладеть   алмазом,
растерялись и дали деру. Как после они тряслись от страха, пока  не решились
идти в милицию.
     Растерявшийся  от  такого  обилия  информации  генерал  детей  все-таки
похвалил за честность и отпустил, взяв с них слово не болтать о случившемся.
     Если все происходящее не было коллективным бредом, то в  деле о пропаже
мальчика,  каким  бы он ни был, большим или маленьким, появилась  ниточка. И
ухватиться за эту ниточку Потапов решил поручить Яблочкину.

     --  Что  ж, дело  очень  необычное, --  проговорил  Потапов,  тщательно
подбирая слова. -- Я бы  даже сказал, дело совершенно уму непостижимое. Черт
знает что, одним словом, а не дело.
     Яблочкин, опустив голову, молчал.
     -- И это дело, Яблочкин, я вам поручу.
     -- Мне?..
     -- Вам, вам, кому  же еще? Сон  или не сон вы видели, а мальчик сам вас
выбрал.  Я  в  случайности  не  верю. В  мире вообще  происходит  много чего
необъяснимого,  только говорить  об  этом почему-то не принято. Но у нас для
таких  случаев существует особый Секретный отдел, и  в этот отдел, вплоть до
окончания следствия,  я вас перевожу с  этой  самой минуты.  Получите особые
полномочия.
     -- Особые полномочия?
     --  Особые. Подчиняетесь  только  мне лично,  и  вплоть  до  применения
оружия. Вы ведь, кажется, чемпион города по стрельбе?
     -- Так точно...
     --  Но  стрелять,  я надеюсь,  не  придется.  Да  ведь вы  уже  и  сами
убедились, что стрельба в таких делах дело бесполезное.
     Яблочкин вспомнил про дуэль с карточным шутом и промолчал.
     -- Для начала возьмите домой и посмотрите эту видеозапись, которую наши
вундеркинды сделали в  музее. Увеличьте и просканируйте  каждый  сантиметр в
кадре, авось  что-нибудь и  появится.  Сейчас идите к майору Мракобесову, он
начальник Секретного  отдела,  получите у  него  кое-что из необходимого, на
днях он  вас обстоятельно проинструктирует. В  субботу вас с  Мушкиной будут
награждать в  мексиканском  консульстве. Да-да,  этот алмаз их  национальное
достояние,  так  что  будьте  готовы  к  сильно  преувеличенным  изъявлениям
благодарности. То, что я там вам буду там говорить, не слушай, это я для них
буду  говорить, тебе  нос задирать еще рано. И  запомни: Секретный отдел это
уже не  работа,  это образ жизни.  До  окончания  следствия у тебя  выходных
больше нет;  сотрудник отдела работает  всегда и  везде, даже  ночью во сне.
Теперь все, иди.
     Яблочкин отдал честь и вышел.


     Оставшись  один,  Потапов  снял  трубку  и   набрал  номер   полковника
Громыхайло:
     -- Алло,  Иван Сидорович? Привет, привет,  еще раз. Так я  у тебя этого
парнишку. Яблочкина, забираю. А вот так, по праву старшего.  Может, верну...
а может,  не  верну.  Ничего,  у  тебя ребят  способных много,  еще  успеешь
воспитать  себе  смену. Только  без обид, когда в отпуск хочешь? А поехали в
субботу на рыбалку...

     ______________

     Дома  Яблочкин уселся  перед  экраном  компьютера  и  стал  внимательно
просматривать  каждый   кадр  записи.   Девочка   снимала,  конечно,   очень
непрофессионально:  камера  дрожала и то  и  дело  уходила в  сторону.  Да и
темновато было даже для умного, саморегулирующегося объектива.
     Вот стало слышно, как  подъехала уборочная машина, окно открылось, и  в
выставочный  зал  проникли  трое  злоумышленников.  Вот  двое  из них держат
тяжелый защитный колпак,  третий тянет руку к алмазу... И тут в глубине зала
появляется ожившая мумия. Она идет к преступникам, тянет к ним руки и что-то
протяжно рычит. Преступники  роняют колпак, Горохов падает без чувств,  двое
других мешают друг другу вылезти в окно. Мальчик говорит: "Слушай,  Маринка,
они, кажется, алмаз украли..."  Девочка испуганно вскрикивает, камера уходит
вверх...
     И тут  Яблочкин заметил какую-то  постороннюю  шероховатость  в  кадре,
какую-то лишнюю деталь на карнизе для крепления штор...  Он  быстро увеличил
этот участок, отфильтровал изображение...  И в кадре остался сидящий  верхом
на креплении карниза  и с  интересом наблюдающий  за происходящим  крошечный
мальчик.  Тот  самый Петя  Огоньков.  Тот,  из-за  которого он  стрелялся  с
карточным  джокером и  которому обещал свою помощь и дружбу. Теперь не нужно
было  гадать,  существует  ли в действительности  крошечный  мальчик, теперь
Яблочкин должен был разыскать его и выполнить свое обещание.


2
     В реставрационных мастерских.
     В голову Пети Огонькова ударяют пары чистейшего спирта.
     Жизнь и судьба ресторанного саксофониста.

     Как только  в музее началась заваруха,  Петя  спустился по занавеске на
пол  и,  никем не замеченный,  по стеночке,  выбрался  из выставочного зала.
Обходя  стороной скопления людей в форме и в штатском,  пролезая в  щели под
дверьми,  он  постепенно  забрался  в  самую  глубину  служебных  помещений,
спустился  в  подвал и оказался в реставрационных мастерских. Здесь он решил
переждать, пока все не уляжется, забился в какую-то щелку и задремал.
     Он проснулся  уже в одиннадцатом часу дня от голосов и запаха табачного
дыма. В мастерской находились  двое мужчин, не то чтобы пожилых, но уже и не
молодых. Они разговаривали и курили, и дым заставил Петю закашляться.
     -- Что это? -- насторожился один из них, тот, что сидел ближе. -- Юрик,
у тебя тут мыши водятся?
     -- Ну так что, если и мыши... -- равнодушно проворчал  Юрик. Он, похоже
здесь  работал, потому что на нем  был синий халат  и  в  руках  он  держал,
осматривая,  кусок  картинной  рамы.  --  Нервный  ты  стал, Котов, дерганый
какой-то...
     -- Ладно, ладно, не ворчи. Плесни лучше спиртуозы грамм тридцать. Вчера
одному урюку свадьбу лабали. Чачу пили, голова до сих пор немного того...
     -- У тебя, Котов, каждый  день голова немного "того".  Бросал бы ты это
дело, пока  еще  труба  из рук  не вываливается. Тебе полтинник через месяц,
пора бы и просохнуть.
     С этими словами Юрик, тем не менее, налил ему в стакан немного жидкости
из пластиковой канистры -- по  всей видимости,  той  самой спиртуозы.  Котов
шагнул к  облупленной  раковине, долил в стакан воды, с перекосившимся вдруг
лицом  выпил, снова  налил воды и выпил  воду. Раскраснелся,  сел на место и
закурил.
     От дыма защипало глаза, и Петя перебрался по  верстаку на другое место,
где воздух был  чище. Из того, что говорили  эти двое, он понимал  далеко не
все: например,  такие  слова  как "лабали"  и  "чача" он слышал  впервые. Не
вполне было ясно и то, что может делать на свадьбе сушеный абрикос и как это
не мокрый с виду  человек может просохнуть.  Не говоря уже  о том, что Котов
изредка  вворачивал  в   разговор  такие   непечатные  словечки,   что  Пете
становилось не по себе.
     -- Не трубу, --  наставительно  поправил Котов, -- а саксофон. Понимать
надо.  И не  через месяц, а почти через два;  я еще молодой.  Думаешь, я пью
ради удовольствия? Захочу -- брошу. Со мной в жизни такое было...
     -- Опять начинаешь?
     -- Молчу, молчу. Просить будешь, больше ничего не расскажу.
     --  На  такой работе  ты никогда не  бросишь. Что  это за работа:  одни
свадьбы,  да похороны, везде водка,  так любой  человек  в алкоголика  может
превратиться.
     -- Почему же только свадьбы  да  похороны?  -- обиделся Котов. -- У нас
очень приличные заказы бывают.  Вот третьего числа, например, в воскресенье,
будем играть  в мексиканском  консульстве, на  торжественном  приеме.  Румбы
всякие, босановы...
     Котов  стал  напевать  и  настукивать  ладошками  по  табуретке. Тут  в
мастерскую  спустился какой-то начальник и стал переругиваться  с Юриком  по
поводу  недоделанной  в положенный  срок рамы. "И  посторонним здесь  делать
нечего, -- сказал начальник уже на выходе. -- Ходят, отвлекают  от работы, а
потом алмазы с выставки пропадают."
     -- Ох-ох-ох, раскудахтался, -- скривился Котов. -- Успокоится не может,
будто у него украли. Плесни еще.
     Юрик налил еще. Котов повторил свои действия над раковиной, снова сел и
снова закурил. Похоже, что еще до того, как Петя проснулся,  эти двое успели
обсудить кражу, поэтому разговаривать было особенно не о чем. Тем более, что
у трезвого Юрика было полно работы.
     -- И как  ты все успеваешь?  --  заговорил Котов, желая  сказать  Юрику
приятное, потому что перед  тем как уйти, собирался выпить  еще.  -- На дому
мебельная мастерская, здесь вот работаешь, а когда надо, и выпить умеешь.
     -- А потому  что  не  распускаю себя  как некоторые,  --  наставительно
пояснил  Юрик, усердно  работая  шкуркой  по деревянной раме. --  Всему надо
знать место и время. Пей, да дело разумей.
     -- Я разумею... До вечера-то еще отосплюсь, на работе буду  как огурец.
А с тех пор, как Катеньку похоронил, мне радовать больше некого.
     -- Ладно, ты  на жалость  не дави.  И сам  не расстраивайся,  когда это
было...
     -- Я не расстраиваюсь. Слушай, какую мне хохму вчера рассказали!
     И Котов принялся рассказывать анекдот, запинаясь и путаясь  в сюжете, а
Юрик слушал его, возился с рамой и ухмылялся в бороду.

     Тем временем  Петя, изнывающий от голода и жажды, подобрался к тарелке,
на которой лежал засохший бутерброд с  сыром. Юрик поставил его  для Котова,
но тот к нему даже не притронулся. Орудуя  зубами и перочинным ножиком, Петя
наелся сухой  булки и похожего на подошву  ботинка сыра. После этого он стал
искать поблизости хотя бы каплю воды, чтобы напиться. Но вода  была только в
раковине, а раковина была у всех на виду.
     В стоящей на полу котовской сумке виднелось несколько пустых бутылок, в
одной  из который,  с этикеткой "Баржоми" было  на дне, в самом  уголке, еще
немного воды.  Петя  забрался  в  сумку, залез  в  бутылку и  съехал вниз по
гладкому влажному стеклу.
     Но что это! Какой ужас, это совсем не  вода! В  голову мальчика ударили
пары   чистого  спирта!  Беспомощно  забарахтавшись  по  круто   наклоненной
стеклянной поверхности, Петя  ощутил, как мозг его затуманивается, он  слабо
вскрикнул и потерял сознание.


     Тем временем  Котов выпил третью, поболтал еще,  но  язык у него  начал
слегка заплетаться, и он распрощался  с приятелем.  Повесив свою задрипанную
сумку на плечо и брякнув  при  этом  пустыми бутылками, он зашагал в сторону
ближайшего метро.
     День  выдался  замечательный,   светило  солнце,  прохожие  на  Невском
улыбались, Котов тоже слегка пьяно улыбался. По пути к каналу  Грибоедова он
в  нескольких местах  попытался сдать свои пустые бутылки, но их не приняли.
Тогда он спустился в метро и поехал домой, на станцию "Озерки".
     Недалеко  от своего  дома он повстречал  знакомого и они  выпили пивка.
Потом Котов  все-таки  добрался до своей квартиры и  лег  спать. Бряцавшие в
сумке бутылки он выставил на стол.

     ______________

     Когда-то  давно,  задолго до описываемых здесь событий, Дима Котов  был
молодым преуспевающим  бизнесменом.  У него  была жена, и  они  любили  друг
друга.  Но,  увы, их семейное счастье было  недолгим.  Однажды его  супруга,
которая  работала  в  аптеке,  выпила по ошибке двадцать  капель  яду вместо
двадцати капель валерьянки и погибла во цвете лет. После этого Котов, еще до
женитьбы  не  равнодушный к  спиртному,  к  тому  же  бесхарактерный,  начал
пьянствовать  беспробудно. Его  звукозаписывающая фирма  обанкротилась, а он
сам,  под угрозами  кредиторов распродал  все свое имущество. Он переехал  к
черту на куличики в новостройки, оставшись без жены, без работы и без денег.
     Однажды  у пивного ларька он купил за бесценок  подержанный саксофон --
не то ворованный, не то потерянный. Котов вообще  любил звук  саксофона и от
нечего  делать  стал на нем пиликать. Он  раздобыл  самоучитель,  а знакомый
саксофонист давал ему изредка уроки.
     В юности, на службе в армии. Котов играл в полковом оркестре на тубе --
басовой трубе, а после еще несколько лет (два раза, если кто понимает) играл
в ансамблях на бас-гитаре. Имея такой опыт, он за полгода научился играть на
саксофоне довольно прилично.
     Как раз к тому времени  из дома  было  уже вынесено все, что можно было
продать,  и  Котов  начал  потихоньку  интересоваться  у  знакомых  рабочими
вакансиями.
     Один из его знакомых, тот самый Юрик художник-реставратор, предложил не
очень творческую, но  зато  спокойную и  надежную  работу  в своей  домашней
мастерской.  Отшлифовав и отполировав пару  стульев, Котов затосковал. Столь
монотонная, рутинная деятельность  была  не  в его  характере. Даже  наличие
спирта  в  мастерской,  необходимого   для  изготовления  политуры,  его  не
радовало.  Возвращаясь домой, он пил пиво и тоскливо играл на  саксофоне,  в
зависимости от своих дум сбиваясь то на похоронный марш,  то на танцевальные
мелодии.
     Но  вот знакомый по работе  в ансамблях барабанщик  сообщил Котову, что
его ресторанному оркестру срочно требуется  саксофонист. Тот, не раздумывая,
ухватился  за  эту  возможность, и с тех пор для него началась новая  старая
жизнь, оживленная и беспорядочная. Новая  потому, что сиденье в мастерской и
лежание на диване ему  уже  смертельно надоели, а  старая  из-за  того,  что
играть в ресторанном  оркестре было для него делом привычным. Да и репертуар
за истекшие двадцать пять лет не очень-то изменился.
     Оркестр работал в ресторане на постоянном окладе, три раза в  неделю. В
остальные дни коллектив ездил по заявкам на званые вечера, юбилеи, свадьбы и
похороны. Оплату частенько задерживали, иногда концов совсем невозможно было
найти,  и жить приходилось  в  долг, питаясь тем, что подавали на  отдельный
столик и тем, что удавалось с этого столика стянуть домой.
     Котов хотя  и  не  стал пить меньше, но заметно оживился и  даже, после
длительного перерыва, возобновил свои отношения с женским полом.

     ______________

     В  этот  день,  30-го  мая,  Котов  мог  отсыпаться  до самого  вечера:
мероприятие предстояло ночное, оркестр начинал работать в 23.00.
     В седьмом  часу он открыл  глаза, чтобы  посмотреть  на часы, и  увидел
внутри одной  из стоящих на столе бутылок человечка.  Совсем  маленького, не
больше оловянного солдатика. Поначалу он даже подумал, что это не человечек,
а какое-то крупное насекомое или гусеница.
     Но нет, зрение  у Котова было отличное, а  бутылка находилась  всего  в
двух шагах, ошибки быть не могло.  К  тому же  человечек  вел себя  довольно
беспокойно: сначала  пытался  что-то подбросить вверх, а  затем, увидев  что
Котов на него смотрит, забарабанил ручками по стеклу.
     "Вот  и  все,  --  спокойно  подумал  Котов.  --  Вот  как  просто это,
оказывается, бывает."
     А он  еще всем доказывал, да и  сам был уверен, что  пьет не так много,
чтобы  считаться алкоголиком, и  что бросит пить как  только захочет. Он был
искренне  уверен, что слова  "белая  горячка" --  это что-то  нереальное, из
анекдота. Что это  не больше, чем страшилка, которую придумали, чтобы пугать
ею нормально пьющих людей.
     И  вот  она пришла к нему, эта  страшилка. Говорят, что в таких случаях
видят маленьких зеленых чертиков. Человечек  в бутылке -- скорее всего, тоже
классический  вариант. То,  что еще сегодня  утром  казалось ему  смешным  и
нелепым, только что, сейчас, пришло к нему в дом.
     Котов  отвернулся к стене, чтобы не  видеть  галлюцинацию,  и некоторое
время  напряженно  смотрел в покрытые мелкими трещинками  обои.  Потом резко
повернулся и сел на кровати. Человечка в бутылке не было.


3
     Башляют сразу и много.
     Котов невольно становится человеком,
     который слишком много знает

     Проспав до половины девятого вечера, Котов  поднялся, вышел на кухню  и
жадно доел консервированную рыбу из банки, откусывая большими кусами булку и
с  треском в  ушах прожевывая.  Он  чувствовал себя  неплохо  и  тешил  себя
мыслями, что человечек в бутылке померещился ему во сне.
     Пора было  ехать. Котов побрился,  уложил  в  сумку порядком засаленный
эстрадный костюм  с блестками, взял футляр с саксофоном и вышел из квартиры.
Встреча была назначена у станции метро "Лесная".
     О  предстоящей  халтуре   договаривался,  как  обычно,  Андрей  Осипов,
барабанщик, который пригласил Котова в оркестр. В составе  был еще клавишник
Вадик Лисовский (тоже старый знакомый), контрабас и тромбон.
     Когда  все  собрались,  Осипов   начал  объяснять   смысл  предстоящего
мероприятия.
     -- Дело такое: башляют сразу и много. Народ будет серьезный, возможно с
валынами. Чем меньше  задаем  вопросов, тем дольше живем. В  морду плюнут --
говорим "спасибо". Все понятно?
     Коллектив молчал.
     -- А может, не стоит? -- неуверенно подал голос клавишник.
     Котов проворчал: "Не стреляйте в пианиста"...
     Осипов будто только ждал возражений.
     --  Не стоит?  -- повысил он  голос. -- А это  мне нужно? А  с  долгами
рассчитаться, а новые  костюмы купить стоит или не  стоит? Нас  в этих скоро
приглашать перестанут. А разбитый микрофон, а микшерский пульт?..
     Коллектив молчал.
     -- Так разве кто-нибудь против? -- бодро сказал Котов.

     ______________

     Как  стало понятно,  Осипов рассказал  не  все.  Музыкантам  предстояло
играть  не  в банкетном зале,  не в кафе  и даже не  на частной  даче,  а  в
бассейне. В огромном бассейне с десятиметровой вышкой и пустыми трибунами.
     Здание   оздоровительного  центра   принадлежало  виновнику  торжества,
сухонькому  улыбчивому  старичк