- Теперь нужно промыть им раны. Там в углу есть кран; возьмите ведро и
наберите воды.
     Яблочкин  наполнил  ведро,   а  Мушкина  погрузила  фигурки  в  воду  и
хорошенько прополоскала, промывая отравленные раны-дырочки.
     -- Я думаю,  что  эти  куклы  совсем  следует  уничтожить, -- предложил
Яблочкин. -- Кто знает, как еще могут повернуться дела в ближайшие часы.
     -- Пожалуйста без  упаднических настроений.  Но вы  правы: здесь вообще
все нужно  уничтожить,  как  бы и что  бы ни повернулось. Только  вот  этого
оставим.
     Мушкина щелчком сбила корону  с  "императора  Всея  Руси"  Мракобесова,
ссадила его  с трона, а  потом они вместе с Яблочкиным, испытывая садистское
удовольствие, воткнули в него все извлеченные из других фигурок  иголки. Они
были  готовы  поклясться,  что фигурка  Мракобесова  издавала  пронзительный
крысиный писк.
     Затем Яблочкин  развел огонь  в  маленькой плавильной печи,  а  Мушкина
собрала все фигурки, в том  числе и  те, которые еще  находились в  бурлящем
котле. Их сложили в  ведро и поставили  на огонь. Котел опрокинули, и густая
темно-красная жидкость ушла в находившееся в полу сливное отверстие. Туда же
вылили жидкости из находившихся на полках склянок, а сухие снадобья высыпали
на пол.
     Как  только  фигурки  расплавились,  воск  остудили холодной  водой,  и
Мушкина выдавила  пальцем на его еще мягкой поверхности православный  крест.
Трижды перекрестилась, проговорила "Отче  наш", снова трижды перекрестилась.
Глядя на нее, Яблочкин перекрестился, но неправильно.
     -- Вы верующая? -- спросил он с уважением.
     -- Как видите.
     -- Вообще-то  я тоже,  -- Яблочкин почувствовал себя неловко, -- только
не всегда соблюдаю эти... посты и обряды...
     -- Дело не в обрядах. Пойдемте отсюда.
     Невидимки задули свечи,  осветили  стену фонариком, нашли белую нитку и
стеклянную кнопку.  От легкого прикосновения  к  ней  шкаф  с  бронированной
стенкой послушно отъехал в сторону, образовав проход в кабинет Мракобесова.

     В  Управлении  было  пусто,  дежурный  офицер  клевал  носом  за  своей
перегородкой. Яблочкин  и Мушкина  прошли мимо  него  на цыпочках,  скрипнув
одной и той же половицей, сдвинули оконные шпингалеты и выпрыгнули на улицу.
     Уже  светало. Теперь  следовало  забрать  детей  у  Татьяны  Сергеевны,
навестить  в  больнице  генерала  Потапова  и  подробно во  всем  перед  ним
отчитаться.


9
     Генерал Потапов шевелит пальцами ног.
     Беспрецедентный случай в медицинской практике.
     Шаги и голоса

     Этой  ночью  генералу  Потапову  час  от  часу  становилось  хуже.  Его
внутренние  органы  жизнедеятельности,  такие  как  печень,  почки,  легкие,
желудок  и,  наконец, сердце --  полностью  отказали  и  были  подключены  к
искусственным   приборам.   Тело  парализовал  обширный   инсульт,   голова,
пораженная воспалением мозга, в редкие минуты  пробуждения  зверски  болела.
После полуночи  консилиум врачей  решил делать безотлагательную  операцию на
мозг,  чтобы  попытаться  хоть  немного  продлить  жизнь этого  безнадежного
больного.  Светило  медицинской  науки  академик  Штакеншнейдер-Вано  принял
решение лично участвовать в операции, хотя знал наверняка, что после наркоза
больной уже больше не очнется.
     Для  осуществления  операции  на  мозг  требовалось  вскрытие  черепной
коробки,  иначе говоря,  трепанация,  и для  этого  голову  Потапова  обрили
наголо. Его  уложили на ярко освещенный операционный стол, окружили сплошной
стеной из  людей  в  белых халатах, и анестезиолог  поднес к его лицу маску,
шипящую снотворным газом.
     Неожиданно академику померещилось что-то странное.
     -- Погодите, -- отвел он маску от лица больного. -- Вы видели?
     Десять  пар  глаз  над   марлевыми   повязками  вопросительно  на  него
посмотрели.
     -- У него шевельнулись пальцы на руке.
     --  Это  невозможно, --  возразил старший хирург. -- Его тело полностью
парализовано.
     Однако  в следующую  секунду  послышался слабый  характерный звук,  все
медленно  повернули  головы  и  увидели,  как пальцы  ног  генерала Потапова
энергично  зашевелились,   будто  разминаясь  после  долгого  сна.  Затем  с
противоположной стороны операционного стола раздался слабый стон.
     -- Убрать маску! -- приказал хирург.
     -- У  него  работает  печень,  --  неуверенно  сказал  кто-то  из белых
халатов.
     -- И желудок... -- удивленно вторил ему другой.
     -- И почки...
     -- Он больше не парализован!..
     В   последующие  минуты   на  глазах  ошеломленных  врачей  возобновили
исправную работу все внутренние органы больного, который уже не был больным;
от него едва успевали отключать внешние аппараты и штопать надрезы.
     Наконец генерал Потапов прокашлялся, открыл глаза, оглядел склонившиеся
над  ним ошалелые  глаза и лица, закрытые марлевыми  повязками,  поднялся и,
свесив ноги, присел на операционном столе.
     --  Это чего?  -- спросил Потапов, прикрывая себя  простыней. -- Почему
меня сюда? Авария?..
     Никто не отвечал.
     Михал Михалыч ощупал низ живота.
     -- Аппендицит?.. Нет, это  было давно, в детстве. Ага! Теперь вспомнил:
меня  вчера  радикулит  прострелил.  Потом  еще  внутри  заболело... сердце.
Неужели инфаркт пережил?
     Ему никто не отвечал.
     Потапов погладил себя по голове.
     -- А это что такое? Зачем голову обрили! Неужели вши завелись?..
     Первой  сумела сделать что-то разумное молоденькая ассистентка хирурга:
она быстро смочила спиртом кусок ваты и  стерла очерченную фломастером линию
предполагаемого надпила потаповского черепа.
     --  Михал  Михалыч,  --   выговорил  наконец  академик,  сделав  шумное
глотательное движение и облизав сухие губы, -- как вы себя чувствуете?
     -- Теперь хорошо,  слава Богу,  теперь просто замечательно. Это знаете,
такое  ощущение,  как  будто  занозу  вытащили,  большу-ую  такую,  из всего
организма. Невероятное облегчение, просто петь хочется.
     И  Потапов  действительно   запел  во  весь  голос  "Из-за  острова  на
стрежень". Затем отбил ладонями по голым коленкам чечетку и соскочил на пол.
     Белые  халаты  посторонились  столь  пугливо,  что   на  пол  загремели
приготовленные для операции инструменты.
     Академик Штакеншнейдер-Вано приблизился к Потапову и взял его за пульс:
     -- Вы позволите? Хм... Отличный пульс. Михал Михалыч,  позвольте мы вас
доставим  в  палату и осмотрим. Ваш случай из ряда вон выходящий, совершенно
непостижимый  случай  во  врачебной практике.  Мы просто  обязаны созвать по
этому поводу большой консилиум.
     -- Надо так надо, -- бодро, по-военному  согласился Потапов. -- Порядок
должен быть везде и во всем. Только пижаму дайте и тапочки, -- он конфузливо
улыбнулся, -- неудобно как-то перед сестричками....


     В больницу прибыли поднятые прямо из  постелей профессора и  академики.
Осмотры,   записи,  непрерывная  видеосъемка,   возбужденные   разговоры  на
непонятном врачебном языке продолжались  до самого  утра. Потапов безропотно
выполнял все, что от него требовали.
     Наконец  его оставили в  покое, и он задремал.  А поскольку  в  течении
последних  суток он спал  или  находился в бессознательном  состоянии  почти
непрерывно, то уже  через  пару  часов  проснулся,  чувствуя  очень  хороший
аппетит. Он потребовал  завтрак и, проглотив его, потребовал другой, а затем
и  третий. Наконец, выпив  большую чашку кофе со сливками, он удовлетворенно
вытянулся  на койке  и уставился  через окно в небо,  любуясь  рассвеченными
утренним  солнцем барашками  облаков. Одновременно он  стал вспоминать  свои
служебные дела, прерванные внезапной болезнью.
     Но, не успел он хорошенько  сосредоточиться, как в  коридоре послышался
шум, многочисленные шаги и знакомый властный голос:
     -- Ничего, ничего, доктор, теперь его можно и потревожить.
     До самой палаты  дежурный  врач  слабо протестовал,  но  его решительно
оттеснили,  двери  распахнулись,  и  на  пороге   возникла   плотная  фигура
губернатора.


     Потапов  вскочил  с  кровати,  бросился навстречу,  и приятели радостно
обнялись.
     -- Здоров?
     -- Здоров!
     Оглядевшись, Потапов обнаружил,  что его палата полна народу. Не считая
губернатора,  здесь находились  лейтенант  Яблочкин,  курсант Мушкина, дочка
губернатора,  Славик  Подберезкин  и Маринка  Корзинкина,  а  также нянечка,
дежурный врач и академик Штакеншнейдер-Вано.
     -- Яблочкин! -- сказал Потапов. -- Мне надо с вами срочно поговорить.
     Яблочкин с готовностью козырнул.
     -- И с вами, товарищ Мушкина, соответственно.
     Мушкина скромно приложила руку к пилотке.
     -- Вы еще не сдали в Секретный отдел спецкомбинезоны?..
     Губернатор  присел на койку рядом с Потаповым и снисходительно похлопал
его ладошкой по колену.


10
     Начало возмездия.
     Стигматы на теле дьявола.
     Где Петя Огоньков?

     Этой  же  ночью,  ближе к  утру,  почувствовал  себя плохо  самозванный
начальник Управления  Авраам  Люцеферович Мракобесов. Сначала, когда он  еще
укладывался  спать  в  боковой  комнатке своего  нового  кабинета, то ощутил
какое-то  нехорошее,  смутное предчувствие. Но  поскольку  день был  сегодня
особенно трудный,  Мракобесов  от предчувствия отмахнулся  -- мало ли теперь
людей,  которые точат  на него зуб...  Он страшно  хотел спать и с  урчанием
завернулся в байковое одеяло.
     Не прошло и часа,  как там, внизу, он  короновал на царствование своего
маленького  фантомного двойника,  и  отныне  цепочка  кажущимися  случайными
событий   будет   стремительно   сплетаться   в  замысловатую,  жестокую   и
кровопролитную  связь, которая непременно,  подобно самонаводящейся  ракете,
приведет его к цели.
     Мракобесов закрыл глаза и представил облик своей новой Империи.
     Несомненно  это  будет абсолютная  монархия с  мощной структурой тайной
полиции.  Больше театрализации.  Опереточные  мундиры,  кружева,  треуголки,
плюмажи  на  улицах  и  --  пара  зорких  глаз  в каждом подвальном  окошке,
крошечный микрофончик и объективчик в каждом кабинете,  в каждом  туалете, в
каждой  квартире.  Малейшее неповиновение  или  высказывание крамолы даже  в
семейном  кругу  -- бесшумный выстрел парализующим дротиком и пытки,  пытки,
пытки в специально оборудованном подвале ближайшего полицейского участка.
     Столица --  в  Санкт-Петербурге  (никаких дурацких святых, город  будет
называться Невгород); его личная резиденция --  в  Зимнем  дворце. Двадцати,
нет! тридцатиметровый  памятник императору Мракобесову Первому на  тридцати,
нет!  пятидесятиметровом постаменте  -- на Знаменской площади у  Московского
вокзала.
     Высокопоставленных заговорщиков он будет допрашивать лично. Одного-двух
в неделю,  этим  не  следует  злоупотреблять,  это  слишком  возбуждает,  но
впоследствии истощает...  Но, черт  побери,  как же  сильно это  возбуждает,
доводит до оргазма...  Нет, нет,  сам  он не  прикоснется к инструментам, он
будет  только смотреть. Сначала  палач  возьмет  острейшее  стальное шило  и
медленно, плавно покручивая, введет его между третьим и четвертым позвонком.
Но только чуть-чуть, не до  конца, лишь только сделав  намек на  увертюру  к
предстоящей  симфонии  звуков  и  ощущений.  Насладившись  первыми криками и
рыданиями,   он  прикажет   отложить  шило  и  взять  маленькие   маникюрные
ножнички...
     Но  в это мгновение  Мракобесов  вдруг  сам почувствовал  резкую боль в
плече.
     Мечтательная  улыбка  мгновенно   слетела  с  его  лица,  глаза  широко
раскрылись. Он вскрикнул, сел  на кровати и включил  лампу. С правой стороны
исподней рубахи темнело и расплывалось пятно крови.


     Мракобесов дернул  рубаху, но разорвать ее не  хватило сил. Лихорадочно
разгрыз ворот зубами и снова рванул.
     Обнажилось  белое  округлое плечо  с рыхлой  кожей  и ранка,  сочащаяся
кровью.
     -- Что это! -- в панике забормотал Мракобесов. -- Что! Что такое!..
     В тот же миг ему обожгло бедро, и кровь брызнула из вены,  затем живот,
шею,  спину, лицо, затылок, ступни,  уши...  Он начал  страшно  и непрерывно
орать, зажимая пальцами  то одну, то другую рану, понимая, что может  истечь
кровью. На шум прибежал дежурный офицер, ахнул и убежал за аптечной.


     Тугие повязки и пластырь умерили кровотечение. Мракобесов остался жив и
даже не потерял сознание. Теперь ему было необходимо спуститься в  Секретный
отдел,  где   хранились   его   снадобья,   но  он  не   мог   передвигаться
самостоятельно, а дежурный офицер не имел доступа на нижние этажи.
     --  Срочно... --  проговорил  Мракобесов  ослабшим голосом.  --  Срочно
вызовите Курослепова.
     Не прошло и  четверти  часа,  как  поднятый  с  кровати  секретарь  уже
хлопотал вокруг своего патрона:
     --  Ах  какая  неприятность! Какая  же  сволочь это  сделала?  Быстрее,
быстрее надо найти его...
     -- Никого не надо искать, болван, -- Мракобесов наконец  сообразил, что
на  самом  деле  происходит.  -- Он просто выкрал мою  собственную фантомную
куклу...  А теперь  втыкает в нее  иголки.  Простые, без яда и без заговора.
Помоги мне.
     -- Так значит, этот  фраер просто лопух, а, патрон? --  рыжий секретарь
поволочил  на  себе грузное тело  начальника.  --  А  что  если  этот  пижон
просто-напросто  возьмет  и  отрежет вам  голову?..  Ой!  патрон.  простите,
простите меня, я хотел сказать, что отрежет не вам, а этой чертовой кукле...
то есть...
     -- Кретин. Если  он разрежет или  расплавит фигурку, она потеряет силу,
-- простонал  Мракобесов.  Четырнадцать рассредоточенных по всему  телу  ран
причинили ему страшную, невыносимую боль. -- Но раны-то, раны, они останутся
на мне!..
     --  А  как  он  туда пролез?  Как  он вообще  узнал?  Эй, дежурный!  --
Курослепов  окликнул  дежурного  офицера, находившегося  на  своем  месте за
перегородкой,  и  тот  подбежал, чтобы подсобить. --  Кто-нибудь  был  здесь
после...
     --  После двух  часов ночи, --  выдавил из себя  Мракобесов,  припомнив
время, когда он поднялся из Секретного отдела и лег спать.
     -- Нет, никого не было, -- уверенно сказал дежурный.
     -- Ну как же  не  было, как же не было!  --  начал наскакивать на  него
Курослепов. -- Как же не было, если кто-то был!
     --  Я, товарищи, пока  еще  не слепой  и не  глухой,  а  также  не имею
привычки спать на посту, -- обиделся дежурный офицер. -- Мимо меня и мышь не
проскочит, не то что человек, если только он не привидение или не невидимка.
     -- Что!!? -- дернулся всем телом  и застонал Мракобесов. --  Невидимка!
Это они! Они так и не сдали спецкомбинезоны!
     -- Кто? Кто они? Скажите, патрон, о ком это вы, а, скажите...
     -- Это они, Яблочкин и Мушкина! Они обманули!
     Дежурный офицер почесал затылок:
     -- Час назад вроде бы лифт поднимался... или показалось.
     -- Что?!!
     -- Я полагал, кто-то из ваших...
     Мракобесов слабо  потянулся  к  дежурному,  чтобы  своим желтым  ногтем
проткнуть ему  глаз,  но промахнулся, и  они вместе  с  Курослеповым едва не
завалились на пол.


     Спустившись в кабинет, Мракобесов нащупал кнопку, сдвинул шкаф и, шумно
дыша,  протиснулся  в  щель. Голова  его  плохо соображала и  он, забыв  про
несколько ступенек, с воем затравленного  зверя  повалился на каменный  пол,
изрезав ладони осколками стекла.
     -- Свет!.. -- выдохнул он.
     Газовые  рожки не  горели;  Курослепов начал зажигать  свечи,  и глазам
заговорщиков  предстал погром, учиненный лейтенантом  Яблочкиным и курсантом
Мушкиной.  Чаша  с жертвенной  кровью была  опрокинута,  лежавшие на  ее дне
фигурки расплавлены, склянки со снадобьями рассыпаны или разбиты.
     Неожиданно Мракобесов издал радостный  возглас. Курослепов обернулся  и
увидел в его руках истыканную иглами восковую фигурку.
     -- Она здесь! Они не  взяли  ее! Бери,  бери скорее...  --  он протянул
куклу секретарю. --  Осторожно, иголки...  Теперь  скорее, скорее...  только
очень осторожно... вынимай их!
     Курослепов понял, осторожно, словно кактус, взял фигурку и, покручивая,
вытащил из холодного, затвердевшего в прохладе воска первую  иглу,  торчащую
прямо из темечка.
     Мракобесов схватился за голову и заорал.
     Не желая долго мучить своего патрона, секретарь, не дав ему  произнести
и  слова,  начал  быстро  выдергивать иголки из  лица, туловища,  ног  и рук
восковой куклы.
     Потеряв  способность кричать,  Мракобесов,  слабо  попискивая,  дрожал,
подергивался и катался по полу, словно в приступе эпилепсии.


     Когда все было кончено, он долго лежал на спине мокрый от пота и крови,
с широко открытыми глазами и тяжело, шумно хрипел.
     -- Иголки... надо  было... разогреть...  -- сумел  он  выговорить через
некоторое время.
     --  Так  вы бы сказали  раньше,  --  начал  как  всегда  многословно  и
бестолково оправдываться Курослепов. -- Как я  мог  знать,  что нужно  греть
иголки?  Вы мне сказали: скорее  вынимай их, а я так и сделал,  патрон, ведь
верно? Вы же не сказали мне, что иголки надо греть? А если бы вы...
     -- Тихо... молчи... Зажги огонь под тиглем. Сожги ее.
     -- А вам не будет... То есть, я хотел сказать, что не вам, а этой... то
есть...
     -- Молчи.
     Курослепов  пожал   плечами,   фыркнул,   бросил   фигурку   в   быстро
раскалившийся  тигелек  и смущенно захлопал длинными  руками  по бокам. Воск
вспыхнул и затрещал.
     -- Теперь пошли отсюда.
     Не  с  первого  раза, с неимоверным  трудом,  Курослепов помог  патрону
подняться с пола, и они вместе протиснулись в кабинет.
     Мракобесов сел за свой стол, повалился, было, на него грудью, но оперся
руками и , дрожа от напряжения, отжался  и  перевалил свою обессиленную тушу
на спинку кресла. Отдышавшись, выдвинул  верхний ящик  стола, пошарил внутри
него руками, но искомого предмета не обнаружил.
     -- Патрон,  вы ищите  свой  компьютер? --  подсказал Курослепов.  -- Он
перед вами, на столе.
     -- На столе...  -- Мракобесов  задвинул ящик. -- На  столе... мерзавцы,
они и здесь успели побывать...
     Он  ткнул пальцем поочередно в несколько кнопок, и на экране высветился
список сотрудников согласно перечню приказа номер пять.
     -- Внимание всем, -- проговорил  он по возможности твердым  голосом. --
Общая тревога. Срочно. Всем прибыть в Управление.
     Против фамилий замелькали подтверждения.


     Было восемь  часов  утра,  здание  оживало, дежурный  офицер доложил по
телефону  о  сдаче  дежурства,  новый -- о заступлении.  Ничего не  ответив,
Мракобесов  бросил  трубку. Придвинув настольную  лампу, Курослепов  пытался
рассмотреть его раны, но это были уже не раны, а гноящиеся язвы.
     --  Патрон,  у  вас  все  загноилось, слышите,  патрон...  --  бормотал
секретарь,  брезгливо  разглядывая язвы через увеличительное стекло. -- Надо
чем-то помазать, иначе может быть заражение крови...
     -- Не надо. Ничего не  надо. Ничего не поможет.  Я  сделал  его слишком
податливым для программирования. Программу один раз изменили, и этого уже не
исправить.
     -- Как же так, патрон, совсем не исправить? Вы же умеете все...
     -- Там... ничего не осталось. Они уничтожили все.
     -- Что же теперь делать, патрон, что же теперь делать?!
     -- Мстить.
     -- Кому?..
     -- Всем.  Этому  паршивому  городу.  Этому  паршивому  миру.  Поднимись
наверх, в лабораторию.  Принеси мне этого  мальчика, гомункулуса.  Он  будет
моим заложником. Карманный заложник, как это удобно.  И кто бы еще до такого
додумался... -- лицо Мракобесова скривилось в улыбке.
     -- Уже лечу, патрон! -- крикнул Курослепов на ходу.
     Зазвонил  телефон, и в  трубке  послышался  взволнованный голос  нового
дежурного:
     -- Разрешите обратиться, товарищ генерал-полковник: на улицах движение,
военная техника...
     -- Уже? -- тяжело проговорил Мракобесов. -- Начальники отделов прибыли?
     -- Так точно, прибыли все. Будут какие-т