свидетельница,  -- произнес  он  вкрадчиво, положив  свой
подбородок на перильца, -- где вы находились в ночь с первого на второе июня
сего года приблизительно с полуночи до десяти часов утра?
     --  Конечно у себя  дома,  что за  идиотский вопрос!  --  не  сморгнув,
ответила дама.
     Адвокат захихикал, лицо обвинителя перестало быть ласковым.
     -- Извините,  -- сказал он и обернулся к  судье, -- но  мы  располагаем
другими свидетельствами.
     -- Какие еще  свидетельства? Я замужем, и  такие вопросы  вообще считаю
нахальными и неуместными.
     -- Ваш муж придерживается такой же позиции? Он подтвердит ваше алиби?
     -- Вот еще! Не вздумаете впутывать в ваши делишки моего мужа! Хорошо, я
ночевала у  подруги, она может  подтвердить.  Хотите -- проверяйте, я больше
ничего не скажу.
     Обвинитель потерял дар речи, а адвокат снова злорадно захихикал.
     -- Вы ночевали  у гражданина Котова! -- с  глупой настойчивостью заявил
обвинитель.
     Дама только пожала плечами.
     -- Вы имели с гражданином Котовым неподобающие отношения!
     Дама презрительно фыркнула.
     -- Вы изменили своему мужу, честному человеку!
     Дама отвернулась.
     --  Вы...   Вы  демонстрировали  неподобающие,  постыдные  отношения  с
гражданином Котовым в присутствии несовершеннолетнего!
     --  Вот  еще!  --   встрепенулась   дама.  --  Не  было   там  никакого
несовершеннолетнего.
     Обвинитель торжествующе обвел суд глазами и неторопливо произнес:
     -- Спасибо, у меня больше нет вопросов к свидетельнице.
     Поняв,  как  она глупо  прокололась,  свидетельница, негромко  на  ходу
выругавшись, покинула зал.
     Судья стукнул молотком и объявил:
     -- Приступаем к разбору главного пункта обвинения.
     Все притихли и стали смотреть на Петю Огонькова.
     -- Обвиняемый! -- сказал судья. -- Признаете ли вы, что подглядывали за
неподобающими  действиями  взрослых  и совершили  тем  самым  отвратительное
прелюбодеяние?
     -- Да, я видел... -- прошептал Петя, сделавшийся красный как рак. -- Но
я не смотрел, я почти сразу отвернулся.
     -- Почти?  -- ухватился  обвинитель. --  Как это понимать -- почти? Как
это долго -- секунду, минуту, или больше...
     -- Нет, не больше минуты.
     -- Хочу заметить, ваша честь, -- обратился  обвинитель  к судье, -- что
время, проведенное обвиняемым за сладострастным созерцанием  недозволенного,
не могло быть им оценено объективно  и, разумеется, было неизмеримо большим,
чем одна минута.
     -- Это домыслы обвинения, прошу не принимать их к сведению, ваша честь!
-- заявил адвокат.
     -- Протест будет рассмотрен, -- пообещал судья.
     -- Так что же вы успели увидеть  в течение этой пресловутой минуты?  --
продолжал обвинитель, обращаясь к Пете.
     Тот покраснел еще больше и промолчал. Слово взял адвокат:
     -- Скажите,  подзащитный, что побудило вас прервать  свои наблюдения за
неподобающими действиями взрослых?
     -- Мне  было  стыдно... --  выдавил из себя Петя,  готовый  провалиться
сквозь землю.
     -- Почему же вы не отвернулись еще раньше, еще до того, как их действия
перешагнули грани дозволенного?
     --  Господин  судья,  -- вмешался  обвинитель,  --  ваша  честь,  такое
определение  может толковаться двояко.  Что это за грань  дозволенного: пить
вино, целоваться или...
     --  Достаточно,  мы вас поняли. Обвиняемый,  почему  вы не  отвернулись
сразу, как только догадались о постыдных намерениях свидетелей?
     -- Я растерялся...
     Петя  взглянул на адвоката, ища у него поддержки. И адвокат дал отмашку
тяжелой артиллерии:
     -- Подзащитный,  вы контролировали свои действия в указанную минуту? --
повысил он голос.
     -- Нет, я не понимал... я не знал, что и думать.
     -- То  есть,  ваше  состояние  в  эту минуту  можно  назвать состоянием
аффекта?
     -- Протестую! -- крикнул обвинитель.
     -- Протест отклоняется, -- сказал судья.
     -- Итак, подзащитный,  -- продолжал адвокат,  -- можно ли  назвать ваше
состоянии в минуту совершения преступления состоянием аффекта?
     -- Да... наверное. Я правда очень растерялся.
     -- Спасибо, это все. Ваша честь, я закончил.
     Судья ударил молотком и объявил:
     -- Господа присяжные могут приступить к вынесению вердикта.
     Достоинства  и недостатки оживились, зашумели и, вопреки всем правилам,
начали  обсуждение прямо  в  зале  суда.  Яблочкин  и  Мушкина наблюдали  за
происходящим как зрители в портере театра.


     "Д'артаньян". Мне  пришелся по душе этот мальчишка, не всякий повел  бы
себя достойно в  такой чертовской  передряге. А что до того,  будто он видел
недозволенное,  то  вот  мое  мнение:  глаз  должен быть  закален,  но  душа
оставаться прежней.
     Студень. Он отвернулся, потому что струсил.
     "Генсек". Я  вот  что  хочу  сказать,  товарищи.  От имени  месткома  и
профкома,  а  также по многочисленным просьбам трудящихся, предлагаю всыпать
товарищу пионэру хо-орошего ремня -- по тому самому заднему интимному месту,
на  которое глядеть нельзя. Всыпать прямо здесь,  под  звуки  горна и  дробь
барабанных  палочек.   Голосуем  за  это  предложение,  товарищи.  Активнее,
активнее...
     "Чингисхан". Запорроть, чтобы дух вон, запорроть...
     "Помпадур".   Что  вы   такое  говорите?   Мальчик  растет,  ему  нужно
развиваться, у него играют гормоны! Это он еще, можно сказать, вообще ничего
не видел; если бы мой друг господин де Сад преподал ему урок...
     Гусак. Р-разврат! Р-разврат!
     Молоток.  Несомненно, господа, в  этом что-то есть.  Просвещение такого
рода необходимо для добросовестного исполнения супружеских обязанностей.
     Печка.  А, бросьте,  пф-пф, какие  там обязанности. Это  еще какая баба
попадется.  По  мне этих обязанностей  век бы  не  видать, пф-пф. Поспать бы
всласть... а после покушать вволю... а потом снова поспать...
     Коньяк. Не смейте! Вы все -- пошляки! Юноша поступил благородно, он  не
подглядывал, он отвернулся!
     Монашка (едва слышно). Он отвернулся...
     Любовь. А я вообще не понимаю, чего в этом плохого...
     "Сократ".  Господа,  вы  совсем  запутались,  а  ведь  решается  участь
мальчика.  Во-первых, уточним, что  такое есть прелюбодеяние. Наверное,  это
действие интимного порядка, приносящее вред чьей-либо душе или телу. В таком
случае  прелюбодеяние,  совершенное  даже  мысленно,   является  несомненным
грехом. Но дело в том, что мальчик не совершал прелюбодеяния совсем никак --
ни мысленно, ни  телесно. Напротив, он всеми силами противился этому.  Так о
чем  же спор? Покончим  же с  этим беспредметным обсуждением  и приступим  к
вынесению вердикта.
     После  этого  выступления судья, пренебрегая всеми  правилами,  стукнул
молотком и сходу объявил:
     -- Не виновен!
     Петя  улыбнулся,  Яблочкин  и  Мушкина радостно зааплодировали,  и  все
исчезло.


10
     Три телефонных звонка на одну тему.
     Чем закончилось покушение на Котова, о котором
     он так ничего и не узнал

     Утром в субботу, не  успел Яблочкин позавтракать, ему позвонила Маринка
Корзинкина.
     -- Послушайте, -- заговорила она озабоченным тоном, -- ведь вы просили,
если что-нибудь...
     -- Да, да! -- с готовностью откликнулся Яблочкин. -- Любая мелочь имеет
значение в этом деле.
     -- Скажите, а вот если что-нибудь приснилось, это тоже считается?
     Яблочкин начал догадываться, о чем пойдет речь.
     --  Конечно  считается. --  заверил  он  Корзинкину. -- Так что же  вам
приснилось, барышня?
     -- Понимаете, это был суд.
     -- Ага...
     -- И Петю за что-то судили эти достоинства и недостатки, про которых он
рассказывал.
     -- Так...
     -- Там были вы, я, Подберезкин и еще та девушка, которая вместе  с вами
ловила воров...
     --  Понятно.  И  за что же судили вашего  товарища  эти неустановленные
законом личности?
     -- Так ведь самое обидное, что нас  удалили на самом интересном. Велели
вернуться в свои сны; я там что-то вязали из разноцветных ниток, но выхолила
только путаница... Послушайте, но если  я вас видела, то  вы тоже могли меня
видеть?..
     -- Да, знаете  ли, я тоже что-то  такое  видел,  -- признался Яблочкин,
совсем  не умевший врать.  -- Вы  очень правильно  сделали,  что  позвонили,
барышня, я вам за это очень благодарен.
     -- Правда? -- обрадовалась Маринка. -- Ничего, нечего, пожалуйста.
     -- Желаю вам приятных снов и успехов в учебе.
     -- Спасибо, -- пискнула Маринка Корзинкина, и они распрощались.


     Едва Яблочкин повесил трубку, как телефон снова засигналил. На этот раз
послышался голос Славика Подберезкина:
     -- Здравия желаю, товарищ лейтенант, разрешите обратиться!
     А дальше  последовал  диалог приблизительно такого же содержания, что и
предыдущий, с той лишь разницей, что  до  и после  суда Подберезкину снились
самоходные электронно-механические солдатики, которые выполняли его команды.
Впрочем,   оба  они  могли  и  соврать,  потому  что  кому  иной  раз  охота
рассказывать свои настоящие сны.


     Едва  Яблочкин  распрощался  с  Подберезкиным,  как  позвонила  курсант
Мушкина.
     --  Что это у вас  с самого утра  телефон занят?  -- сказала она, и при
одном только звуке ее голоса Яблочкин весь разомлел.
     -- Ах, это вы...
     -- Можете не мурлыкать словно кот, я звоню вам по делу.
     -- А,  я уже примерно догадываюсь, -- сказал Яблочкин. -- Это вы насчет
сна?
     --  Вы  поразительно догадливы.  Сочла  своим  долгом поставить  вас  в
известность, как младший по званию.
     Яблочкин снова разомлел.
     -- Ну какое еще звание... поверьте, я никогда...
     -- Повторите, плохо слышно, -- Мушкина едва сдерживая смех.
     Яблочкин взял себя в руки.
     --  Я хотел сказать, товарищ курсант, что мы не на службе,  и  вы могли
бы...
     --  Мы  не  на  службе,  а  вы  говорите  так, будто  сажаете  меня  на
гауптвахту, -- моментально парировала Мушкина.
     Яблочкин растерялся окончательно, последовала пауза.
     -- Алексей, а вы, между прочим, не забыли, что у нас  вечером свидание?
-- заговорила Мушкина почти таким же голосом, как вчера вечером.
     -- Правда? -- обрадовался и удивился Яблочкин.
     --  Какой же  вы  рассеянный. Вы  забыли,  что нам  вручают  награды  в
мексиканском консульстве?
     -- Да, да,  верно!  Сегодня уже суббота. Но  мы  ведь можем встретиться
раньше и пойти вместе.
     -- Это вам решать, как старшему по званию. Между прочим...
     -- Да-да?
     -- Что вам снилось до того, как нас вызвали в суд?
     Яблочкин вспомнил о прерванной свадьбе и затрепетал от волнения.
     -- Вы.. это вы тоже  видели?.. Этот  карточный дурак, он назвал число и
время...
     Мушкина в ответ только вздохнула.
     Услышав  этот  вздох,  Яблочкин окончательно потерял голову  и  уже был
готов наговорить ей сентиментальных глупостей, но в трубке что-то щелкнуло и
послышался поганый голос карточного шута:
     --  Это  что же  такое за безобразие,  граждане...  Ветерану-афганцу  в
аптеку не дозвониться, когда заслуженные раны вопиют и готовы разорваться от
боли и страданий! Прекратите хулиганить!  Ради одного единственного пузырька
с  рыбьим жиром приходится сидеть на  телефоне напролет дни и  ночи!  За что
кровь проливали? За  что  строили новое счастливое будущее? За  то, чтобы вы
глупости  разговаривали? А фронтовики теперь не  нужны, зажились? Так вы  уж
извините, недолго  осталось.  Только  имейте ввиду:  те  деньги, которые  из
пенсии  скопили  на  похороны,  вам, подлецам, все равно  не достанутся,  не
ждите!..
     "Фронтовик" продолжал и дальше нести какую-то околесицу, а Яблочкин тем
временем попытался определить его номер на специальном определителе, который
ему  выдали  в Секретном  отделе.  Номер шута  состоял из  одних шестерок  и
несомненно был подстроен для еще большей путаницы.
     Засигналили короткие гудки, Яблочкин положил трубку и задумался. Что за
силы могут стоять за всеми этими необъяснимыми событиями последнего времени?
Что  если какая-то  враждебная  держава проводит  на территории  его  родины
испытания нового психологического оружия?  Этого нельзя исключать. А пока...
А пока надо было спешить  в  Управление милиции, где  ему назначен секретный
инструктаж у майора Мракобесова.

     ______________

     Всучив Котову  зажигалку  и  обретя, наконец,  прекрасное  расположение
духа, Бек отправился  доложить  обо всем дяде Гоше. С души  у него как будто
свалился камень,  он никак  не ожидал, что  примитивное устранение свидетеля
будет связано  с  нагромождением  бестолковых накладок  и проволочек.  "Надо
свозить туда  шефа, чтобы  полюбовался на  остатки квартиры после того,  как
грохнет..." -- подумал Бек с удовлетворением.
     Он прибавил газу и вскоре затормозил  у входа  в оздоровительный центр.
Легко, через две ступеньки, взбежал на третий этаж. Впервые в жизни состроил
подобие  улыбки по  адресу секретарши (которая,  увидев его выражение  лица,
испугалась) и вошел к шефу без доклада.
     Дядя Гоша встретил его молча,  но приветливо, знаком усадил перед собой
и  приготовился  слушать.  Бек  с  гордостью  рассказал  о  своей  последней
комбинации и предложил немедленно поехать в Озерки.
     --  Сейчас не  могу, китайцы приехали, -- отвечал шеф. -- Кстати,  и ты
посиди, послушай, о чем  умные люди говорят. Хватит уже шкодить  по мелочам,
дел невпроворот.
     -- Курить можно?
     -- Кури.
     Бек сунул  в  рот  сигарету  и приосанился. Шеф смотрел на него с  чуть
заметной улыбкой.  Он  любил  поощрять  исполнительных  почти  так  же,  как
наказывать нерадивых.
     Бек  достал из кармана  зажигалку.  Что-то в  ней показалось  дяде Годе
тревожно  знакомым,  он опустил со лба  на глаза очки, и  в то  же мгновение
ледяная волна страха накрыла его  с головой и пробрала до мозга костей:  его
внимательный взгляд уловил тоненький черный ободок у основания...
     В это время в приемной послышались птичьи голоса, в кабинет ввалились с
десяток низкорослых  китайцев, одетых  в  одинаковые костюмы,  с одинаковыми
кейсами в руках. Не замечая их, дядя Гоша заорал:
     -- Стой! Не та!! Брось!!!
     Но Бек, не  успевший понять, в чем дело,  и удивленно вскинувший брови,
чиркнул зажигалкой перед своей сигаретой.



Глава шестая. АРГЕНТИНСКОЕ ТАНГО

1
     Девочка, мальчик, два милиционера
     и Александр Сергеевич

     "... Когда дым рассеялся, Грушницкого на площадке не было."
     Сидя у окна, Маринка Корзинкина читала книгу из обязательного списка на
лето. Закончив абзац, она ахнула и поднесла ладошку ко рту.
     -- Как же это, -- прошептала она,  -- как же это они... зачем же он его
насмерть...
     Теперь она почти ненавидела  холодного и  злого  Печорина,  который  то
любит, то  не  любит; то дружит,  то  совсем  не замечает... И  так запросто
убивает  слабого,  запутавшегося  Грушницкого,  который  в  последнюю минуту
проявил благородство  и  отвагу.  Маринка  захлопнула  книгу  и  задумалась,
примеряя то того, то другого ко всем знакомым ей мальчикам.
     В другой комнате  ежеминутно  звонил телефон, и слышался голос бабушки,
которая ворчливо отваживала  назойливых репортеров. Каким-то образом история
с  ожившей  мумией просочилась из  недр милиции, и  оба  героя -- Маринка  и
Славик  --  подверглись   настоящей  осаде   любопытных.   Каждая  теле-   и
радиостанция, каждая газета хотели заполучить с ними интервью, а за снятое в
музее видео предлагались такие суммы, что в головах у детей возникали вполне
вредные для их возраста мысли и перспективы.
     Давать  какие бы  то ни  было интервью  им строго-настрого  запретили в
милиции. Оба пока сидели дома под  надзором родителей. Видео, кстати говоря,
тоже находилось в милиции,  хотя Маринка была уверена, что Славик сделал для
себя  копию, а  то  и не одну.  И последнее, чего  не знали ни дети,  ни  их
родители,  --  то, что  за  их  квартирами  велось  пристальное  наблюдение.
Согласно общегородскому плану розыска Пети Огонькова.


     В  субботу,  уже ближе  к вечеру, Маринке  и Славику позвонил лейтенант
Яблочкин и попросил их выйти  на  улицу.  В  скверике на Пушкинской улице, у
памятника, все трое уселись на лавочку.
     --  Дело  такое,   ребята,   --  сказал  Яблочкин.  --  В  мексиканском
консульстве узнали про ваши подвиги. Очень вами заинтересовались.
     -- А про Петю они тоже теперь знают? -- спросила Маринка.
     -- Про Петю они, к счастью, еще не знают, но на милицию крепко  насели,
чтобы показали им пленку. Короче говоря, вас тоже пригласили.
     О том, что Яблочкина и Мушкину будут  сегодня в консульстве награждать,
знал весь город.
     -- А нас ругать или хвалить будут? -- оживился Славик.
     -- Опасаюсь, что будут все-таки хвалить.
     Дети удовлетворенно  переглянулись  и  стали  смотреть  на Яблочкина  с
улыбкой.  Тот  был  в парадной  форме,  красиво  пострижен  и от него  пахло
одеколоном.
     --   Надо   еще  собраться,  переодеться...  --   заволновалась   вдруг
Корзинкина. -- Сколько времени осталось?
     Яблочкин посмотрел на часы:
     -- Времени у вас, граждане, ровно двадцать пять минут.
     --  Как  двадцать  пять  минут!  -- испугалась Корзинкина, подскочив со
скамейки. -- Вы что же, не могли раньше предупредить?
     -- Не мог.
     Корзинкина посмотрела на  Яблочкина  как  женщина,  которую предали,  и
пошла прочь  с  гордым видом. Но едва только завернув за угол, она  побежала
стремглав так, что Славик засвистел ей вдогонку.


     Отпустив ребят, Яблочкин вдруг изменился в  лице, сделавшись похожим на
кота,  и  медленно поднялся со  скамейки. К скверу через дорогу направлялась
курсант  Мушкина.  Она тоже была в  парадной  милицейской форме и тоже,  как
видно, побывала в  парикмахерской.  Проходя по Кузнечному переулку, она едва
не столкнулась с Маринкой Корзинкиной.
     -- Бедная девочка, -- сказала она. -- Вы даже не  представляете,  какая
это  для нее катастрофа. Собираться  на первый  в  жизни  бал необходимо  по
меньшей мере сутки.
     -- Кто  же  мог знать...  --  развел  руками  Яблочкин.  --  Я  был  на
инструктаже в Секретном отделе, и вдруг Потапов приказывает, чтоб закончили,
и  вызывает к себе. Говорит, что на него давит консул, и что этих малолетних
хулиганов надо брать с собой.
     -- И,  тем не менее, вы успели постричься, да еще провонять  одеколоном
так, что по вашему следу можно идти без собаки.
     Яблочкин  смутился. Стрижка и бритье заняли у него не более получаса, а
на предложение парикмахера "подушить" он кивнул чисто машинально.
     -- Ладно, не  дуйтесь, -- Мушкина взяла  его за руку.  -- Как видите, я
тоже не теряла времени даром, -- она гордо повертела головой.
     -- Да, вам очень  идет, -- признался Яблочкин, любуясь девушкой и жадно
ухватившись  за  ее  руку.  -- Кстати,  я  получил от  Потапова  официальное
разрешение ввести вас в курс дела.
     -- Спасибо. А вы не проговорились, что я и без того уже в курсе дела?
     -- Я не мог этого сделать без согласования с вами.
     -- Это благородно. Почему же они так решили?
     --  Они полагают, что  вы лучше меня нащупаете  контакт с детьми. Кроме
того, мне кажется, они знают о наших... встречах в нерабочее время.
     -- Откуда они знают?
     -- Мне кажется, что теперь они вообще все про меня знают...
     -- Вы заставляете меня краснеть.
     -- Дорогая  Валя... --  когда девушка краснела, Яблочкина  захлестывали
нежные  чувства. -- Дорогая  Валя, поверьте,  это  такие люди,  для  которых
личная  жизнь  человека  ничего не значит. Видели бы вы  этого  Мракобесова,
начальника Секретного отдела...
     -- Ах, да, ведь вы только что проходили инструктаж. Что же это за отдел
и почему он так засекречен? Ведь я теперь имею право быть в курсе дела?
     -- Дорогая Валя, не  спрашивайте, это какая-то дикость. Если бы генерал
Потапов не вызвал меня к себе, я бы, наверное, сам убежал...
     -- Вы шутите?
     -- Какие уж тут