у  с хвостиком на затылке  и все  замечающими
глазками.  По  тому  уважению   и   робости,  с  которыми   говорили  о  нем
присутствующие, называвшие его дядей  Гошей, было понятно, что этот старичок
многого стоит.
     Гости  были в  вечерних  туалетах и  сидели за пышно накрытыми столами,
расставленными вокруг  бассейна. Между столами сновали нанятые официанты,  в
слабенький микрофон произносились тосты, и раскатистое  невнятное эхо гуляло
под высокими сводами.


     Музыканты расставили  инструменты на маленькой импровизированной сцене,
переоделись   в   костюмы    и   стали   ждать.   Мужчина,   представившийся
распорядителем, сказал:
     -- Сидите здесь, на  трибуне, будьте готовы в любую минуту. Если что-то
потребуется, махните официанту. Но напиваться раньше времени не советую: тут
есть люди,  которые очень, очень нервные. Надо работать в полную  силу. Если
надо в туалет, терпите до перерыва.
     Чувствуя  себя   виновным  и  ответственным   за  происходящее,  Осипов
немедленно подозвал официанта. Через минуту на лавочке трибуны, невидимая за
бортиком, развернулась скатерть-самобранка. Все,  кроме  Котова,  выпили для
храбрости коньяку и закусили бутербродиками с икрой. Когда выпили по второй,
и Котов снова проигнорировал, Лисовский поинтересовался:
     -- Котов, ты в порядке? Играть сможешь?
     -- Не понял? -- с вызовом ответил Котов. -- А что случилось?
     Осипов и Лисовский переглянулись и пожали плечами.


     Пришел   распорядитель  и   через  барьер  сообщил,  что   обязательная
торжественная  часть закончилась  и теперь,  пока  гости  закусывают,  можно
поиграть  что-нибудь   спокойное,  для  фона.  Пятидесятилетних,  кое-где  с
проседью, музыкантов он называл ребятами, а они по привычке не обижались.
     "Ребята"  вышли  на  сценку,  взяли  инструменты и с  отсчета  заиграли
"Странников  в  пути"  -- медленную, комфортную тему  из  репертуара  Фрэнка
Синатры.
     Гостям  это  понравилось:  галдеж  и  женский  смех  зазвучали  громче,
активнее  зазвякала  посуда.  Попурри  из  спокойных, переходящих из одной в
другую  мелодий  продолжалось  еще  с полчаса, лишь  изредка прерываясь  для
произнесения  необязательных,  но   глубоко  прочувствованных   каким-нибудь
созревшим для этого гостем тостов.  Котову запомнились  только обрывки вроде
того: "Дядя Гоша дал нам все... ", "Больше, чем своего мужа..." и "Если хоть
одна падла скажет про него плохо..."


     Постепенно атмосфера  праздника становилась все  более  непринужденной:
сидящие за столами перекрикивали  друг  друга, несколько  пар и  один пьяный
вышли танцевать на площадку перед оркестром.
     Вскоре  танцевала уже  половина гостей, репертуар стал более знакомые и
ритмичным,  Лисовский  запел.  Музыкантам  посыпались заказы, сопровождаемые
щедрыми чаевыми. Подошел распорядитель и сделал особый заказ.
     -- А сейчас, -- провозгласил он в полной тишине,  -- любимая песня дяди
Гоши!
     Жующие сделали умиленные лица и отложили вилки. Над подернутой табачной
дымкой голубой гладью бассейна полилось нежное органное вступление "A Whiter
Shade Of Pale".
     "Он  всегда   плачет,   когда  слушает  эту  песню",   --   предупредил
распорядитель, и "ребята" старались как могли.
     Дядя Гоша  действительно прослезился,  смахнул платком слезу  и,  когда
музыка  стихла, в возникшей  на несколько секунд  вежливой тишине похлопал в
сухонькие  ладошки, выжидательно  смотревшие  на него  гости развернулись  к
оркестру и шумно зааплодировали, выкрикивая "браво!"
     Потом, в  перерыве, распорядитель рассказал,  как однажды дяде Гоше  не
понравилось  исполнение песни, и  он  велел немедленно,  у  него  на глазах,
вырезать   вокалисту   его  гланды.  И   это   почти   случилось,  и  только
заступничество одной дамы спасло несчастного, который после этого потрясения
совсем уже никогда не мог петь.
     Услышав эту историю, Вадик Лисовский, хотя и обладал абсолютным слухом,
во втором отделении сходу взял фальшивую ноту,  но это была уже другая песня
и  другая  программа. Дядя  Гоша  удалился  к себе в  офис,  находившийся  в
"деловой" части комплекса, чтобы кое-что кое-с-кем обсудить.
     А  публика  начала гулять  по-настоящему.  Гости скинули смокинги  дамы
переоделись  в купальные  костюмы,  и все  попрыгали в воду.  Оркестр вдарил
рок-н-роллы, шум и визг поднялись невообразимые.
     Ближе к  утру кто-то  начал блевать  прямо в бассейн,  и воду  пришлось
менять. Когда старую воду слили, из  душевых  со  смехом и  визгом  выбежала
преследуемая кавалером  подвыпившая  дама  и  с  разбегу  нырнула  в  пустой
бассейн.  С  множественными переломами  ее унесли в  "скорую", а в тщательно
вымытый шлангом резервуар снова пустили воду.


     Во время одного из перерывов, пока  его  товарищи угощались на трибуне,
все еще трезвый как стекло Котов  отправился искать  туалет.  Душевая, через
которую он  проходил,  состояла из ряда  кабинок, в каждой из которых было в
полу сливное отверстие.  Чтобы не усложнять себе задачу. Котов  зашел в одну
из кабинок и расстегнул ширинку.
     Но едва  только он начал осуществлять задуманное, как  рядом в  проходе
послышались голоса.
     -- Нет, нет,  -- говорил  один,  -- этого  не будет, один раз сказал --
все. Лучше,  как говорят фраера, платить  налоги и спать  спокойно. Я устал,
больше не могу. Передай своему дяде, что я выхожу из игры.
     --  А  ну стой,  --  тихо сказал  второй.  -- Не торопись  в  ментовку,
Спортсмен, надо еще поговорить.
     -- Не о чем мне с  тобой  говорить, Бек.  Лучше посторонись, пока я  не
размазал тебя по стене как поганку.
     -- Ладно, иди, -- примирительно заговорил Бек. -- Я и сам уже  устал от
всего этого. Мне бояться нечего, я сам  в  этих делах почти не путался. Если
про меня спросят, скажи, что я тоже вышел из игры.
     -- Правильно, Шамиль, -- подхватил  Спортсмен,  --  хватит  уже  лизать
пятки этому  психопату.  Честную жизнь начинать никогда  не  поздно. Ты ведь
правда, еще не по уши увяз в этом дерьме?
     -- Правда, правда, парень. Проходи вперед, я за тобой...
     Подождав немного, Котов  выглянул  в проход,  и волосы у него поднялись
дыбом:   здоровенный   парень,   наверное   тот  самый,  которого   называли
Спортсменом, стоял на коленях, неуклюже привалившись лицом к стенке  душевой
кабины, а над ним  стоял  худощавый тип с изрытым оспинами  бледным лицом  и
вытирал  окровавленный нож.  Из  раны убитого струйкой пульсировала  кровь и
уходило в сточное отверстие. Убийца потянулся к крану и пустил воду из душа.
     Дрожа всем телом, Котов метнулся к выходу.
     --  А,  черт, --  прошептал Бек, подставлявший руки  под струи воды, --
этот лабух из оркестра, он все видел...


4
     Гномики не хотят сдавать позиции.
     Дядя Гоша хочет быть уверен, что заплатил за товар
     правильные деньги

     В шесть часов утра распорядитель заплатил музыкантам оговоренную сумму,
и они с облегчением покинули это  сумасшедшее место. После эпизода в душевой
Котов все-таки выпил грамм сто пятьдесят, поэтому на душе у него было хорошо
и  спокойно. "Мало  ли, --  думал  он,  -- мало  ли  бывает разборок  у этих
уголовных... А я уже забыл и ничего не  помню. И человечков больше не будет,
потому что я пить бросил. Еще не совсем бросил, но постепенно..."
     Велев таксисту притормозить  у круглосуточного  магазина,  Котов  купил
несколько больших фирменных свертков  продуктов.  Наверное,  гораздо больше,
чем было нужно. Он щедро расплатился с водителем, поднялся к себе и разложил
продукты на кухонном столе. Тут же  что-то разорвал,  вскрыл, попробовал, но
глаза  разбегались,  а  есть  еще  не  хотелось  и  он,  выкурив  сигаретку,
отправился спать.
     Часа через три Котов вышел в полусне в туалет, и ему показалось, что на
кухонном столе,  среди  банок  и пакетов,  шевельнулось что-то  живое.  Было
светло, стол освещало солнце, и Котов был абсолютно трезвый.  Он  понял, что
это никакая не галлюцинация, и ему стало  с  одной  стороны  радостно,  но с
другой --  тревожно. Радостно оттого, что  белая горячка оказалась  все-таки
страшилкой, а тревожно из-за того, что в его квартире поселились гномики.
     Котов медленно  подошел к  столу, взял  нож  и  стал боязливо, кончиком
лезвия,  переворачивать и  передвигать  свертки и коробочки. Разумеется, что
человечки  уже разбежались, но на одном  из  пакетов с чипсами он  обнаружил
небольшой  аккуратный  надрез  --  ровно такой,  чтобы  можно было  вытащить
кружок. И  сам чипс, обломанный крошечными ручками и  обгрызанный крошечными
зубками, лежал тут же рядом.
     Котов достал из  холодильника баночку лимонада, пшикнул колечком и стал
пить. Отставив пустую банку, взял веник и подмел в кухне пол. На полу никого
и ничего подозрительного не  обнаружилось. "Почему все  люди как люди,  а ко
мне  так  и липнет вся эта  чертовщина..." -- подумал  он с  некоторой  даже
гордостью и лег спать.


     Больше в этот день ничего странного не произошло, хотя Котов, трезвый и
выспавшийся, заметно нервничал. У него появилась манера  резко оборачиваться
или  внезапно  возвращаться в комнату,  откуда только  что вышел. Но гномики
больше своего присутствия не выдавали.
     Остаток  дня Котов валялся на кровати,  грыз чипсы пил лимонад и  читал
книгу, время  от времени поднимаясь и прохаживаясь по квартире. А вечером он
отправился на работу в ресторан.
     Рассчитавшиеся с долгами и надежно обеспечившие свои семьи на ближайший
месяц-два, "ребята" были в ударе и слегка навеселе.  Один только Котов снова
был  трезв  и сосредоточен.  Друзья  решили, что  у него проблемы  с  личной
жизнью, и не приставали с вопросами.
     Медленные  и  ритмичные  мелодии  сменяли  одна  другую, публика охотно
танцевала,  и Котов  не  замечал в зале одного человека, сидевшего спиной  к
нему в стороне от сцены, у стойки бара. Это  был тот самый худощавый бледный
мужчина с изрытым оспинами лицом. Он пару раз обернулся на Котова, поговорил
с барменом, расплатился и вышел.

     ______________

     В  тот же  день, несколько раньше, неприятный мужчина сидел  в приемной
директора  оздоровительного  комплекса,  того  самого  бассейна,  в  котором
происходило  ночное  мероприятие.  Секретарша  сняла  трубку,  сказала  "Да,
Георгий Луарсабович" и кивнула мужчине:
     -- Асланбеков Шамиль.
     Дядя Гоша сидел за письменным столом в просторной застекленной комнате.
Он  говорил по телефону,  и  только  небрежным  жестом  указал вошедшему  на
кресло. Это был плохой знак. Отложив трубку, он устало произнес:
     -- Садись, Бек, рассказывай, что случилось.
     -- Я постою, спасибо.
     -- Садись, я сказал. Теперь говори.
     --  Дядя  Гоша,  этот  новенький,  Спортсмен,  он хотел  пойти  и  всех
заложить.
     --  Почему  это нужно  было  делать здесь, у меня в гостях? Ты  взял  и
изгадил     мне     праздник,     Бек.     Изгадил     еще     хуже     того
уже-очень-не-здорового-человека, который наблевал мне в бассейн.
     -- Спортсмен мог позвонить прямо оттуда, с трубки.
     Дядя Гоша закурил и некоторое время обдумывал сказанное.
     -- Хорошо, -- сказал  он наконец. -- Ты  все правильно сделал, Бек. Кто
еще кроме нас в курсе дела?
     --  Хромой помогал рыть  могилу. Место надежное,  завтра весь  котлован
зальют цементом.
     Дядя  Гоша  поднялся,  неторопливо подошел  к сейфу,  достал  из  пачки
несколько крупных бумажек и протянул Беку:
     -- Хорошо, я тобой доволен. Вот, возьми себе на мелкие расходы.
     Бек не  пошевелился. Дядя Гоша спрятал деньги в  карман и снова сел  за
стол.
     -- Что еще.
     Бек опустил глаза:
     -- Кажется, один, из оркестра, что-то видел.
     -- Кажется или видел?
     -- Да, он видел.
     -- Он тебя видел, и ты не убил его до сих пор?
     Опустив голову, Бек молчал.
     -- Он знает, что ты знаешь? -- спросил дядя Гоша.
     -- Нет.
     -- Тогда забудь, он будет молчать.
     -- Я не успокоюсь, пока его не кончу.
     -- Ну,  если  это твое личное  дело, а  не дело  Семьи... -- дядя  Гоша
что-то соображал. -- Слушай, Бек, а что если я тебя кое о чем попрошу?
     Он  достал  из сейфа  упаковку одноразовых  зажигалок,  самых  дешевых,
китайского производства. Одну он протянул Беку.
     -- Я  знаю,  Бек,  что у  тебя есть хорошая, золотая зажигалка. Но  тот
парень из оркестра, он не  побрезгает  и  этой.  Парень чиркнет зажигалкой и
взлетит на воздух вместе со своей квартирой. Сделай так, чтобы он нашел ее у
себя в  кармане,  на  столе или на лестничной площадке.  Обрати внимание  на
черный ободок  у самого  донышка -- это чтобы  не спутать. Парень взлетит на
воздух, а я буду знать, что заплатил за товар правильные деньги.
     -- Хорошо, дядя Гоша, я все понял.
     -- Погоди, вернись.
     Бек подошел к столу, и  шеф  протянул ему  несколько  крупных купюр "на
мелкие расходы".
     -- Теперь иди.
     Бек поцеловал перстень на сухом пальце старика и вышел.


5
     Как Петя Огоньков стал белой горячкой.
     Первый рабочий день секретного агента Яблочкина.
     Что такое "ходить на жмура" и насколько приятнее
     "лабать Мендельсона"

     Потеряв  сознание от спиртовых  паров,  Петя очнулся  только часа через
два, когда спирт из бутылки выветрился, а на  дне осталось  только несколько
капель  горьковатой  на  вкус  воды. Бутылка  стояла  на  столе в незнакомой
комнате,  а хозяин  сумки,  которого Петя сразу узнал, спал на кровати. Надо
было как-нибудь выбираться наружу.
     Петя отстегнул от  пояса  моток веревки, привязал к  концу  лазательный
крюк,  и  стал  подбрасывать  крюк,  пытаясь зацепить его  за край  горлышка
бутылки. И тут он вдруг увидел, что хозяин не спит, а смотрит на него в упор
широко  раскрытыми  глазами. Петя забарабанил  по стеклу  и  закричал:  "Эй!
Выпустите меня! Выпустите меня отсюда немедленно!.." Но  мужчина  повел себя
более чем  странно. Некоторое время он смотрел на мальчика  в  упор, а затем
отвернулся к стене.
     Возмущенный   таким   поведением   взрослого   человека,   Петя   начал
подбрасывать крюк с удвоенной энергией, и уже с третьего раза добился удачи.
По  веревке  он  легко поднялся наверх, подтянул свое снаряжение, сбросил на
стол  и  спрыгнул  сам. Потом  он спустился  со стола  на пол,  добрался  до
кухонной раковины и смог наконец напиться вволю воды из капающего крана.
     Вечером хозяин  оделся,  взял  свой  инструмент и вышел.  А Петя  начал
обследовать   квартиру,  в   которой   оказался   по   причине   собственной
неосмотрительности.
     Прежде всего он разыскал телефон;  необходимо было срочно  связаться со
Славиком и Маринкой, которые хотя и трусливо сбежали из музея, бросив его на
произвол   судьбы,  оставались  пока  его   единственной  ниточкой  связи  с
окружающим миром.
     Увы, телефон в квартире Котова  был старый, с вращающимся диском. Такой
диск  Петя самостоятельно накрутить не  мог. С  помощью крюка  и веревки ему
удавалось набрать пару коротких цифр,  но  дальше следовали нули  и девятки,
справиться   с   которыми   не   представлялось   возможным.   Он   пробовал
сконструировать  что-то на  манер  лебедки  из найденной под диваном  пустой
катушки  и проволочного  замка  от шампанского, и один раз  ему даже удалось
набрать все цифры, но на другом конце было занято, и Петя готов  был плакать
от досады.  Скорее  всего,  в два часа  ночи  номер  не  был  занят;  просто
медленный,  почти по  минуте на каждую цифру, набор не срабатывал, и  где-то
происходил сбой...
     Промучавшись до рассвета, Петя обессиленный залез в сервант  и заснул в
пустой фарфоровой чашке.
     Проснувшись  в  десять часов  утра, Петя увидел, что  хозяин уже дома и
спит. На кухонном столе появилась целая куча продуктов  -- пакеты, консервы,
банки, бутылки, свертки... Некоторые  хозяин уже вскрыл, и Петя смог наконец
полноценно  поесть.  Он  даже надрезал  своим  перочинным  ножиком  пакет  с
чипсами,  вытащил пару кругляшей  и обгрыз. Внезапно появившийся хозяин  его
чуть  не застукал,  но  Петя,  словно Тарзан,  скользнул на пол  по  стрелке
зеленого лука и юркнул за батарею.
     Когда хозяин снова улегся и захрапел, Петя  решил обследовать возможные
пути выхода из квартиры. Он вышел через приоткрытое окно  на залитый солнцем
узенький наружный подоконник  и огляделся. К сожалению, дом оказался блочной
конструкции  и не имел  подходящих для ходьбы выступов  и  карнизов.  Другое
окно, находившееся  в  комнате,  было и вовсе  наглухо  закрыто.  Оставалось
дожидаться, когда  хозяин опять  соберется куда-нибудь  выйти, и  попытаться
прошмыгнуть наружу через дверь.

     ______________

     Этим   утром  лейтенант   Яблочкин  проснулся  другим  человеком.  Куда
подевалась его  беззаботная веселость?  Почему сегодня  он не напевал или не
насвистывал, проделывая комплекс упражнений утренней гимнастики? Не понимала
этого и его мама, которая  даже потрогала  ему лоб,  подавая на завтрак чай,
бутерброды и  клубничное варенье. Уж не  зазнался ли ее  сын  после  шумного
успеха, выпавшего вчера на его долю?..
     Конечно,  откуда ей было  знать, что  ее  сын больше  не  милиционер, а
секретный агент  с  особыми  полномочиями, и даже сам  полковник  Громыхайло
теперь  не может ему  ничего  приказывать. А  секретному  агенту  с  особыми
полномочиями,  каким его представлял себе  Яблочкин,  не пристало  свистеть,
говорить лишнее и улыбаться. Даже у себя дома.
     Яблочкин разыскал в ящике темные очки, в которых отдыхал  прошлым летом
в Ялте, надел, молча постоял перед зеркалом и также молча вышел из квартиры.
     Мама,  провожавшая  его с раскрытым ртом, едва хлопнула  дверь, закрыла
рот и твердо  решила  вечером выдрать своего сына  ремнем, не  взирая на его
приближающееся двадцатидвухлетние.
     Выйдя из дома, Яблочкин дождался троллейбуса и поехал в Эрмитаж. Работа
сегодня предстояла тяжелая -- опрашивать сотрудников  на предмет необычайных
явлений, ведь мальчик мог все еще находиться в здании музея.
     Прибыв на место, Яблочкин поговорил с директором и приступил к работе.


     Еще  ночью,  провозившись  допоздна  с  видеозаписью,  он  сделал  фото
маленького Пети Огонькова  и теперь начал показывать  карточку всем, кто мог
его  видеть.  Ну,  не  конкретно маленького  мальчика-с-пальчика,  а  вообще
что-нибудь необычное.
     С первых  же встреч Яблочкин почувствовал себя не  секретным агентом, а
полным идиотом. "Вам это что-нибудь напоминает?" -- спрашивал он,  показывая
фотографию.  "А что это такое?" -- интересовались в свою очередь сотрудники,
разглядывая  темное  размытое  изображение  человечка,  сидящего  верхом  на
креплении карниза.
     Яблочкин ничего не объяснял, но продолжал спрашивать, не показалось  ли
кому-нибудь  вчера  или  сегодня  чего-нибудь необычного...  Заинтригованные
сотрудники   продолжали   расспрашивать   Яблочкина,  и   тот  был  вынужден
придумывать     отговорки.     Вроде    того,    что    он    из    передачи
"Очевидное-невероятное" и делает  сюжет на тему дворцовых привидений.  Такая
версия всех устраивала, и Яблочкин оставлял каждому номер своего телефона --
на всякий случай, если все-таки что-нибудь увидят.
     Только  в  конце  дня  он  спустился  в  реставрационные  мастерские  и
встретился с Юриком. Внимательно посмотрев на фотографию наметанным взглядом
художника, Юрик сказал:
     -- А ведь находятся до сих пор чудаки,  которые не верят в привидения и
прочие предрассудки.  А это что -- проводок от сигнализации? Карниз-то вроде
из  выставочного  зала,  где  алмаз украли.  Так вы думаете, это  привидения
сработали?  Маленькое   уж  больно,  барабашка,  скорее...  Кстати,  молодой
человек,  а я вас  раньше  здесь, в музее, не мог видеть? Только  без темных
очков и в милицейской форме...
     Поскольку беседа начинала принимать нежелательное направление, Яблочкин
распрощался с Юриком, оставив на верстаке свою карточку  с телефон