ные по последнему слову техники и возглавляемые нанятыми
за  огромные  деньги  светилами  науки,  с  некоторых  пор  занимались одной
единственной  проблемой: созданием эффективного быстродействующего  средства
для похудания.
     Работа  давала неплохие результаты и вскоре, к ужасу фюрера,  в колонии
не  осталось ни одной упитанной дамы, на соблазнительные  округлости которой
он  мог  бы  искоса  бросить  свой  вожделенный взгляд.  Благодаря  побочным
результатам появились безотказные средства от облысения, импотенции, гемороя
и старческого слабоумия. С некоторых пор колонисты, все как  один, сделались
стройными,  подтянутыми  и  сексуально активными,  а волосы у них отличались
быстрым ростом и необычайной густотой.
     Адольф любовался своим маленьким народом, уже ничуть не сомневаясь, что
именно здесь,  в стороне от  погрязшей  в  пороке цивилизации, зародилась та
самая  раса  людей, о которой  он мечтал всю свою жизнь  --  асса  господ. В
ближайшие  дни он намеревался показать миру  одного из таких людей, отправив
на  Олимпиаду  в Санкт-Петербург своего  приемного сына  Курта  -- гордость,
надежду и утешение его затворнической жизни.
     Новый план  мирового господства  избранной расы не имел ничего общего с
бестолковой пальбой из пушек времен второй мировой войны. Нет, нет, -- решил
для  себя Гитлер, --  больше не будет никакого насилия и никакой жестокости.
Не  будет  крови, не будет  несчастных, оплакивающих своих  близких.  Просто
однажды утром человечество не проснется, воспарив ликующими колоннами в иные
прекрасные миры.  А  здесь, на  Земле,  возникнет  новая популяция  людей --
умных, красивых  и  талантливых, гораздо более соответствующих божественному
замыслу великого  Мумрика. В их распоряжении  останется несметное количество
материальных благ и природных ресурсов, которых с избытком хватит на сотни и
тысячи  лет  беззаботного  существования.  Понадобится,  конечно,  некоторое
количество   рабочей   силы   для   грязной  работы   и   обслуживания.  Эти
предварительно   тщательно  отобранные  люди   будут  привиты   вакциной   и
сконцентрированы  на острове  Мадагаскар, откуда будут выписываться  по мере
надобности. Данные об этих  людях будут опубликованы в специальных красочных
каталогах.
     Для того, чтобы вступить во владение Землей комфортно и не хлопотно,  в
банковскую систему, армию, разведку, госуправление, науку, медицину и прочие
ключевые  области  человеческой жизнедеятельности постепенно внедряются  или
вербуются  свои  люди.  За   минуту  до  "часа  икс"  эти  люди  выключат  и
дезактивируют   атомные   реакторы,   системы   наведения,   химические    и
бактериологические   производства   --   словом   все,   что   в   состоянии
бесконтрольного функционирования  могло бы омрачить колонистам их вступление
во владение земным шаром.
     По правде  говоря, желаемый безболезненно  действующий и не  приносящий
вреда окружающей среде препарат еще не был разработан, и пока в распоряжении
Гитлера был  только  образец  новой популяции бубонной чумы  --  неизвестной
мировой науке, а  потому не имеющей  противодействующей вакцины. Но мысль  о
заражении мира бубонной чумой, по счастью, еще не приходила ему в голову.


     Одним из лучших шпионов Пятого Рейха был  родившийся в 1975  году  Фриц
Диц, оберштурмфюрер  СД,  сын близкого фюреру товарища по  партии барона фон
Дица.
     Этот   чрезвычайно   способный   молодой   человек   имел   Оксфордское
образование, свободно  говорил  на шести  языках и еще на  двух десятках мог
объясниться,  закончил военно-историческую академию  в Мюнхене, имел  звание
капитана  Бундесвера  и  недавно,  с  благословения  фюрера, был  завербован
американской разведкой. Фриц Диц  обладал  энциклопедическими знаниями,  был
замечательным спортсменом и беззаветно служил идеям  национал-социализма. Он
вел хитроумную игру со спецслужбами Германии и  Соединенных  Штатов, а также
выполнял некоторые поручения фюрера личного характера.
     Поручения  заключались   в  скупке  произведений   живописи  и  крупных
обработанных алмазов  для  личной  коллекции  Гитлера.  В  колонии  имелись,
конечно,  свои огранщики и собственные россыпи природных  алмазов, да только
камни здесь были,  к сожалению, мелковаты. Самый крупный добытый здесь алмаз
едва  тянул  на  пятнадцать  каратов,  а  это  совершенно  не  удовлетворяло
вспыхнувшей  с  некоторых пор страсти  фюрера к  бриллиантам. Ему  нравились
крупные  экземпляры, вес которых  можно  было приятно ощутить  на ладони,  а
гармония искусстно обработанных граней радовала глаз волшебными бликами.
     Что  касается живописи, Гитлер  предпочитал всем  другим полотна Питера
Рубенса. При  виде  некоторых работ великого  фламандца он  буквально  терял
голову и погружался в  блаженный транс, из которого его мог  вывести  только
решительный оклик Фриды, его строгой няньки.
     Адольф располагал двумя оригиналами  Рубенса и бесчисленным количеством
его  копий. Когда он  заходил  в примыкавшую к  рабочему кабинету галерею  и
вставал  перед  очередной  пышнотелой бабой,  глаза  его начинала  искриться
восторгом, к подбородку скатывалась слеза, а ноздри раздувались и трепетали.
     Сегодня,  четвертого июня, в  полнолуние,  Адольф  с замиранием  сердца
дожидался  своего  лучшего агента, который  вез  ему из Европы "Любительницу
сладких  булочек" -- талантливую стилизацию,  еще  пахнущую свежей  краской.
Манера мастера в  этой  картине  был доведена  до  абсурда  и  от одного  ее
изображения в  сетевом каталоге фюрер  уже  сходил  с  ума.  Сработанная  на
совесть  здешним  плотником  золоченая рама  зияла таинственной  пустотой, и
Адольф с утра ходил возле нее в нетерпении.
     Но вот ему доложили, что фон  Диц в приемной. Гитлер сорвался с места и
вышел навстречу долгожданному посетителю.

     ______________

     --  Зиг хайль!  --  щелкнув каблуками, Фриц вытянулся в приветствии. Он
переоделся в форму, которая делала его еще более неотразимым.
     Адольф небрежно вскинул ладонь,  заложил  ручки  за спину и неторопливо
обошел  его,  посматривая  исподлобья.  Он  не  хотел  сразу  выдавать  свое
нетерпение по поводу картины.
     При  встречах с Гитлером Фриц чувствовал смущение и стыдился этого. Его
кумир, его божество было ростом не более одного метра пятнадцати сантиметров
и  едва доходило  ему до  пояса. Пластические  операции, питательные маски и
подтяжки  кожи сделали  лицо фюрера  похожим  на лицо куклы, раскрашенной  и
покрытой лаком.
     -- Она здесь? -- спросил наконец Гитлер, не выдержав томления.
     -- Она здесь, экселенц.
     -- Так быстрей  же, крепите ее и вешайте  туда, к  свету!...  -- Адольф
отвернулся и прикрыл глаза рукой: он хотел увидеть картину сразу, во всем ее
великолепии, не испортив впечатления преждевременными, случайными ракурсами.
     Диц  хлопнул  в  ладоши,  в  кабинет  внесли свернутый  в рулон  холст,
плотники  споро  натянули его  на  подрамник,  подогнали контуры  и повесили
картину на приготовленное для нее место в галерее.
     -- Ну!.. Ну!.. Долго еще?.. -- стонал Гитлер.
     -- Готово, экселенц!
     Адольф  отнял  руку, повернулся  и  медленно  приблизился  к пышнотелой
"Любительнице сладких булочек".
     Некоторое время  он  смотрел  на картину в  немом восторге,  его  глаза
сделались влажными и заблестели.
     -- Да, да... -- прошептал он. -- Это она. Она прекрасна...
     Не владея  собой,  Гитлер шагнул  вперед и прильнул  губами  сначала  к
одной,  а  потом  к другой  солнцеподобной  половинке  зада  "Любительницы",
который занимал добрую половину холста.
     В  нос ему ударил запах  свежей краски, слегка  отрезвив.  Он отпрянул,
вытер  губы  и  резко  обернулся.  Фриц Диц  сосредоточенно,  через монокль,
разглядывал деталь картины на противоположной стороне галереи.
     Адольф оправился и сделал значительное лицо.
     -- Господин барон.
     -- Да, экселенц? -- Фриц повернулся к фюреру.
     -- Пройдемте в кабинет, мой друг, нам пора уже поговорить о делах.


3
     Петя подслушивает и подглядывает.
     Новый перспективный план зачистки восьми миллиардов.
     Завтра ехать обратно

     Пете надоело сидеть  в раковине; он вполне отдохнул, и теперь ему стало
казаться, что из чаши бассейна доносятся  приглушенные голоса... Он  нацепил
на  плечи  рюкзак с  лазательным снаряжением  и  спустился  на  дно.  Голоса
доносились  из  отверстия для слива воды.  Не долго думая, Петя  залез в это
отверстие.
     Трехдюймовая труба позволяла ему свободно шагать в ней как в просторном
тоннеле. Чем дальше он шагал, тем  более знакомыми казались ему эти  голоса.
Один, несомненно,  принадлежал  Дицу,  а второй  он как будто слышал в кино.
Особенно  это  было  знакомо,  когда  немецкая  речь  второго  срывалась  на
визгливые выкрики.  "Неужели... -- подумал Петя.  -- Нет, нет, он уже  умер,
давным-давно."
     Впереди замаячил свет сливного отверстия,  и через минуту мальчик стоял
на  дне бассейна,  почти  такого  же  как  у Дица, но только  выложенного не
плиткой, а белым мрамором.
     Петя забросил крюк на верхнюю перекладину дюралевой лесенки и вылез  на
край бассейна. Дверь в кабинет была приоткрыта.
     Гитлер стоял на дощатом возвышении, смахивающем на ресторанную эстраду.
На  этом  возвышении у  него был письменный  стол,  кресло, книжные  полки и
огромный портрет  самого себя.  При этом живой  фюрер едва доставал макушкой
нарисованному до колена. (Возвышение это  было  построено для того, чтобы во
время официальных встреч смотреть на подчиненных сверху вниз.)
     От несопоставимых величин человеческих фигур -- Гитлера живого; Гитлера
нарисованного; стоящего  внизу Фрица Дица в фашистской  форме,  а  также его
самого, Пети, совсем уж маленького -- голова у мальчика пошла кругом.
     Немецкого  он  почти не знал, и  мог догадываться о том, что говорили в
кабинете, лишь по некоторым знакомым словам.


     -- Как  же это  случилось? -- спрашивал Адольф, и в его голосе  звучала
обида и раздражение. -- Ты же знаешь, Фриц, как я хотел иметь эту вещь.
     -- Бывает  так, экселенц,  -- отвечал  барон,  -- что камень не  желает
переходить к другому владельцу, и тогда его лучше не трогать. Так или иначе,
я бы привез его вам, если бы не досадное совпадение.
     -- Совпадение? Не бывает никаких совпадений.
     -- Дело в том, что камень пытались украсть, всего за несколько часов до
того, как я бы подменил его на фальшивку.
     -- Значит, их поймали?
     -- О да, сразу, едва ли не на месте преступления.
     -- Да, да, барон, вы правы. -- Гитлер, поскрипывая досками, прошелся по
сцене. -- Теперь нельзя его беспокоить.  Необходимо подождать, пока он снова
не обретет спокойствие и гармонию. Но вы убедились, что  эти воришки сами не
подменили камень?
     -- Разумеется, экселенц.
     -- Верните мне дубликат.
     Диц приблизился к фюреру и протянул ему фальшивое "Всевидящее Око".
     --  Стекло...  глупое лупоглазое  стекло...  --  глаза фюрера сделались
скучающими.  -- Я знаю, сынок, ты все еще работаешь  лучше  всех.  Но теперь
алмаз должен отлежаться по меньшей мере год.
     --  Но разве через год не только камень, но и весь мир не будут нашими,
экселенц?
     -- Скорее всего, что не совсем так, барон. Именно сейчас я рассматриваю
более  мягкий вариант  спасения и обновления человечества. Дело в  том,  что
восемь миллиардов трупов могут создать определенные проблемы... Всем хочется
жить  красиво, но  никому не охота убирать дерьмо,  даже  свое  собственное.
Пожалуй, мы пойдем по другому пути.
     Гитлер нажал кнопку связи:
     -- Доктор Шприц!


     В зале появился еще один примечательный субъект. Это  был худой мужчина
в белом  халате, высотой не  менее трех  метров.  Хищные  глаза  под  седыми
кустами  бровей,  сгорбленная спина и  гаденькая улыбка  делали  его  чем-то
похожим на джинна из восточных сказок.
     Впоследствии  Фриц Диц  рассказал  Пете,  что  этот  доктор,  обязанный
пробовать на  себе все препараты, до того, как предлагать их  фюреру, сделал
ошибку  в   расчетах  и  добился  однажды  обратного  желаемому  результата:
изобретенные  им пилюли для уменьшения роста, в  несколько месяцев увеличили
его собственный рост почти вдвое.
     Доктор  зашел пригнувшись, но  все-таки задел  люстру;  она  зазвенела,
закачалась, и все время беседы великан придерживал ее рукой.
     --  Доктор Шприц,  --  обратился к нему фюрер,  --  поясните, но  очень
коротко, нашему другу суть ваших последних разработок.
     --  Видите ли,  господин барон, --  начал  говорить  доктор хрипловатым
голосом, то  вскидывая  брови, то прищуриваясь, то гаденько похихикивая,  --
для того, чтобы зачистить, хи-хи, около восьми  миллиардов недочеловеков  на
нашей благословенной по воле фюрера и Мумрика планете, совсем не обязательно
их   убивать.  Если  они  и  без  того  вырожденцы  или,  научно  выражаясь,
дегенераты, хе-хе,  то  пускай  вырождаются сами.  Мы только  слегка ускорим
процесс, лишив особей  мужского пола способности к продолжению рода. Вы меня
понимаете, господин барон, хе-хе?..
     Фриц  Диц знал  только  один  дешевый и  верный  способ  лишать  мужчин
способности  к  продолжению  рода,  и  этот  способ  казался  ему  не совсем
подходящим для существующего миропорядка. Он посмотрел на фюрера недоуменно.
     -- Нет,  нет,  дорогой  друг, -- рассмеялся  тот. -- Мы  не  собираемся
гоняться  за  мужчинами с бараньими ножницами, чтобы  кастрировать их  всех,
одного за другим.
     При этих словах фюрера доктор хохотнул как пароходная труба.
     -- Доктор Шприц, благодарю вас, вы свободны.
     Монстр сказал "яволь", пригнулся и вышел. Люстра,  которую он отпустил,
опять закачалась.


     --  Нет, нет,  разумеется,  ничего подобного не  будет,  мой  друг,  --
продолжил Гитлер свою мысль. -- Легкое изменение продуктов на генном уровне.
Улучшенные сорта картофеля,  сои, пшеницы, куриного мяса, масла...  Снижение
рождаемости  спишут на  ухудшение экологической  обстановки  и, может  быть,
наконец-то приведут в порядок этот хлев!
     --  О  да,  теперь  я  понимаю.  Но  сколько  же  лет  потребуется  для
осуществления этой... гуманной программы?
     -- Ах, Фриц, какой же ты неугомонный! У нас с тобой не будет недостатка
во  времени.  Ты  еще  не  успеешь  состариться  хорошенько,  как на склонах
Гималаев  зацветет травка  молодушка.  И  тогда  мы  запасемся  ею  в  таком
количестве, что хватит не только на тебя и меня, но и  на четыре сотни таких
же идиотов  как  наш  милейший доктор! -- Адольф радостно  засмеялся. -- Ну,
Фриц, не молчи, говори что-нибудь!
     -- Я преклоняюсь перед вашим умом, экселенц.
     -- Вот и  молодчина. Ты знаешь,  Фриц,  я  ведь люблю тебя как  родного
сына. Подойди ко мне.
     Диц подошел к  эстраде,  Гитлер наклонился,  прижал  его голову к своей
груди и поцеловал в макушку.
     -- Все будет хорошо, мой мальчик, все  будет хорошо...  -- зашептал он,
ласково поглаживая голову своего фаворита.


     Оба не заметили, как в дверях появился красивый, атлетически  сложенный
юноша, одетый в маршальскую форму. Это был Курт, девятнадцатилетний приемный
сын фюрера, его надежда и гордость.
     Курт прокашлялся, и Гитлер, увидев его, резко отпрянул, выпустив из рук
голову оберштурмфюрера.
     -- Курт, дорогой! Ты всегда появляешься так внезапно...
     -- Здравствуй,  отец. Здравствуйте,  господин барон.  Но мне кажется, я
здесь лишний. Я зайду позднее.
     -- Нет, останься, что за капризы! Клянусь, мы как раз говорили о тебе.
     Курт  молча подошел к  камину, уселся в кресло, закинул ногу на  ногу и
стал выжидательно похлопывать стеком по голенищу сапога.
     --  Мы как раз говорили, -- Гитлер  подмигнул фавориту.  --  что именно
господин Диц будет  сопровождать тебя в поездке. Ты ведь не будешь возражать
против  этого,  дорогой?  Ведь  ты  еще так  молод  и  никогда не  бывал  за
пределами...
     -- Отец, -- строго перебил его юноша. -- я давно уже не ребенок.
     --  Прости, прости, мой дорогой  маршал, но еще  так  недавно ты славно
скакал у меня на коленях, размахивая сабелькой -- цок-цок-цок...
     Курт в раздражении сломал стек и бросил в огонь.
     -- Отец, если ты сейчас же не прекратишь, я уйду.
     -- хорошо, хорошо, дорогой, больше не буду. Я только хотел сказать, что
господин барон хорошо знает языки и повадки окружающего мира. И если бы вы с
ним подружились, все сложилось бы как нельзя лучше...
     -- Я ничего не  имею против барона  фон Дица. Он или кто-то другой, мне
все равно. Я буду терпеть любого, если это необходимо.
     -- До открытия Олимпиады осталось  меньше недели, а тебе еще необходимо
адаптироваться в условиях Петербурга.  Пыль, грязь, антисанитария -- все это
присуще славянским народам, а ты должен находиться  в  своей  лучшей  форме.
Фриц Диц, вокруг моего сына не должно быть ни одного славянского микроба, вы
отвечаете за это головой. Отправляйтесь туда завтра же.
     -- Завтра? -- повторили молодые люди в один голос.
     -- За  оставшиеся  дни ты должен  повторить свои результаты  на местных
площадках.
     -- Я готов ехать завтра, отец.
     -- А ты, Фриц?
     -- Как прикажете, экселенц.
     -- Вот и  прекрасно.  Однако я чувствую прохладу  в ваших отношениях, и
это меня огорчает.  Обнимитесь  и пожмите друг другу  руки. Это приказ.  Вот
так, теперь можете идти.


     Оставшись один, Гитлер начал неторопливо раздеваться.
     -- Курт ревнует,  -- рассуждал он про  себя, -- и  это неплохо. Это  не
позволит ему расслабляться. Он  слишком избалован.  Надо было шепнуть Фрицу,
чтобы вздул его хорошенько при случае... Фрида!
     Появилась пожилая прислуга с фигурой штангиста-тяжеловеса.
     -- Наполните бассейн, я немного поплаваю перед сном.
     После этих слов Петю как ветром сдуло.


4
     Ревность.
     Без правил и без перчаток.
     Примирение

     Молодые  люди  были  готовы  разойтись в  разные  стороны,  однако Курт
передумал.
     -- Не  желаете составить  мне компанию на вечерней тренировке, господин
барон? -- предложил он, как показалось Фрицу, немного насмешливо.
     По правде говоря, Диц  устал и чертовски хотел спать. Но это был вызов,
и он не имел права отказаться. Конечно, в свои тридцать  семь он уже не  мог
показывать  такие результаты, как этот девятнадцатилетний  юнец,  состоящий,
казалось, из одних только мышц и лоснящейся кожи.
     Приемного сына вождя  начали  тренировать с самой  колыбели;  он  начал
плавать раньше,  чем  встал  на четвереньки  и  произнес  первое слово. Курт
должен был представлять из себя образец ницшеанского сверхчеловека, гордость
нации,  пример для подражания девочек и мальчиков из Гитлерюгенда. Все время
он проводил  в  тренировках, самосозерцании  и чтении специально подобранной
для него  литературы. Через  неделю  он должен  был продемонстрировать  свои
достижения на Олимпийских играх в Санкт-Петербурге, выступая  за независимую
сборную мира.


     Спортивный   комплекс  располагался  в  гигантском,  словно  специально
созданном  для этого природой каменном гроте. Курт рванул вверх рубильник, и
десятки прожекторов осветили  лазурную гладь  стометрового  бассейна, поле с
новейшим искусственным покрытием, снаряды и беговую дорожку.
     -- Один круг для разогрева? -- предложил Курт.
     Фриц пожал плечами. Они переоделись и вышли на линию старта.
     -- Пари на бутылку шнапса?
     -- Как угодно.
     -- Старт, господин барон.
     Первую  половину  километрового круга соперники  бежали рядом, но затем
Курт резко рванул, и вихрем вышел на финиш.
     -- Поздравляю, бутылка ваша, -- сказал Фриц, оказавшись с ним рядом.
     --  Однако вы  дышите так, словно не спеша прогуливались. Это нечестно,
господин барон, наше пари недействительно.
     Фриц пожал плечами.
     --  Вы  не желаете  бегать,  но,  может  быть,  не  откажетесь  со мной
побоксировать? Нем