ее
помощи.)
     Эта методика распространялась на все  без исключения виды услуг. Чего у
нее  никогда не было, так  это  крошечных мальчиков, посаженных  в спичечный
коробок.
     Итак, Тося приблизила коробок к свече...
     -- Что это! -- взвизгнула она и подскочила со стула, будто увидев перед
собой змею. -- Уберите, уберите  сейчас  же!  Я  дворника позову, милицию!..
Хулиганы!  --  Тося  затопала  ногами,  парик съехали и под  ним  показались
стриженные рыжие волосы. -- Дураки! Козлы ссученные!  А  ну, мотайте отсюда,
психи! -- орала она голосом базарной торговки. -- Я на такое дело в жизни не
подпишусь, ни за какие цацки!..
     Она бросила колечко на стол.
     Перепуганная  Маринка  схватили  коробок,  кольцо  и  выбежала  вон  из
квартиры.


     Весь остаток дня и всю ночь  целительница  Эльвира билась в истерике, а
под утро сорвала  с окон  тяжелые  шторы,  связала в  узел все  свои черепа,
чучела,  магические  причиндалы, да и  вынесла  все на помойку. Отодрала  от
двери медную  табличку с надписью, отмыла лицо от туши и белил и переоделась
в  нормальную одежду. Сделала в квартире  генеральную уборку, все перемыла и
перестирала,  а  потом  пошла   в  ближайшее   кафе  и  устроилась  работать
посудомойкой.
     С  тех  пор  там и работает, а про свое  жульничество с черной  и белой
магией старается  даже не вспоминать.  Администрация кафе  Тосей довольна  и
скоро  обещает перевести  ее в буфетчицы.  И  матушка ее престарелая гораздо
лучше себя чувствует, уже сама ходит гулять в садик.


10
     Необыкновенный матч

     Маринка  Корзинкина  так запыхалась  и  разволновалась,  что присела  в
ближайшем  сквере на лавочку отдышаться. Коробок на некоторое время замер  у
нее на коленях.
     Петя с удовольствием вытянул ноги... и вдруг  заметил, что в коробке он
не один. Кто-то  лежал рядом, сопел, позвякивал чем-то, дрыгал ногой и  даже
начал тпрунькать себе под нос мелодию "Футбольного марша".
     В следующее мгновение по всей стенке коробка зажглись фонарики, и стало
видно, что рядом, закинув ногу на ногу, полеживает, как ни в чем  не бывало,
тот самый карточный джокер.
     -- Ой, -- сказал Петя. -- Как же вы... здесь?
     -- А как же вы? -- не прерывая тпруньканья, ответил джокер.
     -- Я? Так ведь вы сами...
     -- Вот-вот, мы сами.
     Разговор явно не клеился.
     -- Тесновато у  вас тут... --  недовольно заворочался джокер. -- Мы это
дело сейчас исправим, стоит только взмахнуть волшебной палочкой...
     С отвратительным скрипом он вытащил из-за пазухи большой и длинный, как
докторская колбаса, надувной  шарик. На шарике,  словно на больничном  тазу,
было намалевано масляной краской: "ВОЛШЕБНАЯ ПАЛОЧКА".
     Джокер неловко, в темноте задев Петю по лицу, махнул "палочкой", что-то
прошептал, и внутренность коробка  вдруг  стала расширяться во все  стороны,
превращаясь в огромный, рассвеченный прожекторами стадион.


     Петя стоял один  посередине футбольного  поля перед мячом,  а до отказа
заполненные болельщиками трибуны  шумели как морской прибой во время шторма.
Находившиеся слева от него трибуны были белого цвета, справа -- черного.
     --  Шай-бу! Шай-бу!  -- скандировали болельщики,  и Пете  передалось их
волнение. Ему во что бы то ни  стало захотелось забить мяч  в черные ворота,
находившиеся совсем рядом и пустые. Он разбежался, ударил по мячу... но тот,
описав  в воздухе  противоестественную  дугу,  влетел  в сетку белых  ворот,
находившихся далеко у него за спиной.
     Черные  трибуны   победно  взорвались,   белые  ахнули  и  присели.  На
механическом табло появился счет: единица на черном и ноль на белом фоне.
     Джокер появился перед микрофоном и заорал:
     -- Почтеннейшая  публика! На сто тридцать пятой минуте нашей игры  Петр
Огоньков забил-таки первый гол в свои собственные ворота! Ура, товарищи!
     Публика на черных  трибунах радостно  зашумела,  и  Петя  вдруг  понял,
вглядевшись хорошенько,  что весь этот народ состоит из  одних  недостатков.
Только все они, не то  чтобы двоились и троились,  а,  как бы  это  сказать,
тысячерились, создавая иллюзию битком  набитого  стадиона. Студни, колыхаясь
мутными телами, размахивали  флагами;  "генсеки" сердечно  поздравляли  друг
друга,  обменивались  орденами и целовались взасос;  "чингисханы" задирались
друг  к  другу  и шипели; печки угощали всех  пирожками;  гусаки  трещали  в
трещетки; "помпадурши" неаккуратно и жадно ели пирожки, пытаясь одновременно
свистеть в два пальца.
     Достоинства на белой трибуне наоборот, совершенно  потеряли  интерес  к
происходящему: они вяло переговаривались  между собой и понемногу тянулись к
выходу.
     Петя  увидел, что джокер спешит к  нему  через  поле. На  этот раз  шут
вырядился в  судейскую форму  -- бутсы, трусы до колен и полосатую футболку.
Ножки его,  коротенькие и кривые, сверкали голыми  копенками.  На шее у него
болтался  огромный  ненастоящий свисток.  Он  вручил  Пете шоколадную медаль
величиною с блюдце, которая  оказалась пустым  фантиком  из  фольги, и долго
тряс руку. Теперь он почему-то говорил с легким прибалтийским акцентом:
     --  Позд-равляю  фас,  юн-ноша с нефероятным,  оглушит-тельным успехом.
Этот перфый гол был неподражаем, поверьте: по крайней мере полофина  эт-того
многотысячного  стадиона  получило  нефыразимое  удовольствие.   Эт-то,  как
называется, однажды проснуться знам-менитым.
     Почти уже смирившись с  неизбежностью  всего с ним  происходящего, Петя
спросил:
     -- Почему  же мяч влетел в другие  ворота? Я играл вон за  тех... -- он
кивнул в сторону белой трибуны.
     Судья  снова  обратился  в  карточного паяца, акцент у  него пропал, он
громыхнул бубенцами, подбоченился и возмущенно заявил:
     --  А  на  что  вы,  собственно,  рассчитывали, молодой человек? Вы уже
как-нибудь  определитесь,  за кого  вы  здесь  играете.  Если при  первых же
трудностях  вы отчаиваетесь и бежите на  поклон  к  ведьме (которая,  кстати
говоря,  никакая не  ведьма), то в какие  ворота, в  самую  середину, должен
по-вашему влететь  мяч?  Нет,  нет,  юноша, тут  как  ни крути,  а очко  это
правильное и совершенно бесспорное. Впрочем, если вы действительно настроены
играть в другие ворота, у вас  будет еще по меньшей мере девять  шансов. Это
мало, согласитесь, убедительная может быть победа.


     Стало темно и Петя, пошевелив  руками  и ногами, понял, что он снова  в
коробке. Корзинкина к этому времени уже что-то надумала и заговорила:
     -- Я знаю, что надо делать. Мы пойдем к Славику Подберезкину. Он мастер
на все руки, отличник, к  тому  же умеет выкручиваться из всяких  положений.
Наверняка он что-нибудь придумает. По крайней мере, взрослым тебя показывать
сейчас ни в коем случае нельзя.
     -- Ладно, тащи,  --  согласился  Петя  и  вздохнул:  -- Надежды  юношей
питают.




Глава вторая. ИГРА СО СМЕРТЬЮ

1
     Жизненные принципы Славика Подберезкина
     Версия об инопланетянах
     Ваш любящий сынок...

     В  отличие от мечтательного Пети Огонькова,  его сосед по  парте Славик
Подберезкин имел в жизни твердые принципы.  Вместо того,  чтобы  предаваться
бесполезным  мечтаниям,   он  планировал  и  рассчитывал.  Его  ближайшие  и
долгосрочные     планы     были     построены     не     на     каком-нибудь
отвлеченно-сослагательном наклонении, но исключительно на  здравом расчете и
практическом смысле для достижения конкретных целей. По крайней мере, так он
это себе представлял.
     Столь практичным  во всех отношениях  мальчиком Славик  стал не потому,
что его  так воспитывали родители, -- но, может быть, именно потому, что  он
не хотел быть похожим на своих родителей. А именно, он не хотел быть похожим
на своего папу.
     Папа  у Славика был детским  писателем, поэтом. Он сочинял всевозможные
смешилки,  страшилки, училки и загадки  для самих маленьких. Распечатывал их
на  бумаге,  а  затем  ходил  по  редакциям  со своим  видавшим виды кожаным
портфельчиком,  чтобы  их  издали.  Он  был  толстый,  носил очки  и  всегда
улыбался.  Все  его  очень  любили,  поэтому  редакторы  сразу  ставили  его
произведения   в  номер,  а  художники  брались  рисовать  к  ним   красивые
иллюстрации.
     Славик тоже, конечно, любил своего отца. Но больше он все-таки не любил
его, а,  как бы это  выразиться, жалел.  Жалел за  то, что отец рассеянный и
близорукий, что он мало  зарабатывает и неспортивно выглядит, что при случае
он не смог бы постоять за себя не то, что перед хулиганами, но и даже  перед
обыкновенной  продавщицей  в  магазине.  Да и  что  это  в  конце концов  за
профессия -- детский писатель? Папа должен быть таким,  чтобы за  ним как за
каменной стеной. А у них  в семье получалось все наоборот: и папа, и  Славик
были как два ребенка у одной мамы.
     Мама совсем другое  дело. Мама у Славика была  директором овощной базы.
Она была сильной, собранной, много зарабатывала, и перед нею, в случае чего,
робели не то что продавщицы  в магазинах,  но  и даже самые крутые  парни  с
бритыми затылками.
     Вот  такая  у  Славика Подберезкина была мама, и он тоже  хотел вырасти
собранным,  сильным и  удачливым  во всем. Для этого он  занимался в  кружке
рукопашных  единоборств,   в  кружке   судомоделирования   и  участвовал   в
математических  олимпиадах. И хотя  Славик  совсем  не читал  художественной
литературы, находя ее  бесполезной, мама и папа  были  своим  сыном,  каждый
по-разному, но в общем очень довольны.


     В  этот  субботний  вечер  (а  дело  уже  близилось  к  вечеру)  Славик
Подберезкин  готовился к назначенным на завтра соревнованиям судомоделистов.
Завтра,  на   Лебяжьем  пруду  Приморского  парка,  должен   был  состояться
долгожданный  морской бой  дистанционно  управляемых моделей  боевых  судов.
Когда  в  дверь  неожиданно позвонили, он как раз заканчивал наполнять ванну
для  пробных  погружений  своего  судна --  боевой атомной  подводной  лодки
"Кашалот".
     --  Это  ко  мне!  -- поспешно крикнул  Славик маме, заглянул в дверной
глазок и увидел Маринку Корзинкину. Он подумал, что девочка из класса пришла
к  его маме  с запиской от учительницы. Выскользнув на лестничную площадку и
притворив за собой дверь, Славик торопливо зашептал:
     -- Давай, давай мне, я сам передам...
     -- Что? -- не поняла Маринка Корзинкина.
     -- Записку, записку давай. Ты ведь с запиской от Веры Павловны?
     -- Какую еще записку. Я... то есть мы просто поговорить с тобой пришли,
посоветоваться.
     --  А кто с  тобой? -- Славик сделал  шаг вперед и осмотрел  лестничные
марши. -- Кто это -- вы?
     -- Я и Петя Огоньков.
     -- Ёлки-палки, так бы  сразу и сказала. А почему он прячется? Заходите.
Эй, Огоньков, ты где?..
     -- Погоди, -- Маринка взяла его за руку, и Славику показалось, что рука
у нее влажная и подрагивает. -- Погоди, он здесь, со мной.
     Маринка  достала  из кармана  спичечный коробок  и начала  его  бережно
раздвигать.
     Подберезкин внимательно всмотрелся в лицо  и глаза своей одноклассницы:
он  начал  думать, что  ее угостили  какой-нибудь одурманивающей гадостью, и
теперь она не в себе. "Не хватало еще возиться с безмозглыми девчонками", --
подумал он в раздражении. Но уже в следующее мгновение...
     --  Погоди, погоди, что это... -- залепетал  он испуганно. -- Что  это,
что, здесь не видно... -- он протянул руку к коробку, но сразу отдернул.  --
Пойдем, пойдем ко мне, заходи...
     Маринка  прочла за  Славиком в  его комнату, на  ходу поздоровавшись  с
удивленной мамой.
     -- Давай, давай, сюда, на стал, под лампу...  -- Славик  запер дверь на
защелку  (это   удивило  маму  еще  больше),  нервно  потер  лицо  ладонями,
встряхнулся и наклонился над столом.
     В ярком свете  настольной лампы он увидел раздвинутый спичечный коробок
и преспокойно облокотившегося о него крошечного человечка,  похожего на Петю
Огонькова.
     Они  смотрели друг  на  друга  несколько секунд потом человечек  что-то
пропищал.
     -- Что!! -- Славик ошалело приблизил к нему свое ухо.
     -- Да так, ничего особенного. Я говорю: и жить торопимся, и чувствовать
спешим.
     -- А?! -- сказал Славик еще более ошалело.
     -- Ква! -- передразнил его Петя; по правде говоря, ему все уже порядком
надоело.
     Славик  резко распрямился,  постоял  молча, глядя в одну  точку,  затем
повернулся к Маринке:
     -- Это... откуда?
     -- Не знаю, он сам толком объяснить ничего не может.
     -- Так-так-так-так-так-так...
     Славик начал напряженно тереть виски и заходил  взад-вперед по комнате.
Время от времени он останавливался  перед столом  и наклонялся над Петей. Он
даже  взял  лупу  и рассмотрел  его в  увеличении. Несомненно  это был  Петя
Огоньков, только совсем маленький. Славик чувствовал в голове какой-то запор
и,   не   находя   слов,   бормотал   себе   под   нос   одно   и   то   же:
"так-так-так-так-так-так..."
     Непринужденно облокотившись о коробок,  Петя разглядывал стоявшую перед
ним на опорах модель подводной  лодки. В длину около метра, довольно пузатая
и выглядела совсем как настоящая.
     --  А  что  он  сам говорит? -- произнес  наконец  Славик,  обращаясь к
Маринке.
     --  Ерунду  какую-то  говорит, --  вздохнула Маринка так, как будто она
привела к  врачу нерадивого  ребенка. --  Говорит про  волшебников,  что его
превратили...
     -- Волшебники? А что, их было много?
     -- Да, кажется, двенадцать или тринадцать...
     И  Корзинкина  стала  рассказывать  со  слов Пети  про сон,  антресоли,
зеркальную  комнату,  исполнение желаний,  а  также о  неудавшемся  визите к
целительнице Эльвире.
     По мере  того, как история набирала  обороты,  Славик ощущал, как мысли
его проясняются и он снова  начинает  владеть  ситуацией. Его  глаза приняли
осмысленное  выражение и  заблестели, растерянное бормотание сменилось более
или менее понятными восклицаниями. Все чаще он останавливался перед столом и
внимательно разглядывал Петю через лупу.
     --  Теперь все ясно,  --  взволнованно  пробормотал он  после  того как
Маринка  закончила  рассказ.   --  Теперь  мне  все  ясно.  Никакой  дверцы,
разумеется,  не   существует,  это  глупости.  Все   дело  в  инопланетянах.
Инопланетяне, вот кто здесь поработал. А эти галлюцинации с волшебниками ему
внушили,  чтобы  запутать дело,  они мастера  на такие  штучки. Они  его для
чего-то уменьшили, а  для чего --  нам еще предстоит узнать. Дорого  бы наши
ученые  дали за то, чтобы  его  заполучить.  Но мы его не  отдадим, мы  сами
разберемся, он не какой-нибудь подопытный. А, Петя, ты не подопытный?
     Ответа не последовало.
     -- Засунь его в коробок и поднеси к уху, -- посоветовала Корзинкина, --
тогда будет очень хорошо слышно.
     Тут Петя взорвался:
     --  Что значит -- засунь! Я вам что, насекомое какое-нибудь?! Я вот вас
обоих куда-нибудь засуну, дайте только обратно вырасти!..
     --  Ладно, ладно, ты  не кипятись, -- отмахнулся Славик, занятый своими
мыслями.  -- Никто тебя не засунет. Ни в какие  лаборатории  мы тебя тоже не
отдадим, чтобы на тебе не стали опытов делать.
     В дверь постучали, дети  вздрогнули, переглянулись  и  загородили собою
стол.
     -- Славик! -- послышался заинтересованный голос мамы. --  А что  это вы
закрываетесь?
     Славик подбежал к двери, приоткрыл чуть-чуть я зашептал в щелку:
     -- Иди, иди, мама, у нас важное дело, ты мешаешь...
     И, не позволив ей хорошенько заглянуть в комнату, снова захлопнул дверь
и щелкнул замком. Подумав немного, спросил:
     -- Слушай, Корзинкина, а его родители знают?
     -- Нет, пожалуй еще не знают. А что, надо сказать?
     -- Вообще-то лучше бы им и не знать. Хорошо бы им записочку оставить...
Так, ничего лишнего...
     -- Как же он напишет? Они сразу догадаются, что он маленький.
     -- Это не проблема, увеличить записку раз плюнуть.
     Петя и сам уже думал, что его должны хватиться  родители. И конечно, не
могло  быть и речи о том,  чтобы рассказать (показать?!!) им всю  правду. По
крайней  мере, до тех пор, пока  он снова не станет большим. Если это вообще
когда-нибудь случится...  Оставалось любой  ценой тянуть время, чтобы его не
искали с милицией. Да, конечно, записка могла бы на какое-то время успокоить
родителей.
     -- Что же я напишу? -- прокричал Петя.
     --  Вопрос... --  Славик почесал  затылок. --  Что  бы  ты  ни написал,
поволноваться придется. Тут, пожалуй, ничего  особенно нового не придумаешь.
Взрослые  любят  сочинять истории  про то, как мальчики убегают из  дома. Ну
там, в Африку, Америку  или на Антарктиду... Залезают в корабельный трюм или
в багажный отсек самолета... Понимаете? Они просто балдеют от таких историй,
потому что сами сидели дома все свое детство  и начитались дурацких  книжек.
Пиши так... -- Славик положил на стол лист бумаги  и отломил кусочек грифеля
от  карандаша. --  Пиши:  "Уехал  в  Америку  охотится на  тигров,  львов  и
крокодилов. Вернусь после каникул. Ваш любящий сынок Петя." Годится?
     Подумав немного,  Петя написал:  "Дорогие мама  и  папа.  Мне  пришлось
срочно уехать в далекую экспедицию.  С задолженностями  по учебе рассчитаюсь
до осени, даю слово. По возможности буду сообщать о себе. Целую, Петя."
     -- Молодец, писатель, -- похвалил его Славик.  -- Сейчас увеличу у папы
в кабинете.
     Он схватил листок и выбежал из комнаты.

     Усердно хлопоча для пользы приятеля,  Славик давно  обдумывал  выгодные
для себя стороны этого дела.
     Во-первых, рассуждал он,  контакт с инопланетянами  можно  использовать
как мощный источник научно-технической информации. Допустим, выведать  у них
секрет антигравитации или принципиально нового двигателя. За открытие такого
рода он для начала без труда получит Нобелевскую премию. А потом... статьи в
энциклопедиях, портреты в  школьных коридорах,  улицы  и города его имени...
Однако все  это  далеко не  очевидно. Другая идея пришла  Славику  в  голову
сразу, как только он увидел маленького Петю Огонькова рядом с "Кашалотом".
     Его дистанционно  управляемая модель была, конечно,  безупречна. Но она
могла стать еще лучше, если бы на ее капитанском мостике у штурвала и орудий
стоял  не  игрушечный  матросик  из набора солдатиков,  а  настоящий,  живой
капитан. Предстоящий завтра морской  бой  был событием городского уровня,  и
победа в этом бою могла бы принести Славику не только лавры победителя, но и
хороший задел для его будущей карьеры. Но согласится  ли  Петя участвовать в
этом маленьком  обмане? Нет, нет, даже не обмане,  а  скорее уловке, военной
хитрости, которая в случае успеха приравнивается почти к доблести...


     -- Готово,  -- Славик вернулся  в комнату, помахивая листком бумаги. --
Можно хоть сейчас отправлять. Но лучше всего засунуть в  дверь  и позвонить.
Родители прочтут и сразу успокоятся.
     Маринка опустила глаза: она жила с Петей в одном доме,  и было понятно,
кто  будет засовывать  запуску.  И желательно  поскорее,  чтобы родители  не
успели  разволноваться как следует. Вздохнув, она взяла листок и сложила его
вчетверо.
     -- Ладно, я  пойду. Только ты его хорошенько покорми и уложи  спать. Да
постели  чего-нибудь мягкого в  коробок,  ваты  что-ли.  Ну  и  вообще,  все
удобства организуй. Я ему хотела сегодня домик из картона клеить...


     Маринка сделала все так, как придумал Славик: сунула  записку в  дверь,
позвонила и бросилась бежать.
     Но родителей Пети еще не было дома, и дверь никто не открыл. Они пришли
из гостей  довольно поздно  и, конечно,  обнаружив  в дверях такую  записку,
переполошились не на шутку. Странным выглядело и ее содержание и то, что она
оказалась снаружи,  хотя петины ключи висели в  прихожей,  а дверь у них  не
захлопывалась.  Сама записка  не только  ничего не объясняла,  но и  ставила
перед несчастными родителями еще больше загадок. Хотя почерк  принадлежал их
сыну,  буквы все-таки  выглядели  не  совсем