-- коротко и  громко  пояснил для мушкетера  молоток. --
Отравлен сектантами-идолопоклонниками!
     --  Пущай спит мальчонка, -- проворчала  печка. -- Не будите, без  него
как-нибудь...

     ______________

     Петя  открыл глаза и увидел Яблочкина.  Он улыбнулся, а Яблочкин что-то
произнес,  и  в  поле  зрения появилась  курсант Мушкина. У них  обоих  были
головы, шеи,  что-то вроде  опущенных капюшонов,  однако  совершенно не было
туловищ.  На том  месте, где  должны  были  находиться туловища, была только
слегка смазанная пустота.
     -- Как самочувствие? -- поинтересовался Яблочкин. -- в голове не шумит?
     -- Нет, -- отвечал Петя неуверенно, -- кажется, тихо.
     Он попытался встать на ноги, но все закружилось, и он сел. Зажмурившись
и  встряхнув  головой, Петя  огляделся.  Повсюду вокруг  в  тусклом дежурном
освещении громоздились ящики, мешки и коробки.
     -- Ему еще поспать надо, -- сказала Мушкина.
     -- Нет, -- возразил Петя. -- Все в порядке. Сейчас встану и пойду.
     Он поднялся, сделал замысловатый ход ногами и снова сел.
     -- Ты уж  лучше сиди пока, -- посоветовала Мушкина. -- Пока еще вниз не
кувыркнулся.
     Петя стал молча смотреть на  Яблочкина и Мушкину. Он никак не мог взять
в  толк, куда  подевались  туловища.  Наконец  Мушкина  догадалась, что  его
мучает,  и  выразительно опустила  вниз глаза. Яблочкин  понял  и  попытался
объяснить:
     --  Ты,  главное,  сейчас  не  волнуйся  Ты  еще  под  действием  этого
псевдорелигиозного дурмана.
     Заметив,  что Яблочкин говорит  совсем не то, Мушкина решительно внесла
ясность:
     -- Это на  нас  такие  специальные  костюмы: спереди  как-бы  маленькие
экранчики,  а  сзади  --  объективчики.  Получается,  как  будто  все  видно
насквозь.
     -- А сзади... видно?
     -- А сзади тоже объективчики и экранчики.
     -- Ловко,  --  сказал Петя  после продолжительной паузы.  -- Значит,  с
головой у меня почти все в порядке. А вы сами как сюда попали?
     Обрадованные, Мушкина и Яблочкин начали рассказывать все по порядку.


     Как Мушкина  и Яблочкин  попали  в  колонию, уже  известно.  Сделавшись
привидениями, лазутчики за три дня успели хорошенько осмотреться и обжиться.
Спали  они в дневное время  на складе, а  ночью бродили привидениями по всем
уровням.
     На самом верху, приблизительно в километре  над уровнем моря, находился
главный вход и служба наружного наблюдения.
     Несколько  ниже,  на  первом  уровне,  располагались апартаменты самого
фюрера:  кабинет, спальня, столовая,  комната  отдыха,  бассейн и  картинная
галерея.  Это было единственное место  в  бункере, имевшее окна -- узенькие,
скрытые снаружи складками  каменных отложений в отвесной скале. Застекленные
рамы были развернуты под таким углом, чтобы во время заката ни один случайно
заплывший  сюда мореплаватель не смог  увидеть  солнечного  отблеска.  Фюрер
любил  стоять у  распахнутого настежь окна, сложив руки на  известной чакре,
ощущать, как  теплый  солоноватый  ветер треплет его челку на лбу,  смотреть
вдаль и думать о судьбах нации.
     На втором уровне, этажом ниже, находились  квартиры колонистов, похожие
на гостиничные номера. За несколько  поколений изоляции  от внешнего  мира в
пещерном  городе  сформировались  устойчивые  профессиональные  династии  --
инженеров, сапожников, плотников, стеклодувов, медиков, поваров и музыкантов
-- людей, в совершенстве знающих и любящих свое дело.
     На  третьем,  самом  обширном  ярусе,  располагался  торгово-культурный
центр:  магазины,  рестораны, бани, кинотеатры, библиотека, стадион  и  Храм
Великого Мумрика.
     Еще ниже находился "рабочий квартал" с мастерскими, ателье, винокурней,
типографией  и прочими заведениями,  обеспечивавшими колонистов самым  и  не
очень необходимым.
     На пятом уровне были казармы, арсенал и генеральный штаб.
     Вход на шестой уровень разрешался только по пропускам: здесь находились
секретные  лаборатории, с  которыми  Гитлер  связывал будущее Пятого  Рейха.
Однако,   в  последнее  время   здесь  в  основном  занимались  разработками
препаратов, предназначенных для снижения массы фюрера.
     В гигантском гроте  седьмого уровня находились склады. Здесь, в путаных
лабиринтах  штабелей  строительных  материалов,  нашли пристанище для сна  и
отдыха призраки.
     Еще  ниже были только  котельная,  пыточный  подвал  и коморка  Шульца,
который в это время переживал не самые лучшие дни в своей жизни.


10
     Уходить, но оставить след.
     Фрида расправляется с призраками.
     Негостеприимный Петербург

     После сигнала отбоя Яблочкин  усадил Петю в коробок и спрятал за пазуху
комбинезона-невидимки.  Для  того,  чтобы  немного  разворошить  это  гнездо
изнутри,  лазутчики  решили  напоследок  проникнуть   в   главную  секретную
лабораторию,  в которой  среди  прочего  хранились  препараты по  программам
уничтожения человечества. Подтасовав пробирки, можно было  сделать так,  что
оставшиеся здесь понемногу уничтожали бы самих себя. Была еще одна, довольно
дикая мысль, но пока призраки высказывали ее только в шутку.
     Убирая на  ходу часовых, Мушкина  и  Яблочкин  прошли в лабораторию.  В
расставленных  по  периметру  стеклянных  шкафах  здесь  хранилось несчетное
количество  ампул,  порошков  и  таблеток,  внешне  ничем не  различавшихся.
Подписи, сделанные на латыни, ровным счетом ничего не объясняли.
     -- Начинаем?
     -- Начинаем!
     Тут   дверцы  шкафов  пораскрывались,  и   все  их  содержимое   начало
стремительно перетекать  и пересыпаться  из одной емкости  в другую. Если бы
доктор Шприц в эти минуты случайно оказался  здесь и увидел, что происходит,
он бы рухнул замертво  еще раньше,  чем  его  передали бы в руки  экзекутора
Шульца.
     Закончив  свое  дело,  призраки-диверсанты  аккуратно  все  подровняли,
закрыли шкафчики и, еще не отдышавшись, вопросительно переглянулись:
     -- Рискнем?
     -- Рискнем!

     ______________

     Сон перед рассветом особенно сладок и  приятен. Адольфу снилось,  будто
он  купается в волшебном лесном  озере  с теплой  хрустальной водой,  и  его
окружают  те  самые пышнотелые обнаженные красавицы  из  картинной  галереи,
каждую  из которых он звал по имени или  ласковому прозвищу, словно старую и
верную возлюбленную.
     Сам он тоже был  совершенно голый,  и дамы, игриво  смеясь или стыдливо
краснея, то  и  дело будто случайно соприкасались  в воде своими необъятными
прелестями с его тщедушным тельцем.
     Потом красавицы вывели его на прибрежный  песочек, уложили на  пушистое
полотенце и начали ласково поглаживать.
     Вдруг -- ой-ой-ой! -- в один момент Адольфу  показалось, что из  кустов
на него смотрят две пары недобрых глаз
     -- Волки! Волки! -- крикнул он и проснулся.

     В  свете  ночника Гитлер увидел  над собой  висящие в пустоте две  пары
глаз. Страх парализовал его, он не мог ни пошевелиться, ни крикнуть.
     Кто-то резко сдернул с него  одеяло, зашелестела бумага, запахло мукой,
и  вот  его ноги, а затем туловище и  голова  оказались  в  плотном бумажном
пакете. Горловину  перевязали бечевкой, неизвестный злодей приподнял пакет и
слегка тряхнул.
     -- Ничего, легкий, килограмм двадцать, -- сказал злодей по-русски.
     -- Не задохнется? -- поинтересовался другой женским  голосом. --  Пакет
плотный, из двойной бумаги.
     -- Не успеет. Послушайте, мы, кажется, в муке перепачкались.
     Злоумышленники  начали  отряхивать  друг друга, а Гитлер все  еще  не в
силах  позвать  на   помощь,  был  парализован  новым  ужасом.   Теперь  ему
представлялось, что его отнесут на кухню, зажарят и съедят.
     -- Все чисто. Берите его и пошли, -- произнес женский голос.
     Пакет  снова  приподняли,   но   тут  невдалеке   послышались   тяжелые
приближающиеся  шаги, при звуке  которых Гитлер воспрянул  духом. В  спальне
появилась огромная, как герой реслинга, Фрида.


     -- Маленькому озорнику опять приснилось страшное, -- басила  нянька, на
ходу набирая в шприц лекарство из ампулы. -- Опять приснились волки. Сейчас,
сейчас  я  сделаю ему маленький укольчик, и все волки  сразу разбегутся. Ну,
где наша маленькая попка?..
     Фрида   включила   светильник,  удивленно  осмотрела  пустую   кровать,
заглянула в пустой ночной горшок и шумно засопела.
     В эту минуту  Адольф, наконец,  нашел в себе силы  издать  слабый стон,
Фрида  оглянулась, увидела белые следы на ковре и висящий в воздухе бумажный
мешок из-под муки.
     Все  разговоры  о  призраках,  которыми  бурлила  колония  в  последние
несколько  суток, к чести Фриды, не  произвели на нее  должного впечатления.
Защищая  своего "маленького  уродца",  она храбро  двинулась  на  невидимок,
которых теперь выдавали белые следы на ковре.
     Взмахнув  левой  рукой,  она  сбила с  ног  призрака,  стоящего  слева;
взмахнув правой -- того, что стоял справа.
     Пакет шлепнулся на пол и заскулил.
     Ворча по-медвежьи, Фрида разорвала зубами бечеву и вытряхнула белого от
муки и от страха Гитлера  на  кровать. Тот мгновенно забрался  с головой под
одеяло и затаился, мелко подрагивая и чихая.
     Великанша  схватила швабру и, страшно ругаясь по-немецки, стала  гонять
привидения  по комнатам до тех пор, пока они не перестали оставлять за собой
белых следов.
     Держась за бока и прихрамывая,  Яблочкин и Мушкина выбрались наконец из
этой сумасшедшей западни.


     Неудача хотя  и обескуражила смельчаков, но имела  то преимущество, что
облегчала  им возвращение.  С пленником в мешке им было  бы гораздо  труднее
оторваться  от  погони. Объявленная вдогонку  тревога безнадежно  запоздала,
лазутчики были уже за пределами Пятого Рейха.
     И  тут,  на  ближайшей поляне, им совершенно неожиданно  подфартило.  В
первых проблесках зари они увидели одноместный вертолет и экзекутора Шульца,
разложившего на брезенте  свое  охотничье  снаряжение  и выжидавшего,  когда
мотор   разогреется  на   холостых  оборотах.  Шульц  решил  развеяться   от
навалившихся на него за последнее время ужасов и засветло  собрался на охоту
в дальний сектор.
     Но  позади  были еще не  все страхи. Едва только  он  начал сворачивать
брезент, как вертолет просел -- будто  от  веса забравшегося  в него пилота.
Сами собой задвигались рычажки управления, и машина взмыла в воздух.
     Шульц размотал брезент,  засунул  в  пасть  дуло двуствольного  ружья и
нажал на  спуск  обоих  курков.  Патронов в стволе  не  оказалось,  но  этот
отчаянный жест принес ему некоторое облегчение.
     Впоследствии Шульц неоднократно использовал этот прием, чтобы успокоить
нервы. И, само собой разумеется, однажды ружье все-таки выстрелило.

     Одноместный вертолетик, носивший над Кордильерами грузного Шульца с его
охотничьим снаряжением, легко вытянул двоих. (Троих, если точнее.)
     В  пригороде Каракаса лазутчики переоделись, заняли  номер  в  мотеле и
заказали авиабилеты.

     ______________

     Во вторник лейтенант Яблочкин и курсант Мушкина сошли с трапа  самолета
в Санкт-Петербурге и сели в присланную за ними машину.
     Едва  открыв дверцу, оба  закашлялись:  в плотных клубах дыма на заднем
сидении находился одетый в парадную  форму майор  Мракобесов. Он беспрерывно
затягивался папиросой и смотрел на прибывших с неприязнью.
     -- Где? -- сказал он требовательно, протягивая ладонь и не здороваясь.
     Яблочкин и Мушкина переглянулись.  Уж  кому-кому, а Мракобесову  они не
отдадут мальчика ни за какие посулы и угрозы.
     Машина тронулась.
     --  Я  доложу  обо  всем  только  генералу Потапову,  --  сухо  ответил
Яблочкин, отвернувшись.
     --  Что?!  --  гневно   прошептал  Мракобесов.   --  Вы  в  своем  уме,
лейтенант?..
     Яблочкин упрямо молчал. Мушкина в знак поддержки незаметно нащупала его
ладошку и стиснула в своей.
     Петя слышал все, что происходит вокруг,  и это все ему очень и очень не
нравилось.




Глава девятая: КУЛИНАРНЫЕ СЕКРЕТЫ
РУССКОЙ КУХНИ


1
     Открытие Олимпиады.
     Русские традиции гостеприимства.
     Курт выбывает из состязаний

     Десятого июня,  в день открытия Тридцатых летних Олимпийских игр, город
Санкт-Петербург радостно бурлил с  самого утра. Автомобили и автобусы на все
лады надрывно гудели в пробках, метро не  справлялось  с потоком пассажиров,
пешие  реки  и  ручейки  пестро   разодетых  туристов   стекались  к  новому
грандиозному строению -- Олимпийскому стадиону на Крестовском острове.
     Карл  Ангелриппер   проснулся  от   полуденного   выстрела   пушки   на
Петропавловской крепости.
     Истерзанное  за три самых  счастливых  дня в его жизни  тело  сладостно
болело. Отовсюду, из радиоточек и телевизионных приемников, доносились звуки
торжественных маршей, голоса  комментаторов  и шумы огромного стадиона. Карл
наконец понял,  что проспал  открытие.  Обязанный  сопровождать царственного
суператлета  даже в сортир, он,  оглушенный счастьем  высвобождения порочных
страстей, давно потерял из виду своего подопечного.
     Наскоро  сбрив  щетину  и порезав  лицо,  Карл  опрометью  бросился  по
пустынным улицам.


     Добравшись  до  стадиона,  он был  вынужден,  ломая  в  отчаянии  руки,
слоняться перед входом, так как все билеты были раскуплены еще за полгода, а
в позаботиться о своей аккредитации у него не было времени.
     Заметив,  как делают  некоторые  другие,  он  сунул  десятку  в  ладонь
стоящего  у  калитки  милиционера,  и  тот  тихонько  кивнул ему,  предлагая
проходить. Однако на следующем кордоне вертелся  офицер, и  немца с  позором
развернули обратно.
     За четыре  сотни Карл приобрел  билет у спекулянтов, заплатив  ровно  в
четыре  раза  больше  номинала. Опрометью он бросился  к главному входу,  но
предъявленный им билет оказался фальшивым.
     Чувствуя  себя  провинциалом,  которого облапошили  наперсточники, Карл
побрел  по аллее и сел  на  лавочку  напротив служебного входа. Вооружившись
портативным  биноклем, он  стал дожидаться  перерыва. В сущности, думал  он,
ничего  страшного пока  еще  не  произошло: завтра Курт  получит свою первую
золотую медаль за  четырехсотметровку  по плаванью, и тогда  все увидят, что
он, Карл, рядом с ним. А что сегодня? Сегодня просто дурацкая театрализация.
Так, успокаивая себя, он дождался перерыва.
     Но во  время  перерыва  вся милиция  выстроилась вдоль ограждений живым
кольцом, приближаться не имело ни малейшего смысла.
     После  перерыва  день  стал клониться к  вечеру, над стадионом  засияли
зарева прожекторов, в небе вспыхнули фейерверки, музыка заухала так, что под
Карлом скамейка заходила ходуном. Кое-где зрители небольшими стайками начали
покидать стадион.
     Карл подумал, что теперь, скорее всего, пропускной контроль уже ослаб и
пройти через служебный вход, пожалуй, не составит труда...
     Он уже собрался было подняться, как  вдруг  проходившая  мимо  компания
подвыпивших подростков  расселась на скамейке с двух сторон от него,  зажав,
словно в тисках. Они держали в руках  банки с пивом, но пахло от них водкой.
Кое-кого Карл уже видел в числе вертевшихся у входа спекулянтов.
     --  Эй,  мужик, заговорили  с ним довольно грубо,  --  а  ну-ка  покажи
диоптрию... -- И дорогой цифровой бинокль оказался в руках хулиганов.
     -- Ты глянь, сам маленький, а показывает как морской...
     -- Эй, мужик, дай поносить, я тебе его потом верну.
     Не  знавший русского  языка,  но  сообразивший,  что  происходит,  Карл
сделался красным и громко по-немецки отчеканил:
     -- Немедленно верните прибор  к оставьте  меня  в покое, иначе я вызову
полицейский наряд!
     Подростки, в свою очередь, не знали ни слова по-немецки.
     -- Полицаем пугает, -- догадался один  из них. -- Айн-цвай-полицай. Так
ведь рядом никого нет, слышь, мужик?
     И  Карл  понял  смысл его  фразы. Кричать  не имело смысла,  потому что
кричать приходилось только затем, чтобы сосед расслышал сказанное.
     Хулиганы о чем-то поговорили и сунули Карлу под нос стакан с пивом. Тот
попытался встать, но его дернули сзади за полу плаща, и он шлепнулся обратно
на скамейку.
     -- Выпей  с нами, типа за  знакомство,  -- сказали ему хулиганы.  --  А
потом иди.
     По выразительным  жестам Карл  понял и эту  фразу. Он что-то  слышал  о
традициях русского гостеприимства и подумал, что эти молодые люди, возможно,
вовсе   не   хотят  его  обидеть.  Посмотрев  туда-сюда   и   увидев  только
хитровато-пьяные  улыбки, немец выпил. Вернул  стаканчик, хотел подняться...
Но  что  это  такое?  Все  поплыло  перед  глазами,  ноги  и  руки сделались
деревянными... Голова... что с головой?
     Последним, что он услышал, но не понял, было торопливое:
     -- Шузы, шузы тоже бундесовые, тоже снимай... Куда часы прячешь, ссука,
часы я себе забил. Бабки считай, быстро, быстро...


     Спустя несколько  часов он  снова открыл глаза. Перед  скамейкой стояли
прилично  одетые  люди,  дети  и  взрослые.  Они качали  головами,  негромко
переговаривались, подходили другие...
     -- Пойдем, Танечка, ничего интересного, просто пьяного дядю раздели.
     Подъехала милицейская машина, зеваки раздались в стороны, оставшегося в
одних трусах и  носках Карла взяли под руки. Все его  тело было исполосовано
плеткой и искусано. В публике пробежал шепоток о наверняка орудовавшем здесь
маньяке.  Несчастного,   все  еще  не  способного  членораздельно  говорить,
погрузили в машину и увезли.
     В отделении Карл просидел до утра, просыпаясь и снова засыпая, когда  в
"обезьянник" заталкивали  нового пьяницу или дебошира. Начиналось курение  и
громкие разговоры. Здесь с Карла сняли носки.
     В милиции понимали, что имеют дело с иностранцем, но поскольку в городе
в эти  дни  находилось  иностранцев  никак  не  меньше,  чем  русских, да  и
закладывали  они  за  воротник  никак не  меньше, ни  о  каком  консуле  или
переводчике  не могло идти  речи.  Милиционеры  попросту ждали,  когда немец
очухается, чтобы послать в гостиницу за одеждой и документами.
     Утром  Карл  заговорил.  Он назвал  свое имя, имя  своего подопечного и
название  гостиницы. Не прошло  и  часа как мальчишка коридорный  принес ему
шорты, футболку с яркими губами и словом "ХОЧУ", а также  кеды неподходящего
размера. Эти вещи и деньги  на такси дал ему "господин Шикельгрубер, который
ист кранк", то есть болен.
     -- Варум ист  кранк?!! -- возопил Карл,  изменившись в  лице настолько,
насколько это было еще возможно. -- Дас ист катастрофе!!!
     Забыв  про  свой  клоунский вид,  он  выскочил на  улицу  и  бросился к
поджидавшему его такси.

     ______________

     Курт  лежал  в  окружении  врачей. У  него  было  бледно-зеленое  лицо,
покрытое крупными пятнами пота, испуганные и удивленные глаза.
     -- Кто!.. кто это сделал!?. -- Карл упал перед ним на колени.
     -- Не знаю... -- прошептал Курт. -- Я ничьего не знаю...
     Карлу показалось, что за приоткрытой дверью в коридоре мелькнуло рыхлое
лицо Мракобесова.
     -- Это она!  -- выкрикнул Карл, плохо понимая, что делает, и выскочил в
коридор,  расталкивая  врачей.  Но злодейка будто  растворилась, только одна
очень  пожилая дама,  которая  будто что-то видела (а  на самом деле  хотела
разузнать, что случилось), заговорила с Карлом по-немецки. Потратив время на
ее уклончивые  ответы и  многочисленные вопросы,  Карл заплакал и вернулся в
номер.
     -- Я найду его, найду... -- клялся он, уткнувшись в матрас и рыдая.
     Но кровать  была пуста: Курт  находился в туалете,  пытаясь в очередной
раз облегчить свои страдания.

     К полудню  Карл отвез несостоявшегося чемпиона в Пулково,  где его ждал
специально зафрахтованный самолет. Едва носилки скрылись  в салоне, а Карл в
скорбной  задумчивости  остановился  на  трапе,  как  сзади  его  решительно
подтолкнули.  Он  влетел  внутрь,  его  толкнули  еще  раз,  сильнее,  и  он
растянулся на полу в проходе.  Его подняли за шиворот, протащ