Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
193 -
194 -
195 -
196 -
197 -
198 -
199 -
200 -
201 -
202 -
203 -
204 -
205 -
206 -
207 -
208 -
209 -
210 -
овский несколько раз сам спускался на лед. Ежедневно, а то и
дважды, трижды в сутки ему звонил из Смольного Лагунов. Звонил только для
того, чтобы задать единственный вопрос, произнести всего два слова:
- Как лед?
Ответы были разными по форме, но одинаковыми по смыслу:
- Тонок.
- Непроходим.
- Вода на пути...
Звонили и Жданов и Васнецов. Спрашивали то требовательно, то
просительно, то прямо с мольбой. Называли цифры погибших от голода за
истекшие сутки: четыреста человек... шестьсот...
Но и они слышали в ответ одно и то же. Менялись лишь расстояния,
пройденные по льду разведчиками.
- Прошли три километра.
- Прошли четыре.
- Прошли шесть, но дальше - вода...
Ледовой разведкой занимались все. Гидрометеорологическая служба фронта.
Гидрографическая служба военной флотилии. Разведчики Балтфлота.
Погранвойска. Инженерно-строительные части.
Чтобы выдержать тяжесть человека, достаточно было семисантиметровой
толщины льда. Для лошади с тонной груза на санях лед должен быть не тоньше
пятнадцати сантиметров, а для груженой полуторки - около двадцати.
Семь, пятнадцать, двадцать - этими цифрами люди грезили. Наяву и во
сне. А максимальная толщина льда пока что не превышала восьми сантиметров.
Наконец мороз достиг двадцати двух градусов. И тут-то был вызван в штаб
мостостроительного батальона командир роты Соколов.
Причину вызова он не знал и не очень о ней задумывался. Командиров рот
вызывали часто, по самым разным поводам.
День начинался хмуро. В лесу было бы совсем темно, если бы не снег на
земле и не морозная выпушка на голых сучьях осин, на сосновой хвое.
Подойдя к штабной землянке с торчащими из-под снега безжизненными
ветками малины, Соколов приподнял рукав полушубка и посмотрел на часы.
Было без трех минут восемь.
У входа в землянку пританцовывал от холода часовой. Кроме него - ни
души. Это показалось Соколову странным: очевидно вызывали не всех
командиров рот, как обычно, а только его одного.
- Остальные собрались? - спросил он все же часового.
Тот на минуту прекратил свой танец, зябко передернул плечами и осипшим
на морозе голосом ответил:
- Комиссар с инженером на месте, товарищ воентехник второго ранга.
- А комбат?
- С полчаса, как вышел.
Соколов стал спускаться по обледеневшим ступенькам в землянку. Отворил
дверь и преувеличенно громко, как это обычно делается в таких случаях,
спросил, не приподнимая брезентового полога:
- Разрешите?
- Давай, давай, Соколов, входи! - крикнул в ответ комиссар.
Соколов оттянул в сторону полог и перешагнул порог землянки. Она
состояла из двух крошечных помещений. В первом, у стола - квадратной,
гладко оструганной доски, прибитой к поставленному на попа обрезку
толстого бревна, - сидели комиссар батальона Юревич и помпотех Гусинский.
Над столом спускалась с потолка электролампочка. Двери во вторую половину
землянки не было, а существовал лишь дверной проем, и в глубине можно было
разглядеть пустые нары.
Соколов вскинул руку к ушанке, доложил о прибытии.
- Присаживайтесь, товарищ Соколов, - пригласил комиссар.
Присаживаться, собственно, было некуда: на узких, коротких скамьях,
расположенных по обе стороны столика, могло уместиться только по одному
человеку, особенно если они в полушубках. Гусинский подвинулся, прижавшись
вплотную к стене, и показал глазами на освободившийся край скамьи.
Обычно, когда не было поблизости бойцов, комиссар батальона обращался к
командирам рот по имени-отчеству. И то, что вместо привычного "садитесь,
Леонид Николаевич!" он назвал командира роты товарищем Соколовым,
заставило последнего насторожиться.
Соколов тщательно подобрал под себя полы полушубка и примостился рядом
с инженером. Только сейчас он увидел, что на столе разложена большая, от
руки вычерченная схема Шлиссельбургской губы с обозначенными по обоим
берегам населенными пунктами.
- Что ж, инженер, начинай. Объясни командиру роты, зачем вызвали, -
сказал, глядя куда-то в сторону, Юревич.
Несколько мгновений Гусинский молчал, как бы соображая, с чего следует
начать. Потом взял красный карандаш и, уперев его тупым концом в черную
точку на западном берегу, сказал:
- Это, значит, Коккорево. А здесь, на том берегу, - он провел
карандашом над уже прочерченной линией, пересекающей "губу" пополам, -
Кобона. Вот по этой линии и должна пройти автомобильная трасса. Так? - И
повернулся лицом к Соколову.
Тот в свою очередь недоуменно посмотрел на инженера. То, что Соколов
услышал сейчас, было известно не только командирам рот, а и каждому из
бойцов мостостроительного батальона. Ожиданием этой трассы здесь жили все
с той минуты, как только на Ладоге появились первые льдинки.
- Расстояние, - снова опуская взгляд на карту, продолжал Гусинский, -
тридцать километров, а если поведем дорогу через остров Зеленец, то,
скажем, тридцать два. - Он ткнул карандашом в точку, расположенную ближе к
восточному берегу. - Паи важно иметь на трассе клочок твердой земли, хотя
это немного удлинит путь.
"Зачем Гусинский говорит все это?" - старался понять Соколов.
Он хорошо знал и направление будущей трассы, и то, что по этому
направлению каждый день от батальона высылается разведка. С разведкою
ходили поочередно два командира взводов - Дмитриев и Стафеев. И каждый
раз, пройдя четыре, шесть, максимум восемь километров, разведчики
возвращались обратно усталые, продрогшие, едва волоча обледенелые ломы и
рыбацкие пешни. Возвращались, чтобы доложить: "Толщина льда не превышает
семи-восьми, максимум десяти сантиметров. И то только в начале маршрута. А
дальше путь преграждает вода..."
И вдруг Соколов понял. Все понял! Ладога стала окончательно! Очередная
разведка, наверное, дошла до Кобоны, но вернулась поздно ночью, и весть об
этом не успела еще распространиться по батальону. Значит, его вызвали для
того, чтобы указать, куда он должен вывести свою роту для оборудования
ледовой дороги.
Не в силах сдержать себя, Соколов вскочил, воскликнул обрадованно:
- Кто прошел первым? Стафеев? Дмитриев?
Ему не ответили.
Соколов с недоумением перевел взгляд с Гусинского на Юревича. Но и тот
молчал.
Наконец Юревич сказал:
- Сядь, Соколов. Никто еще не прошел. Вчера Стафеев одолел только
восемь километров. Дальше - опять вода.
- Раз вода, чего же сделаешь, - угрюмо заключил Соколов. Настроение у
него сразу упало.
- Вот это рассужденьице! - раздраженно заговорил Гусинский. -
Затвердили одно слово: вода, вода! А что за вода? Кто знает? Может быть,
это всего лишь полынья и ее обойти можно?
- Почему же не попробовали? - все так же угрюмо спросил Соколов.
- Потому что выходим на лед налегке, вот почему, - продолжал негодовать
Гусинский. - Без саней, без щитов, без веревок! Идем на лед в валенках, а
они промокают. Идем в сапогах, а подошвы по льду скользят. Продовольствия
берем с собой самое большее на сутки, а то и меньше - заранее уверены, что
в тот же день вернемся. Разведка!.. Хватит с нас разведок, нам надо
изыскательскую партию создать, так, как в мирное время ходили!
- В мирное немцы в Шлиссельбурге не сидели, - со злой усмешкой заметил
Соколов.
- И тем не менее!.. Я говорю в том смысле, что подготовить партию надо
солидно, по всем правилам. Взять с собой сани, щиты для мостков, ломы,
пешни, веревки, круги спасательные, медикаменты!
- Вы хотите сказать... - начал было Соколов, но его прервал комиссар
батальона Юревич:
- Да, да, ты правильно понял, именно это он и хочет сказать.
Организовать не просто разведывательную, а изыскательскую партию. Человек
в тридцать, не менее. Отобрать самых сильных, самых выносливых. Во всех
смыслах выносливых, понимаешь? И духом и телом! И дойти до Кобоны во что
бы то ни стало! Не возвращаться с сообщением, что тут лед тонок, там вода,
- а найти путь. Найти - вот в чем главная задача! Отыскать! - Юревич
произнес это слово с особым ударением. - Да, отыскать надежную дорогу по
льду, которая способна выдержать хотя бы лошадь с гружеными санями.
Соколову хотелось спросить: "А где же ее искать? Не по всей же
Шлиссельбургской губе, площадь которой равна примерно девятистам
квадратным километрам? Дорогу-то надо прокладывать по кратчайшей прямой, и
она уже прочерчена на карте красным карандашом". Но Соколов сдержался. Он
знал страшную альтернативу словам "отыскать" и "найти"! Знал, что в
Ленинграде с каждым днем увеличивается количество голодных смертей. Об
этом все время напоминал Лагунов. С этого начинал каждый свой разговор с
мостовиками Якубовский. "Найти" - значило перебросить в Ленинград
скопившиеся на восточном берегу Ладоги продовольственные грузы. "Не найти"
- означало смерть для Ленинграда. "Найти" - даровать ленинградцам жизнь.
"Не найти" - обречь сотни тысяч людей на верную гибель.
- Кого рекомендуешь, комроты, в такую изыскательскую партию? -
требовательно спросил Юревич.
И Соколов стал называть фамилии, загибая пальцы после каждой. Когда
пальцев на руках не хватило, он сжал кулаки, точно боясь растерять
названных им людей...
- Подожди, - прервал его Юревич. - Людей ты знаешь, не сомневаюсь. Но
есть к тебе еще один вопрос: кого назначить начальником такой партии?
Соколов понял, какого ответа ждут от него. В душе его сейчас боролись
как бы два разных человека. Один из них был инженер, привыкший мыслить на
основании точного расчета, чуждый необдуманным, опрометчивым решениям,
привыкший соотносить каждое новое задание с успехом или неудачей в
выполнении заданий предшествовавших. Второй человек был иным. Он родился
после двенадцати часов дня 22 июня, когда Молотов произнес свою речь, и
миллионам людей, в том числе и ему, Соколову, стало ясно, что с этой
минуты война неумолимо провела резкую границу между тем, что было, и тем,
что есть. Переступив эту границу, надо отказаться от привычного,
знакомого, заранее рассчитанного, предусмотренного планами - личными и
всенародными, суметь жить рядом со смертью и принимать решения,
единственным критерием правильности которых является только вклад в
будущую победу над врагом.
И этот второй человек - командир Красной Армии, сознающий, что выбор у
него элементарный - победа или смерть, - взял верх над инженером мирного
времени.
Соколов едва заметно усмехнулся и негромко, даже с каким-то нарочитым
безразличием сказал:
- Доверите - могу я пойти.
- Вот этого мы от тебя и ждали, Леонид Николаевич! - воскликнул
Гусинский. И тут же официально, вкладывая особый смысл в каждое слово,
объявил: - Воентехник второго ранга Соколов! Вы назначаетесь командиром
изыскательской партии. Вопросы есть?
Соколов промолчал. Не потому, что у него не было вопросов. Просто ему
казалось бессмысленным вот так, с ходу, их задавать.
"Изыскательская партия!" - не без иронии повторил он про себя. Это
название ассоциировалось с многообразием землемерных инструментов,
транспортными средствами, походными кухнями... И кто до сих пор
прокладывал дороги по льду? Кому они были нужны?..
Но Гусинский истолковал молчание Соколова по-своему:
- Значит, вопросов нет?.. Ну что ж, еще будут! А пока смотри и слушай.
Повернув карандаш острием к карте, он почти параллельно жирной красной
линии прочертил другую, пунктирную, к точке, означающей остров Зеленец.
Пунктир отклонялся от сплошной черты слегка к югу.
- Близко к немцам получается, - неуверенно произнес Соколов. - Из
артиллерии бить по трассе будут.
- Ничего не поделаешь, - отверг этот довод Гусинский, - не в мирное
время работаем. Зато от Зеленца возьмем чуть на северо-восток. Вот так.
И он продолжил свой пунктир до точки на восточном берегу, рядом с
которой каллиграфически четко было выписано слово "Кобона".
- Задача ясна? - зажимая карандаш в кулаке, переспросил Гусинский.
Соколов утвердительно качнул головой. И тут же вроде спохватился:
- Вот что, товарищ военинженер, я обманул бы и себя и вас, если сказал
бы, что задача для меня ясна до конца. Прокладывать трассы по льду мне
никогда в жизни не приходилось. Думаю, что и вам тоже. На бумаге
прочертить легко...
- А вы постарайтесь выкинуть из головы, что под вами лед, - перебил его
Гусинский. - Представьте себе, что перед вами обычное зимнее бездорожье и
надо отыскать на местности наиболее выгодное направление для прокладки,
ну, скажем, шоссейной дороги в тридцать два километра.
- В стужу шоссейные дороги не строят, и вы знаете это не хуже меня, -
усмехнулся Соколов. - Однако главное не в этом. Вы сказали: "Забудьте про
лед". А как я могу забыть про него, если разведка показала...
- И слово "разведка" забудь, Леонид Николаевич! - горячо прервал его на
этот раз уже Юревич. - Какая к черту разведка! Разведданными мы по горло
сыты: "Здесь лед тонок", "Здесь вода"... А люди в Ленинграде мрут! Хватит!
Нам сейчас другое надо! - И, взглянув на Гусинского, приказал: -
Продолжайте, товарищ военинженер!
- Задача, значит, такая, - снова заговорил Гусинский. - Создать
изыскательскую партию. Это раз. Изыскать и обозначить вешками направление
автогужевой трассы по льду от деревни Коккорево до Кобоны с заходом на
остров Зеленец. Это два. Если встретятся разводья или полыньи, непременно
найти обход. Это три. О результатах доносить сюда, в штаб батальона,
нарочными. Первый раз после того, как пройдете десять километров от
западного берега, второй - по достижении острова Зеленец и третий - из
пункта назначения, из Кобоны. Конкретные предложения по составу и
техническому оснащению изыскательской партии представить на утверждение
комбату... - Гусинский отдернул рукав полушубка, посмотрел на часы, -
скажем, к двенадцати ноль-ноль. Подготовительные работы начать немедленно.
Выход на лед завтра на рассвете. Все.
Он встал. Поднялся со своего места и Соколов.
- Еще одно слово, Леонид Николаевич, - тоже поднимаясь, сказал Юревич.
- Скрывать от тебя ничего не хочу. Задача трудная. Все утверждают, что лед
еще тонкий... Хотя это докладывалось вчера, а после того и вечер и ночь
были морозными. Насчет воды... тоже скрывать не хочу: вчера мы говорили с
местными рыбаками. Они полагают, - Юревич понизил голос, - будто там,
дальше, вода и зимой не замерзает. Если это так, то... - Он безнадежно
махнул рукой и с неожиданной злостью сказал: - Короче, все надо выяснить
до конца. Может, зря пугают, сами толком не знают, что там и как? Никто из
них раньше Ладогу зимой не переходил. Тем не менее кого-либо из местных
рыбаков возьмите с собой. Все-таки им здешние условия лучше знакомы. И
последнее: есть предложение комиссаром изыскательской партии назначить
Брука. Ваше мнение?
Соколов хорошо знал этого уже немолодого старшего политрука, до войны
кадрового питерского рабочего, кожевника о Васильевского острова.
- Подойдет, - уверенно сказал он.
8
- ...Требование Ставки, товарищи, сводится к следующему... - сказал
Жданов и прочел вслух ту часть телеграфных своих переговоров с
Шапошниковым, которая касалась поставок вооружения и боеприпасов для
резервных армий, подтянутых к Москве.
- Насколько я понимаю, - заговорил после всеобщего короткого молчания
Попков, - проблема состоит не только в том, чтобы произвести все это сверх
плана, хотя, откровенно говоря, не знаю, как мы справимся с таким заданием
в сегодняшних условиях. Но даже если и справимся, каким образом перебросим
произведенное на Большую землю?
- Пришлют самолеты, - ответил Жданов.
- А пушки? Тоже самолетами?
- Пушки сможем отправить, когда начнет действовать трасса. Битва за
Москву продлится не один день. Но автоматы и минометы нужны немедленно...
- И тут же, без видимой связи, Жданов вдруг спросил, обращаясь ко всем
присутствующим: - У них есть рация?.. Ну там, на Ладоге? Я забыл узнать у
Лагунова.
И все поняли, что даже сейчас Жданов думает о тех, кто сегодня рано
утром вышел на ладожский лед, что после телефонного звонка Лагунова он не
может, не в состоянии хотя бы на мгновение отвлечься от мысли о ледовой
трассе. А поняв это, каждый из участников совещания в глубине души
обрадовался, потому что и сам не мог заставить себя хоть на какое-то время
забыть о Ладоге.
С того момента, как позвонил Лагунов, думы о ней стали источником
постоянной тревоги, которую не в силах были заслонить никакие другие
заботы и размышления. Прикидывая в уме, сколько же потребной военной
техники может произвести ленинградская промышленность, каждый из
собравшихся в кабинете Жданова в то же самое время с трепетом душевным
ожидал новых вестей из Осиновца.
Вопрос Жданова никого не застал врасплох.
- Насколько я понял из разговора с Лагуновым, - ответил за всех
Васнецов, - рации у поисковой группы нет. Но время от времени в Коккорево
будут возвращаться нарочные с донесениями о состоянии льда.
- Придется ждать, - тихо сказал Жданов, взглянув на часы. И остальные,
как по команде, одновременно повернули головы к круглым настенным часам;
справа от двери. Стрелки показывали без четверти десять.
- Если изыскатели вышли на лед с рассветом, - размышлял вслух Жданов, -
то, наверное, одолели уже не меньше десяти километров.
Никто не решился поддержать или отвергнуть это предположение. Разве
угадаешь, что там встретилось на пути - тонкий лед, нагромождения торосов
или полыньи?
- Хорошо, гадать не будем, - как бы прочитав невысказанную эту мысль,
согласился Жданов и вернулся к первоначальному предмету обсуждения: -
Время не терпит, товарищи! Нам надо сейчас же решить, как будем выполнять
задание Ставки. Но прежде... - Он посмотрел на Васнецова, напомнил ему: -
Вы, кажется, хотели что-то сказать в связи с сообщением товарища Павлова.
- Я собирался, Андрей Александрович, говорить о мерах против массовых
заболеваний цингой, - ответил Васнецов. - Точнее, о полумерах. Медики
утверждают, что лапки хвойных деревьев содержат значительное количество
витамина С. Если из них приготовлять настой... Короче, есть предложение
начать массовую заготовку хвои. Мы подсчитали: для того чтобы снабдить
таким настоем все столовые города, надо заготавливать не меньше тридцати
тонн хвои в сутки.
- Кто же это будет делать? - спросил Жданов.
- По-моему, надо дать такое поручение комсомолу.
Жданов на мгновение задумался. Он хорошо знал, что ужа тысячи
ленинградских комсомольцев, невзирая на голод и холод, валили деревья в
Парголовском и Всеволожском лесах, чтобы хоть как-то помочь городу,
лишенному топлива. А другие прокладывали обходную трассу от Заборья к
Ладоге. А третьи дежурили по ночам на крышах, гася зажигательные бомбы,
извлекали раненых из-под развалин домов, разрушенных немецкими фугасами,
несли службу в составе истребительных батальонов. Вспомнил Жданов и о тех
ленинградских юношах и девушках, из которых в самые последние дни были
сформированы десятки отрядов в помощь совсем истощенным людям, неспособным
встать с постели, чтобы принести воды, получить хлебный паек...
"Смогут ли выдержать молодые плечи новую нагрузку?" - с грустью подумал
Жданов. Но вслух он сказал:
- Хорошо. Поручим комсомолу и это.
- Есть еще одно предложение, - снова заговорил Васнецов, - организовать
подледный лов рыбы.
- Где?
- Всюду, где возможно. Главн