ласны? - хмурясь, спросил Жуков. -  Подумайте  сами:
отказаться от захвата Ленинграда  Гитлер  не  может,  это  факт.  Спокойно
наблюдать, как мы отражаем одну за другой атаки  фон  Лееба,  он  тоже  не
будет, в  этом  я  убежден.  Гитлер  не  может  не  считаться  с  фактором
времени...
   - Вот именно... - задумчиво  проговорил  Жданов.  Он  опять  подошел  к
висящей на стене карте и несколько секунд сосредоточенно глядел на нее.
   - Георгий Константинович, - сказал он, - по-моему, вы  правы  почти  во
всем. И в том, что Ленинград для Гитлера - это вопрос и  стратегический  и
престижный. И в том, что захватить его немцы попытаются во что  бы  то  ни
стало. Но даст ли Гитлер  фон  Леебу  новые  значительные  подкрепления?..
Сомневаюсь.
   - Одно предполагает другое, - нетерпеливо проговорил Жуков,  -  вы  что
же, полагаете,  что  Гитлер  ограничится  очередной  накачкой  фон  Леебу?
Убежден, что он с него  уже  и  так  семь  стружек  снял.  Нет,  накачками
сражения не выигрываются! Если Гитлер убедится,  что  фон  Лееб  наличными
силами взять город не в состоянии, то...
   - И все же сомневаюсь, - не дав Жукову договорить, произнес  Жданов.  -
Вот вы сказали: фактор времени! Да, все намеченные Гитлером сроки  захвата
Ленинграда  давно  прошли.  Но  этот  же  фактор  времени  диктует  немцам
необходимость скорейшего наступления  на  Москву.  Ведь  впереди  -  зима!
Такова чисто военная сторона вопроса. Но есть и другая, не менее важная, -
политическая. От  того,  удастся  ли  Гитлеру  захватить  Москву,  зависит
многое. Поведение стран-сателлитов. Дальнейшая позиция  Турции,  поведение
американцев в вопросе дальнейших поставок. Словом, Гитлеру нужна Москва во
что бы то ни стало. А  раз  это  так,  то  перебросить  сюда  значительные
подкрепления с других фронтов Гитлер вряд ли сможет.
   - Что ж, это логично, - медленно проговорил Жуков. - Но  вы  опять-таки
не учитываете, что при теперешнем уровне технической оснащенности немецкой
армии, при наличии большого количества подвижных средств  переброска  даже
значительных контингентов может быть произведена в короткий срок. Гитлер -
авантюрист  по  натуре  и  может  рассчитывать  так:  перебросить  войска,
захватить  Ленинград  и  вернуть  эти  войска  обратно,   на   Центральное
направление...
   - Не знаю, - покачал головой Жданов, - вы человек военный и лучше  меня
знаете, как могут планироваться подобные операции. И все же я уверен,  что
Гитлер не настолько глуп, чтобы не понять, что, если немцам  даже  удастся
прорваться в город, мы будем вести борьбу за каждую улицу, за каждый  дом.
Танковые бои  в  огромном  городе  малоэффективны.  Следовательно,  Гитлер
должен  рассчитывать  главным  образом  на  живую  силу.  При  всем  своем
авантюризме он вряд ли рассматривает бой за Ленинград как короткую военную
прогулку. Так он мог рассуждать три месяца, даже месяц,  даже  две  недели
назад. Но сегодня... Нет, Гитлер не рискнет снимать  части  с  Московского
направления, я в этом убежден, Георгий Константинович!
   Несколько секунд длилось молчание. Потом Жуков проговорил:
   - Что ж, не исключено, что вы и правы.  Тем  более  что,  по  сведениям
Разведуправления Генштаба, Гитлер забирает у Рунштедта и  перебрасывает  в
центр вторую армию и вторую танковую группу...
   Жуков встал и подошел к карте.
   - Думаю, что немцы попытаются прорвать фронт Конева где-то здесь, возле
Духовщины, Рославля и Шостки, с целью окружить в районах Вязьмы и  Брянска
Западный и Брянский фронты  и  бывший  мой,  Резервный...  -  произнес  он
задумчиво. - Однако, - точно обрывая себя, продолжал он, - сейчас речь  не
об этом. Мы с вами отвечаем за  судьбу  Ленинграда  и  должны  предугадать
планы врага именно здесь, на нашем фронте.
   Он поглядел на Жданова, который, стоя лицом к карте, внимательно слушал
его, и сказал:
   - Давайте сядем и постараемся сосредоточиться на главном.
   Они снова сели у стола.
   Открылась дверь, и на  пороге  появился  начальник  разведотдела  штаба
фронта комбриг Евстигнеев.
   - Товарищ командующий! Поступили сведения, которые я  счел  необходимым
доложить вам срочно...
   - Не тяни. В чем дело? - хмурясь, спросил Жуков.
   - Я получил донесение от одной из наших разведгрупп из района Луги, что
от Ленинграда в  сторону  Пскова  движутся  колонны  немецкой  мотопехоты.
Отмечены и танки...
   - Что?! - воскликнул Жуков. - От Ленинграда?! - Он даже  приподнялся  с
места. - Да ты понимаешь, что говоришь?!
   Он снова опустился на стул, помолчал мгновение и уже обычным своим,  не
терпящим возражений тоном произнес:
   - Ерунда! Или  врут  твои  разведчики,  или  им  эти  данные  вражеская
агентура подсунула.
   - Никак нет, товарищ командующий, -  уважительно,  но  твердо  возразил
Евстигнеев, - я своих людей знаю. Того, что сами не  видели,  выдавать  за
факт не  будут.  Я  подготовил  срочное  донесение  в  Генштаб.  Разрешите
доложить. Вот...
   И, вынув из своей папки листок бумаги, он протянул его Жукову.
   Тот прочел, скомкал листок в кулаке, бросил в угол комнаты.
   - У вас голова на плечах есть, комбриг? - взорвался он. - Немцы с  часу
на час могут в город ворваться, а вы преподносите Военному совету и Москве
успокоительные байки об  отходе  противника!  Никому  об  этом  ни  слова,
поняли? Идите! Да проверьте хорошенько тех, кто подсунул вам такую "липу".
   Евстигнеев молча сделал уставный поворот и вышел из кабинета.
   - Вы твердо уверены, что сведения Евстигнеева не заслуживают  внимания?
- спросил Жданов.
   - Чушь... или провокация!
   Жданов пристально посмотрел на командующего.
   -  Георгий  Константинович,  -  тихо  сказал  он,  -  когда  вы  сейчас
произнесли это слово "провокация", я  вспомнил  ваш  рассказ  о  том,  как
товарищ Сталин тогда, в июне, воспринял сообщение о перебежчике. Помните?
   Жуков передернул плечами.
   - Не вижу ничего общего, Андрей Александрович! - недовольно сказал  он.
- Да, тогда товарищ Сталин, к сожалению, не  поверил...  И...  это  сильно
сказалось на нашей готовности принять вражеский удар.
   Он умолк, сосредоточенно глядя куда-то в пространство, и Жданов  понял,
что в эти минуты Жуков мысленно вернулся в  то  недавнее  прошлое,  в  тот
мирный еще день, от которого теперь их отделяли долгие месяцы войны...
   - Да, тогда товарищ  Сталин  назвал  эти  сведения  провокационными,  -
продолжал Жуков. - Именно провокацией, - повторил он с  горечью  и  махнул
рукой, точно отметая нахлынувшие на  него  воспоминания.  -  Сейчас  иное!
Немцы вот-вот начнут штурм! Болтовня  о  каком-то  их  отходе  может  лишь
ослабить нас!
   - Согласен, - кивнул Жданов. - Но есть еще одно обстоятельство...
   - Какое? - настороженно спросил Жуков.
   - Мы с вами отвечаем за оборону Ленинграда. И это наше главное и святое
дело. Но... но Ленинград, Георгий Константинович, это лишь  часть  страны.
Если сведения разведчиков о какой-то переброске войск к Пскову  верны,  то
это подтверждает, что противник сосредоточивает  войска  для  того,  чтобы
направить удар на Москву. Имеем ли мы право не сообщить об этом немедленно
Ставке?
   Жуков резко поднялся, сделал несколько шагов по маленькому кабинету  и,
остановившись перед сидящим у стола Ждановым, убежденно сказал:
   - За сокрытие каких-либо важных сведений  от  Москвы  я  сам  с  любого
голову сниму. Но дезориентировать Ставку не  могу.  Представит  Евстигнеев
еще хотя бы одно подтверждение - немедленно передадим... А пока...  не  об
отходе врага надо думать, а о том, как отстоять город.
   Он опять зашагал от стены к стене.
   - Гитлер действительно должен  быть  идиотом,  чтобы  отводить  войска,
когда они стоят на пороге Ленинграда. Впрочем... если... если это  все  же
правда, то, значит... немцы и впрямь в полном цейтноте!..
   Он возбужденно ударил по столу ладонью и воскликнул:
   - Тогда правы и вы и я! Фон Лееб подкреплений не получит, но  наверняка
сделает  отчаянную  попытку  спасти  свою  карьеру  и  еще  раз  попробует
ворваться в город! Но не широким фронтом! Для этого у него нет уже  сил...
Клином! С маневром! Но где?  Я  хочу  знать  точно,  в  каком  месте?!  Не
настолько же он туп, чтобы упрямо штурмовать Пулковскую  высоту  с  юга  и
рваться к Кировскому на побережье, то есть именно там, где мы его ждем! Да
и потери у него огромные!.. Нет, он  должен  что-то  придумать,  этот  фон
Лееб, обязательно должен! Но где? Где он ударит?!
   - Может быть, из района Урицка, или все же - с побережья? -  проговорил
Жданов.
   Жуков нахмурился. Петергофско-Стрельнинское направление беспокоило  его
в последние сутки все больше и больше: продолжая теснить части 8-й  армии,
отрезанной на Финском побережье, враг вчера утром овладел восточной частью
Петергофа. Стрельна, расположенная восточное, была захвачена еще раньше.
   Вчера  днем  Жуков  и  Жданов  направили  Военному  совету  8-й   армии
телеграмму с требованием остановить  немцев:  "Если  ваша  армия  допустит
захват немцами Петергофа, враг разгромит наш Кронштадт..."
   Но  телеграмма  не  дала   желаемых   результатов.   Немцы   продолжали
продвигаться к центру Петергофа.
   Вечером того же  дня  Военный  совет  фронта  принял  решение  о  смене
командующего и члена Военного совета 8-й армии.
   И тем не менее Жуков был уверен, что немцы еще не в  силах  предпринять
решающее наступление на Ленинград со стороны побережья.
   Накопленных ими там войск было  явно  недостаточно  для  массированного
удара.
   И отвечая Жданову, он задумчиво произнес:
   - Может быть, и оттуда... А может быть, и нет...
   В этот момент в комнату вошел начальник штаба фронта генерал Хозин.
   - Товарищ командующий, - сказал он, - вы приказали доложить, если будут
перемены в обстановке. Противник  прекратил  обстрел  центральных  районов
города и сосредоточил огонь на Московском и Кировском районах.
   - Это все?
   - Так точно, пока все.
   - А что на побережье? - спросил Жданов.
   - Там ничего нового, Андрей Александрович.
   - Хорошо. Идите, - сказал Жуков, и Хозин вышел.
   - Значит,  вы  считаете,  что  из  Урицка?  Воз-мож-но...  -  раздельно
проговорил Жуков. - Но фон Лееб должен предполагать, что и мы больше всего
ожидаем главного удара именно  на  этом  направлении  и  сосредоточим  там
главные силы...
   Он быстро подошел к письменному столу, нажал кнопку  звонка  и  крикнул
появившемуся адъютанту:
   - Федюнинского на провод!
   Через минуту адъютант доложил, что командующий 42-й армией у телефона.
   Жуков схватил трубку:
   - Как у тебя сейчас обстановка под Пулковской?
   Некоторое время сосредоточенно слушал.
   - Так...  -  наконец  произнес  он.  -  Значит,  говоришь,  неожиданное
затишье... Не люблю я этих затиший... Следи  как  следует  за  Пулковской!
Подкрепления подошли?.. Да брось ты со своим чертовым кодом!  Нет  времени
разбираться в этой тарабарщине! Сколько пехоты и танков получил?..
   Выслушав ответ Федюнинского, спросил:
   - Как саперы, закончили свои дела на  переднем  крае?  Ладно.  Внимание
флангам, понял? Особенно тому, что к Урицку... Глаз с него не спускай! При
первом же изменении обстановки доложишь немедленно. У меня все.
   Жданов  ожидал,  что  командующий  скажет,  что  именно   доложил   ему
Федюнинский, но Жуков молча склонился над картой.
   Хотя Жданов, являясь одним из руководителей  ленинградской  обороны,  и
приобрел  определенный  военный   опыт,   научился   мыслить   категориями
специфически военными, не только теоретически, но и  на  практике  осознав
значение  военной  стратегии  и  тактики,  он   оставался   прежде   всего
политическим деятелем, партийным организатором. Жуков же был  полководцем,
человеком военным до мозга костей. Ему не  нужно  было  стараться  мыслить
военными категориями. Он просто не мог,  не  умел  думать  иначе.  Военная
карта говорила ему больше, чем любое подробное словесное описание.
   И сейчас, глядя на одну из  таких  карт,  он  хорошо  представлял  себе
реальную расстановку сил в данном районе боевых действий. Жуков, глядя  на
карту, не просто воспроизводил картину прошедшего боя - он умел предвидеть
характер  будущего  сражения,  в  считанные  минуты  как  бы  "проигрывал"
различные его варианты сначала за себя, потом за противника.  Он  умел  на
время абстрагироваться от самого  себя  и  перевоплотиться  в  противника,
чтобы затем, снова став самим собою, оценить намерения врага.
   Наконец Жуков оторвался от карты и проговорил:
   - Уверен, фон Лееб пойдет в обход!
   - В обход... чего? - не сразу понял Жданов.
   - Да высоты, Андрей Александрович,  центральной  Пулковской  высоты!  -
воскликнул Жуков.
   - Почему вы так решили?
   - Да потому, что высоту ему никак не удается взять, хотя он кидается на
нее уже в который раз! - громко и даже,  как  показалось  Жданову,  весело
сказал командующий. - Смотрите! - И, склонившись над  картой,  Жуков  стал
водить по ней пальцем: - Два направления - здесь, вдоль Финского залива, и
тут, с юга в лоб на Пулково, - стали уже шаблоном.  Мы  привыкли  отражать
удары отсюда. И к новым ударам тут готовимся. Это учитывает  фон  Лееб.  И
именно поэтому на сей раз он прикажет Кюхлеру  ударить  вот  оттуда  -  из
района Финского Койрова, в обход высоты с юго-запада!
   - Оставляя ее в наших руках?
   - Немцы наверняка рассчитывают, что если им удастся ворваться в  город,
то отсеченная от Ленинграда центральная высота как узел  обороны  потеряет
свое значение.  Так  произошло  с  Гатчиной.  Все  попытки  Кюхлера  взять
Пулковскую высоту в лоб нами отбиты. Что же  остается  делать  фон  Леебу?
Обойти высоту! Помните: "Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет!"?
   - Вы считаете, что маневр будет столь примитивным?
   - Ну, изобретать что-либо грандиозное, сражаясь  с  "русскими  хамами",
этот пруссачок, вероятно, считает ниже своего достоинства. Мол, по  Сеньке
и шапка! Он убежден, что мы не способны разгадать его  тактических  ходов,
поскольку находимся в мышеловке. Да и времени изобретать что-то  особое  у
него нет.
   Жуков снова нажал кнопку звонка.
   - Хозина! - приказал он адъютанту, едва тот отворил дверь.
   Через несколько секунд появился Хозин.
   - Иди  сюда,  Михаил  Семенович,  -  приказал  Жуков  и,  обойдя  стол,
склонился над картой.  -  Немедленно  подготовь  указания  Федюнинскому  о
контрударе на  случай,  если  немец  попрет  отсюда,  из  района  финского
Койрова, - он показал пальцем на карте, -  в  обход  высоты.  Это  первое.
Второе: свяжись с Новиковым и предупреди,  что  в  самое  ближайшее  время
может потребоваться массированная бомбежка этого района. Третье.  Передашь
в  штаб  Балтфлота  и   артиллеристам,   чтобы   были   готовы   поставить
заградительный огонь перед Кискином и Финским Койровом.  Понял?  Действуй.
Через пятнадцать минут доложишь о результатах. Я буду у себя, наверху.
   -  Вы  полагаете,  товарищ  командующий...  -  хотел  что-то   уточнить
обстоятельный, неторопливый Хозин, но Жуков прервал его:
   - Действуй! Время дорого!  Через  пятнадцать  минут  встретимся  -  все
обсудим. Иди!
   Если еще несколько минут назад Жуков размышлял вслух, не скрывая  своих
сомнений, то теперь командующий преобразился -  он  вновь  стал  властным,
абсолютно убежденным в своей правоте и не терпящим  никаких  расспросов  и
тем более возражений.
   -  Георгий  Константинович,  Федюнинский  сообщил   какие-то   новости,
подтверждающие ваши предположения? - спросил его Жданов, когда Хозин ушел.
   - Нет, у него пока тихо.
   - Почему же тогда вы столь твердо уверены,  что  враг  пойдет  в  обход
высоты?
   - Пойдет, Андрей Александрович, - убежденно сказал Жуков. - Фон Лееб не
был бы Леебом, если бы не пошел. Я этого пруссака нюхом на расстоянии чую.
Буду у себя наверху! - бросил он, уже открывая дверь.  Жданов  решил  тоже
подняться в свой кабинет,  тем  более  что,  судя  по  размеренному  стуку
метронома, обстрел Смольнинского района прекратился.
   Он уже направлялся к двери, когда раздался звонок.
   Едва взглянув на телефоны, Жданов сразу определил, что  звонит  аппарат
ВЧ.
   С тех  пор  как  Ленинград  оказался  в  блокаде,  проложенная  по  дну
Ладожского озера линия  междугородной  правительственной  связи  ВЧ  стала
единственной телефонной линией, связывающей город с Москвой.
   Разумеется,  были  и  другие  формы  связи,  и  прежде   всего   прямая
телеграфная, тоже проложенная под водой. Но переданные по телеграфу  слова
запечатлялись в виде мертвых букв на узкой бумажной  ленте.  И  только  по
телефону ВЧ можно было услышать живой человеческий голос.
   Москва теперь стала для ленинградцев и  очень  близкой,  и  непостижимо
далекой.
   Близкой не только потому, что была центром руководства обороной страны,
но и потому, что символизировала  Советскую  Родину,  все  то,  ради  чего
миллионы советских людей шли на смертный бой.
   Географическое же расстояние от Ленинграда до Москвы как бы  бесконечно
увеличилось. Ленинградцы привыкли к тому, что Москва рядом,  "под  боком".
Засыпая в "Стреле", ленинградец видел в окно перрон Московского вокзала  в
Ленинграде, утром  же  оказывался  на  перроне  Ленинградского  вокзала  в
Москве. Теперь же добираться из блокированного Ленинграда до столицы  было
труднее и опаснее, чем в мирное время до льдов Арктики...
   Возможность услышать по телефону  живой  голос  находящегося  в  Москве
человека стала для сотен тысяч ленинградцев недоступной роскошью.  И  хотя
Жданов не входил в их число, поскольку разговаривал с  Москвой  иногда  по
нескольку раз в день, с тех пор как Ленинград оказался в  блокаде,  звонок
аппарата ВЧ каждый  раз  вызывал  в  нем  безотчетное  чувство  тревоги  и
радостного волнения.
   Он поспешно снял трубку и назвал себя.
   - Ты что, уже сидишь на  месте  Жукова?  -  раздался  в  трубке  голос,
который Жданов мог бы узнать по первому произнесенному слову.
   Отлично изучивший все интонации этого голоса, Жданов сразу  понял,  что
Сталин шутит, и тем не менее ответил серьезно и сдержанно:
   - Жуков только что отправился наверх, в свой кабинет, товарищ Сталин. Я
сейчас скажу, чтобы аппарат переключили.
   - Не надо. Как дела на фронте? Положение на вчерашний день я знаю.  Что
нового на сегодня?
   - Особых перемен нет, если не считать,  что  немцы  вот  уже  два  часа
обстреливают и бомбят город.
   - Много жертв?
   - Еще нет точных сведений, налет не кончился. Но жертв, конечно, много.
Что касается положения на фронте, то противник пока  на  прежних  рубежах.
Однако, по мнению Жукова, противник  с  часу  на  час  предпримет  попытку
нового штурма.
   - Так думает товарищ Жуков. А как думает товарищ Жданов?
   - Полагаю, что командующий прав, - после короткой паузы ответил Жданов.
- Эта ожесточенная бомбежка не случайна.
   - Так... - проговорил Сталин. -  Минуту.  Сейчас  возьму  карту  вашего
фронта.
   Теперь, когда  в  трубке  не  звучал  человеческий  голос,  можно  было
услышать ровный, негромко гудящий фон, точно  эхо  всех  ветров  вселенной
тревожным гулом отдавалось в мембране.
   Жданов  представил  себе,  как  Сталин  своей  неторопливой,  неслышной
походкой идет к длинному узкому столу, берет  нужную  карту,  возвращается
обратно...
   - Так, - снова раздался в трубке голос Сталина,  -  в  каком  же  месте
Жуков ожидает очередной штурм немцев?
   Жданов замялся, поскольку не знал, счел ли  бы  необходимым  сам  Жуков
высказывать  свое  предположение  Сталину.  Однако  многолетняя   привычка
говорить этому человеку только правду, ничего не утаивая, взяла верх.
   - Жуков полагает, что противник попытается обойти Пулковскую  высоту  с
юго-запада.
   Некоторое время Сталин молчал,  очевидно  уточняя  по  карте  названный
Ждановым район. Потом сказал:
   - В свое время Юденич стремился захватить эту высоту  и  установить  на
ней свою артиллерию. Почему Жуков считает, что фон Лееб поступит иначе?
   - Потому что немцы уже