был еще Патриком Махони, он имел собственный  домик  на  реке
Хэмбл. Теперь его домом стала "Золотая девушка", на которой он обычно плавал
в водах Карибского моря. Но в этот раз  Трент  перевозил  палубные  грузы  в
Манилу  по  заказу  своего   австралийского   друга,   который   намеревался
обследовать потопленные в 1944 году у северной оконечности Палавана  корабли
японского военно-морского флота. Используя в  качестве  базы  Пуэрто-Галера,
они в течение целого месяца ныряли с подводным  снаряжением,  обследуя  дно.
Теперь Трент направлялся в Сингапур, а затем через Средиземное море к  своим
прежним морским дорогам.
   В  настоящий  момент  судно  шло,  огибая  остров  Балабак,  мимо   южной
оконечности Палавана. Штурманский столик стоял по  левому  борту  от  трапа,
ведущего в кокпит. По спутниковому навигационному прибору Трент  определился
с точностью до шестнадцати метров и с помощью латунной параллельной  линейки
сделал отметку на карте.
   Он вернулся в кокпит с чашкой кофе в руке. С наступлением рассвета  ветер
усилился и изменил направление на несколько румбов <Румб -  направление  (от
наблюдателя) к точкам видимого горизонта относительно стран света  или  угол
между двумя такими направлениями, в морской навигации - мера угла окружности
горизонта, разделенного на 32 румба.>. Трент слегка подтянул  шкот  <Снасть,
идущая от нижнего угла паруса  и  служащая  для  растягивания  последнего  и
управления им.> спинакера и взглянул  на  циферблат  висящего  на  переборке
дублирующего   прибора   указателя   скорости.   "Золотая   девушка"    была
сконструирована  как  океанское  гоночное  судно.  Kили  <Киль  -   основная
продольная балка на судне, идущая в диаметральной плоскости  от  носовой  до
кормовой  оконечностей  судна.>  катамарана  на  полметра  поднимались   над
поверхностью моря - ему не приходилось преодолевать сопротивления волн,  как
обычной однокорпусной яхте таких же габаритов с многотонным свинцовым килем.
Теперь катамаран оседлал посвежевший ветер,  и  стрелка  указателя  скорости
передвинулась на отметку пятнадцать узлов.
   За килями катамарана на гладкой  поверхности  моря  тянулись  две  темные
полосы. В отличие от обычной яхты, которая вспарывает волну носом с шумом  и
шипением, катамаран, скользя по  поверхности  моря,  лишь  тихонько  шуршал,
напоминая Тренту бег на лыжах по утреннему насту весной.
   Внезапно  из  предрассветной  мглы  накатился  огромный   белый   гребень
кильватерной волны <Кильватер - иначе кильватерная струя - след,  остающийся
на воде позади  идущего  судна.>.  Трент  рывком  освободил  шкот  и  рванул
румпель, круто положив руль на правый борт. Спинакер взвился в воздух,  грот
громко заплескал, волна отшвырнула судно в сторону.  Совсем  вблизи  проплыл
огромный, как скала, зловещий  черный  силуэт  корабля  без  огней.  За  ним
тянулся водоворот, образуемый вращением массивного винта. На кокпит "Золотой
девушки" обрушилась пенистая волна. Теплоход прошел мимо, оставив  катамаран
качаться на его кильватерной волне. Грот <Самый нижний парус на второй мачте
от  носа  (грот-мачте).>  "Золотой  девушки"  хлопал  на   ветру,   спинакер
развевался, как привидение в белом саване.
   В первый момент Трента охватили испуг и ярость -  знакомое  чувство,  как
будто в кровь хлынул большой заряд адреналина.  По  телу  прошла  запоздалая
дрожь. Он крепко выругался, глядя, как корма  парохода  исчезала  в  клочьях
предрассветного тумана.
   Спустив грот,  он  прошел  на  нос,  чтобы  собрать  и  уложить  обширное
полотнище легкого спинакера. Он работал тщательно и  сосредоточенно,  каждое
его движение было сильным и уверенным. И все же мысль о загадочном судне  не
покидала его. Странно. Корпус свежевыкрашен, а огни  не  горят.  И  шло  оно
курсом, далеко отстоящим от обычных судоходных путей...
   Эти странности не давали ему покоя. Трент оставил спинакер,  взглянул  на
компас и спустился в кают-компанию. Наложив навигационную линейку  на  схему
румбов на карте, он определил курс,  а  затем  передвинул  линейку  к  точке
своего местоположения.
   Ближайшим портом была Пуэрто-Принсеса, но странный теплоход шел южнее.  И
либо он должен изменить курс, либо наткнется на  скалы.  По  оценке  Трента,
судно двигалось со скоростью восемнадцать узлов. И притом  без  огней.  Одно
мгновение Трент колебался. Но, в конце концов, какое ему до этого дело?
   Выйдя снова на палубу, он закончил складывать  спинакер,  поднял  большой
кливер <Косой треугольный парус.>, подтянул грот-шкот и  направил  катамаран
по прежнему курсу. На востоке появились золотистые  сполохи.  Вскоре  начали
пробиваться лучи солнца, и сразу же на нижней кромке облака забушевало  море
огня.
   Трент вздрогнул - ему вдруг вспомнилось другое рассветное утро и  солнце,
встающее над дорогой, которая тянулась через  пустынный  кряж  в  нескольких
милях отсюда. Вот на вершине  холма  показался  кремовый  "Рейндж-ровер".  В
лучах восходящего солнца он был подобен  подтаявшему  зефиру.  Трент  закрыл
глаза и стал ждать,  прислушиваясь  к  звуку  мотора.  С  его  места  хорошо
просматривался участок дороги в двести метров. На этот  раз  оружием  Трента
была винтовка. Конечно, надежнее и эффективнее в таких случаях  использовать
взрывчатку, но при этом могли пострадать  чемоданчик  и  радиопередатчик.  А
передатчик был ему необходим для осуществления плана отхода.
   Он старался глубоко и равномерно дышать: счет до восьми - вдох,  счет  до
восьми - выдох. Это средство защититься от страха - не за себя, нет.  Страха
перед тем, что он должен был сделать. Лежа там, на дюнах,  Трент  совершенно
точно знал, как именно все это произойдет: вначале  будет  сражен  водитель,
затем - два телохранителя и, наконец, - главная цель. Нужно  удостовериться,
что все они мертвы. Затем отключить взрывное устройство  кейса,  извлечь  из
него документацию, в  которой  содержится  описание  разработанной  русскими
системы противовоздушной обороны, взять радиопередатчик и  подорвать  машину
взрывчаткой из кейса. Если  он  свяжется  по  радио  с  базой  убитого,  это
обеспечит ему лишний час для бегства.
   Это была его первая операция. Сидя теперь в кокпите "Золотой девушки", он
вспоминал свои ощущения: острые песчинки покалывают  кисти  рук,  постепенно
разогреваются мускулы, одеревеневшие после двух суток в седле.
   Это было его первое дело. И ему так  хотелось  тогда  вернуться  назад  -
туда, где остались верблюды, и уехать прочь, как если  бы  ничего  этого  не
было - ни тренировок, ни долгих месяцев тщательной подготовки.  Все  это  не
имело  к  нему  ни  малейшего  отношения.  Только  указанная  цель  и   трое
сопровождающих. Ему вспоминалось, как он, тогда  еще  восьмилетний  мальчик,
промчавшись по деревянной веранде конюшен  шейха,  вбежал  в  контору.  Отец
сидел за столом, крытым зеленым марокканским сукном. Рядом лежал старомодный
револьвер. Отец поднял голову, и  Трент  увидел  в  его  глазах  отчаяние  и
мольбу. Мальчик застыл в дверях. Он знал, что нужно сделать:  просто  пройти
несколько шагов, броситься к отцу в объятия и выразить  всю  свою  любовь  к
нему. Только и всего. А он убежал - и с тех пор никогда не  мог  себе  этого
простить. Он убежал в конюшню, забился в  угол  самого  дальнего  денника  и
сидел, сжавшись в комочек, чувствуя, как давит на него страшное бремя горя и
вины.
   Спустя полчаса после того как раздался револьверный выстрел, его разыскал
здесь один из конюхов. Трент не плакал - ни тогда,  ни  три  месяца  спустя,
когда его мать погибла за рулем своего старого двухместного "Ягуара".  Через
пятнадцать лет после смерти матери Трент  проезжал  по  дороге,  проходившей
через  пустыню,  где  это  случилось.  Восьмикилометровый   прямой   участок
заканчивался крутым поворотом. Бетонная стена, о которую  разбилась  машина,
все еще стояла в  двадцати  метрах  от  обочины  дороги.  "Ягуар"  несся  со
скоростью более ста шестидесяти километров в час...
   Тренту было восемь лет, когда погибла мать, и он оказался  в  Лондоне,  в
большом мрачном доме своего  приемного  дяди  и  опекуна  полковника  Смита.
Полковник счел мальчика бесчувственным из-за того, что тот не плакал.  Между
ними не было сильной привязанности, но все же полковник оплатил  расходы  по
образованию Трента, а затем завербовал его  в  разведывательную  службу  под
свое начало.
   Тогда, на первом задании в дюнах, Трент так и не покинул пост. Много  лет
спустя, расспрашивая о задачах, ставившихся его руководителями и  людьми  из
Вашингтона, он понял, как хорошо его запрограммировали. Последним поворотным
пунктом карьеры была работа в Ирландии. Полковник что-то  почуял  и,  боясь,
что Трент станет давать показания в  сенатском  комитете,  инсценировал  его
убийство. Трент  выжил  только  лишь  для  того,  чтобы  вновь  появиться  в
Центральной Америке. Но отныне он  сам  превратился  в  охотника:  устраивал
ловушки полковнику и выторговывал себе право покинуть службу и  начать  жить
гражданской жизнью.
   Едва он почувствовал себя свободным от всего этого, как снова впутался  в
другое дело.  На  этот  раз  его  завербовал  старший  офицер  американского
Управления по борьбе с наркотиками. В  это  время  Управление  охотилось  за
замешанным в торговле наркотиками кубинским адмиралом.
   Но сейчас Трент наконец был совершенно свободен -  впервые  за  всю  свою
взрослую жизнь. И именно это осознание  собственной  свободы  заставило  его
вдруг снова заколебаться, вспомнив о шедшем без  огней  грузовом  теплоходе.
Здесь  были   пиратские   воды.   Все   то,   что   он   слышал   от   своих
приятелей-яхтсменов в  Пуэрто-Галера,  что  читал  в  газетах  о  нападениях
пиратов, и все эти предупреждения об  опасности  для  судов  казались  таким
невероятным в наше время.
   Прошло полчаса с момента, как чуть не  случилось  столкновение.  Грузовое
судно уже удалилось, вероятно, миль на десять. Трент понимал, что даже  если
он спустит паруса и взберется по вантам <Ванты -  снасти  судового  стоячего
такелажа, раскрепляющие к бортам мачты.> на мачту, то все  равно  ничего  не
увидит - судно будет скрыто от  него  утренней  дымкой  тумана.  Оно  должно
находиться где-то там, на западе, где высятся темно-лиловые пики Палавана  и
Балабака. "В этом нет ни необходимости, ни смысла", - думал Трент,  сидя  на
верхней распорке мачты и озирая горизонт в бинокль. Лучи восходящего  солнца
золотили разрывы между белесыми клубами тумана, и вода  журча  бежала  между
корпусами катамарана. Воздух охладился за ночь, и свежий бриз приносил запах
моря.
   Если бы море было неспокойно и дул сильный ветер, это, возможно, побудило
бы его к действию. Но вокруг царили  мир  и  тишина,  и  вовсе  не  хотелось
принимать никаких самостоятельных решений, как в  те  годы,  когда  он  лишь
подчинялся приказам, не неся никакой персональной  ответственности  за  свои
действия.
   Но теперь-то он был свободен, и у него не было никаких оправданий.
   Туман рассеялся, но расстояние до берега было еще слишком  велико,  и  он
все равно не смог бы рассмотреть  судно  на  фоне  приближающегося  острова.
Трент спустился с мачты и, зайдя в  кают-компанию,  стал  изучать  положение
судна на карте. Он подумал было вызвать  береговую  охрану,  но  многолетний
опыт подсказывал ему, что не стоит передавать по радио  свое  имя,  название
судна и его координаты. У него была целая неделя, а до берега  -  всего  час
ходу. Он вернулся на палубу в нерешительности, еще и еще  раз  твердя  себе,
что ему нет никакого дела до этого судна, что скорее  всего  ничего  там  не
случилось, а если даже и случилось, то вряд ли что-нибудь можно сделать.  Он
все еще был в нерешительности, даже когда поднимал  паруса.  Но..,  в  конце
концов, всего лишь один час - небольшая потеря времени, а он  таким  образом
успокоит свою совесть. Итак, паруса раздулись,  и  Трент  направил  "Золотую
девушку" по новому курсу.

Глава 3

   Сэр  Филип  проснулся  от  пронзительного  телефонного  звонка.   Телефон
находился в кабинете - сэр Филип  считал  неприличным  руководить  бизнесом,
лежа в кровати. Он нащупал на тумбочке возле  постели  очки  и  взглянул  на
карманные часы - было 6.20. Он всунул ноги в  ковровые  шлепанцы  и  натянул
шелковый халат.  Никто  не  дал  бы  сэру  Филипу  семьдесят  лет.  Это  был
невысокий, очень стройный человек, всегда державшийся подчеркнуто прямо.  По
дороге в кабинет он ненадолго задержался  в  ванной  комнате,  промыл  глаза
холодной водой и пригладил гребешком волосы.
   На низком столике в кабинете  стояли  старомодный  телефонный  аппарат  с
корпусом  из  черного   бакелита   <Бакелит   (по   имени   изобретателя   -
бельгийско-американского   химика   Л.Бакеланда)   -   одно   из    названий
искусственной смолы, напоминающей янтарь. Служит  для  изготовления  посуды,
мелких поделок.> и факс. Номера телефона и факса не значились в  справочнике
и были известны только десятку главных служащих фирмы. В  такой  ранний  час
ему могли звонить только по очень срочному делу. Сэр Филип присел в кресло и
взял трубку.
   Звонил главный управляющий по делам судоходства:
   - Это я, мистер Чинь, сэр Филип. В шесть ноль-ноль "Цай Джен" не вышел на
связь и не передал своих координат. Мы не можем установить с ним контакт.
   Шесть часов с момента последней связи.  Если  пароход  шел  со  скоростью
четырнадцать узлов, радиус поисков должен составить 84 морских мили. Накинем
еще полчаса, пока начнется  воздушная  разведка.  Начальные  этапы  операции
изложены в инструкциях компании, и отчет должен лежать на столе сэра  Филипа
в 9.00.
   Финансовый магнат представил себе, как нарастала тревога  в  его  морской
конторе и как наконец было принято решение разбудить престарелого шефа.  При
дворе  маньчжурских   императоров   излюбленным   наказанием   для   гонцов,
приносивших плохие вести, была смертная казнь. Сэр Филип мысленно вообразил,
как жена Чиня в эту минуту сжимает руку мужа или гладит его по колену.
   - Спасибо, мистер Чинь. Очень любезно с вашей стороны, что вы  позвонили.
Боюсь, мы разбудили вашу жену.
   Положив трубку, сэр Филип взял записную книжку  и  карандаш  с  выдвижным
грифелем и уже собирался что-то писать, как  вдруг  понял,  что  писать  ему
нечего, - он уже заранее знал, что произошло с его судном и с  его  внучкой.
Разумеется, ему были неизвестны подробности, но причину и  виновников  этого
дела он знал.
   Сэр Ли нажал на встроенную в пол кнопку - зажглась  лампочка,  освещавшая
панно XVI века флорентийской школы, на котором была  изображена  молоденькая
девушка. Обычно ему хватало нескольких минут созерцания  этого  шедевра  для
восстановления сил, но сегодня потребовался более сильный заряд. Он  подошел
к высокому французскому окну и стал смотреть на свои пакгаузы.  Когда-то,  в
начале его карьеры, такие помещения назывались факториями, но это было давно
в Макао.
   Семейная хроника сообщает, что 22 ноября 1840 года прапрадед сэра Филипа,
ростовщик Кван Джили, впервые прибыл из Макао  и  обосновался  на  маленьком
островке  возле  Гонконга.  Он  купил  здесь  участок  в  триста   пятьдесят
квадратных метров, протянувшийся на двести метров вдоль береговой линии.  26
января 1841  года  Британский  королевский  флот  приобрел  в  собственность
Гонконг, а 25  июня  шотландские  купцы  Ивэн  Кэрнз  и  Мэтью  Оливер  были
зарегистрированы  в  качестве  владельцев  этой  земли.  Таким  образом,  их
собственность подлежала защите как со стороны китайских,  так  и  британских
властей. Так торговые дома "Ли и Кэрнз - Оливер"  заложили  здесь  фундамент
своей империи. Теперь,  спустя  полтора  столетия,  империя  Ли  подверглась
нападению, и сэр Филип собирал все свои силы, черпая их отовсюду: в воздухе,
пахнущем морем, в деловой сутолоке на пристани, в стоящем на рейде танкере.
   Слуга  принес  поднос  с  чашкой  горячего  шоколада  и   свежеиспеченной
булочкой. Это был обычный завтрак финансиста в  течение  последних  тридцати
лет, но сегодня все не удовлетворяло его, как и созерцание картины, и он  не
дотронулся до подноса. Спустя полчаса, уже принявший душ и одетый  в  легкий
серый  фланелевый  костюм,  он  вышел  на  набережную.  Сэр  Филип  спокойно
побеседовал с группой докеров, скатывая шарики  риса  с  рыбой  на  жестяном
блюде, поздоровался с капитаном буксира, назвав его по имени, осведомился  о
здоровье его дочери, вызвал каменщика и  велел  проверить  участок  каменной
кладки на пристани, заглянул в  складские  помещения.  В  7.20  он  вошел  в
контору фирмы Ли.
   Кирпичное здание фирмы, выстроенное в 1886 году, стояло у  самого  выхода
на главную пристань и занимало три  этажа.  На  первом  этаже  располагалась
бухгалтерия,  заставленная  рядами  массивных  столов  из  прочного  черного
дерева. Резной потолок был разделен  балками  на  пятиметровые  квадраты,  в
каждом из которых медленно вращались вентиляторы. Благодаря  толстым  стенам
первого этажа, здесь не  было  нужды  в  кондиционере,  но  для  компьютеров
требовалось устройство против влажности.
   Стол самого сэра Филипа располагался на возвышении  в  глубине  помещения
бухгалтерии. Зал был уже заполнен молодыми  китайцами  с  зализанными  назад
волосами, которые сосредоточенно смотрели на экраны  своих  компьютеров.  До
прихода  секретарши  оставалось  еще  девять  минут,  и  сэр  Филип  вкратце
переговорил со специалистом по динамике рынка.
   В 7.25 он поднялся по трем ступенькам на помост и сел за свой стол.  Всем
клеркам в зале  было  известно,  что  в  это  время  обычно  рассматриваются
особенно интересные проблемы. Сэр Филип оглядел ряды  склоненных  голов,  но
никто из клерков не отозвался, и он повернулся, чтобы поздороваться со своей
секретаршей, которая в этот момент выходила из  кабины  лифта.  Мисс  Джеймс
служила у него вот уже тридцать пять лет. Она положила перед ним шесть папок
в сафьяновых переплетах с утренними сводками. Сэр Филип должен был  прочесть
их до 8.00, когда его  молодые  помощники  займут  свои  места  за  столами.
Сегодня  здесь  должны  были  присутствовать  пятеро  из  них:  эксперты  по
банковскому делу,  по  судоходству,  по  недвижимости,  по  производственным
вопросам  и  по  сельскому  хозяйству.  Эксперт   по   вопросам   энергетики
отсутствовал - он участвовал в конференции на Филиппинах.
   В 8.05 начальник внутренней охраны доложил, что  конференц-зал  проверен,
и, согласно традиции, все поднялись по широкой деревянной лестнице на второй
этаж. В течение последующих  четырех  часов  предстояло  обсудить  различные
аспекты  деятельности  огромной  империи  сэра   Филипа.   Благодаря   таким
ежедневным мозговым  атакам  с  участием  молодых  специалистов  его  бизнес
оставался динамичным и эффективным. Сам сэр Филип часто не присутствовал  на
таких конференциях, а если и присутствовал, то больше слушал, чем говорил.
   Он перелистал сводки и мысленно отметил беспокойство по поводу  слухов  о
грозящих Дому Ли финансовых трудностях. Эксперт по банковскому делу сообщал,
что на бирже заметно волнение в связи  с  возможным  исходом  намеченной  на
10.00 встречи сэра Филипа с руководством банка, а  эксперт  по  недвижимости
констатировал   продолжающееся   падение   курса   в   лондонской   конторе,
обусловленное поступлением на рынок недвижимости двух новых зданий.
   Вопросами недвижимости  ведал  Руди  Бекенберг  -  он  прибыл  первым  из
"воспитанников" детского сада" сэра Филипа. Когда молодой немец еще учился в
Брюссельском отделении Гарвардской школы бизнеса, он написал работу на  тему
творческих  критериев  оценки  фирменных  бухгалтерских  счетов,  привлекшую
внимание сэра Филипа. Следующим был Томми  Ли  -  дальний  родственник  сэра
Филипа, выпускник Лондонской школы  экономики  по  специальности  банковское
дело. Питер Камерон - по бабушке с материнской стороны - принадлежал к клану
Кэрнзов. Сэр Филип взял его к себе