беременная  женщина,  а  за  ее  спиной
жались двое крошечных ребятишек  с  испуганными  глазами.  Старик  остановил
тележку, и Трент усадил туда женщину с детьми.
   Выше, в  полутора  километрах  впереди,  оползень  соединился  со  старым
холмом, образовав плотину около километра  длиной,  преградившую  путь  двум
последним потокам лавы. Ручейки лавы начинали постепенно просачиваться через
край плотины. А  внизу,  на  дороге,  скопилась  толпа  оставшихся  в  живых
беженцев.
   Напуганные извержением, люди вначале пытались  бежать  через  поля  вдоль
скалы, но солдаты гнали их обратно. Теперь они молча брели вперед по  дороге
между двумя смертельными угрозами: с одной стороны - плотина, через  которую
текла раскаленная лава, с другой - солдатские винтовки.  Слышалась  какая-то
скорбная печаль в шуршании ног, идущих по  вулканической  пемзе,  устилавшей
дорогу.  Вулкан  снова  кашлянул  и  забормотал.  Где-то  наверху   раздался
одиночный выстрел.
   Оглянувшись, Трент увидел на фоне светящейся лавы, пониже ущелья,  редкую
цепь силуэтов - это были гнавшиеся за ними солдаты Ортеги.

***

   Ортега вернулся из Минданао на остров. Пилот посадил самолет на берегу  в
двух с половиной километрах к северу от вулкана. Отсюда командор  трясся  на
своем джипе по скверной  дороге  через  болота,  а  затем  по  вулканической
пустоши, с востока и с запада огражденной скалами, опоясывающими весь остров
и оставляющими выходы к морю только в  двух  местах.  Его  лейтенант  оцепил
конец коридора своими людьми, расположив их на склоне горы и в полях.
   Жар,  исходящий  от  лавы,  мгновенно  осушил  пот  на  лице   командора.
Поднимаясь к плотине, он видел кругом валяющиеся на земле трупы.
   Лейтенант отдал честь и пояснял:
   - Мы не могли остановить их, командор. Они пытались  прорвать  оцепление.
Такая же картина и в полях, но там нам пришлось повозиться подольше.
   Судя по рельефу, иного и  нельзя  было  ожидать.  Ортеге  не  нужно  было
дожидаться  рассвета:  от  скопившейся  у  плотины   и   разлившейся   везде
раскаленной лавы было достаточно светло. Он не раз видел  толпы  беженцев  в
кино и на картинах. Все это было одинаково на любой войне. Но ведь здесь  не
было войны. Он прикидывал - выдержит  ли  плотина  давление  лавы.  В  любом
случае у него есть оправдание - его люди разыскивали главаря пиратов  и  его
не менее опасную  любовницу.  На  контрольных  постах  расклеили  фотороботы
беглецов, а также раздали их фотографии.
   Взглянув на  вершину  горы,  Ортега  спросил,  давно  ли  было  последнее
извержение.
   - Полтора часа назад, командор.
   - Черт бы его побрал...
   Это не был вопрос, но лейтенант ответил:
   - Да, сэр.
   Ортега спустился к шлагбауму у контрольного поста, где  несколько  солдат
под командованием капрала направляли беженцев к трем установленным на козлах
столам. За каждым столом сидел  сержант  и  проверял  документы.  На  столах
стояли керосиновые лампы - у одной из них было разбито стекло. Лампы бросали
резкий белый свет на лица сержантов. Документы были грязные и потрепанные.
   Боясь выдать кипящую в них ненависть, беженцы стояли с каменными  лицами.
Ортега протолкался через толпу, стараясь показать, что он не боится ни  этих
людей, ни лавы.
   Но люди, все как один, смотрели мимо него. От них пахло потом и  страхом,
он ощущал в их дыхании запах чеснока и вяленой рыбы. Он вспомнил сэра Филипа
Ли и подумал, что тот, наверное, уже улегся спать.
   Беженцы  толпились  возле  старого  грузовичка,  застрявшего  на  обочине
дороги. Капот у него был поднят, и оттуда торчал зад шофера. Сзади, в кузове
грузовика, была привязана пара бочек из-под горючего. Ортега снова  взглянул
на плотину с ее оплавленным верхним краем. Он слышал, как  пехотинцы  отряда
преследования врезались в  хвост  колонны  беженцев  -  они  опасались,  что
награду перехватят  солдаты  на  контрольных  постах,  и  ругались,  избивая
беженцев прикладами винтовок.
   Старик первым увидел солдат на горе. Он взглянул на Трента и стал  что-то
шептать своему  соседу-туземцу.  В  толпе  тотчас  же  открылся  проход  для
тележки. Теперь они были уже близко к голове колонны.  Трент  видел  впереди
крышу кабины грузовика.
   На тележке, по обе стороны от матери, молча сидели дети - они не плакали.
Тренту вспомнился день смерти отца: как он спрятался в  яслях  в  конюшне  и
сидел там, скорчившись и обхватив колени руками. Его мать и  опекун  думали,
что он бесчувственный, потому что он  не  плакал.  А  он  знал,  что  должен
держать себя в руках, потому что иначе неминуемо пойдет вразнос.  А  он  так
этого боялся - как будто стоял на краю бездны...
   Солдаты не интересовались ни стариком, ни старухой, ни женщиной с детьми,
и вообще никем из беженцев. Трент взглянул наверх, где лава начинала стекать
через край плотины. Он не хотел смотреть  на  девушку,  но  ему  нужно  было
знать, как она себя чувствует. Да, действительно, у  него  с  самого  начала
было мало шансов, но он сделал все, что мог...
   - Джей, теперь вы можете слезть с тележки, - сказал он ей.
   Он не знал, понимает ли девушка, в чем дело, но она подала ему  руку.  Он
поднял ее, поставил на дорогу и подставил ей здоровое плечо.
   - Вы можете идти? - спросил он. - Здесь  недалеко.  -  Он  был  чертовски
сердит - сердился на себя за то, что не сумел ее спасти.
   Старик  что-то  возмущенно  закричал,  и   Трент   услышал,   как   ропот
недовольства прокатился по толпе, слов не  было  слышно  -  раздавался  лишь
негромкий, но настойчивый гул.
   Он увидел Ортегу. Командор стоял, опершись  о  задний  борт  грузовика  с
горючим. В толпе беженцев, возле грузовика образовалось  завихрение,  как  в
реке с быстрым течением, и этот водоворот  оттеснял  людей  от  Ортеги.  Сам
командор казался спокойным и уверенным  в  себе.  Он  встретился  глазами  с
Трентом и улыбнулся, как будто повстречал старого приятеля.
   Одно мгновение Тренту хотелось убить его. Но вместо  этого  он  подвел  к
нему девушку. Он хотел распахнуть на ней куртку и показать  Ортеге  рубцы  у
нее на спине. Но сейчас дело было не в мере страданий, а в принципах чести.
   - Командор Маноло Ортега, мисс Джей Ли, - представил он.  Потом  сжал  ее
здоровую руку и сказал:
   - Командор служит вашему деду, мисс Ли. - Трент говорил слегка витиевато.
- Он, видимо, очень гордится собой, мисс Ли. Его  бывший  школьный  товарищ,
ставший теперь вождем повстанцев -  Измаел  Мухаммед,  считает,  что  Ортега
достоин доверия в серьезных делах, касающихся  чести  и  тому  подобного.  -
Трент кивнул на плотину и на тела мертвых беженцев. - Чего только не сделает
человек за деньги. Но теперь, когда командор заполучил нас, может  быть,  он
оставит этих людей в покое.

***

   Командор  Маноло  Ортега  готов  был  взорваться.  Он  судорожно  пытался
сдержать  свою  ярость  и  как-то  унять  страшную  боль,  которая,   словно
раскаленный железный обруч, стягивала ему голову.  Он  выхватил  пистолет  и
взглянул на девушку, на обрывок цепи, болтавшийся на  кольце,  которым  была
скована ее левая щиколотка. Затем он взглянул ей в глаза - они были пусты  и
ничего не выражали. Посмотрев поверх ее плеча, он  увидел  в  глазах  Трента
холодное презрение.
   Конечно, Тренту помогло то, что он знал, ради  чего  действует,  но  этот
англо-ирландец действительно  держался  превосходно,  и,  странным  образом,
Ортега даже гордился им - как-никак, они прошли одну и ту же школу. В хвосте
колонны беженцев один из солдат избивал женщину прикладом винтовки.
   Ортега взвел курок, повернулся и  стал  пробиваться  через  толпу,  крича
солдатам у шлагбаума, чтобы они пропустили беженцев.
   Внизу по склону бежал лейтенант с пистолетом в руке.
   - Отставить! - пронзительно визжал он, намереваясь уже напомнить солдатам
о награде, которую они получат за поимку беглецов.
   Ортега застрелил его в упор.

***

   Трент смотрел,  как  Ортега  проталкивается  к  шлагбауму,  слышал  крики
команды и, наконец, выстрел. Какой-то солдат у  него  за  спиной  лаял,  как
собака. Вдруг крышка грузовика захлопнулась, и водитель сказал:
   - Ну, дурень англичанин, полезай  в  бочку.  Или  ты  предпочитаешь  идти
пешком?
   Толпа кругом бурлила, гул голосов становился все громче  и  злее.  Чьи-то
руки подтолкнули Трента в кузов. Он мельком увидел солдата, отбивавшегося от
разъяренной толпы. Захлопнулась крышка другой  бочки,  в  которую  запихнули
девушку. Трент оказался в темноте. Заурчал мотор. Грузовик рванулся  вперед,
толпа восторженно закричала.  Опрокидывая  брошенные  столы,  Танака  погнал
машину в сторону моря.

Глава 24

   Военный специалист представил  Вонг  Фу  окончательный  отчет  о  побоище
спустя десять дней после извержения вулкана: четверо служащих убиты, никаких
известий ни о внучке Ли, ни об англичанине-яхтсмене и его катамаране.
   Военный специалист ожидал, что шеф будет разъярен  провалом  операции.  У
него даже вспотели ладони, когда он, стоя перед  мраморным  столом,  ожидал,
пока Вонг Фу прочитает отчет. Но он видел лишь часть  общей  картины.  А  во
всем происшедшем были и свои косвенные положительные стороны.
   Старик Ли в течение этой драматической недели был  поглощен  только  этим
делом, а между тем мышки продолжали играть в свои роли, во всяком случае две
из них - племянница Чинь и немец Руди Бекенберг.
   Женщину  соблазнил  управляющий  судоходством  Вонг  Фу,  посуливший   ей
единовременно сто тысяч долларов. Эти деньги были платой  за  перемещение  -
она должна была перебраться в Сингапур и работать там у Вонг Фу брокером  по
фрахту, но только после полного падения Дома Ли.
   Немец - Руди Бекенберг - сам вступил с ними в контакт.
   Вонг Фу проявил мудрость, когда оставил Тима  Брауна  на  прежнем  месте.
Благодаря его искусству два  новых  рекрута  получили  возможность  передать
информацию из бухгалтерии Ли непосредственно на квартиру Вонг  Фу.  Ему  уже
была известна значительная часть этой информации, но теперь он получил новые
бесценные сведения, почерпнутые из частных бесед его новых  информаторов  со
стариной Ли.
   Вонг Фу видел, что победа близка.
   Внучка Ли и англичанин-яхтсмен - это ерунда, мелкие сошки.  Но,  так  или
иначе, дело должно быть завершено, и он написал под текстом доклада:
   "Продолжайте следить за Трентом и девушкой".
   Вонг Фу показал распоряжение  военному  специалисту  и  бросил  доклад  в
машину для уничтожения бумаг.

***

   "Как он хотел иметь это -  хотя  бы  самую  малость",  -  думал  командор
Мануэль Ортега, медленно ведя свой джип  вдоль  длинного  участка  дороги  в
гасиенду сэра Филипа Ли. Ортега уже дважды в течение шести недель с  момента
извержения вулкана отговаривался от приглашений сэра  Филипа  под  предлогом
занятости.  Теперь  финансист  снова  приехал  из  Гонконга,  и  это  третье
приглашение передал Ортеге его непосредственный начальник - адмирал.
   - Он хочет лично поблагодарить вас, - сказал он.
   Подъехав к воротам, Ортега остановился,  в  восхищении  созерцая  красоты
усадьбы. Увенчанные гирляндами цветов розовой бугенвилии камни высокой стены
сияли в свете вечернего солнца, как  бледные  медовые  соты.  Белые  голуби,
распуская хвосты веером и воркуя, расхаживали у  трехэтажной  голубятни.  Их
нежное  воркование  гармонично  сливалось  с  плеском  воды,  вытекавшей  из
каменной пасти льва и струившейся в резервуар для водопоя, рядом  с  которым
стояла треугольная подставка для всадников.
   Слуга кашлянул, привлекая внимание Ортеги, и попросил  ключи  от  машины,
чтобы поставить джип в тень огромных платанов. Высокий дворецкий провел  его
в обширную прихожую, где царил полумрак.
   В  толстых  беленых  стенах  высоко  под  потолком  были  проделаны  ряды
маленьких узких окошек. Это свидетельствовало о том, что гасиенда служила не
только домом, но и крепостью.  И  темные  картины  на  стенах,  и  стулья  с
высокими спинками, и большой стол из монастырской трапезной - все  это  были
реликвии колониальной эпохи.
   Выходящая на патио большая  квадратная  приемная  с  хорами  представляла
собой  полный  контраст  с  сумрачной  прихожей,  но  производила  не  менее
тягостное впечатление утрированными приметами власти.  Здесь  стояли  четыре
кушетки ручной работы, обтянутые натуральным  шелком,  в  центре  -  стол  с
крышкой из толстого, дюймовой толщины стекла, но внимание  Ортеги  привлекли
прежде всего яркие цветные пятна на стенах.
   Дворецкий тронул его за рукав и показал на дверь в  патио,  где  на  краю
выложенного плиткой бассейна с лилиями сидел  сэр  Филип.  Финансист  был  в
сером костюме, его коричневые ботинки ручной  работы  тускло  отсвечивали  в
тени. Он улыбнулся Ортеге несколько кривой улыбкой. За его спиной обнимались
бронзовые возлюбленные. Сэр Филип казался утомленным  и  обременным  годами.
Даже голос у него было необычно тихим,  и  Ортеге  приходилось  наклоняться,
чтобы расслышать его сквозь плеск струящейся воды.
   - Я понимаю, что вы были очень заняты после нашей  поездки,  командор,  -
заговорил сэр Филип. -  Такой  долгий  путь  -  навестить  старика.  Вы  так
внимательны. Не хотите ли чашку чаю? - Он едва заметно кивнул дворецкому  и,
подождав, когда тот отойдет на достаточное расстояние, тихо спросил:
   - Значит, они сбежали?
   - Нет, сэр, - возразил Ортега. Он вынул снимки горы и показал пальцем  на
четвертый поток лавы. - Они были вот здесь во время второго извержения.  Мои
люди поднялись наверх вдоль края потока вот сюда и перешли через него. Нигде
больше перейти поток было нельзя, а пути обратно тоже не было. Они  погибли,
сэр, сгорели в лаве.
   Финансист на мгновение закрыл глаза, как будто мысленно представляя  себе
их гибель, а затем вздохнул и поправил манжету кремовой  рубашки,  чуть-чуть
высовывавшейся из рукава  пиджака.  На  его  идеально  ухоженных  руках  уже
проступали темные пигментные пятна, а глаза были пустые, старческие.
   - Я хотел бы, что вы точнее придерживались фактов, командор, - сказал  он
тихим голосом. - Ваши люди считают, что дело обстояло  иначе.  Некоторые  из
них думают, что вы дали им уйти. Вы сняли шлагбаум?
   - Это было решение, вынужденное обстоятельствами.
   - Чье решение, командор?
   - Я действовал как офицер филиппинской армии. -  Ортега  чувствовал,  что
его слова звучат напыщенно и театрально, но финансист только кивнул.
   - Да, понимаю. - Он снова вздохнул. - Все  это  так  запутано,  командор.
Кое-кто из ваших людей полагает, что вы обманули меня.
   Как по волшебству, возник дворецкий с блестящим лакированным подносом. На
подносе стояла одна-единственная чашка синего фарфора - такого тонкого,  что
просвечивала насквозь.
   - Пожалуйста, - предложил сэр Филип, но Ортега уже устал от всего этого.
   - Я предпочел бы откланяться, - сказал он.  Финансист  еще  раз  легонько
вздохнул и дал знак дворецкому удалиться.
   - По крайней мере, доставьте мне удовольствие проводить вас до  двери,  -
он осторожно взял Ортегу под руку.
   Финансист казался совсем маленьким перед массивными деревянными  дверьми,
обитыми железными  гвоздями  с  большими  шляпками.  Но  петли  дверей  были
тщательно смазаны, а створки хорошо отбалансированы.
   Во дворе, в тени платановых деревьев, опершись  на  джип  Ортеги,  стояли
четверо мужчин. Ортега сразу же узнал их по фотографиям и своему  служебному
досье. Это были террористы - коммунисты из ННП - Новой народной  армии.  Все
четверо значились в начале его списка как состоящие в розыске и прославились
своей жестокостью. Они были  вооружены  автоматами  Калашникова  и  холодным
оружием.
   Из тени вышел телохранитель финансиста  с  короткоствольным  автоматом  в
руках и стал возле своего хозяина.
   - Сожалею, командор, - сказал сэр Филип.
   Ортега плюнул ему в лицо.

***

   Доктор Имаи сбежал по деревянным ступенькам крыльца,  пересек  лужайку  и
вышел на пляж. Это был маленький человечек лет шестидесяти с  небольшим,  но
без единого седого волоса, слегка полноватый, но  не  опасной,  а  скорее  -
уютной полнотой. Он положил очки в карман кимоно, а кимоно вместе с  пляжным
полотенцем повесил  на  деревянный  крюк,  вбитый  в  ствол  пальмы.  Строго
соблюдая режим утренней зарядки, он поплавал, затем перевернулся на спину  и
стал осматривать свои владения.
   Это был небольшой курорт  -  главное  здание  и  восемь  кабин-коттеджей.
Клиенты называли этот курорт ашрам - что-то вроде  индуистского  храма,  что
несколько смущало доктора-японца. Кардиолог по специальности, он  отключился
от бешеной гонки городской жизни, когда у  него  самого  случился  сердечный
приступ, и вложил свободную часть своих сбережений в строительство  курорта.
Он  намеревался  предложить   своим   сотоварищам,   страдающим   сердечными
заболеваниями и напуганным близостью смерти, временный приют и смену  образа
жизни. Озабоченный больше здоровьем сердца, чем  души,  он  решил,  что  его
пациенты на курорте должны быть избавлены от всяких забот.
   Пляж, защищенный горой, располагался в стороне от тайфунов. Электрическая
энергия вырабатывалась за счет ветра и солнца. Чистую ключевую  воду  курорт
получал из источника на горе. Трубы - канализационные и водопроводные - были
здесь вдвое шире обычного стандарта. Доктор Имаи обеспечивал своих пациентов
питанием из местных продуктов - рыбы,  риса,  фруктов.  Пища  готовилась  на
угольной  жаровне,  для  строительства  коттеджей   использовались   местные
материалы.
   Как всегда довольный утренним моционом, доктор вышел на берег, вытерся  и
не торопясь трижды обежал вокруг главной лужайки. Потом набрал  две  тарелки
фруктов, налил две чашки зеленого чаю и понес все это к пятой  кабине.  Сидя
на маленькой веранде, он стал наблюдать, как Сэм выполняет  свои  ежедневные
упражнения.
   Англичанин развесил в кустах на различной высоте дюжину  игральных  карт.
Он падал, перекатывался, делал прыжки и кульбит, и из любого  положения  его
нож каждый раз с неизменной  точностью  пронзал  самую  середину  карточного
рисунка.
   Доктор Имаи выразил свое восхищение этим спектаклем - он  был  горд,  что
его пациент так быстро выздоровел. А ведь подумать только  -  пуля  в  левом
плече, запущенная рана правого бедра, глубокие порезы и  царапины  на  левой
руке и вдобавок - сильнейшее переутомление и нервное истощение.
   Трент завершил сотый бросок задним переворотом  и,  улыбаясь,  подошел  к
доктору. Он вытащил нож  из  ствола  дерева,  подобрал  карты  и  уселся  на
ступеньку крыльца.
   - Вы можете продавать билеты на  свои  представления,  Сэм,  -  улыбнулся
доктор. - Это менее опасное, а может быть, и  более  доходное  занятие,  чем
ваша нынешняя профессия. - Он  пощупал  левое  плечо  Трента,  сильно  помял
пальцами мышцу, пока его пациент не сморщился.
   - Если желаете, можете выписываться. Я сообщу вашему работодателю,  когда
он появится.
   - Спасибо, - ответил Трент. Он пил горячий чай и  размышлял  о  том,  что
говорил ему Танака.
   "Вы  как  бракованный  автомобиль,  выставленный  на  продажу  на   рынке
подержанных машин  в  Гаити,  -  издевался  Танака,  когда  Трент  лежал  на
операционном столе в главном здании курорта доктора Имаи, - никто не  станет
покупать. Никто из моих партнеров никогда не получал такой трепки. Отныне вы
переводитесь в разряд наемных рабочих".
   Гаити все же лучше,  чем  Ливерпуль.  Теплее.  И  Тренту  не  приходилось
выискивать остроумные фразы из Книги песен "Битлс" - он ведь никогда не  был
фанатом. И его вполне устраивало жить под именем Сэма.
   - Я Богарт, а вы тапер, - объяснял Танака. - Вы предпочли бы, скажем, имя
Джейн, но тут возникает вопрос пола.
   Трент наблюдал, как к берегу причаливает бас-лига. Корпус ее  поблескивал
свежей  белой  краской,  шесты  балансиров  были  небесно-голубые,   в   тон
полосатому  тенту,  затенявшему  место  пассажира,   расположенное   впереди
дизельного двигателя "Ямаха". Нос