и  есть  ли  у  него  в   семье
единомышленник.
   Мать  вернулась,  как  обычно,  уставшей  настолько,  что  не   могла
говорить. Изматывающие пятичасовые переговоры, которые она  должна  была
переводить синхронно, потом частный ученик, потом двухчасовые занятия на
курсах  немецкого,  где  она  вела  "продвинутую"  группу   бизнесменов,
совершенствующих знание языка и разговорную практику  перед  отъездом  в
немецкоговорящую страну. Понятно, что язык у нее не  ворочается.  А  тут
еще Костя со своими проблемами...
   - Мам, тебе суп греть? - крикнул Костя из кухни, пока Анна Михайловна
переодевалась.
   - Греть, - коротко и негромко ответила она.
   - А макароны?
   - Нет.
   Пока мать молча ела  суп,  Костя  сидел  за  столом  напротив  нее  и
собирался с духом. Бедная мама, у нее даже не хватает сил спросить,  как
дела, есть ли новости. А может... Может, ей все равно? Может, ей тоже не
нужна эта канитель со слежкой и последующей местью Главному Гаду, может,
для нее важно только одно: чтобы отец  снова  почувствовал  себя  главой
семьи, мужчиной? Чтобы не превратился  окончательно  в  труху  их  брак,
ставший похожим на холодную войну с тех самых пор,  когда  отец  остался
без работы и все  материальное  обеспечение  семьи  из  четырех  человек
обрушилось на мамины плечи?
   Попробуй-ка прокорми, кроме себя, еще троих мужиков!
   - Мам, вам с отцом, наверное, было бы легче, если  бы  мы  с  Вадькой
ушли в армию, - Костя не  уследил  за  собой  и  произнес  вслух  мысль,
неожиданно пришедшую ему в голову.
   Анна Михайловна положила ложку и строго взглянула на сына.
   - Ты вообще соображаешь, что говоришь?
   - Соображаю, - уверенно ответил Костя, хотя вовсе  не  был  уверен  в
этом, просто брякнул первое  пришедшее  в  голову.  -  Мы  с  Вадькой  -
взрослые мужики, едим в три глотки, нас одевать нужно. А так мы  бы  два
года были на государственном обеспечении. И  тебе  не  пришлось  бы  так
много работать. На тебя же смотреть  невозможно  без  слез  -  такая  ты
приходишь каждый день с работы.
   У отца амбиции крупного руководителя,  он  себе  работу  найти  из-за
этого не может, сидит на твоей шее,  но  его  одного  ты  бы  как-нибудь
вытянула, а тут еще мы с Вадькой. У меня стипендия грошовая,  а  у  него
так и вовсе никакой. Что, я не прав?
   - Ты безусловно не прав,  Костик,  -  мягко  произнесла  мать.  -  Ты
прекрасно знаешь, что делается в нашей армии, какая там  дедовщина,  как
измываются над солдатами и деды, и, самое ужасное, командиры. Ты знаешь,
какой уровень самоубийств среди солдат? А сколько побегов?  Ты  думаешь,
эти несчастные мальчики от сладкой жизни бегут? Ничего подобного, они от
кошмаров  бегут,  от  побоев,  истязаний  и  вымогательства.  Я  недавно
синхронила  встречу  представителей  Комитета   солдатских   матерей   с
австрийцами и швейцарцами, так такого там  понаслушалась  -  не  приведи
господь!  А  наши  еще  документы  принесли,  статистику,  аналитические
обзоры,  я  их  потом  три  дня  переводила  для  передачи  в   какой-то
швейцарский фонд. Ужас! Но мы с отцом все это знали и раньше, поэтому  и
настраивали вас с Вадиком  на  обязательное  поступление  в  институт  с
военной кафедрой. А если вас бы в Чечню послали? Два года неизвестности,
два года постоянных мыслей о том, как вы там, не бьют ли вас, не унижают
ли, не голодные ли вы, не убили ли вас...  Нет,  мы  с  папой  этого  не
пережили бы. Да и вам было бы тяжко.
   Ты-то ладно, ты сильный и жесткий, тебя кто обидит - дня не проживет.
А Вадечка? Ты представляешь, что бы с ним там было?  Он  такой  хрупкий,
такой тонкий, такой слабенький... Ты всю жизнь был рядом  с  ним  и  его
защищал, а в армии его никто не защитил бы. Если бы у нас  были  деньги,
мы бы дали за вас взятку и купили бы вам белые билеты. Но таких денег  у
нас нет, поэтому ваше и наше с папой единственное спасение - институт. А
то, что мне приходится много работать, - это ерунда, выбрось из  головы,
у меня здоровье лошадиное, меня еще надолго хватит.
   Но Костя видел, что это на самом деле  не  так.  Никакое  у  мамы  не
лошадиное  здоровье,  она  тайком  от  отца  и  сыновей  пьет   какие-то
лекарства, да и выглядит совсем не так, как всего два года назад. За эти
два года она постарела лет на десять, вон сколько морщин появилось,  как
будто ей не сорок три, а все пятьдесят пять.
   - Вот вы с отцом и запугали Вадьку до такой степени, что он сухожилия
себе порезал, только чтобы  в  армию  не  идти,  -  с  непонятно  откуда
взявшейся злостью выпалил он. - И лежит теперь в больнице. От  заражения
крови чуть не умер. С депрессией справиться  не  может.  По-твоему,  это
лучше, да?
   Глаза Анны Михайловны налились слезами, но голос ее  был  по-прежнему
ровным     и      четким.      Она      была      высокопрофессиональным
переводчиком-синхронистом, и это означало, что, какие бы чувства она  ни
испытывала, что бы у нее ни болело и как бы плохо ей  ни  было,  голосом
она будет владеть на все сто процентов.
   - Это бессмысленно обсуждать, сынок.  Что  случилось,  то  случилось.
История не знает сослагательного наклонения, это старая, всем  известная
истина. И если мы с папой будем  чувствовать  себя  виноватыми  в  этом,
Вадику легче не станет.
   Да, подумал Костя, чудны дела твои, генетика! Мать только что слово в
слово повторила то, что месяц назад говорил сам Вадька. Надо же, до чего
интересно  воплотились  родители  в  своих  сыновьях!  От  матери  Косте
достались решительность, сила и здоровье, от отца -  внешность,  широкие
плечи,  сильные  руки  и  ноги.  Вадик  же  взял  от  мамы  хрупкость  и
субтильность фигуры и ее спокойную мудрость, а от  отца  -  обидчивость,
ранимость и пассивность. Вот и получились два  брата  такими  непохожими
друг на друга.
   Но разговор, такой, какой нужен был Косте, не получился. Он с  самого
начала пошел не в ту сторону,  а  все  из-за  неосторожно  произнесенной
вслух фразы об армии. Дурак! Сам виноват.  Мама  смертельно  устала,  и,
если сейчас Костя начнет заводить шарманку  про  свои  права  на  личную
жизнь, это будет уж вовсе бессовестным. Как там у Достоевского? "Ну  это
уж подло'" Вот именно. Он и без того заставил ее столько говорить,  хотя
ей больше всего на свете хотелось бы сейчас помолчать. Ладно,  перенесем
на следующий раз,  тем  более  к  следующему  разу  в  голове  у  Кости,
наверное, будет больше  ясности,  появятся  какие-то  четкие  аргументы,
которые можно будет обсудить с матерью.
   И  хорошо,  что  он   не   завелся   с   разговором:   явился   отец.
Взбудораженный, с горящими глазами.
   - Кажется, есть! - воскликнул он прямо с порога.
   Костя мгновенно забыл о своих обидах и  правозащитных  настроениях  и
кинулся к нему:
   - Ну да?! Рассказывай.
   Анна Михайловна тоже вышла, но  ничего  не  говорила,  просто  стояла
молча, прислонившись к дверному косяку, и смотрела на мужа.
   - Он сегодня встречался с мужиком, с которым за  все  эти  месяцы  ни
разу не контактировал и  который  по  описанию  похож  на  того,  о  ком
рассказывал Вадик. Мне пока не удалось ничего о нем узнать, но я  поехал
за ним, и теперь у меня есть адрес, где его можно отловить. Так что дело
сдвинулось с мертвой  точки!  Аннушка,  доставай  шампанское,  это  надо
отметить!
   Мать улыбнулась и, не говоря ни слова, пошла за шампанским.
   - Костя, ты чего стоишь как неродной? - продолжал  бушевать  отец.  -
Иди помоги матери, накрой на стол, доставай конфеты, колбаску хорошую, у
нас сегодня праздник!
   Костя невольно поддался настроению отца, радостно кинулся  на  кухню,
принялся    рыться    в    холодильнике    в     поисках     чего-нибудь
празднично-вкусного. Сердитые мысли уступили место  охотничьему  азарту,
азарту воина-разведчика, вышедшего на  след  вражеского  шпиона.  В  эту
минуту он забыл о Миле и превратился в  молодого  мужчину,  играющего  в
войну.

НИКА

   - Ника, Павел Николаевич задерживается, у него  деловая  встреча,  он
будет ужинать в ресторане, так что вы  его  не  ждите,  -  сообщила  мне
Мадам, положив телефонную трубку.
   Ну что ж, один едок  с  воза  -  кухарке  легче,  все  остальные  уже
отужинали, и  остается  мне  только  Старый  Хозяин  со  своим  вечерним
творожно-кефирным выступлением. Впрочем, кажется, я  рано  обрадовалась,
Гомер собирается ужинать  в  ресторане...  Это  может  плохо  кончиться.
Интересно, что по  этому  поводу  думает  его  супруга?  Надо  мне  идти
защищать границу или обойдется?
   Честно говоря, я с большим удовольствием взяла бы Аргона и ушла  часа
на два на улицу. Погуляла бы,  сделала  бы  разминку  на  спортплощадке,
подумала. А подумать мне есть над чем. У меня всего три дня до  пятницы,
и надо решить две проблемы одновременно: что делать с шантажистом и  как
обеспечить гарантированное отсутствие Натальи в пятничный полдень, когда
эта гнида будет мне звонить. Вот смотрю я на  Мадам  -  такую  красивую,
элегантную, довольную собой и всей своей  жизнью,  с  новой  стрижкой  и
изумительным цветом лица - результатом правильного питания и регулярного
посещения косметолога - и думаю о том, какая угроза нависла над ней и ее
благополучным существованием. А она даже не  подозревает  об  этом.  Так
все-таки куда бы ее сплавить в первой половине дня в пятницу? Хорошо бы,
заказчик подвернулся, но на самотек дело пускать нельзя,  очень  уж  оно
взрывоопасное.
   - Если вы не возражаете, Наталья Сергеевна, я  бы  вышла  с  Аргоном.
Хочу погулять подольше, очень голова болит.
   Она испуганно посмотрела на меня. Голова болит, вы только  подумайте!
За весь год я ни разу не пожаловалась на недомогание, и тут вдруг  -  на
тебе! Игрушка сломалась. Точнее, не игрушка, а бытовой прибор. Видно, ей
как-то в голову не приходило, что я могу заболеть, и она  совершенно  не
представляла, что в таком случае со мной  Делать.  Не  ухаживать  же  за
мной, в  самом-то  деле.  И  требовать  выполнения  обязанностей  как-то
неловко... Бедная, мне бы ее заботы.
   - Вы заболели, Ника? - с тревогой спросила Мадам. - Выпейте лекарство
какое-нибудь, от давления или от мигрени.
   - Да вы не волнуйтесь, я не заболела, - успокоила  я  ее,  -  это  от
духоты, слишком долго рядом с духовкой  возилась,  пока  пироги  делала,
пока баранью ногу запекала, а  в  кухне  жарко.  Ничего  страшного,  мне
просто надо погулять подольше, подышать, и все пройдет.
   В глазах ее было такое облегчение, что я могла бы сейчас попросить  у
нее что угодно - Мадам согласилась бы на все, только бы  я  не  заболела
по-настоящему.
   - Конечно, Ника, идите погуляйте сколько нужно.
   О Николае Григорьевиче не беспокойтесь, я ему в десять часов сама все
подам, а вы гуляйте спокойно.
   Благородно. Нет, что ни говори, а Наталья хорошая баба. После Старого
Хозяина лучше всех в этой семье. Ну а что мозгов маловато -  так  не  ее
вина, и то, что  даже  имеющимся  количеством  она  не  умеет  правильно
распорядиться,  -  тоже  не  она  виновата.  Была  бы  она   поумнее   и
похладнокровнее, я бы с легким сердцем предоставила ей самой разбираться
с шантажистом. Но ведь не справится, не  справится...  Доведет  дело  до
греха, до огласки, и Николай Григорьевич не переживет.
   Ой, Кадырова, не умрешь ты от скромности! Наталья не справится, а ты?
У тебя-то откуда уверенность, что ты справишься? Ты что,  сто  пятьдесят
раз имела дело с шантажистами и у тебя богатый опыт? Ничего подобного.
   Так откуда же такое самомнение?
   Из наблюдений за Натальей Сергеевной и самого  примитивного  расчета.
За год с лишним я неоднократно  имела  возможность  наблюдать,  как  она
ведет себя в стрессовой ситуации или даже когда просто нервничает.
   Она совершенно теряет самообладание, она практически не  слышит,  что
ей говорят, не понимает, что происходит вокруг, и не в состоянии все это
осмысливать.  В  медицине  это  называется  аффективной  дезорганизацией
мышления и деятельности. Может быть, у ситуации нет приемлемого  выхода.
И я с ней не справлюсь точно так же, как не справится Наталья.  Но  если
выход есть, то она его точно не найдет, потому что три отпущенных ей (то
есть мне) дня она проведет в паническом хлопании крыльями и все ее  силы
будут уходить на то, чтобы скрыть от домашних  истерику  и  не  дать  ей
вырваться  наружу,  ибо  истерику,  прорвись  она  вовне,  надо   как-то
объяснять, а что она может объяснить? В  конце  концов,  сил  у  нее  не
хватит, она даст себе волю и все разболтает. Плавали, знаем.
   А вот у меня есть шанс найти решение, если оно, конечно,  существует.
Только шанс, не более того, никакая не уверенность, но  не  использовать
этот шанс я не имею права.
   Перед уходом я заглянула к Главному Объекту, вид  которого  показался
мне вполне удовлетворительным, учитывая сегодняшний приступ.  Он  читал,
полулежа на  диване,  и  на  вопрос  о  самочувствии  никаких  жалоб  не
предъявил.
   - Николай Григорьевич, я иду выгуливать Аргона, вас  в  десять  часов
покормит Наталья Сергеевна. Не возражаете?
   Тут я заметила, ч'1 о Старый  Хозяин  читает  не  книгу,  а  какие-то
бумаги, причем делает на  полях  пометки  и  даже  что-то  выписывает  в
блокнот. Так бывало каждый раз, когда приближалось  очередное  заседание
Совета ветеранов КГБ - ФСБ, в котором наш милый отставной полковник  был
активистом, а порой и основным докладчиком. Господи, сделай  так,  чтобы
это заседание оказалось назначенным на пятницу, на нужное мне  время,  и
чтобы Наталья согласилась отвезти туда свекра на своей машине!
   - Готовитесь к заседанию? - спросила я.
   - Да, Никочка, в пятницу. Такой вопрос сложный нам предстоит  решить,
надо как следует вникнуть...
   Он что-то еще говорил, объясняя мне, какой сложный вопрос  они  будут
обсуждать на заседании и как важно  предварительно  как  следует  в  нем
разобраться, но я уже не слушала. Господи, ты  услышал  меня!  Ты  снова
помог мне! Спасибо  тебе  огромное,  господи!  Если  ты  помогаешь  мне,
значит, я иду правильной дорогой,  которую  ты  одобряешь,  в  противном
случае ты не стал бы помогать. Ты не мешал бы, но и не  помогал,  это  я
знаю точно.
   - Кто вас повезет? За вами пришлют машину?
   - Да что вы, Ника, не того полета  я  птица,  чтобы  за  мной  машину
присылать. Вызовете мне такси, то и никаких проблем.
   - А обратно как же добираться?
   - Подбросит кто-нибудь из коллег-ветеранов, как обычно.
   Коллеги  -  это  хорошо.  За  время  моей  работы  в  Семье   Николай
Григорьевич уже шесть или семь раз ездил на такие  заседания,  при  этом
три раза я вызывала для него такси, это я точно помню, еще пару  раз  за
ним заезжал кто-то из  этих  самых  коллег,  и  два  раза  его  отвозила
Наталья, которая в те дни не работала Ну, где два раза, там и три,  бог,
как говорят, троицу любит.
   Я оделась и стала засовывать Аргона  в  шлейку.  Наталья  и  Алена  в
гостиной   смотрели   какую-то   юмористическую   передачу,    закусывая
интеллектуальное удовольствие виноградом, Денис так и не вернулся с  тех
пор, как ушел вместе с отцом.
   - Наталья Сергеевна, вы в пятницу работаете? - спросила я, оборудовав
пса для прогулки.
   - А что?
   - У Николая Григорьевича заседание Совета  ветеранов.  Мне  не  очень
нравится его сердце в последние дни, не хотелось бы, чтобы  он  ехал  на
такси с посторонним водителем. Вы не сможете его отвезти?
   В это время актер сказал с телеэкрана что-то очень смешное, зрители в
зале захохотали, Алена тоже, и Наталья отвлеклась Ей  хотелось  смотреть
передачу, а тут я с какими-то глупостями.
   - Конечно, конечно, Ника, - рассеянно  проговорила  она,  не  отрывая
глаз от звезды сатиры и юмора. - Я отвезу его.
   - Вам напомнить?
   - Да, в четверг вечером напомните мне...
   - Мама, запиши в органайзер, -  ехидно  посоветовала  Алена,  которая
записывала в свой ежедневник  вообще  все  подряд,  вплоть  до  фильмов,
которые собиралась посмотреть по  телевизору.  Я  не  шучу,  она  каждую
неделю внимательно просматривала программу на предстоящие  семь  дней  и
выписывала все, что представляло для нее интерес, чтобы не забыть  потом
и не пропустить.  Фантастическая  девчонка!  Ее  ждет  карьера  крупного
администратора, не меньше. - А то до  четверга  еще  долго,  забудешь  и
договоришься с кем-нибудь.
   -  Да,  хорошо,  ладно...  -  пробормотала  Мадам,  отправляя  в  рот
виноградинку.
   Ах, Алена, Алена, тебе кажется, что до вечера четверга еще так долго,
а вот мне кажется, что до полудня пятницы времени совсем не осталось...
   Ну что ж, указаний насчет встречи Великого Слепца не поступило, стало
быть, я могу чувствовать себя свободной. Вероятно, Наталья точно  знает,
что с ЭТИМ человеком ее драгоценный супруг во время  ужина  в  ресторане
режим не нарушит. Наверное, это  не  дружеская  встреча,  а  деловая,  и
обилия спиртного не предполагается.
   На улице я  сразу  повернула  в  сторону  спортплощадки,  но,  пройдя
несколько шагов, остановилась. Мне кажется, я знаю, что  нужно  сделать.
Во всяком случае, стоит попытаться. Если  не  сегодня,  то  завтра,  или
послезавтра, или в четверг. Господи, ты же помогаешь мне, правда?
   Значит, ты поможешь мне  найти  того  человека,  который  мне  нужен.
Конечно, может так случиться, что я его найду, но он не  сможет  или  не
захочет мне помочь. Но все равно пытаться  надо,  за  жизнь  больного  я
привыкла бороться до конца, не  опуская  рук  и  не  думая  о  том,  что
предпринимаемые мной усилия могут оказаться  бесполезными  Я  развернула
сорок собачьих  килограммов  в  противоположную  сторону  и  отправилась
прямиком к отделению  милиции.  Привязала  Аргона  рядом  с  крыльцом  и
направилась к окошку дежурного.
   - Добрый вечер.
   Я постаралась придать своему лицу такое выражение,  чтобы  сидящий  в
дежурке капитан с  физиономией,  на  которой  явственно  проступали  все
выпитые за последние две недели литры водки,  не  подумал,  что  у  меня
что-то случилось и я собираюсь писать заявление и требовать немедленного
введения операции "Перехват". Милое такое сделала  личико,  беззаботное,
как у дамочки, которая от скуки зашла поболтать с душкой-офицериком.
   На мое приветствие дежурный почему-то не ответил, молча посмотрел  на
меня с тоской и унылой безысходностью.
   - Вы мне не уделите буквально три минуточки? -  прощебетала  я.  -  У
меня к  вам  совершенно  дурацкий  вопрос,  вы  даже,  наверное,  будете
смеяться.
   Насчет посмеяться дежурный  капитан  был,  по-моему,  не  против,  во
всяком случае, безысходность на его лице чуть-чуть подтаяла.
   - Слушаю вас, девушка.
   Ого, в свои-то тридцать семь я снова прорвалась в девушки!
   - Я ищу одного человека, которого видела  однажды  выходящим  отсюда.
Это не преступник, совершенно точно. По-моему,  он  ваш  сотрудник.  Или
знакомый кого-то из вашего руководства.
   - Имя знаете? Фамилию?
   - В том-то и дело, что нет.
   - А звание?
   - Не знаю, он был в штатском.
   - Так откуда же вы знаете, что  он  наш  сотрудник,  а  не  из  числа
задержанных?
   Пришлось в двух словах рассказать ему о том, как  я  стояла,  ожидая,
пока Аргон сделает все свои дела, как из здания выходили веселые, хорошо
одетые люди, как потом вышел еще один человек с букетами цветов, по всей
видимости, юбиляр, и как ко мне подошел пожилой мужчина  и  спросил,  не
нужна ли помощь.
   - Вот этого человека я и ищу.
   - Пожилой, говорите? - включился в беседу лейтенант, который до этого
в той же самой дежурке увлеченно смотрел по телевизору ту  же  передачу,
что и Мадам с Аленой.
   - Лет шестьдесят или чуть меньше, так мне показалось. Но было  темно,
- уточнила я, - я могла плохо рассмотреть.
   - А одет был как?
   - В плащ, старый,  немодный  и  мятый,  -  отрапортовала  я,  как  на
экзамене.
   - На какой машине он уехал? - задал в свою  очередь  вопрос  капитан,
страшно довольный, что я пришла с таким пустяком, а не с  заявлением  об
украденном кошельке или утрач