не просто  по  графику,  а  даже  и  с  опережением.  Совсем
послушная  стала,  в  рот  ему  заглядывает,  каждое  слово  ловит.  Еще
чуть-чуть - и готова будет ноги целовать. Вот тогда  он  и  заставит  ее
привести к нему домой дядюшку Евгения. И пусть Женька Сальников вытерпит
все, что Игорь ему уготовил.
   Пусть переживет такую же физическую боль, какую когда-то,  много  лет
назад, пережил сам Игорь, когда Женька  с  двумя  приятелями  не  из  их
класса, с чужими какими-то пацанами,  избивал  его.  И  пусть  перенесет
такое же унижение. И все это - на глазах у любимой, обожаемой племянницы
Аленки. Ведь в свое время он унизил Игоря на глазах  у  Ольги  Петровны,
вот пусть теперь и узнает, каково это.
   Бог мой, как он ее  любил...  Боготворил.  Боялся  смотреть  на  нее,
дышать в ее присутствии. Он писал стихи о своей любви. Стихов  набралась
целая тетрадка в 48 листов. Потом, уже в  другой  тетради,  Игорь  начал
рисовать.
   Чувство   к   красавице-учительнице   довольно    быстро    переросло
платонические рамки, он был  внешне  хиленьким,  но  во  всем  остальном
нормально,  даже  рано  развивающимся  юношей   с   бурно   протекающими
гормональными процессами. Поэтому он мечтал.., видел сны.., рисовал.
   Рисовал хорошо, у  него  были  способности.  Картинки  получались  не
только правдоподобными, но и весьма  впечатляющими  эмоционально.  Ольга
Петровна на этих рисунках всегда была раздетой, ее тело  казалось  Игорю
великолепным воплощением красоты и гармонии. Присутствовал на  картинках
и сам Игорь, но в одежде (он стеснялся своей невзрачности, в которой его
успешно  убедила  тетка)  и  почти  всегда  в  роли  сурового   мужчины,
применяющего насилие. Нет, он не собирался насиловать учительницу, ни  в
мыслях, ни в желаниях у него такого  не  было,  просто  ему  в  те  годы
казалось, что если  женщина  раздета,  а  мужчина  одет,  то  так  может
сложиться только в результате  акта  насилия.  Если  все  происходит  по
доброй воле и взаимной любви, то оба партнера должны быть голыми. Другие
варианты Игорю в голову не приходили, отсюда и содержание его живописных
упражнений.
   Как получилось, что обе тетрадки попали в руки Женьке  Сальникову,  -
Игорь не представлял. Он так  заботливо  хранил  их,  носил  с  собой  в
портфеле, чтобы не оставлять дома (не дай бог, тетка найдет!), да  и  за
портфелем следил, как ему казалось, бдительно.  Но,  вероятно,  это  ему
только так казалось. Почему Женька заинтересовался  содержимым  школьной
сумки невзрачного одноклассника, для Игоря осталось  загадкой.  Но  факт
есть факт, Женька тайком залез к нему в портфель и спер обе тетрадки.  А
потом предал огласке все, что в них было, и стихи, и рисунки.
   Игоря вызвали к директору, при беседе присутствовали  завуч  и  Ольга
Петровна. Он до сих пор не мог без содрогания  вспоминать  то,  что  ему
пришлось выслушать.
   Оказалось, что он глубоко безнравственный половой психопат,  которого
нужно посадить в тюрьму за изготовление порнографии,  и  только  желание
сохранить доброе имя школы не позволяет директору обратиться в милицию и
прокуратуру.  Он  растленный  тип,  бездарный  графоман,   бумагомарака,
кропающий мерзкие сладострастные стишата И это было еще самым мягким  из
всего  сказанного.  Директор  метала  громы  и   молнии,   завуч   гадко
поддакивала, а Ольга  Петровна  молча  улыбалась  и  смотрела  на  Игоря
холодными глазами, в которых смешивались в равных пропорциях презрение и
брезгливое  любопытство.  А  ведь  она  всегда  хвалила  его  сочинения,
особенно  стихи,  которые  он  порой  в  эти  сочинения  вставлял,   его
собственные стихи. И теперь, когда его обзывали бездарным графоманом, не
произнесла ни слова, не заступилась, не призналась,  что  его  стихи  ей
нравились. Совсем недавно он писал сочинение по "Войне и миру", из  трех
предложенных тем выбрал тему о Пьере Безухове, но раскрывал его образ не
через участие в войне, а через отношения  с  Элен  и  Наташей.  И  после
проверки сочинений Ольга Петровна перед всем  классом  похвалила  Игоря,
сказав, что таких  пронзительных  строк  о  любви,  наполненных  зрелым,
недетским пониманием, никогда у своих учеников не встречала. Игорю в тот
момент почудилось, что она признала в  нем  мужчину,  "не  мальчика,  но
мужа", способного на взрослое, сильное и достойное внимания  чувство.  А
теперь она сидит молча, слушает, как директор  и  завуч  измываются  над
ним, и ни слова не  произносит  в  его  защиту.  Только  разглядывает  с
холодным брезгливым любопытством.
   Он действительно в одночасье превратился в изгоя.
   Учителя косились на него.  Одноклассники  открыто  потешались.  Очень
скоро информация разошлась по всей школе, и на  Игоря  стали  показывать
пальцем сперва ребята из параллельного класса, а потом и все  остальные,
кроме совсем уж малышни, которая по малолетству не смогла понять,  из-за
чего сыр-бор. Тетку, разумеется, поставили в известность, так что  Игорь
и дома получал свое на протяжении  многих  месяцев.  Однако  же  просьбу
перевести его в другую школу тетя отклонила.
   - Напакостил - умей отвечать, - сухо бросила она. - Потерпишь, может,
ума наберешься.
   И он  терпел.  Он  был  в  то  время  еще  слишком  послушным,  чтобы
протестовать или настаивать.
   А  потом  Женька  Сальников  подкараулил  его  вечером  и  втроем   с
незнакомыми  пацанами   избил.   В   принципе,   высоченный   и   хорошо
тренированный Женька мог бы справиться с хилым Игорьком одной  левой,  и
было непонятно, зачем он позвал на подмогу дружков.
   - Будешь знать, гаденыш паскудный, - приговаривал он, нанося удары, -
будешь, пидор гнойный, знать свое место.  Козявка  тонконогая,  ублюдок,
поэт сраный.
   Было произнесено еще много  других,  куда  менее  цензурных  и  более
оскорбительных слов, из которых следовало, что с  такими  физическими  и
интеллектуальными данными Игорь не имеет права не только  засматриваться
на девочек, но даже и думать о них, а уж о том, чтобы  мечтать  о  любви
такой красавицы, как учительница Ольга Петровна, даже  и  речи  быть  не
может. Такие гнилые выродки, как Игорь  Савенков,  должны  сидеть  тихо,
головы не поднимать и благодарственно радоваться, если сильные, красивые
и удачливые властители мира, к коим причислял  себя  Женька,  им  вообще
позволяют дышать и существовать. В общем, в таком духе.
   Только много лет спустя Игорь понял наконец,  почему  Женька  избивал
его не в одиночку, а в компании с дружками. Ему не нужен был честный бой
один на один, потому что если бой честный, то проиграть в нем не стыдно,
не зазорно. В том, что проиграет именно Игорь, никаких сомнений быть  не
могло, но Женьке  Сальникову  не  нужна  была  победа.  Он  и  без  того
чувствовал себя в этой жизни победителем. Ему нужно было унижение Игоря,
он хотел морально уничтожить его, а когда избивают  втроем,  это  всегда
унизительно, потому что несчастная жертва практически лишена возможности
сопротивляться и не в состоянии сделать ни одного движения,  за  которое
потом сможет себя уважать и утешаться тем, что "не сдалась без  боя".  И
потом, Женьке нужна была публика. Поражение тем унизительнее, чем больше
людей его видят.
   Ну что ж, теперь Игорь сделает  так,  чтобы  Женькино  унижение  тоже
увидели. Он не станет его бить, не опустится до такой гадости, тем более
Женька, если верить его племяннице,  пьет  давно  и  основательно  и  не
сможет  оказать  достойного  сопротивления  спортивному  и  мускулистому
Игорю. Они поменялись местами. Нет, пусть Женька унижается сам,  ползает
на брюхе, умоляет простить, плачет, размазывая по лицу сопли,  а  Алена,
его горячо и нежно любимая племянница,  пусть  стоит  рядом  и  смотрит.
Игорь знает, как это устроить, девчонка уже ходит на  коротком  поводке,
еще немного - и она будет делать  все,  что  он  скажет.  Хорошую  школу
прошел он у тетки, осмыслил ее опыт и теперь знает, как сделать из Алены
покорную безропотную куклу.

НИКА

   - Наталья Сергеевна,  вы  не  думали  о  том,  что  Патрика  надо  бы
кастрировать? - спросила я, с трудом  разгибая  спину  после  очередного
оттирания пола в углу Алениной комнаты.
   Я опять не уследила, делая  массаж  Николаю  Григорьевичу,  и  Патрик
снова выразил девушке свою активную нелюбовь. Патрик -  хороший  парень,
но как же я от него устала! После первой, закончившейся  дракой  попытки
вырваться на свободу он стал побаиваться улицы и начал вымещать на Алене
не только личное к ней  отношение,  но  и  нереализованный  эротизм.  До
достижения годовалого возраста стерилизовать котов не рекомендуется, и я
терпела. Но вот ему исполнился год, так почему  бы  не  облегчить  жизнь
всем, в том числе и мне?
   - Кастрировать? - с недоумением переспросила Мадам. Потом,  вероятно,
сообразила, о чем идет речь, и бросила на ходу:
   - А, ну да, конечно, позвоните нашему ветеринару, договоритесь с ним.
   Ветеринар согласился приехать и провести операцию дома,  предупредил,
что привезет с собой помощницу, потому что кота надо держать и не нужно,
чтобы это делал кто-то из хозяев, иначе кот может затаить на него злобу.
И еще добавил, что в течение трех дней после  операции  за  котом  нужно
будет тщательно следить и в буквальном смысле глаз с него  не  спускать,
чтобы он  не  забрался  куда-нибудь  и  не  спрыгивал  с  высоты.  Такое
требование поставило меня в жесткую зависимость от дня недели.  Операцию
по лишению Патрика радостей мужской жизни лучше всего было  бы  провести
вечером в пятницу, чтобы обеспечить ему присмотр  в  течение  субботы  и
воскресенья  наличными  силами  Семьи   и   подготовить   плацдарм   для
понедельника, заранее закупив все  необходимые  продукты,  дабы  мне  не
пришлось уходить в магазин.
   Однако  все  мои  расчеты  тупо  уперлись  в  нежелание  моих  хозяев
жертвовать собственными удобствами. Денис после  сдачи  сессии  уехал  с
друзьями и подругами отдыхать, а оставшиеся в Москве члены Семьи строили
на выходные дни собственные планы, в которые входило что угодно,  только
не сидение дома с больным котом.
   Гомер и Мадам, к примеру, собирались в пятницу вечером отбыть на дачу
к знакомым, где намечались шашлыки на природе и  последующее  длительное
переваривание съеденного вплоть до утра понедельника. Алена заявила, что
на нее я могу не рассчитывать, у нее свои  дела,  и  вообще,  я  получаю
зарплату  в  том  числе  и  за  уход  за  животными,  так   что   нечего
перекладывать свои обязанности на других. Я не  выдержала  и  произнесла
большим языком то, что предварительно проговорила маленьким:
   - Когда я поступала к вам  на  работу,  животных  было  двое,  и  это
отражено в размере моей  зарплаты.  Потом  ты  принесла  Патрика.  Таким
образом, животных стало трое, а  зарплату  мне  не  увеличили.  Тебе  не
кажется, что это не совсем правильно? Я не прошу прибавки  жалованья,  я
только прошу, чтобы ты хотя бы  иногда  принимала  посильное  участие  в
уходе за котом, которого ты же сама и принесла.
   Ответом мне был исполненный негодования взгляд и  хлопок  дверью.  Ну
что  ж,  нет  так  нет,  придется  мне  вызывать  ветеринара,  как  я  и
собиралась, на вечер пятницы и два дня сидеть дома. На время "собакинга"
Патрика можно будет запирать  в  комнате  Николая  Григорьевича,  Старый
Хозяин - человек ответственный, в границах отведенной территории  он  за
котом присмотрит. Правда, придется ради выгула Аргона оставлять  старика
одного, я не совсем понимала, что себе думают по этому  поводу  хозяева.
Оказалось, они не думают ничего, поскольку за время моей работы в  Семье
как-то легко и быстро отучились думать о таких  глупостях  вообще,  ведь
есть же Ника, пусть она и думает, ей за это деньги платят.
   - Ну хорошо, - раздраженно сказала Наталья в ответ на мои настойчивые
вопросы, - мы возьмем Аргона с собой за город. Правда, это нарушает наши
планы, мы с Павлом Николаевичем собирались ехать в  понедельник  с  дачи
прямо на работу, а теперь  нам  придется  с  утра  еще  и  Аргона  домой
завозить. Прямо не знаю...
   - Может быть, вы поговорите с Аленой? - наивно предложила  я.  -  Она
ведь за город не едет. Она могла бы гулять с собакой или сидеть  дома  и
следить за Патриком и дедушкой, пока я выгуливаю Аргона. Все продукты  я
куплю заранее, тем более если вас с Павлом Николаевичем  в  выходные  не
будет, готовки предстоит меньше.
   Поговорить с дочерью Наталье удалось  только  поздно  вечером,  когда
Алена явилась со свидания. Я к этому времени уже ушла к себе и торчала в
Интернете, читая письма от многочисленных знакомых из Ташкента и сочиняя
ответы. Мадам проявила деликатность и постучала, прежде чем войти.
   - Алена не сможет вам помочь, она очень поздно приходит. -  В  голосе
Натальи  слышалась  едва  заметная  неловкость.  -  А  утром  она  хочет
выспаться.
   - Пусть выспится, - я была сама  покладистость,  -  а  потом  выведет
собаку, Аргон все равно не приучен к конкретному времени.
   - Но она поздно встает, вы же знаете, Ника.
   - А она не может приходить домой немножко раньше  и  немножко  раньше
вставать? Это ведь всего на три дня, Наталья Сергеевна.
   - Она отказывается. Вы должны с пониманием отнестись к этому, девочка
закончила  школу,  в  ее  жизни  закончилась  строгая  обязаловка,   она
упивается свободой, в том смысле, что можно не соблюдать режим, не нужно
рано вставать... В общем, вы понимаете, что я имею в виду. Мы  с  Павлом
Николаевичем даже не можем заставить ее  подать  документы  в  институт.
Сейчас она совершенно неуправляема.
   Уж это  точно.  Не  могу  сказать,  что  Аленой  можно  было  успешно
управлять, пока она училась в школе, но сейчас ее независимость  перешла
всякие границы и превратилась в наглость.
   - А как же Николай Григорьевич? Если вас не будет дома, а Алена спит,
как же я буду уходить с собакой и оставлять его одного?
   - Но это же всего три дня, Ника, - возразила  мне  Наталья  моими  же
словами. - Сейчас Николай Григорьевич чувствует себя неплохо,  и  ничего
страшного не будет,  если  вы  уйдете  ненадолго.  В  конце  концов,  не
обязательно   отсутствовать   целый    час    подряд,    можно    каждые
десять-пятнадцать минут возвращаться  домой  и  проверять,  как  Николай
Григорьевич себя чувствует.
   - Я поняла, - вздохнула я. - Так что вы предлагаете?
   Если вы не хотите увозить с собой собаку и  если  Алена  отказывается
мне помочь, то какой выход? Я имею в виду Патрика.  Я  не  уверена,  что
Николай Григорьевич сможет за ним уследить, когда меня не будет.
   - Позвоните ветеринару и договоритесь на другой день. Пусть  эти  три
дня выпадают на будни, когда или я, или Павел Николаевич  дома  утром  и
вечером, и у вас не будет проблемы с выгулом Аргона.
   У меня не будет проблемы. Хорошая постановка вопроса. Как  будто  это
моя собака и моя проблема.
   - Или вообще не будем его кастрировать, - продолжала Мадам.
   Ну конечно, не ей же мыть, согнувшись в три погибели  над  полом  или
ковром. У нее-то уж точно никаких проблем нет.
   Я не успела выдвинуть очередную серию  аргументов,  как  распахнулась
дверь и в комнату влетела бледная от ярости Алена.
   - Почему телефон не работает? Вы опять торчите в Интернете? Мне нужно
позвонить, отключитесь, пожалуйста.
   Очень мне понравилось это "пожалуйста", сказанное таким тоном,  будто
это было самое страшное на свете ругательство.  Уже  и  позвонить,  ведь
только недавно пришла. Видно, господин Игорь Савенков  и  вправду  живет
где-то неподалеку и успевает минут за десять-пятнадцать вернуться домой.
   -  Первый  час  ночи,  Алена.  -  Я  изображала  всю  глубину   тупой
невоспитанности. - Неужели ты будешь звонить в такое время?
   - Это не ваше дело. Освободите телефон.
   Мадам, как и следовало ожидать, промолчала.  Что  ж  удивляться,  что
Алена такая выросла, если  ей  за  всю  жизнь  ни  одного  замечания  не
сделали.
   Я послушно отключилась. Алена  метнула  полный  ненависти  взгляд  на
Патрика, который уже успел умоститься на моей подушке и  очень  серьезно
приготовился спать, и выскочила. Наталья помялась,  потопталась  у  меня
над душой и тоже ушла, посоветовав на прощание еще раз подумать, так  ли
уж необходимо оперировать Патрика и нельзя ли  обойтись  без  всех  этих
сложностей.
   Я подумала. И пришла к выводу, что оперировать  кота  все-таки  надо.
Алену он, само  собой,  от  этого  не  полюбит  и  будет  продолжать  ей
пакостить, но хотя бы станет спокойнее,  перестанет  беспрерывно  метить
территорию и  не  будет  своей  неугомонной  подвижностью  провоцировать
громоздкого, неповоротливого  Аргона  на  игрища  и  ратные  подвиги,  в
результате которых, если не уследить, можно  получить  разбитую  посуду,
разлитую воду из вазы с цветами, перевернутые горшки  и  рассыпанную  по
ковру цветочную землю.
   На следующий день я снова позвонила ветеринару, и  мы  назначили  для
богопротивной процедуры другой день. Юный Вертер пока не появлялся, и  я
решила, что мои слова, может, и были излишне резкими, зато  дали  нужный
эффект. Со встречи с Никотином прошло три дня,  и  я  подумала,  что  не
будет ничего неприличного, если я  ему  позвоню.  Три  дня  срок  вполне
достаточный,  чтобы  найти  людей,  которых  можно  послать  к   Евгению
Николаевичу для проведения разведывательного опроса.
   Звонить из дома я не  решилась,  меня  не  покидало  подозрение,  что
Главный  Объект   периодически   интересуется   содержанием   телефонных
переговоров своих домочадцев, а уж тем более - моими  звонками,  ведь  я
как-никак была и осталась "чужой", и кто меня знает, а вдруг я связана с
какими-нибудь преступниками-уголовниками-ворами-вымогателями. В общем, я
его понимала. Так что во время похода в магазин купила телефонную  карту
и позвонила Назару Захаровичу из автомата.
   - А я уж думал, тебе неинтересно, как там дела, - с насмешкой  укорил
меня Никотин. - Не звонишь и не звонишь.
   - Не хотела вас попусту дергать.  Я  ведь  понимаю,  что  такие  дела
быстро не делаются, - кинулась я оправдываться.
   - Вот такие-то дела как раз и делаются быстро. Где  встречаемся?  Там
же, где в прошлый раз?
   - Да. В одиннадцать вечера вас устроит?
   - Ох, детка, не жалеешь ты меня, старика! Ладно, ладно, все  понимаю,
ты себе не хозяйка. Твой-то" козел не напьется сегодня? Не придется, как
в прошлый раз, встречу переносить?
   - Надеюсь, что  нет.  Два  раза  на  одной  неделе  -  это  для  него
многовато.
   "Мой козел" не только не напился, но даже и пришел в немыслимую  рань
- аж в шесть вечера. Так что после десятичасового "кефиринга"  я  быстро
довела кухню до  состояния  стерильной  операционной  и  отправилась  на
плановый "собакинг". Ровно в одиннадцать я стояла в условленном месте  и
таращилась в ту сторону, откуда должен был  появиться  Никотин,  Хорошо,
что еще не совсем темно, а вот в прошлый раз  глубокой  ночью  мне  было
здесь страшновато.
   Назар Захарович вопреки ожиданиям появился совсем с другой стороны. Я
где-то читала, что настоящие шпионы к месту  явки  никогда  не  приходят
одним и тем же путем...
   - Ну, детка, слушай историю,  -  начал  Никотин,  сладко  затягиваясь
"беломориной". - Жил-был мальчик Женечка, и  ему  очень  нравилась  одна
девочка из его класса.
   Уж так нравилась, так нравилась, что просто сил не  было  терпеть.  А
девочка на Женечку ноль внимания, потому как интерес ее лежал в  области
совсем  другого  мальчика  из  этого  же  класса.  Игорьком  звали  того
мальчика. Был  он  худеньким,  невзрачненьким,  неспортивненьким,  даже,
можно сказать, на лицо страшненьким.  Но  зато  Игорек  был  весь  такой
необыкновенный,  стихи  писал,  учительница  литературы  его  все  время
хвалила, и девочка прямо умирала по нему. А Игорек девочку  не  замечал.
То есть Женечка любит девочку, девочка любит Игорька,  а  Игорек  вообще
непонятно о чем думает,  но  уж  точно  не  о  девочке.  Вот  такой  вот
наметился у них любовный треугольн