ог бы спросить об этом первым  делом.  Такое  впечатление,  что
тебе неинтересно... Вспомнил  только  под  занавес,  как  будто  ты  мне
одолжение делаешь.
   Косте на мгновение стало стыдно. Отец прав,  самое  главное  для  них
сейчас - Враг. И даже не столько он, сколько  те  люди,  с  которыми  он
связан и из-за которых Вадька не поступил в  институт.  Все  брошено  на
алтарь этой цели, все силы, деньги, время, все мысли и планы.
   Но из-за Милы он позволил себе на несколько  минут  забыть  об  этом,
отвлечься. Нет ему прощения.
   - Прости, папа, ты не думай, что я забыл. Просто у меня цейтнот, я не
хочу к Вадьке опоздать, ты же знаешь, какой он, если в пятнадцать  минут
пятого меня не будет, он подумает, что я вообще не приду, и никто больше
к нему не придет, и он никому не нужен, и все его бросили.
   Так уже бывало, и я не хочу, чтобы это повторялось.
   Лицо отца смягчилось. Он помог сыну застегнуть "молнию"  на  дорожной
сумке.
   - Сегодня все как обычно,  -  торопливо  заговорил  он,  стараясь  не
задерживать Костю. -  Он  утром  поехал  в  институт,  я  его  проводил,
посмотрел расписание, у него две лекции,  потом  два  "окна",  потом  он
принимает  зачет,  с  четырех  часов.  Раньше  шести,  я  думаю,  он  не
освободится. К шести я туда подъеду, посмотрю, как он проведет вечер.
   - А два "окна"? Это же три часа свободного времени, он  может  уехать
куда угодно и потом вернуться.
   - Я уже это проверял, ты забыл? Первое время  я  постоянно  торчал  с
утра до конца рабочего дня то возле института, то возле  фирмы,  где  он
работает. У  него  устоявшиеся  привычки,  этот  человек  не  склонен  к
экспромтам. Когда у него "окна", он из института не уходит.
   - Пап, - Костя уже стоял возле двери с сумкой в руке, - а может быть,
мы не правильно рассчитали? Смотри, мы уже четыре месяца тут  торчим,  и
ничего не происходит. Он с тем мужиком, о  котором  Вадька  рассказывал,
так и не встретился ни разу.
   - Что ты хочешь сказать? - Отец нахмурился. -  Что  мы  не  правильно
рассчитали?
   - Ну, может, он с ним все-таки встречается, но не в городе,  а  прямо
там, в институте. Или вообще у себя на фирме. Ты же за ним  не  следишь,
пока он в институте, верно?
   - Этого не может быть, - отрезал отец. - Этот человек  не  может  там
появляться. Не должен.
   - Почему?
   - Его могут узнать.
   - Да кому он нужен? Кто его там будет узнавать?
   - Не учи меня! Я знаю, что делаю.
   Костя покорно вздохнул и выскочил  на  лестницу.  Мила  стояла  возле
подъезда, точно в том же месте, где он ее оставил, и читала  детектив  в
мягкой обложке.
   - Все в порядке? - Она с тревогой заглянула  ему  в  глаза,  и  Костя
подумал, что, наверное, рожа у  него  перекошенная,  словно  он  гадости
какой-то наглотался.
   - Порядок, - бодро ответил он. - Можем двигаться.
   - А чем болеет твой брат? Что-то серьезное?
   - У него нервы...
   Вдаваться в подробности не хотелось. Опасно.
   - Он старший или младший?
   - Ровесник. Близнец.
   - Такой же, как ты? Один в один?
   - Да нет, мы разнояйцевые, - улыбнулся Костя. -  Совершенно  друг  на
друга не похожи. Он нежный такой, ранимый, слабый, не то что я.  Меня-то
оглоблей не перешибешь, а Вадька у  нас  как  одуванчик,  на  него  даже
дунуть посильнее нельзя. Вот  в  институт  не  поступил  -  и  заработал
нервный срыв.
   Так, остановиться, куда это его понесло? Еще одно слово  -  и  станет
опасно.  Про  институт  сказал,  про  нервный  срыв  -   и   достаточно,
сворачиваем тему.
   - И  ты  каждый  день  к  нему  ездишь?  -  В  голосе  Милы  не  было
любопытства, во всяком случае, Костя слышал только искреннее  сочувствие
и даже желание разобраться в ситуации, чтобы быть полезной.
   - Каждый. Ну почти, - тут же поправился он. - В выходные мать  ездит,
но не всегда, у нее работы много, бывает,  что  и  по  выходным  она  не
может. А в будние дни она никогда не успевает, очень поздно заканчивает.
   - А кем твоя мама работает? Ничего, что я спрашиваю? Просто  мне  все
про тебя интересно.
   Его бросило в жар.  Кажется,  даже  волосы  покрылись  испариной.  Ей
интересно все, что касается его жизни.
   Разве так может быть? Девушка,  от  одного  взгляда  на  которую  ему
становится пушисто и бархатно, сама предлагает проводить  его,  а  потом
интересуется им и его жизнью. Это сон, наверное.  Или  слюнявый  женский
роман, который он, Костя, по недоразумению начал читать.
   - У меня мать - переводчик, ну и уроки дает, у нее учеников  море.  А
твои предки чем занимаются?
   - У-у-у, - Мила весело махнула рукой, - скукотища.
   Папаня банкирствует по мере умственных возможностей маман тратит  то,
что он набанкует. Больше всех у нас бабка занята, следит, чтобы я  замуж
за проходимца не выскочила. Ей все кажется, что моя мама за  ее  сыночка
по расчету замуж вышла, и второго покушения на папанины капиталы она  не
вынесет. Маразм, честное слово!
   Когда  предки  поженились,  они  вообще  студентами  были,  еще   при
советской власти. Тогда во всей стране всего три банкира и было.
   - Почему три? - не понял Костя.
   - Потому что всего три банка  и  было  -  Госбанк,  Внешэкономбанк  и
Стройбанк. Они оба в Плешке учились. Разве кто-нибудь мог  знать  тогда,
как все дело обернется? Но бабке не объяснишь, она упертая как я не знаю
кто. Невестку она, натуральное дело, выпереть из семьи не может,  но  уж
на мне отыгрывается - будьте-нате. Так что имей в виду, я  тебя  к  себе
тоже приглашать не смогу, бабка из тебя душу вынет.  А  то  и  оскорбить
может, у нее не задержится.
   Господи, что она такое говорит? Что не сможет приглашать его  к  себе
домой? Что не хочет, чтобы ее бабка обижала Костю? За  восемнадцать  лет
жизни: ему не приходилось слышать слов, которые  казались  бы  волшебной
музыкой. Вот сейчас и услышал.
   - Странно вообще-то, - начал он и запнулся, потому что хотел  сказать
что-нибудь примитивно-грубоватое, чтобы скрыть восторг  и  смущение,  но
фразу до конца не придумал.
   - Что странно?
   - Да вот мы уже второй семестр вместе учимся, а разговорились  только
сейчас. И домой ездим по одной ветке, а раньше в метро не встречались.
   - Ничего странного, - фыркнула Мила, - я в метро не  езжу.  Просто  я
вчера одному козлу крыло помяла, ну  и  себе,  соответственно,  тоже,  и
машина в сервисе стоит.
   Через неделю будет готова.
   Вот, значит, как. Банкирская дочка.. Ну все понятно, чего уж  там.  У
нее небось и парень есть подходящий,  которого  бабка  одобряет,  но  он
временно отсутствует, поэтому сегодня у  нее  метро  и  непритязательный
Костик, а через неделю будет машина и приличный кавалер.
   - Какая у  тебя  тачка?  -  спросил  он  потухшим  голосом,  лишь  бы
что-нибудь спросить.
   - "Бэха-треха".
   "BMW" третьей модели. Недурно для первокурсницы.
   - А твой постоянный парень чем занимается?
   Спросил как о чем-то давно известном и само  собой  разумеющемся.  Не
нужны ему вредные иллюзии, пусть все будет ясно с самого  начала,  пусть
будет больно сейчас, но уже через несколько  дней  это  пройдет,  и  все
станет как прежде.
   - Понятия не имею. - Она пожала плечами и лукаво посмотрела на Костю.
- Чем-то, наверное, занимается, если у него совсем времени на меня нет.
   - Редко встречаетесь?  -  Костя  попытался  изобразить  сочувствие  и
понимание.
   Ясное дело, он такой занятой,  ну  прям  такой  занятой,  что  бедную
девушку даже в кафе сводить не может, вот она от скуки  и  потащилась  с
Костей через весь город.
   - Не то словечко. Просто-таки вообще ни разу еще не виделись.
   Он заподозрил неладное, но не сразу, и продолжал задавать свои  тупые
равнодушные вопросы, чтобы показать: он ни на что такое особенно-то и не
надеялся, и даже в голове не держал, просто едет себе в метро и  болтает
с едва знакомой однокурсницей.
   - Вас что, заочно окрутили, как на Востоке?
   - Ага, - она весело хмыкнула. - Боженька там,  на  небесах,  всех  по
парам давно уже распределил, мне  тоже  кого-то  назначил,  только  этот
назначенный такой деловой, что никак время не  выберет,  чтобы  со  мной
пересечься.  Деньги,  наверное,  зарабатывает  в  поте  лица.  А  может,
бандитствует потихоньку, это тоже занятие серьезное. А может, уже и срок
мотает. Или вот, как ты, к брату в больницу каждый день ездит,  так  что
ему пока не до девушек.
   Костю отпустило. Глупо, конечно, думать, что у такой чудесной девушки
никогда никого не было. Были. Но сейчас, похоже, она свободна. И едет  с
ним в больницу не от скуки, а потому, что хочет побыть с ним. Только как
же потом? Он пойдет к Вадику, а она? Неужели будет ждать его  два  часа?
Потому что меньше двух часов он с братом не проведет,  так  сложилось  с
самого начала, и, если Костя попытается сократить время встречи,  Вадька
снова запсихует, начнет думать, что он всем надоел, он всем в тягость...
Нет. Два часа и ни минутой меньше.
   Что же делать, когда они доберутся до больницы? Попросить подождать -
немыслимо! Ни в какие  ворота  не  лезет.  Пригласить  вместе  навестить
Вадьку? Нельзя. Вадька может сболтнуть что-нибудь лишнее. И потом,  если
он увидит Костю с  девушкой,  то  сразу  станет  думать,  что  он  своей
болезнью разрушает личную жизнь брата, и далее со всеми  остановками.  С
Вадькой нужно быть очень осторожным и аккуратным, на него  действительно
дышать нельзя, он сразу  кидается  с  головой  в  идеи  самообвинения  и
собственной никчемности, так и раньше было, а уж после  срыва  -  полный
караул!
   Так как же быть? Дойти до больничного  крыльца  и  мило  попрощаться,
дескать, спасибо за компанию, было очень приятно? Хамство.
   - Костя, а рядом с больницей что-нибудь есть?
   Вопрос застал его врасплох, Костя даже  не  понял,  о  чем  Мила  его
спрашивает.
   - В каком смысле "что-нибудь"? Дома есть, улицы, машины ездят.
   - Кафе есть какое-нибудь? Лучше с Интернетом. Я бы в  чате  посидела,
пока ты у брата будешь. У меня есть два любимых чата, такие прикольные -
я от них балдею, могу целую ночь проторчать.
   - Есть! - радостно воскликнул он.
   Как все просто. И как все хорошо...

Глава 3

НИКА

   Вот вы, наверное, уже успели подумать о том, какая я хладнокровная  и
бездушная. Ну как же, муж меня бросил, а я не  страдаю  и  не  наматываю
сопли на кулак. Вместо того чтобы лить слезы ручьем и рассказывать,  как
мне плохо, как я переживаю, как мне больно, особенно  когда  представляю
себе, как Олег там с другой женщиной... И все  в  таком  роде.  Так  вот
вместо всего этого я вам пою романсы про  бездомного  кота,  непослушную
собаку  и  алкашей  у  супермаркета.  Ведь  подумали  же,  да?  Конечно,
подумали.
   И напрасно. Вовсе я не холодная и не бездушная.
   Просто у меня всегда все в порядке. Я привыкла так жить.
   Что бы ни происходило, как бы погано ни  было  у  меня  на  душе,  на
вопрос "Как дела?" я всегда отвечаю: "Нормально" и  не  пытаюсь  грузить
собеседника своими проблемами и переживаниями. Если есть что рассказать,
образно говоря,  "по  фактуре"  -  делюсь  непременно,  я  вообще-то  не
молчунья и потрепаться люблю. Но выплескивать всем подряд то, что у тебя
на душе, - нет уж, увольте. Да и не нужно это никому, если вдуматься.
   А на душе у меня первое время  царило  полное  безобразие.  Не  стану
описывать в деталях, каждую женщину хоть  раз  в  жизни  бросал  любимый
мужчина, так что всем и без моих  причитаний  все  понятно.  И  как  это
больно, и как горько, и как сильна обида,  и  как  непереносимо  чувство
униженности. Кстати, интересный феномен:  почему  мы  женщины,  в  такой
ситуации чувствуем себя именно униженными? Наверное, это оттого, что сам
факт ухода нашего любимого к другой мы воспринимаем как фразу:
   "Она лучше тебя". Она лучше, стало быть, мы,  брошенные,  -  хуже.  А
ведь на самом-то деле глупость несусветная! Она не лучше, а мы не  хуже,
просто мы с ней разные.
   И нашему любимому до поры до времени было хорошо с нами,  потому  что
мы со своим характером и внешностью отвечали, то  есть  соответствовали,
его внутренним потребностям. Но время идет, люди меняются,  развиваются,
мы - в одну сторону, наши мужчины -  в  другую,  и  наступает  рано  или
поздно момент, когда  мы  такие,  какими  стали,  уже  не  соответствуем
потребностям того  мужчины,  в  которого  со  временем  превратился  наш
избранник.
   Вот и все. И чем моложе пара, тем больше вероятность, что их развитие
пойдет в разные  стороны  и  они  обязательно  расстанутся.  Потому  что
интенсивно человек развивается примерно лет до тридцати пяти, а то и  до
сорока.
   Пары, которые сошлись в сорок и позже, имеют куда  меньше  шансов  на
разочарование, потому что к сорока годам вкусы, интересы  и  потребности
уже как-то устоялись, системы приоритетов и ценностей сформировались,  и
если люди устраивают друг друга такими, какие они есть, то так оно уж  и
останется. Исключения, само собой, бывают, не без этого. Но не часто.
   Не думайте, что я такая умная и все это знала в момент  ухода  Олега.
Ничего я не знала, поэтому рыдала и страдала, как  говорится,  в  полный
рост. С сердечными болями и мигренями, с высоким давлением,  чернотой  в
глазах и прочими невротическими прелестями. Но...
   С тех пор прошло достаточно времени, чтобы  я  очнулась  от  ужаса  и
разобралась в ситуации. В Семье я  уже  больше  года.  Сначала  я  ждала
Олега. Надеялась, что поселившийся в его ребре бес порезвится и затихнет
и  он  вернется.  се  двери  я  оставила  открытыми,  каждый  раз  после
телефонного разговора с его родителями я отзванивалась ему на  работу  и
подробно пересказывала весь разговор, чтобы он  при  беседе  с  ними  не
попал впросак. Была с ним милой, шутила,  справлялась  о  его  здоровье.
Короче,  изображала  идиллические   отношения   между   взрослыми,   все
понимающими людьми. Правда, меня немного удивляло, почему Олег  ни  разу
не предложил мне  возмещать  затраты  на  телефонные  переговоры  с  его
родителями, ведь для меня эти деньги были куда как существенными.
   Но я сама себе маленьким язычком отвечала, что я ведь не  жалуюсь  на
свое бедственное положение, так откуда ему знать?
   А потом прозвенел первый звоночек. И не сказать чтоб тихонько.
   - Ника, ты ведь сейчас на Таганке живешь? - как-то спросил меня Олег.
   - Да, - подтвердила я, и в душе у меня все запело: сейчас он  скажет,
что хочет увидеться со мной, что соскучился.
   - Слушай, у вас там есть какой-то магазин итальянской сантехники.
   - Есть, - снова подтвердила я, совершенно не понимая, куда он клонит.
   - Ты не могла бы туда сходить?
   - Могла бы. А зачем?
   - Понимаешь, мы ремонт делаем, но у нас совершенно нет  времени  днем
по магазинам мотаться. Мы же работаем. Ты пойди  туда  и  посоветуйся  с
продавцами, какая сантехника лучше, и узнай, какие там цены. Ладно?
   Хорошо, что я в этот момент  сидела.  Просто-таки  большая  жизненная
удача. Иначе быть бы мне с черепно-мозговой травмой. Олег,  находясь  со
мной в зарегистрированном браке, живет с другой  женщиной,  приносит  ей
свою немаленькую зарплату, и на эту зарплату (на половину которой я имею
законное право) они делают ремонт в ЕЕ квартире и покупают сантехнику, в
которой ОНА будет мыться и справлять прочие гигиенические надобности.  А
я, брошенная без копейки и без крыши над головой Ника, должна ходить  по
магазинам и узнавать, какая  техника  лучше  и  сколько  она  стоит.  Ну
конечно, я же не работаю, не хожу к девяти в присутствие, я кто?
   Так никто, домработница, прислуга. Пойду с  корзинкой  на  базар,  по
дороге и насчет цен на унитазы справлюсь.
   У меня аж дух захватило. Знаете, это очень занятный процесс, когда  с
одной стороны тебя обуревает возмущение, с другой - удивление, с третьей
- стыд. Про возмущение,  я  думаю,  вам  понятно,  можно  не  объяснять.
Удивляло же меня, что я вообще это слышу от Олега. Неужели в нем вот это
вот было и раньше, а я не замечала? Или  раньше  не  было,  а  появилось
только сейчас? Да нет, пожалуй, и  раньше  было,  ведь  спокойствие  его
родителей - это его проблема,  сыновняя,  а  он  легко  и  непринужденно
переложил ее на меня. Дескать, старики  распереживаются,  ты  уж,  Ника,
помоги. Но старики - это святое, и я как-то не придала значения  просьбе
Олега  регулярно  звонить  им,  как  и  прежде.  А  ведь   его   просьба
посодействовать с унитазом, если вдуматься, из той же коробочки.
   И было мне в тот момент жарко от стыда. Я умирала от  любви  к  ЭТОМУ
человеку? И умирала от горя, когда он меня бросил? Неужели я такая дура?
Неужели я еще более слепа, чем Гомер?
   Людям свойственно любить себя, и я не исключение.
   Считать себя слепой дурой было неприятно, и  я  быстренько  вышла  из
виража, решив, что Олег, вероятно, просто сморозил глупость, не подумав,
как  она  будет  воспринята.  Вполне  простительная  ошибка.  С   каждым
случается.
   Второй звонок прозвенел просто-таки оглушительно.
   Для каких-то надобностей Олегу потребовалось предъявить свидетельство
о браке, а поскольку регистрировались мы в Ташкенте, то и  свидетельство
было на чистом узбекском языке. Находилось оно у меня.
   -  Ника,   слушай,   мне   нужен   нотариально   заверенный   перевод
свидетельства, - заявил он.
   - Приезжай и забирай, - ответила я без колебаний.
   - А ты не могла бы узнать, где делают официальные переводы?
   - Могла бы. Но ты можешь с этим справиться ничуть  не  хуже.  У  тебя
тоже есть телефон, возьми "Желтые страницы" и позвони.
   - Ну Никуша, - заныл он, - у тебя это так ловко  получается!  Слушай,
может, ты найдешь эту контору,  съездишь  к  ним,  сделаешь  все,  потом
заверишь у нотариуса, а?
   Строго говоря, это было проблематично. Одно дело заскочить в  магазин
сантехники на соседней улице, и совсем другое - переться незнамо куда  и
тратить неизвестно сколько времени. Я ведь никогда точно не знаю, кто из
членов Семьи и сколько времени собирается  провести  дома,  а  оставлять
Главного  Объекта  в  одиночестве  невозможно.   Конечно,   нет   ничего
невозможного, если захотеть. Но вот должна ли я хотеть?
   - А зачем тебе свидетельство о браке? - осторожно спросила  я.  -  Ты
собираешься подавать на развод?
   - Ну что ты, Никуша, конечно, нет. Мы с Галочкой собираемся  съездить
к друзьям в Калифорнию, они нас приглашают отдохнуть, а  в  американском
посольстве для визы обязательно нужно предъявлять свидетельство о браке,
если ты женат, там вообще все очень сложно...
   И еще десять минут я вынуждена была слушать печальную повесть о  том,
какие невероятные препоны приходится преодолевать  моему  бывшему  мужу,
чтобы вырваться  на  месяц  отдохнуть  с  любовницей  на  калифорнийских
пляжах. Если память мне не изменяет, перед моим  отъездом  в  Ташкент  к
тяжелобольному свекру Олег мне говорил, что  вот  отец  поправится,  все
тревоги закончатся, и мы обязательно поедем с ним в  Калифорнию  к  этим
самым друзьям, которых я, кстати, считала и своими  друзьями,  поскольку
мы были хорошо знакомы. А теперь мне предлагалось оказать ему  помощь  в
том, чтобы в эту поездку он отправился не со мной. Да уж  не  глючит  ли
меня? В самом ли деле это происходит? Может, я сплю? Или брежу?
   После второго звонка выходить из  виража  было,  пожалуй,  потруднее.
Зато после третьего, как и полагается в театре, занавес поднялся, и моим
глазам предстала четкая  и  не  очень-то  приглядная  картина.  Я  вдруг
увидела Олега таким, каков он был на сегодняшний день. Это совсем не тот
Олег, в которого я когда-то влюбилась и за которого выходила замуж.  Это
другой  мужчина,  инфантильный,  остановившийся  в  своем  эмоциональном
развитии на уровне ясельной группы детского садика.  Абсолютно  чужой  и
абсолютно мне ненужный.
   В тот день я поняла, что больше не буду его ждать.
   И мое пребывание в Москве утратило первоначальный смысл.  Но  к  тому
времени я проработала  у  Сальниковых  десять  месяцев,  и  мне  удалось
скопить