а  место
прочитанную книгу и взять новую. Ни разу за все время не видела я его не
то чтобы в гостиной, а даже и в комнате кого-то  из  внуков.  Внукам-то,
как  я  понимаю,  от  этого  только   радость,   не   пристает   к   ним
семидесятилетний дед - и слава богу,  сами  забегут  на  пять  минут,  о
самочувствии  справятся  и  считают  свой  родственный  долг   полностью
выполненным. Наталья - та деда любит, как умеет, конечно. То есть я имею
в виду,  что  она  к  нему  хорошо  относится,  по-доброму,  обязательно
несколько раз  в  день  зайдет  к  Николаю  Григорьевичу,  почирикает  о
чем-нибудь, за ручку подержит. Только она очень недомоганий  и  болезней
всяких боится, поэтому, когда деду  становится  хуже,  Мадам  впадает  в
панику и вообще перестает к нему заходить. Чего уж там такого  страшного
- не знаю, может быть, детские страхи какие-то, может, кто-то из близких
умер у нее на руках. Можно только догадываться, а сама она мне ничего не
рассказывала. А вот Великий Слепец отца откровенно боится. Он, наверное,
привык всю жизнь бояться родителей. Поэтому, когда после  смерти  матери
отец перестал активно влезать в его жизнь,  Гомер,  уставший  сорок  лет
бояться, вздохнул с облегчением и переложил все обязанности  по  общению
со старшим поколением на жену. А та, спустя какое-то время, - на меня.
   Сегодня Николай Григорьевич отправился в книжный магазин, чем  немало
меня удивил. При  такой-то  домашней  библиотеке  неужели  ему  почитать
нечего?
   - У вас  есть  "Кожа  для  барабана"  Переса-Реверте?  -  спросил  он
продавщицу.
   - Сейчас  посмотрим.  -  Та  повернулась  к  компьютеру  и  защелкала
"мышкой".
   Господи, это еще зачем? Полгода назад я видела эту книгу на  столе  у
Главного Объекта, он ее читал, я это отчетливо помню. В черном супере  с
красными буквами, серия "Мировой бестселлер". Читал,  потом  приносил  в
мою комнату, ставил на полку. Она есть дома. Зачем же покупать еще одну?
Хочет кому-нибудь подарить? Вполне может  быть,  ведь  он  завтра  будет
встречаться  с  коллегами  по  Совету  ветеранов,  со  старыми  друзьями
Продавщица тем временем выяснила, что книга в продаже  есть,  и  указала
Николаю Григорьевичу отдел, куда он и направился бодрым шагом  Я  решила
не махать над Главным Объектом крыльями,  словно  квочка,  с  поиском  и
покупкой книги он вполне справится и без меня, и отошла к стеллажу,  где
стояла медицинская литература.
   Надо бы прикупить что-нибудь новенькое  по  ишемической  болезни,  по
язве, да и более современное руководство для врачей "Скорой  помощи"  не
помешает, ведь мои знания устарели на пять лет, а клиническая работа  на
месте не стоит. С другой стороны, денег жалко... А хозяйские тратить  не
хочу, мне почему-то это кажется неприличным, ведь мои медицинские знания
входят в тот  комплекс,  который  оплачивается  зарплатой,  стало  быть,
поддерживать их и пополнять я должна из своего кармана.
   Со Старым Хозяином мы встретились у кассы, все-таки на одну  книгу  -
монографию, в которой, судя по оглавлению, было  много  полезного,  -  я
решила раскошелиться на триста (о ужас!) рублей. Он держал в руках "Кожу
для барабана", но в другом оформлении, вероятно, выпущенную  уже  другим
издательством.
   - Если я не ошибаюсь, у вас уже есть эта книга, - заметила  я,  когда
мы вышли из магазина.
   - Была, - кивнул он. - Вы не ошибаетесь.
   - - Была? - удивилась я. - И куда она делась?
   - Денис давал кому-то почитать, и ему  не  вернули,  а  он  не  может
вспомнить, кому отдал. Мне хочется, чтобы книга у меня была, я частенько
ее перечитываю.
   - Почему?
   Мне стало интересно. Сама я Переса-Реверте не читала, хотя,  конечно,
слышала о том, что он пишет изысканные интеллектуальные  детективы.  Что
же такое есть в его книге, что заставляет старого чекиста возвращаться к
ней снова и снова? Шпионские страсти? Тайны работы контрразведки?
   - Почему? - повторил вслед за мной Николай Григорьевич. - А  вы  сами
не читали?
   - Нет.
   - Тогда послушайте. "Баррикады  опустели,  герои,  некогда  связанные
солидарностью,  превратились  в  одиночек,  хватающихся  за   все,   что
попадается под руку, лишь бы уцелеть. Вы  никогда  не  чувствовали  себя
пешкой, забытой на шахматной доске, в каком-нибудь углу? Она  слышит  за
спиной затихающий шум сражения, старается высоко держать голову, а  сама
задает себе вопрос:  остался  ли  еще  король,  которому  она  могла  бы
продолжать служить?"
   У меня перехватило  горло,  на  глазах  выступили  слезы  и  тихонько
покатились по щекам. Хорошо,  что  Николай  Григорьевич  продолжал  идти
вперед и на меня не смотрел. Сколько боли и горечи было в его голосе!  И
сколько этой самой боли и горечи было в словах, которые он цитировал  на
память! Пешка, забытая в углу шахматной доски, - потрясающий образ.  Она
старается высоко держать голову, не показывать, как ей страшно, как  она
растеряна в своем непонимании, но у нее есть чувство долга и обязанности
солдата, и она готова выполнять их до конца, даже  ценой  жертвы,  ценой
собственной жизни.
   И она не подозревает, что ни ее жертва, ни ее  жизнь  уже  никому  не
нужны, потому что короли договорились, все  поделили  и  давно  попивают
терпкое вино, закусывая фруктами и ведя дружескую деловую беседу.  Битва
окончена, но короли об этом знают,  а  пешки  -  нет,  пешки  продолжают
сражаться, истекая кровью, потому что о них все забыли.
   Чем  ярче  прорисовывалась  в  моем  воображении  картинка,  обрастая
деталями, тем сильнее текли слезы, тем больше  сжималось  сердце  и  тем
хуже я видела тротуар у себя под ногами. Инстинктивно я ухватила Николая
Григорьевича под руку, чтобы не споткнуться.
   -  Вы  все  поняли,  -  негромко  проговорил   он,   по-прежнему   не
поворачиваясь ко мне. - Поэтому  вы  и  плачете.  Теперь  вы  понимаете,
почему я люблю этого писателя и перечитываю его книги?
   - Понимаю, - выговорила я, стараясь, чтобы голос не дрожал.
   - Перес-Реверте, видно, очень много думал о судьбах людей, по тем или
иным причинам выкинутых из  жизни,  -  продолжал  Старый  Хозяин.  -  По
старости ли, или в связи со сменой власти, или идеологии, или  моды,  но
они  оказываются  выкинутыми,  исключенными,  забытыми.  Ненужными.  Вот
послушайте еще, Ника. Это уже из другой книги, из "Учителя  фехтования":
"Самое  прекрасное  таится  именно  в   том,   что   остальные   считают
устаревшим... Не кажется ли  вам,  что  сохранить  верность  свергнутому
монарху достойнее, чем присягнуть  взошедшему  на  трон?"  Перес-Реверте
пишет об Испании, но на самом деле оказывается, что он пишет  о  нас.  О
нашем поколении в эпоху перемен. Ну, вы уже не плачете?
   - Нет. Все в порядке.
   Я осторожно  выдернула  руку  из-под  его  локтя.  В  моем  понимании
Главного Объекта произошли уточняющие перемены. Дело не  только  в  том,
что он не принял новую жизнь со всеми ее проявлениями, но и в  том,  что
эта жизнь не приняла его самого, отвергла, забыла, задвинула  в  дальний
угол шахматной доски и бросила там на произвол судьбы. Он-то  готов  был
жизнь положить на алтарь служения Родине, да только Родине его  жизнь  и
не  нужна  вовсе,  кому  нужен  старый  хлам,  далекий  от   современных
требований мобильности  и  компьютерной  грамотности,  при  этом  еще  и
нагруженный устаревшей идеологией?
   Я так погрузилась в мысли о Николае  Григорьевиче  как  олицетворении
всех пешек, забытых на шахматных досках, что  даже  некоторое  время  не
думала о шантажисте и о  звонке  Никотину.  К  счастью,  сегодня  Старый
Хозяин не собирался гулять, как обычно, три часа, он  ограничился  всего
лишь походом в книжный магазин. Вернувшись домой,  он  попросил  сделать
ему чай и гренки с сыром,  потом  Мадам  затеялась  наводить  красоту  и
велела мне приготовить ей для компресса отвар ромашки  и  череды,  потом
Кассандру вырвало прямо на бежевый ковер, и пришлось замывать и зачищать
рыжевато-коричневое пятно. Наконец все разошлись: Николай Григорьевич  -
в свою комнату с книгой, Наталья - в спальню с компрессами.  Можно  было
позвонить.
   - Есть новости, - спокойно,  даже  как-то  равнодушно  сообщил  Назар
Захарович.
   - Хорошие? - спросила я с замиранием сердца.
   - Неплохие.  Очень  даже  неплохие.  Не  хочешь  сегодня  полечиться,
капельницу поставить?
   - Хочу. Когда и где?
   - Боюсь показаться банальным, но пока  еще  довольно  холодно,  чтобы
гулять с женщиной по улицам, а тем более с такой красавицей, как  ты,  -
задребезжал он своим неповторимым смешком. - Ты не возражаешь  пообедать
со мной? Я приглашаю, - тут  же  добавил  он,  вспомнив,  очевидно,  мои
финансовые резоны для отказа.
   - Хорошо. Только где-нибудь, где попроще, ладно? - попросила я.
   - Бережешь мой карман? - усмехнулся Никотин.
   - Нет, боюсь, что не смогу соответствовать в смысле внешнего вида,  -
отпарировала я. - Одета я бедновато.
   Он велел  мне  через  час  приехать  на  "Красные  Ворота".  Наталья,
выслушав сквозь три слоя марлевых салфеток, смоченных в горячем  отваре,
мою просьбу отпустить меня для прохождения  медицинских  процедур,  вяло
махнула рукой, что означало милостивое  согласие.  На  всякий  случай  я
сделала полную перестановку в холодильнике, составив все диетпитание  на
одну полку и снабдив каждую емкость приклеивающейся  бумажкой  с  четкой
надписью: что это такое, из чего приготовлено и  кому  предназначено.  И
пусть только попробуют перепутать, уроды!
   Трясясь в вагоне метро, я глянула на себя в темное стекло и  внезапно
подумала: "Кадырова, тебе не кажется, что ты едешь на  свидание?"  Мысль
показалась мне дурацкой, и, как всякая дурацкая мысль, она  потянула  за
собой следующую, еще  более  нелепую.  А  что,  если  очаровать  старого
Никотина, женить его на себе, получить московскую  прописку,  крышу  над
головой, сменить паспорт и уйти работать врачом? И  покончить  со  всеми
этими  пьяными  Гомерами,  изменяющими  мужу  Натальями,   высокомерными
Аленами,  бестактными  Денисами  и  требующими   постоянного   присмотра
Главными Объектами? Покончить со всей этой тягомотиной, с  ролью  жалкой
бесправной приживалки, с подъемами в половине шестого утра независимо от
дня недели, потому что Николай Григорьевич в любой день встает в  шесть,
и к этому времени я должна быть  умыта,  одета  и  готова  принести  ему
утренний чай с булочками. Покончить  с  экономией  на  всем,  вплоть  до
колготок, которые я, как в старые добрые времена, снова ношу зашитыми, а
не выбрасываю. Конечно, я не буду при Никотине купаться  в  роскоши,  об
этом и речи нет, но мне не  нужны  его  деньги,  мне  нужен  официальный
статус и нормальные документы,  с  которыми  можно  жить  и  работать  в
Москве. А на еду и шпильки я себе как-нибудь  заработаю.  И  плюнуть  на
шантажиста, пусть себе достает Наталью, пусть присылает свои  фотографии
Гомеру,  Денису,  Алене  или  даже  Николаю  Григорьевичу,  пусть  будет
скандал, пусть Николай Григорьевич.., ну и пусть, мне  больше  не  нужна
будет эта работа.
   А на накопленные и  сохраненные  деньги  я  лучше  сделаю  что-нибудь
полезное для себя и Никотина, например, ремонт в его квартире.  Впрочем,
с чего я взяла, что его квартира нуждается в ремонте? Я ведь ее даже  не
видела.
   Ну, не ремонт, так машину ему купим, пусть поездит на старости лет.
   Мысль и впрямь оказалась настолько отвратительной и нелепой, что  мне
стало не по себе. Но нелепые,  а  особенно  дурацкие  мысли  имеют  одну
особенность: они приходят в голову ни с того ни с сего и покидать ее  не
хотят - хоть ты тресни. То ли дело  мысль  умная  или  даже  гениальная!
Она-то  приходит  только  после  долгих  раздумий  и   расчетов,   после
мучительных бессонных ночей и множества отработанных и отброшенных менее
гениальных мыслей. И что самое обидное, если эту умную мысль вовремя  не
заметить и не поймать, она тут же убежит, скроется и спрячется так,  что
замаешься искать.
   А вот нелепые мысли приходят сами,  устраиваются  в  голове  надолго,
основательно и даже начинают плодиться-размножаться.
   Выйти замуж по расчету за человека на двадцать лет  старше  -  гадко.
Это даже не обсуждается. Но что же  делать,  если  другого  выхода  нет?
Врешь ты  все,  Кадырова,  нет  безвыходных  ситуаций,  есть  неприятные
решения, ты отлично это знаешь.
   Дядя Назар на этот раз припоздал минут на семь, но  я  не  обиделась.
Наоборот, я даже обрадовалась, выйдя из метро и увидев, что его еще нет.
Мне нужно было время, чтобы успеть прогнать мерзкие мысли. А  они  никак
не прогонялись, сидели в голове уютненько и пускали корни.
   Мы пошли по Садовому  кольцу,  и  Никотин  привел  меня  в  маленький
итальянский ресторанчик вполне демократического вида, однако при взгляде
на  указанные  в   меню   цены   я   поняла,   что   демократизм   здесь
распространяется только на интерьер. Ну дает Назар Захарович!
   Прямо-таки сорит деньгами. Впрочем, я, наверное, напрасно  удивляюсь,
если во всех вузах преподаватели берут  деньги  за  хорошие  оценки,  то
почему в милицейском вузе этого не может быть? Наверняка есть.
   А Никотин, ехидина, томил меня, ничего не рассказывал,  отговаривался
тем, что голоден и вообще серьезные разговоры на ходу не ведет. Но глаза
его сверкали, и я подумала, что  сегодня  он  взял  с  собой  взгляд  не
Рутгера Хауэра, а Филипа Нуаре. О моем деле он  заговорил  только  после
того, как выпил бокал пива и закусил чесночным хлебом.
   - Я думаю, Ника, что тебе завтра никто звонить не будет, -  начал  он
неторопливо.
   - Они его нашли?
   - Почти. Все оказалось так, как я и предполагал. И на самом деле даже
проще.
   - В каком смысле проще? - не поняла я.
   - В том смысле, что схема оказалась именно той, какую я и подозревал,
но факты  удалось  установить  быстрее,  следовательно,  денег  от  тебя
потребуется меньше.
   Дело, видишь ли, в том, дорогая моя Ника, что любовник твоей  хозяйки
- не кто иной, как муж ее предпоследней клиентки. Клиентка,  собственно,
никакого шантажа в виду не имела, она просто наняла человечка  последить
за мужем, когда заподозрила неладное. Человечек принес ей фотографии, из
которых мадам клиентка узнала, что дорогой супруг изменяет  ей  с  мадам
дизайнером, в течение семи месяцев руководившей ремонтом ее квартиры.
   Вот  тут-то  у  клиентки  и  появилась  нехорошая  мысль  напакостить
сопернице и заодно вернуть свои деньги.
   А  поскольку  она  уже   успела   порекомендовать   дизайнера   своей
приятельнице, а та даже успела заказать проект и оплатить его,  то  наша
дамочка была абсолютно в курсе денежных дел твоей хозяйки.  Видишь,  как
все просто оказалось.
   - А приятельница-то знает об этом? - ошарашенно спросила я.
   - А то. Денежки они собирались, по всей видимости, поделить, каждой -
свое.
   - И что будет дальше?
   - Посмотрим, - неопределенно ответил Никотин.  -  Сейчас  такая  фаза
наступила, когда информация поступает каждые полчаса. Пока  мы  с  тобой
обедаем и развлекаемся разговорами, может, что-нибудь и произойдет.
   - А поконкретнее нельзя? - взмолилась я, понимая, что еще пять  минут
такой пытки - и я просто умру от любопытства. - Все-таки я плачу деньги,
значит, имею право знать.
   - Имеешь, имеешь, - он усмехнулся и отечески потрепал меня по руке. -
За половину вторника и среду установили имена и  адреса  двух  последних
клиентов твоей хозяйки, мальчик Алеша  вооружился  легендой,  поехал  по
адресам и страшно удивился, когда в одной из  двух  квартир  ему  открыл
дверь мужчина, запечатленный на фотографиях, которые прислал  шантажист.
Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы допереть, откуда ноги растут.
   В  среду  в  первой  половине  дня   обе   клиентки   встретились   в
фитнес-клубе, кое-что из их беседы удалось даже послушать. Ну а дальше -
дело техники. В итоге личность фотографа, нанятого следить  за  неверным
мужем, тоже установили. Есть подозрение, что именно он тебе и звонил. Но
вот эта деталь сейчас как раз и выясняется.
   Если  он,  то  все  совсем  просто.  Если  же  нет,  то  наружка  еще
походит-поездит за  обеими  дамочками,  посмотрит,  с  кем  они  сегодня
встретятся.
   - А вдруг они с шантажистом вообще до завтрашнего звонка  встречаться
не будут?
   - Будут, куда они денутся, - успокоил меня дядя Назар. - Я эту породу
людей знаю, - Какую породу?
   - Это люди, которые уверены, что они самые умные.
   - А они в этом уверены?
   -  Ну  а  как  же,  Ника,  дорогая!  Ты  посмотри,  что  они  творят:
шантажируют человека, которого знают лично, имея при этом, помимо  чисто
корыстного, личный же мотив. Верх глупости! Их вычислить - раз  плюнуть,
это тебе любой опытный сыщик подтвердит. Но они уверены, что никто ни  о
чем не догадается. Потому что все кругом полные идиоты, они одни  умные.
Да  стоило  бы  только  твоей  Наталье  рассказать  любовнику  о  звонке
шантажиста и о фотографиях, тот моментом сообразил бы, что в дело  может
быть замешана его благоверная. Уж он-то ее характер наверняка  знает,  и
повадки, и стиль мышления. И фраза о двух последних заказах от  него  не
ускользнула бы. Подумала об этом дамочка? Не подумала.
   А зачем ей думать, если она и так самая умная и все знает.
   Поэтому она обязательно встретится с тем, кто будет тебе звонить.
   - Не поняла, - призналась я. - Почему - поэтому?
   - Да потому, деточка, что звонящего нужно инструктировать, его  нужно
тренировать, натаскивать. Понимаешь? Он же глупый, он ничего не понимает
и обязательно сделает что-нибудь не так,  а  они  -  умницы,  они  точно
знают, как нужно вести разговор и как реагировать на те  или  иные  твои
слова. Они дело на самотек не пустят.
   Они   полагают,   что   окружающих   их   глупцов   нужно   постоянно
контролировать. Ведь дамочка - зачинщица шантажа с чего начала? С  того,
что решила проконтролировать своего мужа. Вот тебе и характер,  и  стиль
мышления. Встретятся они, даже не сомневайся, обязательно встретятся.
   Я слушала, затаив дыхание.
   - И потом что будет?
   - Потом им объяснят, что так  поступать  некрасиво,  и  если  они  не
одумаются и не возьмут себя в руки, то в правоохранительные органы будут
представлены доказательства того, что они занимаются вымогательством.
   А это дело подсудное и крайне неприятное. Вряд ли им  известна  такая
тонкость, как необходимость  заявления  со  стороны  потерпевшего.  Тебе
действительно повезло, что эти бабы оказались такими дурами. - Он весело
задребезжал и посмотрел на меня глазами Евгения Леонова в роли Короля из
фильма "Обыкновенное чудо".
   - Почему?
   - Потому что  они  не  прячутся  и  доказательства  своей  преступной
деятельности нам на блюдечке подносят.
   Знаешь, есть такое выражение, неприличное, но очень меткое: на всякую
хитрую задницу найдется клизма винтом.
   Я прыснула. Именно это выражение любил повторять мой любимый водитель
Сергеев. Впрочем, про Сергеева я, кажется, еще не рассказывала. У нас на
подстанции было несколько водителей, но  ездить  с  Сергеевым  я  любила
больше всего, несмотря на то, что он регулярно напивался на работе и вел
машину в состоянии не просто нетрезвом, а  близком  к  бессознательному.
Частенько случалось, что я  с  помощью  фельдшера  перетаскивала  его  с
водительского места в салон, укладывала на носилки и вела  машину  сама,
хотя прав у меня  нет  и  никогда  не  было.  Пришлось  научиться,  ведь
человеку, нуждающемуся в срочной помощи, не объяснишь, что водитель пьян
и "Скорая" приехать не может. Но зато Сергеев, маленький,  страшненький,
косоглазенький и пьющий, был неистощимым кладезем остроумных  выражений,
столь же точных, сколь  и  зачастую  совершенно  непристойных.  Народная
мудрость про хитрую задницу в оригинале звучала абсолютно нецензурно, но
стараниями Сергеева, работавшего хоть  и  водителем,  но  в  медицинской
структуре, была приближена, путем упоминания клизмы, к  профессиональной
тематике. При этом "хитрую задницу" он переименовал