таптывая тропу, изредка подгоняя окриками усталую детскую рабочую силу,
она не раз ходила уже за хворостом прошлой зимой и знает места. Они выходят
на край лесного болота, поросший кривыми чЈрными Јлками, где девочки,
оставив санки, начинают выкапывать и вязать верЈвками засыпанный снегом
палый камыш, выдирая пунцовыми руками из мЈрзлой земли шуршащие жЈлтые
стебли, даже бледные от постоянного недоедания щЈки розовеют от холодного
ветерка, идущего откуда-то с пасмурной высоты, а Галя молча углубляется в
лес, отыскивая валежник, иногда она поднимает лицо и следит, как стволы
деревьев уносят инеевые ветки ввысь, к матовому свету неба. Услышав сбоку
тихий хруст ветки, она оборачивается и видит совсем близко, в нескольких
шагах от себя, как осыпается снег с веточек кустов. Ей вдруг почему-то
становится страшно, она оглядывается по сторонам, но всюду неподвижность и
тишина, Галя успокаивается и идЈт дальше, прижимая собранную охапку рукой к
животу, в стороне она замечает поваленный ствол, подбирается к нему и
бросает ветки рядом в снег. Она начинает обсекать топором сучки со ствола и
вдруг снова чувствует, что кто-то присутствует у неЈ за спиной. Галя резко
поворачивается назад и вскрикивает.

Катя стоит босиком прямо на снегу, одетая в перепачканный землЈй свитер,
порванный зубами Тузика на плече, в волосах у неЈ тоже земля и ещЈ снег,
свитер и лицо в пятнах крови, на шее виден багровый рубец от колготочной
петли.

- Ты чЈ? - спрашивает Галя, совершенно не веря тому, что видит. - Ты чЈ
здесь делаешь?

Катя молчит и смотрит на неЈ, не мигая. Кожа на еЈ лице там, где цела,
серого цвета, а глаза темны, как вода подо льдом.

- Котова? - неуверенно говорит Галя. - Ты ж повесилась. Ты же мЈртвая
должна быть.

- Сама ты мЈртвая должна быть, - хрипло произносит Катя, в голосе которой
слышны слЈзы. - Хоть бы сапоги на меня одели.

- Так... ты же... ты же не дышала.

- Накрыли бы хоть чем. Одеялом, что ли.

Галя молча смотрит на посиневшие руки девочки, втянутые в рукава свитера.

- Дай ватник, - вдруг говорит Катя, из носа которой вытекает чЈрная струйка
крови. Она прижимает рукав к лицу. - Дай ватник, сволочь.

- Пошла отсюда! - орЈт на неЈ Галя, поднимая топор и быстро крестится
свободной рукой. - Пошла отсюда, пошла!

Катя делает шаг и бросается на девушку, которая с визгом отшатывается и
неудачно пытается ударить еЈ топором. Руками и коленом Галя отбрасывает
Катю на хрустнувшую охапку веток, но та переворачивается и снова встаЈт.

- Уйди, - воет Галя. - Уйди, гадина, - слЈзы бегут по еЈ щекам, остывая на
ветру.

Катя сглатывает и рыгает.

- Дай ватник, - хрипло говорит она. - Дай тЈплой крови пососать.

Галя всхлипывает и бросается бежать, не выпуская из руки топор, но мЈртвая
пионерка настигает еЈ и прыгает на спину, Галя со стоном валится с ног в
кусты, оцарапав щЈки, бьЈт Катю локтем по лицу, привстаЈт и снова падает,
царапая лицо о жЈсткие ветки, она хочет кричать, но только глупо стонет,
отбиваясь от вЈрткой, шипящей и брызгающей чЈрной носовой кровью девочки,
бьЈт еЈ кулаком в зубы, коленом в бок, отползает по снегу в сторону, как
вдруг тЈмная острая боль сжимает ей нос, разрывает глаза, и она совершенно
перестаЈт видеть.

- Ой, - всхлипывает Галя, берясь пальцами за своЈ лицо и чувствуя ладонями
текущую из глаз кровь. - Я ничего не вижу.

ЧЈрная Катино дыхание уже ушло с еЈ лица, но ослепшие глаза горят чЈрным
огнЈм, пробирающимся всЈ глубже в Галину голову. Она сидит среди кустов,
вытирая ладонями кровь с лица, руки еЈ дрожат. Катя подходит к ней спереди,
бесшумно передвигаясь в темноте, и с размаху рубит топором по лицу. Галя
валится набок в снег. Опустившись на колени, Катя отворачивает руками
намокшие пряди волос и, чмокая, сосЈт кровь прямо из расколотой головы.
Глаза девушки превратились в кровавые рваные дыры, по краям которых торчат
острые осколки багрового льда. Когда становится трудно высасывать, Катя
разрывает зубами горло Гали и пьЈт оттуда. Горловая кровь чище и теплее,
она напористо прыгает Кате в рот, как маленький родничок. Напившись, Катя
стаскивает с Гали ватник и кутается в него, поминутно икая, потом приседает
над трупом и старательно мочится Гале в рот, держа еЈ голову рукой и
пристально глядя вниз, на свою неровную бурую струю. Потом она несколькими
ударами отсекает Гале руку от локтя, бросает топор и натирает пятерню
отрубленной руки снегом, старательно распрямляя пальцы и прижимая свою
ладонь к Галиной. Наконец она встаЈт, в распахнувшемся ватнике, держа руку
девушки, как меч, оправляет на себе свитер и идЈт к болоту, оставляя на
снегу маленькие босые следы.

- Радуйтесь, колдуны зла, - шепчет она. - Я убила себя, ту хорошую себя,
повесила на железном штыре. Она висела там дни и ночи, как гниющее яблоко,
которое не хочет упасть. Радуйтесь, колдуны зла, я убила еЈ, я стала теперь
сама собой. Вы заколдовали меня, вы превратили моЈ сердце в кусок чЈрного
снега. Радуйтесь, колдуны зла.

Так она идЈт, разговаривая с деревьями, повторяя одно и то же, и из носа еЈ
течЈт чЈрная кровь, и за частоколами тЈмных стволов, там, в лесной глубине,
слышит она шорох их пространных одежд о стволы, и они представляются ей
бестелыми существами из одних деревянных голов, хотя она понимает, что это
может быть лишь одна из их форм, они проходят там, в лесной глубине,
неуловимые, немые и сгорбленные, неизвестно куда, и они не должны ей
говорить, она сама знает, чего они хотят.

Увидев Катю, Юля Невская замирает с камышом в руках, а Рита Панечкина,
зашедшая как раз за кривую Јлку, решает не выходить, приседая коленями в
снег. Катя подходит к Юле совсем близко и, остановившись напротив дрожащей
девочки, нюхает еЈ лицо, глаза, волосы, посапывая носом, где примЈрзла
чЈрная кровь. От Кати так гадко пахнет, что Юле приходится напрячь все свои
силы, чтобы не сморщиться.

- Сними... сапоги, - шепчет Катя. - И иди, туда... к берЈзе. Только не
беги. Стань там и стой.

Юля разувается и медленно, оглядываясь, идЈт к высокой, особо стоящей у
болота берЈзе. Катя влезает в оставленные девочкой сапоги и стукает ногой
об ногу.

- Эй ты, там, за Јлкой! - хрипло вскрикивает она. - Я тебя вижу!

Рита Панечкина вырывается из-под тЈмных еловых лап и бросается бежать через
болото, но резко спотыкается, падает, хватается руками за сапог и начинает
жалобно стонать.

- Думала убежишь, какашка? - тихо говорит Катя, опуская руку Гали Волчок. -
Не убежишь.

Рита со стонами привстаЈт и ковыляет дальше. Катя подходит к Юле Невской,
велит ей прислониться спиной к дереву и связывает камышиными стеблями руки
девочки за стволом.

- Что ты хочешь со мной сделать? - тихо спрашивает Юля. - Я тут замЈрзну.

- Как? - не понимает Катя. - Тут тепло совсем.

- Мне холодно, - ужасается Юля. - Холодно же.

- Холодно? - Катя смотрит Юле в лицо своими страшными невидящими глазами, и
той становится так жутко, что она начинает кричать.

- Ох что ты, заткнись! - шипит на неЈ Катя. - Не ори, сволочь, а то я тебя
сейчас убью.

Юля верит и замолкает, продолжая дрожать от ужаса.

- Жди меня здесь, я скоро вернусь, - обещает Катя и идЈт болоту по следу
ушедшей Риты Панечкиной. Она нагоняет еЈ через несколько минут, потому что
Рита еле идЈт, сильно хромая на одну ногу. Заметив сзади Катю, она садится
в снег и визжит, заливаясь слезами.

- Да замолчи же ты, - говорит Катя, подходя ближе.

- Я, вот... ногу вывернула... - плачет Рита от страха и злости на свою
проклятую судьбу. - Нога болит, я идти не могу...

- Ничего ты не вывернула, - поправляет еЈ Катя. - Она у тебя почернела вся.

- Вывернула, вывернула! - рыдает Рита.

- Да заткнись, гадина, - кривится Катя, из носа которой снова начинает идти
кровь. - Заткнись! - она рубит воздух мЈртвой Галиной рукой и у Риты
лопается голова, кровь струями выплЈскивается изо рта и носа вперЈд,
заливает лицо из глаз, убитая девочка откидывается назад, валится спиной в
снег. На болоте снова наступает тишина. Катя подходит вплотную к своей
жертве и внимательно осматривает труп, словно ищет какую-то упавшую на него
маленькую вещь. Потом она наступает сапогом Рите на кровавое лицо. Под
подошвой битым стеклом хрустит кровь, уже превратившаяся в наст.

Заполдень по следам пропавших собирательниц хвороста приходят Валентина
Харитоновна и помощница новой начальницы интерната Ангелина Давыдовна,
рослая женщина крестьянского происхождения, лет сорока, в армейской ушанке
и с толстой русой косой. За спиной Ангелина Давыдовна несЈт винтовку, чтобы
поразить пулей любого врага советской власти, будь то зверь или человек.
Валентина Никаноровна старательно хрустит снегом позади своей новой
подруги, потому что мать еЈ принадлежала к декадентской русской
интеллигенции и не напитала дочь достаточным количеством жирной крови.
Увидев брошенные полузаваленные хворостом санки, Ангелина Давыдовна берЈт
винтовку в руки и смотрит через истоптанный снег на берЈзу, к которой
привязана Юля Невская с рукавицей во рту. Что-то падает сзади неЈ в снег,
она резко поворачивается и видит труп Валентины Харитоновны, лежащий на
смутных от то и дело перестающего падать снега саночных колейках. На трупе
заметна одна странная особенность: у Валентины Харитоновны нет больше
головы, а только какая-то треснувшая, залитая тЈмно-красным соком небольшая
пробковая колба, оплетЈнная спутанными волосами, как волокнами старой
ободранной древесной коры. Ангелина Давыдовна понимает, что раньше этот
предмет и был головой Валентины Харитоновны, но не может понять, на какой
из его сторон находилось лицо. Она машинально валится животом в снег и
отползает под прикрытие саночек, выставив перед собой дуло винтовки. Она
слышит тишину, такую пустую, что снежинки, как комары, звенят у неЈ в ушах.
Глаза Ангелины Давыдовны чутко водят по инеевым кустам на опушке, отыскивая
затаившуюся цель. Постепенно она замечает, что становится всЈ холоднее.
Морозный воздух прислоняется к еЈ лицу, покалывая острыми иголочками снега,
вынутая из рукавицы на курок рука мЈрзнет до пронзительной боли, и лицо
тоже начинает ломить, словно в него втыкаются заиндевевшие железные гвозди.
Когда Ангелина Давыдовна понимает, что нужно бежать, она уже не может
подняться, на неЈ навалилась усталость, тепло утратившего чувствительность
тела иссякло, она закрывает глаза, чтобы уберечь их от холода и не видит
выходящую из кустов Катю, а если бы и видела, то не смогла бы даже нажать
окаменевшим пальцем курок. Катя приближается к лежащей навзничь за
саночками женщине и сбрасывает ногой шапку с еЈ волос, пробует носком
сапога голову. Ангелина Давыдовна ещЈ жива, хотя через горло в грудь ей
лезет толстая, обросшая шипами гусеница. Катя стоит над ней и наблюдает,
как Ангелина Давыдовна начинает дЈргаться и хрипеть от того, что кровь
замерзает внутри еЈ лЈгких. Похрипев, она разжимает челюсти на посиневшем
круглом лице, кожа на нЈм лопается, и выходящая из-под неЈ кровь сразу
застывает на воздухе.

- Кукла из тряпки, - обиженно шепчет Катя, оборачиваясь в сторону леса,
хотя там никого не видно. - У неЈ же краска вместо крови. Такие ни на что
не годятся, ясно вам или нет?

В сумерках она навещает труп Гали, которая всЈ также лежит в снегу с
разбитой головой, сидит возле него и роет отрубленной рукой девушки снег.
Потом она подбирает брошенный топор и убивает ударом в лицо себе на ужин
привязанную к берЈзе Юлю Невскую, потерявшую уже сознание от холода и
голода, высасывает кровь из раны Юлиного лица, обгрызет ей губы, горло и
мясо со щЈк. Белым болотом, из которого торчат уродливые не по старости
Јлки, уходит она вдаль, завеса рушащегося с непроглядных небес снега
скрывает еЈ, засыпая следы, и тЈмные лужи крови белеют, и тени брошенных
тел остаются покрываться инеевым мхом. Где-то там, в глубине колючей
метели, ложится она в мягкие, убаюкивающие перины снегов, чтобы уснуть и
долго спать, не дыша, и чтобы ей приснилось, что снежинки - это падающие
звЈзды, которые, приближаясь к земле, становятся, вопреки законам
перспективы, лишь тусклее и меньше.

7. Ледяные цветы

Так Катя и лежит, совсем мЈртвая, не размыкая глаз, пока не наступает
настоящая зима. Уже лесные мыши зарылись с пушистый снег и живут под ним,
пробивая себе крошечные луночки для дыхания, уже морозная, светлая, как
белая лампа, луна появляется в небе, просвечивая сквозь сплетение ветвей,
уже сидят по утрам на кустах пунцовые снегири, словно яблоки особой,
светло-алой породы, солнечные лучи просвечивают тонкую корочку льда на
веточках берЈз и однорукая Галя Волчок ходит белыми рощами, обгрызая со
стволов мЈрзлую кору и пережЈвывая снег, чтобы не так болела прорубленная
топором голова. Ночами на Галю нападает безысходная тоска и она ложится в
какой-нибудь сугроб, пытаясь замЈрзнуть до окончательной смерти, но не
имеющее источника самородное чЈрное тепло горит без устали в ней и не даЈт
даже спать, не то что умереть. Отчаявшись погибнуть, Галя тоскливо и
плачуще воет, гладя единственной рукой поверхность снега, который не тает
под еЈ ладонью, и, слыша этот вой, неусыпный Макарыч в который раз
перезаряжает в своей каморке двуствольное ружьЈ, потому что не надеется ни
на какие органы безопасности, а только на свой меткий глаз. Органы
безопасности являлись уже несколько раз и прочЈсывали окрестные рощи серыми
рядами зябнущих небритых солдат, но не нашли ничего, а потом позабыли снова
приехать, наверное, полагая, будто смерть уже улетела из этих мест в слепое
снежное небо.

Но Катя не ушла, она только уснула на время, и одной ясной зимней ночью
Галя Волчок, медленно шедшая просекой, бросается вдруг в кусты и мечется
там от ужаса, ссыпая с веток снег и скуля, засунув пальцы уцелевшей руки
себе в рот. Далеко на болотах, километра полтора от неЈ, Катя выбирается из
сугроба и открывает свои смоляные глаза, две маленькие дыры в абсолютный
мрак. Она идЈт, никуда не сворачивая, находит ворону, сидящую на вершине
Јлки, кашляет хрипло, дЈргая Галиной рукой, и пожирает упавшую с дерева
птицу вместе с перьями. ЗвЈзды рассыпаны по небу, как фонари.

Этой ночью Катя приходит к воротам интерната и глухо ударяет в них сапогом.
Из калитки выходит в лунное поле Макарыч, как призрак, в надвинутой на лоб
мохнатой шапке и валенках, он направляет на Катю ружьЈ, но оно не может
выстрелить, потому что пули примЈрзли к стволу. Макарыч скалится и хрипло
ревЈт, мотая головой, зубы у него выламывает крюками мороза, такого
страшного, какого он не помнит в Сибири, на белочешской войне. РЈв его
быстро ломается в сплошной хрип, веточный хруст, и старик валится в снег,
как срубленное дерево. Переступив через него, Катя проходит через будку,
хрумкая осколками рассыпавшейся от мороза керосиновой лампы. Проникнув в
первый барак, она убивает девочку ОлЈну Медвянскую, спящую возле двери,
коротко вцепляясь ей своими пальцами в лицо, из которого сразу выступает
быстро стынущая кровь. Катя прокусывает мЈртвой плечо и высасывает много
крови, потом она перегрызает на трупе шею и уносит голову за волосы в лес.
Долго ходит она между спящих древесных стволов, шепча им что-то, чего не
разобрать, и качая за волосы мЈртвой головой, с которой капает кровь,
иногда она останавливается и смотрит вверх, чтобы определить по звЈздам
свои координаты и отметку времени на кругу своего бессмертия.

Наконец она приходит к той яме, где еЈ некогда закопали, к задубевшей мумии
Тузика, полупогружЈнной в снежную впадину, она садится в снег, покачивается
и с жуткими, лисьими стонами царапает лицо ОлЈны Медвянской. Из носа Кати
капает чЈрная кровь, расплЈскиваясь о лоб ОлЈны и затекая ей в глаза. И
тогда из деревьев выходит однорукая Галя, разорвавшая на себе одежду в
поисках причины непрекращающейся собственной жизни, задыхаясь, она хрипло
взвизгивает и плачет от страха, всЈ ближе к ней нервный, звериный стон
смерти, всЈ ближе источник терзающей еЈ боли. Галя останавливается в
нескольких шагах от Кати и, трясясь, опускается на колени.

- Котова, - сдавленно и хрипло говорит она. - Дай мне умереть.

Катя перестаЈт стонать и смотрит в расцарапанное Галино лицо, по которому
текут холодные окровавленные слЈзы.

- Вытащи собаку, - говорит ей Катя.

Давясь плачем, Галя нащупывает целой рукой в снегу труп Тузика, вцепляется
пальцами в рыжую шерсть, перемешанную со снегом и рвЈт примЈрзшего пса из
могилы наверх. Тузик не поддаЈтся, превратившись в единое целое с
господствующим в лесу ледяным оцепенением.

- Не могу, - хрипит Галя и тщетно дЈргает отрубленной рукой, чтобы вытереть
слЈзы. - Помоги.

- Вытащи собаку, - безжалостно повторяет Катя, засовывая пальцы в разинутый
рот ОлЈны Медвянской. - Рви, пизда.

Галя сжимает зубы и рвЈт Тузика к себе, схватив его за лапу и упираясь
коленями в снег. Одеревеневшее чучело с хрустом выходит из снега, осыпая
инеевую муку. Катя ложится на живот лицом к яме и начинает жевать снег,
подгребая его руками ко рту. Галя со стоном валится набок, подтягивает
ноги, сворачивается и, дЈргаясь, зажимает голову между коленями.

Из провалившейся вниз земли вылезает Надежда Васильевна. ЕЈ лицо неплохо
сохранилось, только губы и нос почернели, а ту сторону, которой Надежда
Васильевна лежала на земле, поели санитары леса, щЈку и ухо, так что там
теперь тЈмно-бурый пролежень, некогда мокнувший, а теперь замЈрзший до
морщин. Грудь Надежды Васильевны давно лопнула, расплывшись по одежде
зловонным тЈмным пятном, пальцы на руках огнили, а одна нога не сгибается,
то ли кровь замЈрзла в ней, то ли разложились мышечные волокна. Выбравшись
на воздух, Надежда Васильевна зверино рычит и сразу бросается на Катю, но
та сдавливает руками глаза ОлЈны Медвянской, отчего бывшая коммунистка
дЈргается и оседает в снег, заваливаясь набок, кровь вперемежку со
сгнившими тканями выходит у неЈ изо рта, как чЈрный понос, она всхрапывает
от боли, боком пытаясь отползти прочь, рвота тянется мазутной кашей за еЈ
напряжЈнно разинутой пастью. Дрыгаясь, как пытающийся раскрыться перочинный
нож, Надежда Васильевна судорожно, булькающе блюЈт и пускает задом газы.

Следом за ней из ямы выбирается Ольга Матвеевна, которой выстрелом в
затылок вырвало нос, она ползЈт на четвереньках, то и дело заваливаясь на
землю и снова тяжело поднимаясь, едва добравшись до края ямы, она ложится,
перевернувшись на спину, и хрипло дышит, глядя на инеевые деревья над
собой. Потом она перестаЈт дышать и окончательно умирает, оставаясь лежать
на краю снежной воронки, женщина, которая хотела стать Богом, но
превратилась в пустое околевшее тело. Больше не может выйти никто, только
слежавшаяся вонь разложившихся тел поднимается еле различимым паром из
трупной берлоги. Катя подползает к краю ямы и заглядывает внутрь, она видит
ноги одной из девочек, сгнившие до костей, чью-то голову, присыпанную
землЈй, и ощущает, что лежащие внизу детские тела уже перестали быть даже
трупами, они стали почвой, удобрением, едой будущей травы.

Новая начальница интерната Любовь Ивановна Благая просыпается среди ночи от
того, что чья-то маленькая, мЈрзлая рука касается еЈ лица. Любовь Ивановна
очень не любит, когда касаются еЈ лица, она даже мужу своему, Анатолию
Герасимовичу, не позволяет трогать своЈ лицо, потому что оно означает для
неЈ зеркало души. Открыв глаза, Любовь Ивановна видит стоящую возле своей
кровати девочку, держащую в одной человеческую руку с раскрытой ладонью,
пальцы которой прижаты друг к другу, и свою вторую голову, непохожую на
первую лицом. Любовь Ивановна думает, что наблюдает неприятный сон, тем
более, что от девочки пахнет потерявшейся в лугах дохлой скотиной. Любовь
Ивановна силится проснуться, но девочка не уходит, она зло, и даже с
каким-то отвращением, глядит на женщину своими чЈрными глазами.

- ТЈтя, вставайте, - произносит Катя, а это, конечно же, она и есть. - Надо
гнать девчонок в болото, очаг культа возводить.

- Чего? - не понимает Любовь Ивановна, напрягая брови.

- Культ требует очага, - уверенно говорит Катя, взмахивая второ