отолков и посередине одной из них блестит при луне большая лужа, в
которой Соня умывается и полощет пахнущий кровью рот. Из окна видны
усыпанные голыми деревьями, погашенными в воде фонарями и редкими
автомобилями территории дворов.

Соня становится в оконный проЈм и равнодушно смотрит вниз, на гору песка и
накренившийся под уклон экскаватор. Шагнув вперЈд, она пролетает несколько
метров и падает обеими ногами на толстый металлический трос, крепящий
подъЈмный кран к стене дома. Несколько секунд она добывает равновесие,
расставив руки в стороны и балансируя на вибрирующем тросе, ядовитая ткань
ржавой опоры жжЈт голые ступни. Наконец трос и тело Сони прекращают всякое
вертикальное движение и, объятая засасывающей одномерностью пространства,
Соня легко поднимается по тросу к лестнице крана, по которой лезет к кабине
и выбирается на гудящую от ветра стрелу. Здесь Соне необходима точность, и,
стоя на кончике стрелы возле колеса, обмотанного пахнущим машинным маслом
крановым тросом, она долго рассчитывает расстояние, пока наконец не
перелетает на карниз девятого этажа соседнего дома. ПолЈт даЈтся ей
нелегко, и она долго борется с ветром, распластавшись на холодной плиточной
стене, струящейся прозрачным ночным воздухом, прежде чем ей удаЈтся
спрыгнуть на открытый балкон. Здесь, покачиваясь в старом плетЈном кресле,
накрытом рваным одеялом, Соня ждЈт следующей ночи, чтобы продолжить свой
путь.

В квартире, которой принадлежит избранный ею для гнезда балкон, живут
старик и старуха, оба дряхлые и больные, только старик ещЈ может выходить
на улицу, и потому он покупает в магазине хлеб, кефир и вермишель, из
которых старуха затем готовит одноообразную еду. Жизнь стариков протекает
почти без звука, и утренние часы наполняют Соню покоем. Она смотрит, как на
крышах дерутся вороны и совершенно не обращает внимания на то, как врачи и
милиционеры внизу обводят цветным мелом трупы загубленных ею строителей,
накрывают их простынями, записывают что-то в блокноты, курят отравленные
сигареты и наконец уезжают в сторону дующего ветра, возможно рассчитывая
найти там Соню.

Осеннее солнце поднимается в голубое холодное небо, как сияющее
ослепительным пламенем живое существо, готовящееся к прыжку вниз. Соня
закрывает глаза и видит огромную ель, увешанную яркими нецветными
электрическими огнями, чувствует запах нагретой смолы и клея на свЈртках с
новогодними подарками. Из окна, отворЈнного в лазурные небеса, входит Дед
Мороз в своей красной одежде с белой оторочкой и с узорчатым топором за
поясом. Он подходит к стоящей возле Јлки Снегурочке и поднимает еЈ за
волосы над землЈй. Не в силах больше притворяться мЈртвой, Снегурочка
трясЈтся и кричит. Дед Мороз смотрит еЈ в рот и сильно и с хрустом бьЈт еЈ
головой об стену, пока из носа Снегурочки не начинает литься кровь. Она уже
не кричит, а только хрипит в истерике своим разинутым ртом, и тогда из носа
Деда Мороза туда начинает с хрюканьем стекать что-то мазутное, вызывающее у
Снегурочки рвотные спазмы, но руки Деда Мороза крепко затягивают ей голову
за косы назад, и она скоро затихает и падает отпущенная на пол, продолжая
трястись и выворачиваться, как ящерица. Дед Мороз снимает шапку и все
видят, что у него куриная голова. Детям становится страшно и они убегают,
остаЈтся только Соня, которая подходит к Деду Морозу и дЈргает его за
рукав, выпрашивая подарка. Но Дед Мороз только смотрит на неЈ куриной
головой и насмешливо щурится.

Открыв глаза, Соня видит перед собой старика, вышедшего на балкон в поисках
банки с засоленными огурцами, которые сам же старик и съел уже около двух
лет назад. Вместо огурцов он нашЈл Соню и несколько удивился, потому что
забыл, как она попала к нему на балкон.

- Меня зовут Соня, Соня Павловна, - заявляет Соня, выбираясь из кресла. - Я
к вам в гости пришла.

- Магазин с кефиром закрыли, - тяжело отвечает старик, поворачиваясь к
балконной двери и начиная влезать обратно а комнату. - Теперь будем сами
кефир варить.

- Вот и хорошо, - ободряет его Соня.

- А из хлеба что сделали? Суп из него сделали. Советская власть! - старик
затворяет за Соней балкон. - Суп и покупаем. Теперь будем сами его из
кефира варить.

- Вот и хорошо, - снова говорит Соня, разминая ноги на засыпанном волосами,
пылью и тараканами полу. - А кошка у вас есть?

Не расслышав вопроса, старик смотрит Соне в рот слезящимися глазами, как
смотрел Дед Мороз в рот Снегурочке в сонином сне, теперь Соня понимает,
зачем. Ей незачем повторять вопрос, потому что в комнату входит тощая серая
кошка и обнюхивает сонины ноги, ища себе пищи.

Через некоторое время старик и Соня пьют чай на маленькой прокуреной и
грязной кухне с выжженной клеЈнкой на столе и облупившейся раковиной, где
лежит вонючая тряпка. Кошка ходит вокруг сониных ног, выпрашивая еды, и
Соня понимает, что ест она только тараканов.

- А что у вас тараканы едят? - спрашивает Соня.

- А что они едят, хлеб едят, кефир едят, вермишель едят, - отвечает старик.
- Бублик едят, - добавляет он, повернувшись к пустой хлебнице, где лежит
половинка бублика. - Возьми, деточка, бублик, у тебя ж зубки молодые.

Соня берЈт окостеневший бублик, на боку котрого видны зарубки, как
отпечатки древних папоротников на спрессованных землЈй камнях и кладЈт его
возле чашки с бледным безсахарным чаем. Бублик, конечно, старше кошки.

- А вы, дедушка, Ленина помните? - спрашивает она, глядя в мутное окно.

- Я Ленина живым не видел никогда. Он раньше меня умер.

- Почему умер?

- Не знаю, деточка. Заболел и умер. Я заболею и умру. И ты тоже заболеешь и
умрЈшь, хоть и маленькая.

- Не верю я, что Ленин умер, - говорит Соня, глядя в окно и царапая ногтем
клеЈнку. - Это вам, дедушка, в газете написали.

- Подох, милая. Подох, лошадь. Какой бы ни был человек, а как осЈл
подохнет. Хоть Ленин, хоть моя старуха.

- Старуха ваша, конечно, подохнет, - уверенно рассуждает Соня. - А Ленин
будет вечно живой.

- Ты, девочка, никак пионеркой осталась, - удивляется старик.

- Да, не успели меня в комсомол принять.

- А где ж твой красный галстук?

- Не найти мне теперь моего галстука, - злобно ковыряет клеЈнку Соня. - Мне
бы Ленина найти.

- Ишь ты. Ленина ей. А пойди в Мавзолей, там твой Ленин и лежит. Тело
бревном, в голове лампа.

- Вы дедушка старый, а говорите глупости. Вас Бог за такие глупости съесть
может.

- Бог меня не съест, я в него не верю. Был бы Бог, не позволил бы он из
кефира суп варить. Вот старуха моя, она в Бога верит, еЈ он и съест, - при
последних словах старик пытается рассмеяться, но только хрипло сипит.

- Неправильно вы, дедушка, рассуждаете, - терпеливо объясняет Соня. - ВсЈ
будет совершенно по-другому. Не Бог вашу старуху съест, а старуха ваша вас
съест, когда умрЈт. А насчЈт Ленина вы не правы, вовсе он не умер, а живЈт
до сих пор, только вы его не видели.

- А кто ж в гробу лежит, как не он? Я ж ходил к нему, горбушку в кармане
носил, а от него ядом пахнет, как от черепахи в музее, - старик озлобляется
и раздувает смрадную советскую папиросу Ватра.

- Ленин из гроба встал и ушЈл, а в гроб искусственную куклу положили, чтобы
все думали, что он умер, - говорит Соня. - Я знаю, в каком месте настоящий
Ленин живЈт, только это место найти не могу. Там чЈрные озЈра должны быть.
Они глубокие, как колодцы, потому что дыры в земле. И ещЈ там лес каменный,
как зеркало, и снег идЈт. Не знаете вы, дедушка, такого места?

- Места такого нету на земле, а тебе, деточка, надо уколы в затылок делать.
Моя старуха тоже раньше в клинику ходила, а теперь ходить не может.

- А старуха ваша, как вы еЈ называете, тоже не знает, где Ленин живЈт, или
только притворяется?

- Да что ты заладила, кто это тебе про Ленина сказал?

- А вы, дедушка, быстро Ленина забыли.

- Мне помнить трудно, я старый.

- А он вас помнит, хоть ему-то уже больше ста лет. Видит он, как вы хлеб
тут с кефиром едите. А вы его не видите. Даже портрета его у вас нету. Вы,
дедушка, по всему видно, старый коммунист, а всЈ равно сволочь. Потому что
в коммунизм вы не верите и не верили поди никогда.

- Сама ты сволочь, - хрипло говорит старик, медленно куря папиросу
узловатыми венозными пальцами. - Я б тебя убил.

- Это вы для того сделать хотите, чтобы я вам о молодости и светлом
коммунизме не напоминала. Я у вас кошку заберу, всЈ равно вам еЈ кормить
нечем, а если хотите, даже купить могу, - Соня вытаскивает из нагрудного
кармана испачканной цементом кофточки помятые деньги и кладЈт их на стол.

- Ты кошку на мыло видно сдашь, - тяжело говорит старик, и в глазах его
видна бессильная печаль.

Соня отодвигает ногами из-под себя стул назад, берЈт кошку и уходит
коридором в спальню, где в кресле сидит измождЈнная болезнями старуха,
смотрящая в окно. Возле кресла на стуле лежат еЈ очки и сложенная газета.

- Здравствуйте, бабушка, - говорит Соня, кладЈт кошку на пол и, подойдя
сзади к креслу, берЈт лежащий на комодике платок и ловко накидывает его
старухе через голову на шею. ОтЈчное лицо старухи наливается кровью, она с
сипением хватает ртом недостающий воздух. Соня внимательно смотрит сбоку в
еЈ выпученные глаза. - Ну что, бабушка, видите чЈрные озЈра? - спрашивает
Соня и приотпускает платок, за который старуха судорожно пытается
схватиться руками.

- Вишу, фнушешка, - еле слышно шамкает она.

- А лес каменный? - снова затягивая удавку, Соня упирается коленом в кресло
для приобретения дополнительной опоры. Старуха корчит рожи и думает только
о своей смерти. Когда Соня снова отпускает, мозг старухи, затопленный
больною почерневшею кровью уже не хочет восстанавливать контакт с
остальными органами.

- Мяшная лафка, - говорит старуха свои последние слова. Руки еЈ падают на
живот. Соня вытаскивает из-под еЈ понурившейся головы платок и возвращает
его на комодик. Наклонившись к лицу старухи, Соня слегка растягивает
пальцами еЈ открытый беззубый рот и плюЈт в него. Затем она ловит кошку,
подходит к окну, забирается на подоконник и, отворив форточку, выбрасывает
кошку с девятого этажа. Сделав это, Соня затворяет форточку и покидает
квартиру, замечая, что старик по-прежнему сидит в кухне на том же месте и
курит папиросу.

- До свиданья, - говорит Соня с порога. Старик не слышит еЈ, погружЈнный в
воспоминания о своей молодости и светлом коммунизме.

Спустившись вниз на исцарапанном гвоздями лифте, Соня находит труп
разбившейся при падении на асфальт кошки, из пасти которого течЈт кровь, а
шкура на животе лопнула. Присев около него на колени, Соня вынимает у кошки
сердце и откусывает его от сосудов. Потом она прячет сердце в рот и уходит
солнечными холодными дворами в ту сторону, куда если очень долго идти,
придЈшь к северному морю.

2. Нефтяные озЈра.

...И если кто захочет их обидеть, то огонь выйдет из уст их и пожрет врагов
их; если кто захочет их обидеть, тому надлежит быть убиту.

Откр. 11.5

Отец Наташи был строителем, а мать медицинской сестрой. Когда Наташе было
девять лет, отец надорвал себе живот, таская на стройке камень и умер в
больнице. На похоронах отца людей было немного, но по мокрому чЈрному
асфальту и ступенькам парадного гнили растоптанные цветы. Наташа думала,
что их подарили маме и, собрав цветы вечером картонной коробкой, поставила
их в кувшин. Но мама выбросила цветы и скоро вышла второй раз замуж за
прокуренного человека, лечившегося у неЈ в больнице. Наташа не любила
нового мужа мамы и отказывалась называть его отцом, за что мама еЈ била
сильной ладонью по лицу.

В четвЈртом классе Наташа начала курить, а в пятом на дне рождения своего
соученика Вити - жить половой жизнью. Однако любимыми занятиями Наташи было
танцевать на дискотеках и пить водку. Она часто напивалась пьяной,
инстинктивно стремясь постичь суть вещей, и дралась с подругами, таская их
за волосы. После восьмого класса она пошла учиться в строительное ПТУ,
чтобы достроить дом, который не успел достроить еЈ отец. В ПТУ она сделала
себе два аборта, а по его окончании стала работать на стройке. Наташа
терпела мужчин только для постели, а вобще ненавидела, и все мужчины
называли еЈ шлюхой. В последний вечер своей жизни Наташа сильно напилась
сивушного раствора и позволила своим сотрудникам Диме и Толику
оплодотворить себя в долгой одуряющей свалке на койке тЈмного вагончика. Во
время оплодотворения все трое вели себя как животные, рычали, ревели,
бились головами в неживые предметы, ругались матом и даже порвали на Наташе
майку. Потная и измождЈнная многократным приЈмом семени, Наташа погрузилась
в подобный обмороку сон, пробуждение из которого было страшным. Из него
Наташа запомнила только лицо красивой беловолосой девочки с неподвижным
взглядом, похожим на дырки розетки, и ужас смерти, впившийся ей в голову
своими когтистыми птичьими лапами.

Наташа лежит голая на ледяном столе, накрытая с головой целлофановым
покрывалом. На покрывале проступает иней. Откуда-то сверху светит страшная
белая лампа. Наташа думает, что она уже на том свете. Нечеловеческий мороз
стоит перед ней как церковь со множеством колоколен, уносящихся ввысь. Губы
Наташи начинают шевелиться, вспоминая совершЈнные ею грехи. От исповеди еЈ
начинает сильно тошнить. Чьи-то сильные руки подхватывают Наташу под мышки
и за ноги, тащат от лампы в темноту, кладут животом на холодное железо и
сдирают покрывало.

- Ну как невеста? - спрашивает хриповатый мужской голос. - Разогревать не
будем, не задубела почти. Веснушек даже на ней мало. Как живая.

- А ведь давно пора бы уже, - отвечает ему голос помоложе. - Без веснушек
что за девочка. А холодная, тварь!

- Да, эта не из тех, что греют, - смеЈтся старший. - Может, вместе наляжем?

- Ты же знаешь, что я этого не терплю, - брезгливо говорит молодой. -
Сперва уж я, а то потом ты станешь еЈ тело скальпелем пороть, ты ж без того
не можешь, чтоб тело скальпелем не пороть.

- Какой же секс без скальпеля, - соглашается старший и слышно, как он
медленно уходит, насвитывая и хрустя обувью о засыпанный грязью линолеум.

Молодой, взяв тяжЈлое от смерти тело Наташи за щиколотки, подтаскивает еЈ
животом к краю стола и опускает еЈ ноги к полу. Потом, сняв штаны, он
наваливается на наташин зад, тихо называя еЈ при этом Людмилой. Резко
извернувшись, Наташа хватает его за горло и начинает душить. Он пытается
оттолкнуть еЈ от себя, но она несколько раз, глядя ему в глаза, с размаху
бьЈт его своим холодным и влажным от испарившегося инея лбом в переносицу.
Из носа мужчины льЈтся кровь, зрачки закатываются под веки. Когда он
перестаЈт дышать, Наташа отпускает его упасть грудью на стол, наклоняется и
от отвращения с гавканьем рвЈт тЈмной трупной слизью.

Рядом стоит ещЈ один стол, на котором лежит покрытый множеством потемневших
ножевых ран голый труп старика, не верившего в вечную жизнь Ленина. После
ухода Сони старик долго ещЈ сидел на кухне, а потом пошЈл к старухе, чтобы
она напомнила ему, как его звали двадцать лет назад. Что-то тяжЈлое
навалилось на него в тЈмном коридоре, сбило с ног и стало, царапаясь,
грызть беззубыми челюстями его лицо. Вспомнив слова Сони, старик испугался
и стал бить мЈртвую старуху по голове своими слабыми кулаками. Однако
старуха задавила его и он умер, теперь уже убеждЈнный в сониной правоте.
Старуха приволокла из кухни нож и ела старика сырым, вспомнив забытый вкус
мяса, потом вылезла с ножом и кровавым куском в зубах на балкон и
перевалилась через перила, думая, что сумеет летать, но упала и разбила
себе голову, обретя таким образом вечный покой.

Наташа снимает с мЈртвого мужчины свитер и надевает его на себя. Штаны
одевать ей противно, и она голая ниже пояса тащит мужчину за волосы в
морозильню и разбивает кулаком белую лампу. Выбрав три мужских трупа, один
женский и один труп мальчика, Наташа, подчиняясь непонятной тяге, пускает
им свою рвоту изо рта в рот, забираясь с ногами на полки. Когда приходит
напарник убитого, светя перед собой фонариком, Наташа не даЈт ему включить
аварийный свет, а нападает на него сзади и, обхватив одной рукой за горло,
выдавливает пальцами другой глаза. Мужчина от этого падает с громким воем
обезьяны на пол, роняя фонарик, и Наташа со всей силы бьЈт его ногой по
голове, пока с коротким хрустом не сворачивает шею.

В пять часов утра во дворе морга появляется группа из шести мертвецов
обоего пола, высокий лысый мужчина вооружЈн топором, а молодая женщина в
свитере, в которой нетрудно узнать Наташу, держит в руках металлическую
палку для перетаскивания трупов, загнутую на конце в острый гак. Вторая
женщина, с ожогом на лице, кутается в тЈмного цвета плед, а идущий
последним мужчина сильно хромает, потому что у него нет куска ступни. Они
забираются в салон микроавтобуса, выполняющего роль катафалка, причЈм
хромой садится за руль, а Наташа на переднее сидение рядом, и выезжают по
направлению к давно прекратившему по финансовым причинам отравление
окружающей среды химическому заводу, расположенному на северной окраине
города. Они едут пустыми улицами в темноте, водитель чЈтко соблюдает полосы
разметки, напристЈгнутая ремнями безопасности Наташа расслабленно сидит,
откинувшись назад на спинку кресла, и невидяще смотрит на мелькающие фонари.

ВсЈ происшедшее кажется Наташе странным, но не пугает еЈ, наверное потому,
что она не верит в свою смерть, не находя ей причины. Лениво подняв руку,
она трогает рану на голове, засовывая в неЈ пальцы. Сзади начинает
доноситься хрип одного из воскрешЈнных Наташей мужчин, который, согнувшись
пополам на грязном полу микроавтобуса, корчится от пожирающей его изгнивший
кишечник боли. Хрип переходит в глухой рЈв, мужчина бьЈтся головой в
оболочку машины и ползает боком между молча сидящими на полу товарищами.

- Стой, - говорит Наташа водителю и автобус тормозит у обочины пустого
проспекта. По тротуару идЈт, пошатываясь, нетрезвый человек в растЈгнутом
пальто. Наташа берЈт свою палку, другой рукой ведро из-под ног и вылезает
на усыпанный красными листьями квадрат сырой земли, где растЈт клЈн.
Человек сразу замечает приближающуюся к нему полуголую женщину с ведром и
железным гачком, плохо освещЈнную фонарями, зрелище это ему не нравится,
но, объясняя его действием чрезмерной дозы алкоголя, он просто пытается
убежать в глубину незнакомого переулка. Ускорив шаг, Наташа легко настигает
свою жертву и бьЈт еЈ гачком по голове. Человек сразу падает, и Наташа
основательно расшибает ему голову меткими ударами гачка. Усевшись на
асфальт и подставив край ведра под кровяной фонтан, она облизывается и
обводит глазами тЈмные окна домов. Место, где Наташа доит убитого,
находится в отдалении от ближайшего фонаря, так что даже бодрствующие в это
время не могут увидеть выражения этих глаз.

Первым пьЈт из ведра водитель, противно урча, затем, когда автобус
трогается, Наташа протягивает его в салон. Женщина, завЈрнутая в плед,
отливает себе крови в консервную банку, хмурый мальчик черпает ладонью и с
отвращением морщится, остальное с сосущим чавканьем пьЈт лысый мужчина, а
тот, что корчится на полу, уже не может принять участие в трапезе, изо рта
его лезет что-то густое и вонючее, похожее на куски развалившихся
внутренностей, и рЈв его давится в этом отвратительном материале, переходя
в шаркающий хрип. Около шести часов утра, когда уже начинает едва заметно
светлеть, автобус останавливается у проваленной во многих местах бетонной
ограды химического завода.

Соня пришла на завод пешком, для чего ей потребовалось много времени, но
время значило для неЈ мало, кроме того ей пришлось задержаться в одном из
новых микрорайонов, через который пролегал еЈ путь, чтобы убить в парадном
возвращавшуюся из школы ученицу седьмого класса по имени Надя, с целью
завладеть еЈ ботиками и колготками, чтобы босиком не так бросаться в глаза.
Ботики были немного велики Соне, но нравились ей своей формой и чЈрным
цветом. Колготки были телесные, чего Соня не любила, к тому же рваные на
тыльной стороне правого бедра. Надя, впрочем, носила длинное школьное