, как гора, любовь наполняет еЈ маленькое
однорукое существо. Любовь к тому, кого при жизни она никогда не знала, кто
убил еЈ и против воли заставил жить снова, искалеченную и полную ненависти,
любовь, не знающая ни причины, ни конца, как космос, омывающий огненные
берега солнечной звезды.

Соня долго блукает по трубам, опускаясь всЈ дальше в земляную бездну. Она
находит узкие ходы, в которые не может пролезть, заросшие ржавчиной люки в
потолках труб и побуревшие скелеты рабочих в истлевшей спецодежде, ставших
жертвами давней ремонтной катастрофы, когда из прорвавшихся стоков с
шелестящим воем хлынула щелочная река, безжалостно отнимая воздух у своих
тщетно цеплявшихся за железные скобы в стенках труб творцов. Здесь, в
глубинах пространства, снова потерянных человеком, всЈ вернулось на круги
своя, день и ночь не сменяют больше друг друга, и время измеряется лишь
поколениями крыс, чьи останки, перемешанные с песком, наслаиваются в
высохших металлических руслах труб.

Соня ориентируется на запах, страшный запах того мира, куда ещЈ не проникли
люди, хотя мир этот существовал задолго до них и будет существовать ещЈ
после того, как умрЈт последний человек. Запах рассеян по всей сточной
системе, и Соня несколько раз возвращается в одни и те же места, делая
знаки на бурых стенах куском жЈлтого кирпича. Наконец она отыскивает люк в
стенке трубы, за которым лесенка опускается в небольшую камеру. В дне
камеры зияет дыра колодца со скобками ступенек. Соня ставит ведЈрко на пол
камеры, опускается на колени и дышит из колодца. Запах идЈт оттуда.

Повесив ведЈрко на предплечье и всматриваясь в темноту внизу, Соня
осторожно спускается по ступенькам, перехватывая руками заржавленные скобы.
Она вдруг видит отражение своего огня в медленно текущей внизу подземной
реке. Колодец обрывается над железным мостом, висящим у самой воды на
опорах. Река не является творением человеческих рук, стены русла состоят из
обычной коричневой глины со следами обвалов. В нескольких метрах выше по
течению Соня видит отмель, образованную вымытой из стены глиной. Вытянув
вниз ногу, Соня убеждается, что глубина реки едва ли выше еЈ колен,
спускается с моста и идЈт по илистому дну против слабого тока воды.
Находясь уже у самой отмели, она замечает их.

Они горизонтально стоят на стене за отмелью, будто лЈжа в воздухе. Их двое.
Ростом они не выше Сони. Их лица цвета белой плесени испрещены кожными
наростами, наводящими странный ужас. Их головы покрыты чЈрными иглами
вместо волос. Их узкие чЈрные глаза лишены зрачков и не отражают огонь, как
матовая пластмасса. Они больше похожи на чучела, чем на живые существа.
Резкая головная боль обозначает для Сони начало телепатического контакта с
подземным народом, не умеющим говорить.

Подземный народ выражает презрение сониной глупостью, приведшей еЈ сюда,
потому что существование Сони здесь невозможно, в силу большого ряда уже
прервавшихся здесь существований особей сониного вида. Гибель Сони
неизбежна, и она, не понимая этого факта, достойна презрения. Гибель Сони
неизбежна.

Дорога в каменный лес, молча отвечает им Соня. Дорога в каменный лес.

Непонимание цели сониного движения к каменному лесу наталкивается на
область еЈ внутренней сущности, недоступную органам мозгового зрения
подземного народа. Нелюди подвергают Соню внезапной телепатической атаке,
от которой она растерянно садится в песок, закрыв глаза, и пытается
вспомнить, где находится. Из косо поставленного ведЈрка в реку стекает
немного горящей жидкости и быстро гаснет. Вспомнив себя, Соня видит, что
нелюди приблизились к ней, она очень хочет выплеснуть на них огня, но не
делает этого. Они сразу пытаются убить Соню, разорвав ей мозг, но не могут.
Тогда они понимают, что Соня не человек.

Кто ты. Ты не похожа ни на живых, ни на тех, кто ходит после смерти. Скажи
кто ты.

Дорога в каменный лес, молча отвечает им Соня. Знаете ли вы о ней.

Мы знаем о ней. Скажи кто ты.

Соня закрывает рукой глаза и открывает нелюдям свою сущность.

Их ужасные лица скривляются, выражая страх.

Чего вы боитесь, спрашивает Соня, а внутри неЈ медленно разворачивается
чЈрный клубок.

Нелюди отчаянно пытаются убить Соню. Их безъязыкие рты открываются, издавая
резкий скрежет. Ледяные бриллиантовые винты возаются в голову Сони, изо рта
еЈ течЈт кровь, но она уже начинает говорить то, чего не знает сама.
Подземный народ падает на отмель и лезет к своей норе. Ледяные винты с
треском рассыпаются в снежную пыль.

Отпусти нас, хозяйка.

Каменный лес, повторяет Соня вопрос. Каменный лес.

У неЈ перед глазами тут же возникает поле с гниющими стогами, одинокое
дерево у края стерни и брошенный трактор у дерева. Отпусти нас, хозяйка.

Соня плюЈт кровью и предсмертные корчи нелюдей разрывают ей кожу на кисти
правой руки, прикрывающей глаза. Наступает тишина.

Через силу двигая непослушные ноги, Соня возвращается назад, не
оборачиваясь на то место, гда остались трупы подземных существ. Она знает,
что сейчас присходит с ними, но не хочет этого видеть. Ей очень тяжело
подниматься по стенке колодца вверх, она несколько раз останавливается и
отдыхает, прижавшись грудью к скобам и закрыв глаза.

Соня появляется из отверстия в стене, напротив которого сидит Таня, уже под
вечер. ЕЈ лицо сковано усталостью, вода уже еле горит на дне ведЈрка. Они с
Таней обнимаются, прижимаясь друг к другу, и ведЈрко со стуком выпадает из
разжавшихся пальцев Сони.

Опустившись на металлический пол у костра, где весело жарятся наловленные
Любой крысы, Соня погружается в сон, полный переплетения ветвей, между
которыми плавают шаровые звЈзды бледных цветов, покрытые ледяным пухом
негасимого пламени.

Поздним вечером Соня и Таня отправляются в путь. Лица их колет моросящий в
темноте дождь. На невидимых хуторах воют околевающие, какой от холода,
какой от голода, псы. Во мраке, не освещаемом даже звЈздами, Соня отчЈтливо
видит вдали сияние, о котором говорила Лиза, похожее на свет тонкого
месяца, упавшего в глубокий лесной овраг. Путницы огибают лизино озеро и
поднимаются на пологий холм, откуда можно различить полосу леса на другой
стороне поля. Соня пристально всматривается в темноту и никто не знает, что
она видит там.

Наконец она начинает спускаться с холма, камешки кусают еЈ за босые ступни.
Свои ботики, удобные только при хождении по твЈрдым поверхностям, Соня
оставила Любе, получив взамен найденную некогда Любой на свалке опасную
бритву, которая теперь, аккуратно завЈрнутая в тряпочку, лежит в кармане
сониной куртки. Бритва очень нравится Соне, ибо о такой бритве она всегда
мечтала, с удобной пластиковой ручкой и острым лезвием, чуть покрытым
ржавчиной, похожей на засохшую кровь. Такая бритва режет хорошо, оставляя
своим прохладным лезвием тонкие полосы острой боли. Да, Соня предпочитает
убивать быстро и жестоко. Не нужно забывать, что наставницы еЈ, жизнь и
смерть, тоже грубы, как торговки детской печенью.

Щурясь от противного дождя, девочки погружаются в лес, стирающий из памяти
уходящего в него человека всякое понятие о сторонах света и расположении
городов. Их лица погружаются в море сырости, впитывая запахи гниющих трав,
мокрой коры и трухлявой сердцевины упавших стволов. Как маленькие феи
скользят они в темноте по узкой тропинке, кружащейся среди деревьев,
одинокие и отрешЈнные от всего мира, от которого не ждут ни помощи, ни
жалости, ни любви.

БелЈсое сияние расцветает впереди, как осколок далЈкого рассвета, и Соня
ощущает благоговейный трепет, смешанный с холодной дрожью страха,
приближаясь к талисману. Она даже не пытается представить себе, каков он, и
что она будет с ним делать, когда найдЈт, она просто решает увидеть его и
может быть исчезнуть навсегда. Прикоснуться влажной поверхностью глаз к
этому чистому свету, почувствовать, как прозрачное пламя свободы начинает
ласково лизать твоЈ сердце. Ах, никто не может знать, как прекрасно
будущее, которое наверно никогда не настанет... И ещЈ Соня думает о страже.
Об огромном всаднике на чЈрном коне. О красной звезде, горящей на его
будЈновке. О безжалостном взгляде вечных глаз. Об огненной сабле,
рассекающей надвое ночные миры.

Соня останавливает Таню прикосновением руки. Она видит впереди маленькую
полянку с ростущим посередине деревом. В его кроне светится призрачный
фонарь.

Соня осторожно вдыхает осенний воздух и пристально вслушивается в шорох
дождя. Откуда-то ползЈт слабый запах мертвечины. Наверное, лесная мышь
подохла в своей норке. А может, он уже здесь? Соня сохраняет неподвижность.
Капли дождя стекают по еЈ лицу, как капли холодного пота. Прижавшись к
древесному стволу, Соня будто сливается с ним, превращаясь в лесного
жителя, чувствует движение червей в глубине почв, дыхание белки,
свернувшейся в дупле, стук капель по веткам, шипящее гниение размокающей
опавшей листвы. Но ничего больше. И всЈ же что-то тревожит еЈ. Она
надавливает ладонью на плечо Тани, и та садится на колени в траву. Тогда
Соня медленно крадЈтся к дереву, выбирая каждый шаг. На полпути она снова
останавливается, потому что запах внезапно становится резким. Слишком много
для мыши. Соня тщательно сканирует глазами кусты, откуда вытекает запах. И
наконец она видит.

- Стой, - тихо произносит сиплый голос, как только Соня отводит ногу назад.
- Руки вверх. Пристрелю.

Две тени поднимаются из кустов. Теперь Соня отчЈтливо слышит их тяжЈлое
дыхание. Значит, раньше они не дышали. Она покорно поднимает руки.

- ВперЈд, - приказывает тот же голос. Соня идЈт вперЈд, выбираясь на
поляну. Она слышит, как один следует за ней. Его шаги почти бесшумны. Потом
за еЈ спиной раздаЈтся резкий шорох, там где осталась Таня. Выстрел
разрывает тишине рот. Второй бьЈт еЈ в глаза. Третий и четвЈртый наполняют
еЈ сочащейся из дЈсен солоноватой кровью. Второй враг, стоящий ещЈ там,
среди кустов, ругается матом. В спину Сони утыкается дуло обреза.

- Кто был с тобой? - спрашивает сиплый голос.

- Подружка.

- Что делали в лесу?

- Заблудились. Думали угол срезать, - врЈт Соня.

- Куртку снимай.

Соня снимает куртку.

- Повернись лицом.

Соня поворачивается лицом. Перед нею стоит заросший бородой и путаными
волосами коренастый мужчина с обрезом в руках. Он одет в подЈртый
солдатский ватник и армейскую ушанку со звЈздочкой. По вони Соня понимает,
что дело худо. Второй мужчина, одетый в бурый плащ, выходит из кустов. В
руке у него пистолет.

- Ушла, сволочь, - говорит он. Голос у него не такой сиплый, лицо
щетинистое, одутловатое, и ростом он повыше первого. - Ух ты, какая ляля.
Давай еЈ, Сова, тут, у дуба, без суда. В затылок.

- Заткнись. Вона пень стоит, иди стрельни, коли такая охота. А эту гадину
судить надо.

- Ну за что еЈ, Сова, судить? Она ж малолетняя. Какой с неЈ спрос? Хлоп в
затылок и готово. Только мозги и прыснут.

- Малолетняя? Я в еЈ годы уже на заводе работал, - зло хрипит бородатый. -
А она врагу продалась.

- Так что еЈ, в логово тащить?

- До уговореного места доведЈм, а там видно будет.

Высокий с досадой харкает в траву.

- Тогда пошли, мать твою. А то сейчас вторая сюда полицаев наведЈт.

Бородатый больно заворачивает Соне руки за спину и связывает их ремнЈм. Они
отправляются в путь. Впереди идЈт высокий, за ним - пленная Соня, за ней -
бородатый, время от времени подталкивающий Соню дулом обреза. Сверху не
переставая сыпется дождь, и Соня плачет одними слезами от усталого бессилия
перед судьбой.

Время для них окончилось солнечным летним утром полвека назад. Их было
одиннадцать, партизанили они уже два месяца, но на их счету было только
двое убитых в лесу полицаев и погибший в перестрелке солдат немецкой
карательной бригады. Их окружили у лесного ручья, где они устроили стоянку,
немцев было много, а патронов почти совсем не было. Восемь из них пали на
месте боя, троих ранеными взяли в плен. Пленных повесили на окраине
неизвестной им деревни с табличками на груди, а убитых положили у их ног в
ряд, после чего они с вонью гнили два жарких летних дня, пока оккупационная
санитарная комиссияи не признала дальнейшее устрашение деревенского
населения нецелесообразным. Тогда их свалили на телегу и закопали в канаве,
вырытой деревенскими жителями в лесу у болота.

Новая власть провела операцию со свойственной ей скурпулЈзностью, за
единственным исключением: место, выбранное для захоронения, было паршивым.
О нЈм издавна шла по округе недобрая слава, что теряются там дети и живЈт
всякая болотная нечисть. Прошло семь месяцев, и заснеженной февральской
ночью одиннадцать партизан выбрались из могилы и сквозь летящий снег снова
увидели чЈрное небо над головой. Немцев нигде не было, они ушли ещЈ осенью,
но мЈртвые партизаны не смогли в это поверить и посчитали, что враг
установил твЈрдую власть и увЈл солдат дальше на восток. В пропагандистских
целях фашисты даже позволили мирным жителям вывесить красные знамЈна, но
все заводы работали теперь на Германию, дети учили немецкий язык, и никто
не помышлял о сопротивлении. Только одиннадцать партизан героически
продолжали войну с ненавистными оккупантами.

Они нашли оружие на покинутых полях боЈв. Они нападали на грузовые
автопарки и воровали горючее, из которого затем изготовляли бомбы. Они
кочевали по лесам, и никто не мог остановить их непрерывный кровавый рейд.
Несколько раз они попадали в окружение, но выходили из него благодаря своей
способности превращаться в зверей и потому что пули их не брали. Они не
знали пощады к предателям, судя их своим партизанским судом, который
изменял от случая к случаю лишь вид казни. Чаще всего они вешали, но также
топили, душили, четвертовали, рубили головы, ломали позвоночники, сдирали
кожу, разрывали деревьями, варили или жарили живьЈм, а в отдельных случаях
придумывали что и похлеще. Расстреливали редко, экономя патроны, хотя
последнее время с этим стало полегче. Обычно пленных также пытали, с целью
выведать места сосредоточения противника, сроки предстоящих карательных
операций, политическое положение мирового фашизма и имена активных
приверженцев нового порядка. Кроме уничтожения продавшегося захватчикам
населения партизаны портили и ломали всЈ, что попадалось им на пути и имело
по их мнению хоть какое-то значение для благоденствующего в недостижимой
Германии врага. Они взрывали железнодорожные пути, пуская под откос поезда.
Они устраивали аварии на электостанциях и разрушали газопроводы. Они
захватывали и уничтожали транспортные средства дальнего назначения, а
дважды по их вине даже терпели крушение самолЈты. На протяжении своего
долгого пути они потеряли только двоих. Один, по кличке Щука, погиб
тридцать лет назад в жестоком бою с засекреченными войсками фашистских
внутренних дел, после того как прямо у него под ногами разорвалась ручная
граната. Второй, бывший командир отряда, которого звали Игнатом, по кличке
Выхухоль, лет десять как исчез в бушующем пламени подожжЈнной им
теплоцентрали, и товарищи до сих пор считали его просто пропавшим без
вести. Теперь отрядом командовал Митя, называемый обычно Медведем, потому
что в отличие от своих товарищей, бывших заурядными волкодлаками, он по
особой злобе умел превращаться в этого крупного и опасного зверя.

Тот, что шЈл впереди Сони, в то далЈкое летнее утро последнего боя был
совсем молод, ему едва исполнилось девятнадцать лет. Его называли в отряде
Мохнатым, хотя настоящее имя его было Леонид. Он не любил возни и
предпочитал уничтожать противника скопом и без разбора, пыток не признавал,
считая их пустой потерей времени, к тому же от криков боли его тошнило и
клонило в сон. Бывая один, он убивал фашистов сразу, не докладывая
командиру, за что неоднократно получал строгие выговора, но наказать его не
могли, потому что каждый боец был на счету. Второго называли Совой, потому
что он никогда не спал и любил есть жареных мышей. Кроме этого Сова любил
душить руками фашистских детей, особенно мальчиков, хотя и девочками не
особенно брезговал. Как-то раз они с Мохнатым взяли гулявший в лесу первый
класс и он не глядя задавил шесть детей прямо на поляне, пока Мохнатый
обдирал, как мокрую бумагу, платья с двух повешенных молодых фашистских
учительниц, чтобы показать школьникам весь позор их низкого предательства и
объяснял им, кто их настоящий враг. Остальные дети, кроме одной красивой
фашистской девочки, которую Мохнатый зверски изнасиловал в кустах и убил,
были отпущены в надежде, что хотя бы из одного вырастет новый партизан.

Соня идЈт между партизанами уже около получаса, исколов себе до крови все
ноги о невидимые в темноте кусты. Больше всего ей противно от того, что она
так и не увидела страшный талисман, а надежды увидеть его в будущем у неЈ
почти не осталось. Повернув в какой-то момент голову, она пыталась было
заговорить с Совой, который казался ей понятливее своего мрачного товарища,
но получила резкий удар дулом в спину, так что споткнулась и упала, после
чего Сова поднял еЈ, схватив за волосы.

- Убью, гадина, - мрачно напомнил он Соне, скаля жалтоватые волчьи клыки.
Больше она не пыталась разговаривать и только молча шла вперЈд. Соня не
сомневается, что еЈ хотят немного помучить партизанским судом и после
казнить, она боится только, что для казни могут выбрать неудачную форму.
Расстрел, если не по голове, а тем более повешение, Соню не страшат. Но
хмурые покрытые волосами лица партизан выдают такую тягу к
изобретательности и новаторству, что ей делается не по себе.

Скоро за пеленой дождя слышится ленивый шум реки. На еЈ поросшем осокой и
плакучими ивами берег стоит сырая лесничья избушка, в которой не горит
свет. У порога избушки сидят ещЈ двое партизан и едят сушЈную рыбу, нарезая
еЈ охотничьими ножами. При виде товарищей они, не переставая есть, уныло
смотрят им навстречу. Того из них, кто сидит от Сони слева, зовут Павел,
или просто Мешок, он толст и безобразен, его вздувшееся брюхо всЈ время
противно хрюкает и урчит. Возле него прикладом на земле стоит прислонЈнный
к колену автомат Калашникова, а сапоги совсем уже изорвались и из них
торчат застрявшие стебли травы. Одет он в спортивный костюм с курткой,
который ему явно мал. Мешок славится среди партизан своей похотью,
обращЈнной исключительно на животных, с которыми он вовсе не стремится
вступить в сношение, так как гениталии его давно изгнили, а долго играет,
ощупывая полюбившегося зверька своими лапами и целуя пухлым ртом, пока не
придушит или шею ему не свернЈт. Звери, не подозревая о своей судьбе, тоже
любят Мешка, и часто можно видеть, как бежит за ним по тропинке белочка,
Јжик, а то и лиса. Второго, сидящего справа, партизана зовут Володей, а
кличут Репой, наверное, за странную форму его головы, которая, впрочем,
похожа вовсе не на репу, а скорее на краюху ржаного хлеба с зЈрнами, так
сильно выдаются вперЈд лоб и подбородок на его рябой, покрытой веснушками и
прыщами роже. За спиной Володи тоже висит автомат, а на поясе видны три
гранаты и железная фляга. Одет он по-граждански, только сапоги у него
армейские, кирзовые.

- Здорово, - харкает сидящим Мохнатый, садится на порог избушки и пробует
кусок сушЈной рыбы. - Тьфу, горькотища.

- Это ты зря, Мохнатый, - по-попьему протяжно и окая возражает мешок. -
Хороша рыбица. А где девчонку взяли?

- У города поймали. Я говорил сразу пристрелить, да Сова судить еЈ хочет.

- Правильно, - дурноватым голосом вступает Репа. - Без суда никак нельзя. А
что, если она не виновата? - и он улыбается, обнажая редкие, тупые, как у
всех идиотов, зубы.

- Виновата, тварь, - сипит Сова и бережно беря Соню за волосы, распускает
ремни на еЈ руках. - Раздевайся, фашисткая гнида, будем тебя спичками
пытать.

- Будем тебе в уши проволку засовывать, - радуется Репа. - ВсЈ расскажешь,
по-немецки заговоришь.

- А зачем меня пытать, - говорит Соня. - Я и так всЈ расскажу. Я знаю, где
у фашистов склады с бактериологическим оружием расположены. А по-немецки я
говорить не умею, потому что я в школе двоечница.

- С каким оружием? -