платье и дыру никто не мог видеть, пока она была жива. Соня подошла к ней
возле лифта и, резко схватив Надю обеими руками за волосы, сильно ударила
еЈ головой в стену. В лифте Соня с хрустом сломала шею потерявшей сознание
школьнице, посадив еЈ на пол и ударив ногой в подбородок. Затем она поехала
на самый верхний этаж, заволокла Надю по железной лестнице на крышу, где
между небом и землЈй сняла с неЈ ботики и колготки, вытащила из школьного
ранца чЈрный фломастер, вырвала из тетради листок и, написав на нЈм
большими буквами надиным почерком: "Хочу навсегда остаться девственной.
Надя", положила его возле трупа на твЈрдую смолу крыши. Потом она
нарисовала на лбу мЈртвой девочки крест.

Совершив эти святотаства, Соня пошла по крыше на другую сторону дома,
откуда обычным своим образом перелетела на соседний. В новых ботиках
леталось хорошо. Двигаясь и дальше по крышам одинаковых домов, словно
созданных для таких, как Соня, которые, в отличие от птиц, не умеют летать
вверх, она ушла очень далеко от места своего последнего преступления, после
чего спустилась на поверхность улицы и продолжила свой путь.

Не имея особенной потребности во сне, Соня всЈ же забралась к шести часам
вечера спать на высокую старую липу, омелы в ветках которой срослись в
большой зеленоватый ком, служивший испокон века гнездом всякой погани.
Удобно устроившись на кривом суку, Соня уснула с открытыми глазами, глядя
на окна стоящего напротив дома, которые попеременно то зажигались, то
гасли, повторяя в ускоренном ритме судьбу огромных светильников космоса.
Ветер с шелестом нЈс по асфальтированной земле непрочитанные никем листы
газеты, кружил их и комкал, поднимая высоко над землЈй. Давно уже стемнело,
загорелись редкие розовые фонари. Их печальный, бледный и несколько тусклый
свет, освещавший ровные улицы между домами, чЈрные дворы с силуэтами
полуоблетевших деревьев, мусорные баки и поломанные лавочки, на которых от
холода кроме кошек никто не сидел, вызывал ощущение безграничности смерти и
одиночества, которое так любила Соня. Эти тЈмные пространства в просветах
домов напоминали ей щемящую неизвестность, охватывавшую еЈ в детстве, когда
она ходила к подружке, глядя на звЈздное небо, Јжась от холода и думая о
забытых дома перчатках, о красоте осенних клЈнов, виднеющихся за забором
детского сада, о чужеродной тьме оврагоподобных улиц, проваливающихся во
все стороны света, которая представлялась ей будущим, неизвестностью еЈ,
сониной, судьбы. Ей встречались тогда косые от ветра люди с
трудноразборчивыми, чужими лицами, похожие на тени, скользящие по стенам
домов, они шли ниоткуда и спешили в никуда, будто несомые ветром, их
непонятная тЈмная жизнь казалась Соне и еЈ будущей жизнью, ей становилось
страшно, мелкие колючие мурашки безысходности собирались у неЈ между
лопаток. В парадном, где жила подружка, сидели вечерами в темноте взрослые
люди, кружились красные огоньки сигарет, влюблЈнные лизали друг другу
открытые рты влажными языками, звучали гитары и пахло вином. Вызывая лифт,
Соня прижималась к косяку его дверей, дрожа, когда кто-то спускался мимо
неЈ по ступенькам, словно еЈ могли взять и уволочь наверх, по тЈмной
лестнице, к чЈрному небу, туда, где эти оборотни живут в своих пещерах,
высеченных в айсберге времени. Однажды молодой мужчина, сходивший по
лестнице, заметил Соню и, остановившись возле неЈ, спросил, как еЈ зовут, и
Соня открыла ему своЈ имя, мучительно ожидая, когда же опустится вызванный
ею лифт, а мужчина тихо засмеялся, обдавая Соню запахом вина, взял еЈ за
плечи и поцеловал в лоб, и губы его обожгли Соню холодом вечного проклятия
и перевЈрнутых подземных церквей. И тогда Соня поняла, что Дьявол любит еЈ.

В половине восьмого Соня выплюнула высосанное до кожуры кошачье сердце,
улучшила момент, когда возле дерева никого не было, спустилась вниз и стала
приставать к прохожим с вопросом, где находится мясная лавка. Наконец одна
женщина, сотрудница банка, губы которой были покрашены фиолетовой помадой и
от которой сильно пахло духами и шампунем, показала ей дорогу, потому что
сама часто посещала мясную лавку, чтобы купить бараньего мяса для своих
ужасных детей.

Когда Соня вошла в лавку, там никого не было, кроме мясника, которого звали
Коля, и который, только увидев Соню, сразу представил еЈ себе раздетой и
лежащей животом на разделочном столе. Соня подошла к прилавку и стала
рассматривать висящее на стене за ним мясо. Она рассматривала мясо молча и
пристально, словно речь шла о предмете изобразительного искусства. Коля
тоже молчал, сложив свои сильные руки на груди и тщательно четвертовал в
своЈм воображении Соню большим мясным ножом, жарил куски еЈ тела на вертеле
и ел. Желание раздеть, зверски изнасиловать, зарезать, разрубить и сожрать
стоящую перед ним девочку настолько переполняла ленивое медвежье существо
Коли, что он с трудом подавлял в себе порыв сразу схватить в одну руку,
испачканную в крови и сале крупного скота, сонины волосы, а во вторую -
тесак и начать своЈ дело.

Особенно дались Коле медленно ползущие по кровавым обрубкам туш живые и
красивые глаза девочки, они почему-то даже заставили его сглотнуть слюну. В
остальном же он видел перед собой еЈ тело, подвешенное ртом на крюк,
распоротое спереди, так что видно синеватые дыхательные органы, ведущие от
задранной головы к лЈгким, волосы девочки испачканы липкой красной массой,
и оставшаяся кровь, уже иссякая, стекает по ногам Сони в лужицу на полу.

- Скажите мне, где здесь чЈрные озЈра? - вдруг спросила Соня, и тяжЈлое
тело Коли содрогнулось. Он тупо уставился на Соню, приоткрыв рот. - Мне
нужны чЈрные озЈра, - внятно повторила Соня, глядя прямо в его водянистые
глаза.

Колю объял неясный страх. Раньше он думал, что никто кроме него не знает о
чЈрных озЈрах, бездонных дырах в траве пригородной тундры, куда Коля
вытряхивал ночами из ящика свои гнусные поделки из костей и внутренностей
растерзанных детей, наполненные купленной на бойне скотской кровью, которой
Коля пытаясь заменить пролитую им кровь маленьких человеческих существ. Он
верил, что в покрытых чЈрным налЈтом каменных башнях посреди озЈр живут
могущественные демоны, любующиеся его дарами, которые дадут ему взамен силы
стать бессмертным.

- Человечину ел? - с мрачной угрозой спросила Соня. - Бульон из рЈбер
детских варил? Тушил печень первоклассницы с картошкой? Отвечай, сволочь.

Коля схватил со стола топор и швырнул его Соне в голову, но не попал,
потому что Соня отступила в сторону, и топор ударил в каменную стену лавки,
выбив в кирпиче вмятину размером с кулак.

- Я с мозгами твоими вермишель по-флотски сделаю, - зарычал Коля и двинулся
на Соню с ножом, отрезав ей путь к двери, которую сразу закрыл на засов. -
Со сладкими твоими, зайчик, мозгами.

Но Соня и не думала бежать.

- Лучше по-хорошему скажи, - ласково попросила она Колю. - А то я тебя
калекой сделаю или совсем убью.

- Моя жена Люся из одной девочки неделю назад пельмени приготовила, -
остановился для воспоминания Коля. - Очень хорошие пельмени получились,
только уже кончились. А из тебя пельмени будут невкусные, на котлеты только
годишься. Или на перцы фаршированные. Я как ребЈнка вижу, сразу знаю, что
из него лучше готовить.

Коля хотел было двинуться дальше, но не успел, потому что Соня
израсходовала треть кошкиной души на то, чтобы пустить ему изо рта в живот
струю огня толщиной со стакан, которая прожгла Колю насквозь и выбросила
сзади него фонтан крови и варЈного брюшного жира. Коля выронил нож и упал
спиной на пол лавки, схватившись руками за живот. Навстречу его ладоням
вслед за выхлопом вонючего пара потекла жгучая пузырящаяся кровь, смешанная
с содержимым кишечника.

- А-а, - заревел Коля от боли и страха за своЈ нутро.

- Ну, где озЈра? - тихо повторила Соня свой первоначальный вопрос,
склоняясь над искажЈнным лицом мясника. - Если скажешь, я тебя вылечу.

- За городом... в полях... около химзавода... - завывая, пытался показать
лбом направление Коля.

- В какой стороне света? На севере?

Вместо ответа Коля стал перекатываться с бока на бок, продолжая дико выть.

- Если стать лицом к восходящему солнцу, - медленно произнесла Соня. - То
куда идти?

- Налево, - взревел Коля. Перекошенная рожа его постепенно начинала
мертветь.

- На север значит.

- Помоги мне, девочка... помоги мне, девочка... - сипло заскулил Коля,
закидывая голову назад от мучившей его нечеловеческой боли.

- Конечно я помогу тебе, раз уж я обещала, - спокойно ответила Соня. -
Убери руки.

Коля неуверенно отнял от рваной кровавой дыры в животе трясущиеся руки.
Глаза его, слезящиеся по причине боли, жалобно смотрели на Соню. Она с
силой ударила его ногой в беззащитный кровоточащий живот. Удар выбил с
коротким водяным звуком веер кровавых брызг из мокрого скомканного месива
на животе Коли. Вопль снова схватившегося за брюхо и поджавшего ноги Коли
сотряс стены мясной лавки.

- До ночи ещЈ подохнешь, - констатировала Соня, разворачиваясь к двери. -
Не будешь больше человечину жрать.

С этими словами Соня отодвинула засов и, выйдя на ударивший ей в лицо
тЈмный ветер, сразу свернула в подворотню. Какой-то человек из стоявших на
улице пошЈл за ней, но в тЈмном проулке не увидел уже ни души.

Только глубокой ночью уставшая от долгого пути и битвы с мясником Соня
достигает наконец химзавода. Он возвышается посреди тЈмных осенних полей
как чудовищный город древности, провалившийся в пучину разрушенного
времени. ЗвЈздное небо сгущается над огромными цилиндрами газохранилищ и
руинами мЈртвых корпусов. Соня находит провал в заборе, перетянутом рядами
колючей проволоки, и проникает во внутренний двор. От мрачных строений
пахнет сыростью и каким-то едким газом, от которого у Сони чешется в горле.
Она чуть не наступает на труп собаки, валяющийся посреди двора,
полупогрузившись в песок, как всплывшая их-под земли дохлая рыба. В
накренЈнных цистернах на ржавых стояках и длинном трЈхэтажном здании с
выбитыми стЈклами в окнах тоскливо воет одинокий ветер.

Параллельно этому зданию тянется другое, и по проходу между ними Соня
выходит на центральную площадь, на которой стоит обстроенный пристройками
главный цех с уходящими в небо трубами, огромный, как собор. Здесь запах
усиливается. Соня садится на ржавую трубу, заметЈнную песком, и начинает
думать.

Пока она думает, из главного цеха появляется тень и, держась возле самой
стены, подбирается к Соне. Это бывший ученик ПТУ номер двенадцать Алексей,
некогда забравшийся в главный цех, чтобы испытать изготовленную им
собственноручно бомбу массовго поражения, но, оступившись, упавший через
сливную шахту в подвал и пролетевший по железному колодцу без малого
тридцать семь метров, словно Алиса, направляющаяся в страну чудес.
Незадолго до страшного удара в пол Алексей увидел исполинскую фигуру
мЈртвого красноармейца, едущего верхом на исполинском боевом коне, от
ударов каменных копыт которого сотрясалась зыбкая топь ночных полей. Мозг
мальчика забрызгал стены и пол на значительном расстоянии от места его
падения, и некому было слизать его, так как в отравленный сток не могли
пробраться даже адаптировавшиеся к заводу крысы. Химические субстанции,
сливавшиеся в подземелье многие годы, образовали окаменевший осадок на
полу, вступавший в реакцию с проникающей водой, отчего происходили ядовитые
газообразные пары, заполнявшие всЈ здание главного цеха, стелющиеся плохо
видимым зеленоватым туманом по территории завода и доползавшие до окраин
города, отчего у жительниц этих окраин часто рождались дети без ног или
рук, а то и без голов. Но на Алексея яд оказал благотворное действие, он
через несколько суток ожил, встал и долгие месяцы блуждал по тЈмным
лабиринтам стоков, питаясь крысами и насекомыми. Потом он отыскал наконец
проржавевшую дверь, через которую должны были спускаться рабочие-смертники
для прочистки возможных тромбов в сливной системе, выбрался на подземный
этаж цеха и стал там жить. Алексей убивал бродящих в покинутой
индустриальной зоне детей, либо далеко отбежавших от хозяев во время
прогулки домашних собак, консервировал их ядом и постепенно ел. Одну
девочку, убитую им кирпичЈм по весне, Алексей заволок на место своего
второго рождения, и вскоре она действительно поднялась, правда одна рука еЈ
всЈ равно уже не слушалась, высохла и отпала до половины предплечья, так
что вместо неЈ пришлось проволокой прикрутить кусок загнутой ржавой
железяки, но Алексею это было нипочЈм, и Таня, как звали девочку, стала
верной подругой его жизни. Со временем к ним присоединилась старшая сестра
Тани - Люба, по которой та очень тосковала, а потом и Костик, бывший друг
Алексея, так что их стало четверо.

Пока Алексей подкрадывается к Соне, Люба потрошит наловленных в подземельи
крыс на втором уровне главного цеха, сидя у ржавой банки, в которой горит
синеватый огонь, а однорукая Таня с Костиком отправились в поля на поиски
падали. Остановившись в нескольких метрах от Сони, Алексей извлекает из
полуистлевшей своей куртки кусок цепи с гайкой на конце, которым собирается
угрохать сидящую на трубе девочку. Цепь еле слышно звякает в свисте ветра,
и Соня поворачивает голову в сторону тЈмной полосы под стеной здания, где
таится Алексей. ЕЈ глаза излучают в темноте какое-то странное свечение,
невидимое обычному человеку, от которого Алексею становится не по себе.
Огромный ужас вдруг заполняет его, ужас перед каким-то неизвестным ему, но
леденящим кровь мучением. Он представить себе не может, кто и как станет
его мучить, но от этого ему только ещЈ страшнее. И тогда он понимает, что
это мысли Сони, которые он слышит благодаря долгому воздействию отравы, как
слышал он порой мысли бегущих от него в темноту крыс.

Алексей захрипел, оружие выпало у него из руки. Холод входит в его
изгнившее тело, как при погружении в прорубь. И он снова услышал тяжЈлые,
ломающие землю, шаги исполинского коня с черепами на сбруе, идущего по
полям. Глаза Сони приближаются к нему. Он хочет кричать, но не может.

- Здравствуй, АлЈша, - говорит Соня. При этом Алексей продолжает слышать еЈ
мысли, непереводимые в слова, он и хотел бы не слышать их, но вмЈрз и не
может оторваться. Это звуки чужого языка, чЈрные точки и линии на
коричневой ткани, языка, на котором говорят существа, матерью которых
является смерть. Соня улыбается, и от этой улыбки Алексея так перекашивает,
что из его рта тонкой струйкой течЈт тЈмная сукровица.

- Уйди, падло, - чужим голосом говорит он, с трудом управляя мышцами рта.

- Ну что ты ругаешься, милый АлЈша, - ласково произносит Соня, касаясь
рукой его грязных слипшихся волос. - Не надо ругаться, расскажи мне лучше,
как ты здесь живЈшь. Что ты делаешь здесь длинными холодными вечерами, кто
твои друзья, милый АлЈша, расскажи мне, я хочу это обязательно знать.

- Крыс ем, - выдавливает из себя Алексей. - Собак ем. Дохлых.

- Очень хорошо, - улыбается ему Соня. - А кто эта девочка, что там сверху
за стенкой крыс жарит?

- Любка. Угрохал я еЈ. Гайкой. Потом она в шахте ожила. А Таньку я кирпичЈм
угрохал. А Костика мы с Танькой кирпичами угрохали. Потом они в шахте тоже
ожили.

- Очень хорошо. А кто там, в шахте, живЈт?

- Никого, - говорит Алексей, и губы его из синих почему-то становятся цвета
покрытой белым налЈтом сливы.

- Очень хорошо. А от чего ж там, по твоему, трупы оживают?

- Хрен его знает.

- Ладно, пойдЈм крыс есть, - Соня поднимает с земли гайку и даЈт еЈ
Алексею. - Вот, не забудь.

Вскоре Соня, Алексей и Люба сидят на железном полу второго этажа главного
цеха, открытого внутрь здания и едят жареных крыс, бросая косточки через
перила на первый этаж. У Любы нет верхней губы, потому что она отгнила. При
разговоре она прижимает нижнюю губу к верхним зубам.

- И тогда я ему гайкой по голове дал и убил, - продолжал рассказывать
Алексей. - А если бы он не споткнулся и не упал, то я бы его в подземный
этаж заманил и там убил. Здоровый был мужик.

- Мы его две недели жрали, - робко добавляет Люба, обсасывая крысиную кость.

- Потом милиция приехала, но мы в травильне пересидели. В травильню никто
не пойдЈт. Там подохнешь. Костик себе самострел сделал и гвоздями из него
стреляет, а гвозди в травильне на ночь в пол втыкает. Недавно он так
здорового пса убил. Сразу подох, не завыл даже.

- А у Таньки ломик ядовитый, - снова добавляет Люба. - Она его очень метко
бросать умеет, прямо по башке.

- Хорошо вы здесь живЈте, - констатирует Соня, облокачиваясь на стену цеха
спиной. - Потому что дружные.

Наступает тишина, нарушаемая только похрустывающим чавканьем сидящих возле
огня едоков.

- А ты сама-то кто будешь? - спрашивает Алексей, которому при этом
почему-то становится нехорошо.

- Меня зовут Соня. Я из далЈких краЈв пришла сюда, чтобы Ленина отыскать.

- А где этот Ленин живЈт? - спрашивает Люба.

- Путь к нему лежит через поле, над которым не светит солнце, через
каменный лес и чЈрные озЈра.

- ОзЈра чЈрные, это здесь, - оживляется Люба. - Тут, возле завода. Вот, в
банке, их вода горит.

- А башня посредине озЈр есть?

- И башня есть. ЧЈрная-чЈрная, - Люба доедает свою крысу и вытирает руки о
платье. Соня задумчиво смотрит на еЈ грязные голые ноги, вытянутые по полу.

- Тогда здесь рядом должен быть похоронен первый страшный талисман, -
говорит она отсутствующим голосом. - К-З-З-К.

- А что это? - тихо спрашивает Люба, чувствуя, что дело совсем плохо.

- Это тайна. Но мы должны найти его, мои маленькие друзья, - Соня окидывает
взглядом застывших в свете чЈрной воды ребятишек. - Мы должны найти его,
пока страж талисмана не убил нас.

- А кто это - страж талисмана? - вступает в разговор Алексей. Его гнилое
нутро сводит судорогой. Лучше было ему никогда не встречать Соню.

- Не знаю точно, - пожимает плечами Соня. - Но кто-то очень сильный.

- Я видел его, - хрипящим голосом говорит Алексей. - Это огромный человек
на коне. Он когда едет, вся земля содрогается. А в руке у него огненная
сабля, здоровая, как тополь.

Соня закрывает глаза, стараясь не думать о страже. Сильный порыв сквозняка
взметывает пламя в железной банке. Соня настораживается.

- Кажется, они идут по моим следам.

- Кто? - Алексей смотрит в чЈрный проЈм окна.

- Вампиры, - мрачно отвечает Соня, и, не открывая глаз, снимает ботики. -
Нам придЈтся напасть на них.

Послав Любу на поиски Костика и однорукой Тани, Соня с Алексеем выходят на
площадь перед главным цехом. ЗвЈздное небо охватывает их, в его просторе
кружится ветер, словно тени унося спиралями вверх тЈмные, оторванные от
земли лоскуты всевозможной материи. Множество долгих растянутых
искривлением миров минут они неподвижно стоят на фоне огромного мрачного
здания и смотрят на небо, девочка и мальчик.

- Они уже здесь, - наконец произносит Соня, не желая говорить о вечности. -
ТяжЈлая будет битва.

- Может, в травильне спрятаться? - хрипло предлагает Алексей.

- А что ты так хрипишь, АлЈша? - заботливо спрашивает Соня.

- Глотка от отравы ссохлась, - мрачно отвечает Алексей, потирая грязной
рукой горло. - Мы отраву с мясом жрЈм. Для укрепления организма.

На противоположном конце прохода между складскими зданиями, откуда пришла
Соня, становятся видны фигуры движущихся навстречу вампиров. Впереди идЈт
Наташа со своим гачком, чуть позади - хромой водитель в самодельной юбке из
промасленной тряпицы, с обломанным куском железа в руке и надетым на голову
приплюснутым ведром, заменяющим ему шлем. Далее следуют крупный лысый
мужчина без одежды, вооружЈнный топором и закутанная в плед женщина с
сожжЈнной половиной лица, держащая в правой руке кусок ржавой трубы.
Замыкает шествие голый мальчик, несущий подобранный возле обочины булыжник.
Шестой вампир, мучившийся в автобусе нутром, уже разлагается в ссыпной яме.

Соня ждЈт их приближения, освещая место перед собой банкой с чЈрной водой,
которую держит в руке. Дойдя до середины прохода, Наташа замечает Соню и со
злобным рычанием переходит на бег