безногого героя Великой
Отечественной войны лЈтчика Мересьева. Осатанело заревев, ФЈдор поскакал на
костылях по капустному полю, мотая мордой и плюясь из разинутой пасти,
словно пытался избавиться от вселившейся в него чертовщины. Посередине поля
он совершил особенно длинный прыжок и, не удержав равновесие, с разгону
повалился наземь, бросил костыли и пополз, загребая руками и отталкиваясь
культями от почвы.

Но сила мЈртвого лЈтчика не оставила ФЈдора, и он окончательно озверел,
поселился на просторах полей и забыл свои костыли, а для перемещеня в
пространстве ипользовал способ перекатиполя, достигая такой скорости, что
ни на комбайне, ни на тракторе угнаться за ним было невозможно. Питался
ФЈдор дождевыми червями, которых выкапывал рылом из пашни, а также давил
катящейся массой кур, которых никто у него не решался отобрать, и он
пожирал их сырыми, лЈжа в поле под днищем списанного заржавевшего трактора,
который стал ему теперь домом. Правда, однажды колхозный зоотехник Григорий
пытался пристрелить взбесившегося тракториста из берданки, но пуля ФЈдора
не взяла.

Когда хромая Соня появляется на лесном горизонте, окаймляющем ареал ФЈдора
с юга, он только что вылез из-под трактора и валяется на меже, радуясь
окончанию долгого дождя и наступлению лЈтной погоды. Луна освещает его
смешанные с землЈй волосы и ветер бьЈт с неба в лицо. Оскалившись, ФЈдор
раскидывает мозолистые руки наподобие крыльев, и темнота земли сливается
для него с темнотой неба, как бывает всегда, перед тем как он отправляется
на своЈм ржавом тракторе в боевой вылет. Кругом стоит чистая, омытая
дождЈм, смертельная тишина осени. ФЈдор летит, один, свободный от тяжЈлой
военной машины.

Соня останавливается над ним, отбрасывая почти прозрачную тень от плывущей
в небе луны.

- Куда летите, дяденька? - тихо спрашивает она, чтобы не очень помешать
парению безногого человека. - К звЈздам?

ФЈдор отсутствующе смотрит на неЈ.

- Отдыхаю я перед учебным воздушным боем, - нелюдимо отвечает он. - Уйди,
девочка, не мешай.

- Мне сказали, здесь поблизости лес каменный растЈт, - скромно говорит
Соня, нагибаясь, чтобы потрогать раненую голень.

- Лес каменный не здесь, а очень далеко, только в него никто не верит. А я
его с самолЈта видел, - говорит ФЈдор.

- Я верю, - говорит Соня. - Покажете мне дорогу?

- Не дойдЈшь ты, девочка, - вздыхает ФЈдор, почему-то растроганный
пониманием Сони до состояния, близкого к человеческому. - Вон и ножка у
тебя поранена. Давай я тебя на самолЈте отвезу.

- А где же ваш самолЈт?

- А вот, стоит, - ФЈдор взмахивает рукой в сторону трактора. - Только вот
горючего нет.

- Как же без горючего? - спрашивает Соня, недоверчиво осматривая покрытый
ржавчиной механизм, колЈса которого погружены в землю, как в прибрежную
воду.

- Горючее возле колхозного музея в ведре стоит, только мне туда не
добраться, через забор не могу.

Не только не обнаружив в тракторе никакой способности к полЈту, но и вообще
сомневаясь в его мобильности, Соня вздыхает.

- Ты, девочка, не грусти, машина в полном порядке, - ФЈдор, приподнявшись
на кулаках выпрямленных рук, подползает к колесу трактора, где гвоздЈм
криво нацарапаны звЈзды, обозначающие вероятно число разбитых вражеских
тракторов. - Сходи за горючим и сразу полетим.

- Ладно, - устало соглашается Соня. - Где этот ваш колхозный музей?

- А прямо пойдЈшь, выйдешь на околицу, к избе Володьки, так мимо неЈ и иди
прямо, упрЈшься в забор, а справа калитка. Постучись, тебе Кириловна
отопрЈт. Скажешь, музей приехала посмотреть. А там хватай ведро и сюда.
Поняла?

- Поняла.

Прихрамывая, Соня направляется к деревне. В лунном свете видны маленькие
ободранные домики деревенской окраины, прячущими за жалкими облетевшими
яблонями свою старческую наготу. Вдалеке, посреди полей, горит одним жЈлтым
фонарЈм крупная постройка, где отстаивается до весны колхозная техника. Чуя
приближение Сони, деревенские собаки поднимают лай.

Колхозный музей больше походит на сарай, из стены которого трЈхпалой рукой
торчит подсвечник для праздничных красных знамЈн. Штукатурка на нЈм
облезла, дворик зарос сухим бурьяном, а стекло в тЈмном окне разбито
посередине камнем, отчего изнутри окно заколочено досками. Соня стучит в
дощечку с надписью "Музей колхоза имени Мичурина", косовато прибитую на
заборе. Никто не откликается на стук, и Соня с силой бьЈт ногой в калитку.
Собака в соседнем дворе захлЈбывается от лая, гремя натянутой цепью. Из
музея появляется Кириловна с рыбацким фонарЈм. Она светит в жмурящееся лицо
Сони, не в силах очнуться от долгого предсмертного сна. ЕЈ лицо, сморщеное,
как старое яблоко, выражает испуг по поводу прихода неизвестного существа,
потому что старуха опасается, уж не смерть ли за ней пришла.

- Я, бабушка, из города приехала, музей посмотреть, - говорит Соня,
заслоняя рукой глаза.

- Ночью-то? - спрашивает Кириловна сама у себя. - Утром приходи. Сейчас
музей закрыт.

- Мне утром в школу надо, - врЈт Соня.

Сразу поверив Соне, как реальности своей потусторонней жизни, Кириловна
отпирает калитку и кряхтя достаЈт из тулупа блокнот, чтобы выписать девочке
билет.

- Только у меня денег нету, - грустно вздыхает Соня. - Я их на поезд все
истратила.

- Не нужно денег, внучка, - говорит Кириловна, протягивая Соне трясущейся
высохшей рукой листок из блокнота, на котором что-то нацарапано
затупившимся карандашЈм. - ВсЈ одно давно никто уже не приезжает музей
смотреть.

Внутри музея тесно, главную часть его занимают железная печка и койка
Кириловны, на стене напротив окна висит обитая дырявым алым бархатом доска
колхозного почЈта, к которой приклеены фотокарточки председателя колхоза и
других коммунистов и коммунисток, в основном давно уже мЈртвых. На задней
стене висит портрет старого человека в профессорских очках и при бороде,
должный изображать великого селекционера Мичурина, именем которого назван
колхоз. Под портретом стоит столик с двухлитровой банкой из-под огурцов, на
дне котрой насыпались дохлые мухи и бурая грязь.

Кириловна зажигает голую лампочку, ростущую на проводе прямо из стены и
рассказывает Соне легендарную историю становления колхоза, берущую начало
ещЈ в мифические годы коллективизации и борьбы с нечистой кулакацкой силой.
Соня не слушает еЈ, тоскливо осматривая портрет старика над столом и терзая
руками шнурок своей грязной куртки.

- А что это у вас в банке, - вдруг ни с того ни с сего спрашивает она
Кириловну.

Сбитая с толку Кириловна тупо смотрит на запыленное стекло банки, на
котором ещЈ видны следы плохо отодранной наклейки.

- Это, деточка, семена гранатовых евкалиптов, которые подарил нашему
колхозу учЈный Мичурин, - наконец вспоминает она.

- А что ж вы их на посадите? - интересуется Соня, наклоняясь к банке.

- Для памяти, девочка. Семена эти погниют в нашей мЈртвой земле, и память о
великом садоводе погибнет. Вот и лежат они здесь долгие годы, коммунизма
дожидаются, когда вся земля оживЈт.

- А можно посмотреть, - говорит Соня, хватает банку и высыпает еЈ
содержимое на стол.

- Нельзя! - старчески взвизгивает оторопевшая от святотатства Кириловна. -
Что ж ты, пакость, творишь-то!

Соня успевает увидеть в кучке пыли и подохших мух несколько крупных чЈрных
семян, прежде чем старуха отталкивает еЈ от стола. Соня поворачивается и со
всей силы бьЈт Кириловну банкой по голове. Банка трескается и разваливается
в сониных руках, а Кириловна, отшатнувшись, валится на пол, только после
этого положив руку на лоб.

- Убить хочешь, паршивка, - хрипло говорит она.

Соня, навалившись коленями на грудь Кириловны, стаскивает с кровати подушку
и прижимает еЈ рукой к лицу старухи. Кириловна мычит и дЈргается, задыхаясь
и вяло ударяя морщинистыми кулаками по Соне, которая свободной рукой
достаЈт из кармана бритву и, подвинув подушку чуть вверх, перерезает
старухе дряблое горло. Иссосанное жизнью костлявое старческое тело долго
теряет кровь, дрожа под Соней в предчувствии наступающей смерти, но потом
коченеет и затихает. Покончив с бабкой, Соня выбирает из кучки на столе
мичуринские семена и прячет их в карман куртки. Потом она находит во дворе
ведЈрко, о котором говорил ФЈдор. Оно оказывается полным простой зацветшей
дождевой воды.

Когда Соня приносит безногому ведро, он уже сидит в своей машине, с лязгом
двигая длинные рычаги. Он выливает принесенную жидкость в мотор, трактор
хрипло кашляет, дЈргаясь с места, и начинает громко тарахтеть. Соня
успевает взойти на ступеньку кабины, прежде чем ФЈдор, с яростным воем
качающийся в седле, сдвигает машину с еЈ гнездовья. Шатаясь, трактор
выбирается на сельскую дорогу, разбрасывая колЈсами комья сырой земли.
Безногий ФЈдор, обуздавший его трясущийся ржавый горб, уверенно правит к
северу, выкрикивая самому себе матерные команды и изредка резко и бешено
воя.

К пасмурному рассвету Соня забирается на обрубленные колени тракториста,
обнимает его руками за шею и, прильнув головой к его груди, засыпает,
уставшая от прошедшей ночи. А ФЈдор в одиночестве продолжает везти еЈ туда,
где сам никогда не был.

Оспа с хрипом корчится на траве, изо рта еЈ выползает бледно-зелЈная пена,
а зрачков совершенно не видно между разинутыми веками.

- Ишь как корячит, с трЈх поганок-то, - уважительно говорит Медведь, штопая
себе шапку.

- Гляди, подохнешь, Оспа, - беспокоится Крыса, бродя вокруг лежащей подруги
и скрипя натружеными от пулемЈта плечами.

- В поганках - сила, - говорит Медведь, откусывая нитку.

Наташа лежит, опершись на локоть, возле поваленного ствола и смотрит, как
рвЈт пальцами траву терзающаяся шаманством партизанка. Леший курит
самокрутку и чистит оружие, остекленело пялясь на реку. Невидимый Упырь
несЈт в кустах сторожевую вахту. Дождь прекратился, и из-за серых теневых
облаков таинственно выглядывает бледная луна.

- Вижу! - орЈт вдруг прозревшая Оспа, тыча рукой в небо и плюясь пеной.
Крыса валится на неЈ и крепко держит за плечи, пока бешеная кондрашка
колотит сильное тело его подруги. - Вижу сады огненные, на воде чЈрной
растущие! Вижу девчонку, на север едет, на север несЈтся, земную кожу рвЈт!
Дьявол еЈ везЈт, дьявол еЈ волочит, неутомимая сила фашистская! Птицы мясо
дерут, рвут, разрывают мясо кровавое! Рвут мясо сочное, кровью брызгают! -
вопли Оспы срываются в бредовую бездну. - Рожи синие, мясо кровавое! -
многократно воет она, выгибаясь под Крысой. - Рожи синие, мясо кровавое!

Подоспевший на подмогу Крысе Леший окатывает голову Оспы ледяной речной
водицей из котелка. Медведь поднимается, нахлобучивая шапку на голову.
Сквозь узкие морщинистые прорези в лице глаза его не по-доброму смотрят на
север, словно обдумывая, как покончить со всем миром.

В неясном свете зарождающегося ноябрьского утра на мосту через реку
тормозит машина с надписью "Хлеб". Посигналив, водитель спрыгивает на
асфальт и подходит к опущеному шлагбауму. Небритая рожа его искажЈнно
отражается в стекле будки, становясь похожей на колючее свиное рыло. Он
грохает по шлагбауму монтировкой и орЈт матом на будку, выкатывая
водянистые глаза. В ответ ему звучит автоматная очередь. Водителя
передЈргивают попадающие в него пули, и он грузно падает спиной на асфальт,
звякая монтировкой. Во мгле возникает кривоногая фигура Лешего, который,
придерживая рукой оружие и дымя самокруткой, сперва пробует сапогом лицо
водителя, а затем придирчиво осматривает грузовик. Короткий свист означает,
что машина в порядке. Явившиеся из-под моста, словно из-под земли,
партизаны загружаются в кузов, вышвыривая лотки с вражеским продовольствием
прямо в реку. Леший поднимает шлагбаум, переступая через лежащий в будке
труп фашистского регулировщика и поднимается в кабину. Пересекая мост,
грузовик ревЈт, и в рЈве его чувствуется нарастающая злость.

Соня просыпается, когда уже совсем светло. Над ней движутся густые дымчатые
облака, голубе проруби в которых озарены по краям лучами осеннего солнца.
Грохот идущего тарктора разрывает тишину засыпающих к зиме полей. Пять птиц
неровным клином плывут на мелкой волне ветра к востоку, полагая что там,
откуда встаЈт солнце, ещЈ много тепла и света. ЛЈжа щекой на сильной груди
ФЈдора, Соня зевает и сонно глядит в тянущиеся мимо поля.

Партизаны нагоняют трактор около полудня, когда дорога пересекает
облетевший лес. Грузовик идЈт на обгон и, остановившись метрах в пятидесяти
впереди по дороге, разворачивается и медленно едет навстречу трактору.
Сзади из кузова партизаны спрыгивают в бездорожную грязь и идут пехотным
способом за машиной.

- Сдавайся, сволочь! - кричит Леший из покачивающейся на горбах кабины.

- Сдавайся, сволочь! - кричит Оспа и щЈлкает автоматом.

ФЈдор замедляет ход, не выключая мотор. Соня слезает с его колен, не делая
резких движений, чтобы не началась стрельба. ЕЈ тело слегка дрожит от
страха перед тяжЈлыми ударами пуль. Сдаваясь, она поднимает руки вверх.

- Брать живыми, - рявкает Медведь, тяжело разрушая сапогами наполненную
водой колею.

Сближение транспортных средств медленно продолжается. ФЈдор окостенело
глядит на забрызганное грязью лобовое стекло грузовика и на страшное
лупоглазое лицо советской машины, оскалившее свою жаберную пасть. Наташа
идЈт по левую сторону от грузовика, стискивая лакированными ногтями обрез.
Тонкая прядь волос падает ей на лицо и она сдувает еЈ сквозь стиснутые
губы. На талии у неЈ повязка, перетягивающая раненый бок. Она смотрит в
светлые полупрозрачные глаза Сони, спокойные и неподвижные, как звЈзды. Она
смотрит на нерасчЈсанные волосы Сони и на еЈ поднятые вверх руки, тонкими
запястьями вылезающие из рукавов куртки. Она смотрит на раскрытые ладони
девочки, показывающие, что у неЈ нет никакого оружия, и видит сияющий
бледным жЈлтым светом метровый круг в воздухе над кончиками еЈ пальцев. Как
зачарованная смотрит Наташа на ясное солнечное кольцо, чуть размытое
полевым ветром, пока оно не срывается со своего места и, беззвучно
скользнув в пространстве, со звоном расшибает стекло грузовика и охватывает
кабину пламенем.

С диким воем Леший выпрыгивает из кабины на обочину, одЈжда на нЈм горит.
Наташа ищет глазами Соню, чтобы пристрелить еЈ из обреза, но Сони больше
нет, она видит только бешеное лицо ФЈдора, направляющего трактор прямо на
неЈ, чтобы обогнуть слева брошенный водителем грузовик. Наташа бросается в
деревья, на ходу стреляя по трактористу, сзади неЈ Медведь открывает огонь
из автомата. Пули разбивают тело ФЈдора, вырывая из его одежды кровь вместе
с мясом, но твЈрдые руки безногого всЈ больше разгоняют сатанински ревущую
машину. Медведь отсупает в сторону, продолжая всаживать в ФЈдора пулю за
пулей, откуда-то с другой стороны дороги, перекрывая рЈв мотора, начинает
стрекотать пулемЈт Крысы. Шины трактора лопаются, он начинает буксовать в
грязи. Где-то с другой стороны врезается в дерево грузовик, окончательно
разбивая свою горящую кабину. Сквозь трактор проходит огненная волна,
пронизывая пламенем стоящего посреди колеи Медведя. От боли командир отряда
свирепо ревЈт и пятится под прикрытие деревьев. Далеко впереди трактора
Наташа замечает бегущую по дороге Соню, утратившую от быстрого движения
свою невидимость. Наташа прицеливается в неЈ, приложив обрез к плечу.
Фигурка Сони расплывается в горячем воздухе, идущем от охваченного огнЈм
трактора, где находит себе достойное великого викинга погребение безногий
ФЈдор, и вдруг просто исчезает в воздухе. Наташа кричит от злобного
бешенства и тяжело начинает бежать ей вслед, но дорога впереди совершенно
пуста, и она скоро останавливается, бессильно рыдая и, подняв обрез, не
целясь стреляет в безжизненный лес.

6. ЧЈрная Москва.

Он положил на меня десницу Свою и сказал мне: не бойся; Я есмь Первый и
Последний, и живый; и был мертв, и се, жив во веки веков, аминь; и имею
ключи ада и смерти.

Откр. 1.17 - 1.18

На ходу сорвав с себя куртку и бросив еЈ на дорогу, Соня бежит и бежит от
места боя, не замечая, что ни партизан, ни горящих машин сзади уже нет. Она
останавливается, только когда из воздуха появляются лЈгкие снежинки,
липнущие к лицу и холодными капельками остающиеся на коже. Заслонив
запястьем глаза, она оглядывается назад и видит только поле под сплошным
снежным небом. В поле стоит такая тишина, что слышно, как шуршат друг о
друга снежинки. Соня идЈт по покрытой белым налЈтом дороге, оставляя
маленькие босые следы, пока впереди не появляется широкая тЈмная полоса
каменных деревьев.

Каменный лес заполнен кладбищенским снежным покоем. Соня не отражается ни в
зеркальной коре чЈрных стволов, возносящихся в туманную бездну зимнего
неба, ни в перламутрово мерцающем лабиринте антрацитовых ветвей, словно еЈ
не существует в реальности. Здесь снег падает непрерывно и медленно, не
тревожимый никаким ветром, и никакая птица не прерывает неподвижность
деревьев, когда-то охваченных неразрушимой вечностью своего нового
материала.

Соня всЈ глубже уходит в лес, чувствуя на лице обжигающее дыхание
царствующего в нЈм мороза, но снег уже не жалит еЈ босых ступней, а только
с нежным хрустом заворачивает их в свои мягкие ладони. Сквозь занавесь
падающих снежинок Соня начинает различать среди сугробов замороженые фигуры
мЈртвых пионеров, поднявших руки для салюта и прямо глядящих синими лицами
в вечный покой зимы. Алые галстуки пылают на их шеях, снежинки тают на
шЈлковой ткани, не в силах погасить космического огня детской памяти. Соня
проходит мимо них, вглядываясь в спокойные юные лица с такими же ясными,
как у неЈ, глазами. Она находит среди них Таню, стройно выпрямившуюся у
зеркального ствола с поднятой рукой, и новая эта рука, не знающая крысиной
крови и ядовитых ночных дождей кажется чище всего тщательно вымытого
смертью таниного тела.

- Ты узнаЈшь меня, Таня? - шЈпотом спрашивает Соня, останавливаясь напротив
Тани. Таня молчит. ЕЈ глаза смотрят сквозь Соню в вертикальное течение
снега. Обернувшись, Соня видит, что напротив Тани стоит Алексей, и лицо его
больше не мрачно, а полно чистого и светлого созерцания времени, которому
суждено наступить через множество лет.

- Таня, это я, Соня, - Соня касается пальцами лица девочки. Кожа Тани
холодна как речной лЈд. Не слыша сониного голоса, она продолжает смотреть
на своего друга Алексея. Ресницы еЈ покрывает иней, а волосы полны
нападавших с неба снежинок. Соня кладЈт ладони на танины щЈки и дышит ей в
лицо. Но даже еЈ жаркое дыхание не может растопить вечную мерзлоту
заколдованного сна Тани.

Соня идЈт по каменному лесу, иногда подходя к инеевому мальчику или инеевой
девочке и тщетно пытаясь заставить их вспомнить о жизни. Она гладит
пионеров руками, целует их синие с золотыми губами лица, прижимает к ним
своЈ горящее сердце. Однако страшный вечный мороз, не имеющий температуры,
сильнее сониной любви, и пионеры продолжают отдавать свой салют, и снег
продолжает опадать, как лепестки цветущих на небе ледяных вишен, и
зеркальные деревья, словно покрытые негативной плЈнкой, отражают его
непрерывное движение вниз.

Лес редеет и Соня выходит на бесконечный мраморный космодром. Снег не лежит
на нЈм, но ступни Сони всЈ равно пронизывают морозные иглы, когда она
ступает босиком на полированный чЈрный камень. Посередине каменного
пространства стоит огромная чЈрная пирамида, и двенадцать прекрасных
комсомолок с заплетЈнными косами, в чЈрных платьях до колен, держат в руках
факелы, горящие синеватым пламенем коммунистической весны.

Соня медленно приближается к пирамиде, и снежинки тают на еЈ немигающих
глазах. Она подходит к лестнице, восходящей по стене пирамиды к вершине.
Комсомолки спускаются к ней, неслышно ступая стройными босыми ногами по
широким мраморным ступеням.

- Здравствуй, смелая девочка, - шепчет ей одна из них, у которой каштановые
волосы. - Наконец ты пришла, девочка со страшным талисманом в груди, чтобы
солнце надежды встало над вечной зимой, - комсомолка наклоняются к Соне и
целует еЈ в висок.

- Кто вы? - спрашивает Соня.

- Мы - архангелы революции, - в о